§ 2. Распределение обязанностей по доказыванию

Как было отмечено, неосуществление субъектом обя­занности доказывания в буржуазном процессе автомати­чески влечет для него проигрыш процесса. В силу этого, а также потому, что в большинстве случаев предметом спора служат не вопросы пр_ава, а^|щ;т1л₁_проблема рас­пределения обязанностей по доказыванию имеет важное как теоретическое, так и практическое значение.

В связи с этим не случайно, что в буржуазной лите­ратуре, особенно в гражданско-процессуальной, предпри­нято немало попыток отыскания общего для всех граж­данских дел принципа распределения обязанностей по доказыванию между сторонами. Например, по класси­фикации Ф. Леонгарда, у которого дан, пожалуй, самый обширный обзор различных взглядов по рассматривае­мому вопросу, к началу XX века в литературе имелось по крайней мере 5 основных с различными подразделе­ниями решений вопроса о критериях распределения обя­занностей по доказыванию ¹.

В советской юридической теории, наряду с отрицанием какой-либо теоретической и практической значимости проблемы распределения обязанностей по доказыванию, предложены и различные общие критерии распределения обязанностей по доказыванию, которые фактически не отличаются от известных буржуазных теорий и оспари­ваются в литературе по существу.

Отметим, что в силу принципа объективной истины \советского правосудия проблема распределения обязан­ностей по доказыванию во многих случаях действитель-

¹ См. Ф. Леонгард. Бремя доказывания. Берлин, 1904, стр. 53—54 (на немецком языке).

115

\

но не имеет существенного практического значения, так как независимо от того, на какой стороне лежит обязан­ность по доказыванию того или иного искомого факта, советский суд, обязанный установить истину, по своей инициативе должен получить все необходимые для это­го доказательства.

Однако в отдельных случаях, как уже отмечалось, у суда по объективным причинам может не оказаться воз­можности для достоверного установления наличия или отсутствия искомого факта. В подобных случаях сразу же приобретает острую практическую значимость вопрос о том, на ком лежала обязанность по представлению не­обходимых для достоверного установления искомого факта доказательств; а в связи с этим — против кого должно быть вынесено решение.

Более того, значение проблемы распределения обя­занностей по доказыванию даже выходит за пределы решения вопроса о последствиях недоказанности: тот или иной порядок распределения доказывания облегчает или усложняет для одной из сторон проведение доказыва­ния, а это может оказать влияние даже на решение во­проса о самом возбуждении процесса.

В настоящее время существующий порядок доказы­вания по делам о защите чести и достоинства приводит к тому, что нередко клеветники уходят от ответственно­сти, ибо потерпевшие, как правило, не требуют привлече­ния клеветников к уголовной ответственности, ограничива­ясь защитой своей чести :и достоинства в гражданском по­рядке, или iBOBce не обращаются всуд. Действительно, для обоснования уголовного обвинения в клевете потерпев­шему надо доказать, что распространенные о нем сведе­ния не соответствуют действительности. Это само по себе унизительно, кро^:ме того, подсудимый, пользуясь своим правом на защиту, может немало полить грязи на потер­певшего '.

А при защите чести и достоинства в гражданско-про­цессуальном порядке потерпевший не обязан доказы­вать свою добропорядочность. Наоборот, ответчик, что-

¹ См. М. Барсукова. Грязное песо. «Известия», 1966, № 69. Автор полагает, что для более успешной борьбы с клеветниками бремя доказывания по делам о клевете должно быть перераспреде­лено: обязанность доказывания соответствия распространенных сведении действительности должна лежать на подсудимом.

116

бы освободиться от ответственности, обязан доказать со­ответствие действительности распространенных о потер­певшем сведений. Процессуальное положение потерпев­шего в силу этого значительно легче, почему потерпев­шие и предпочитают, как правило, требовать защиты сво­ей чести и достоинства не в уголовном, а в гражданском порядке.

В силу указанной значимости проблемы распределе­ния обязанностей по доказыванию нельзя признать спра­ведливым, что она пользуется незначительным внимани­ем со стороны ученых процессуалистов.

Самым древним принципом распределения обязан­ностей по доказыванию, ведущим свою историю со вре­мен Рима, служит правило: «Доказывать должен тот, кто является автором положения, требующего доказа­тельств» '. Этот принцип нашел отражение даже в нашем ныне действующем гражданско-процессуальном законо­дательстве. В ст. 18 Основ гражданского судопроизвод­ства сказано: «Каждая сторона должна доказать обсто­ятельства, на которые она ссылается как на основание своих требований и возражений».

А. Я. Вышинский полагал, что этот принцип явля­ется общим для гражданского и уголовного процесса, и на этой основе утверждал, что подсудимый также обя­зан доказывать положения, выдвигаемые им в свою за­щиту². Поскольку же А. Я. Вышинский долгое время счи­тался непогрешимым в юридической науке, его положе­ние дало основание Е. Иодловскому и В. Седлецкому, авторам учебника гражданского процесса Польской На­родной Республики, заявить, что проблема распределения обязанностей доказывания в советском гражданском процессуальном праве решается так же, как и в уголов­ном процессе³.

Данное положение не может быть использовано в качестве четкого критерия распределения обязанностей

¹ А. Я. Вышинский. Теория судебных доказательств.., ар. 243.

² Т а м же.

³ Е. И о д л о в с к и, В. С е д л е ц к и. Гражданский процесс, часть общая, стр. 393 (на польском языке).

117

по доказыванию ни для уголовного, ни для гражданско­го процессов в силу его зависимости от субъективного фактора. Например, суд рассматривает иск о выселении

\ по мотивам неплатежа квартирной платы в течение бо­лее трех месяцев. Истец утверждает, что неуплата была обусловлена неуважительными причинами. С точки зре­ния принципа — «доказывает автор положения» — истец обязан доказать неуважительность причин. Но если ис­тец ничего не будет утверждать о причинах неуплаты, а ответчик заявит, что причины были уважительными, то обязанность доказывания характера причин уже пере­местится на ответчика. Вопрос, очевидно, заключается

; не в том, кто и что утверждает, а кто обязан что-то ут-

\ верждать.

* 2 Поэтому вторым, пожалуй, самым распространенным в'литературе общим принципом распределения обязан-

•. ностей по доказыванию служит положение: истец дока­зывает правообразующие факты, ответчик—правопре-пятствующие и правопогашающие; в негативных устано-вительных исках — наоборот¹.

I/ Прежде всего, как было уже отмечено, так называе-мые «правопрепятствующие факты» нельзя рассматри­вать в качестве самостоятельного вида юридических фак­тов и при их помощи в приведенном только что приме­ре совершенно невозможно решить вопрос: должен ли истец доказывать неуважительность причин задолженно­сти по квартирной плате (для истца это — факт правооб-разующий), либо ответчик — уважительность (право-препятствующий факт).

Следовательно, рассматриваемая концепция должна быть сведена к правилу: истец доказывает правообра­зующие факты, ответчик — правопогашающие. Но, во-первых, сразу же заметна неуниверсальность данной концепции, неприменимость ее к случаям, когда ответ­чик строит свою защиту не на наличии правопогашаю-щих фактов, а на утверждении об отсутствии правообра-зующих или части их, например, отрицает свою вину по иску из причинения вреда.

¹ С. Н. Абрамов. Гражданский процесс. М., 1948, стр. 199. Аналогично — Е. Иодловски. В. Седлецки. Указ, соч., стр. 394. Примерно таким же образом — Д. Силяновский, Ж- Сталев. Гражданский протесе, т. 1. София, 1958, стр. 348—349 (на болгар­ском языке).

118

• Во-вторых, тезис правопогашающие факты доказы­вает, что ответчик опять-таки никоим образом ,не объяс­няет, почему, например, отыскивающий долг обязан до­казать только его возникновение, но не обязан доказы­вать, что этот долг не возвращен. "> Следующий довольно распространенный в литературе принцип распределения обязанностей по доказыванию можно условно назвать «теорией интереса», со­гласно которой искомый факт должен быть доказан той стороной, которая заинтересована в его установлении'. Данный принцип известен не только литературе, но и на­шел определенное отражение в законодательстве.

В § 269 Венгерского ГПК 1911 г. было сказано: «Бремя доказывания несет та сторона, в интересах ко­торой необходимо, чтобы эти факты были признаны су­дом» ². Этот принцип по существу сохранен и в ныне дей­ствующем ГПК Венгерской Народной Республики, в § 164 которого (в редакции 1957 г.) говорится: «Необхо­димые факты должна доказать сторона, интересы ко­торой требуют, чтобы суд принял их как соответствую­щими действительности»³.

На наш взгляд, «теория интереса», как и предыду­щие, не решает проблемы распределения обязанностей по доказыванию. Каждый искомый в суде факт доказы­вается со стороны своего бытия или небытия. Если этот факт является спорным, то всегда одна из сторон заин­тересована в установлении его наличия, другая — отсут­ствия. Поэтому «теория интереса» не помогает в ответе на вопрос —• какая же из противоположно заинтересо­ванных сторон обязана доказывать бытие или небытие спорного факта. На основе данной теории, в частности, невозможно решить в приведенном выше примере во­прос:' должен ли истец доказывать неуважительность причин задолженности по квартирной плате (это в его интересах), или ответчик — уважительность (это — в ин­тересах ответчика).

¹ Р. Ш м и д т. Учебник гражданского процессуального права. Лейпциг, 1910, стр. 477 (на немецком языке).

² Цит. по книге Л. Розенберга (указ, соч., стр. 119). Перевод с венгерского на немецкий сделан А. Шмидтом; с немецкого — яами.

³ Перевод сделан кабинетом государства и права зарубежных стран МГУ.

119

ty_t Четвертая попытка отыскания общего принципа рас­пределения обязанностей по доказыванию была сделана теорией «материального и процессуаль­ного основания и с к а». К материальному осно­ванию иска Т. М. Яблочков, а вслед за ним и К. С. Юдель-сон, относит: 1) наличие всех праворождающих фактов плюс 2) отсутствие всех правопрепятствующих или пра-вопогашающих. Первое — это специфические предполо­жения возникновения права ('положительные и отрица­тельные праворождающие фа&ты); второе — общие пред­положения права. Процессуальное.основание иска до­казывает истец, отсутствие одного из общих предполо­жений права — ответчик.

В предыдущей главе мы попытались показать край­нюю неопределенность границы между общими предпо­ложениями права и фактами специфически правообразу-еощими, в силу чего и эта теория не дает четкого объек­тивного критерия распределения обязанностей по до­казыванию. Не случайно, что и Т. М. Яблочков и К. С. Юдельсон опять-таки говорят о тех же правообразу-ющих фактах с добавлением эпитета «специфические» и, с другой стороны, о правопрепятствующих и правопре-кращающих.

Из советских процессуалистов аналогичную по су­ществу позицию занял Л. П. Смышляев, заявляющий, что «обязанности по доказыванию распределяются зако­ном и что возможность возложения обязанности дока­зывания на ту или другую сторону усмотрением суда ис­ключается», и, как следует из дальнейшего изложения, автор имеет в виду материальный закон¹.

Однако, если бы закон содержал прямые указания о распределении обязанностей доказывания относительно всех возможных случаев, тогда, очевидно, и самой проб­лемы не существовало бы. Но в законе имеются лишь единичные прямые указания относительно распределения обязанностей доказывания в тех или иных делах, да и то не всегда правильно понимаемые судебными органами. Так, в ст. 7 Основ гражданского законодательства пря­мо указывается, что по делам о защите чести и достоин­ства истец не обязан доказывать ложность распростра­ненных о нем позорящих сведений; наоборот, ответчик

¹ Л. П. Смышляев. Указ, соч., стр. 32—33. 120

обязан доказать, что данные сведения соответствуют действительности. Однако, Судебная коллегия по граж­данским делам Верховного Суда СССР в своем обзоре судебной практики по делам о защите чести и достоинст­ва истолковала это указание закона в прямо противопо­ложном смысле и указала — «истец не освобождается от доказывания несоответствия действительности рас­пространенных в нем сведений» '. В качестве обоснова­ния этого вывода Коллегия сослалась на то, что истец обязан доказать основание своего иска.

И, главное, дать в''-законе прямые указания о распре­делении обязанностей/по доказыванию относительно всех мыслимых случаев было бы практически невозможным, так как это, во-первых, привело бы по крайней мере к удвоению всех норм материального права, во-вторых, не исключало бы необходимости толкования этих норм для осложненных случаев.

Презумпции могли бы рассматриваться в каче­стве общего критерия распределения обязанностей по доказыванию, если бы советское процессуальное право знало установленную в законе замкнутую систему дока­зательственных презумпций. Между тем с полной оче­видностью можно говорить о той или иной презумпции , в сравнительно редких случаях, когда она прямо форму­лируется законом. Более того, в этих случаях не вопрос о распределении обязанностей по доказыванию решается на основе презумпции, а наоборот, сама презумпция вы­водится из установленного в законе правила о распреде­лении обязанностей доказывания, например, презумпция вины причинителя вреда ². Что же касается остальных, конструируемых в теории презумпций, которые, напри­мер, по мнению Я. Л. Штутина, «вытекают естественно из ...смысла» закона ³, то круг таковых вытекает «есте­ственно» из смысла закона чуть ли не для каждого ав­тора по-своему ⁴.

\ ¹ «Социалистическая законность», 1964, № 12, стр. 19.

² К. С. Ю д е л ь с о и оспаривает существование даже этой, казалось бы 'бесспорной, презумпции, заменяя ее презумпцией «неот­ ветственности» (Проблема доказывания.., стр. 288).

³ Я- Л. Ш ту тин. Предмет доказывания.., стр. 149.

⁴ Например, Я. Л. Ш т у т и н конструирует презумпцию смерти- лица, объявленного судом в установленном порядке умершим (т а м ж е, стр. 150). Л. П. С 'мы шли ев справедливо, на наш взгляд, отрицает наличие такой презумпции (указ, соч., стр. 39).

12)

Неудовлетворительность рассмотренных общих прин­ципов распределения обязанностей по доказыванию по­служила причиной попыток скомбинировать эти принципы между собой. Так, А. Я. Вышинский пытался объединить положение «доказывает автор утверждения» с «теорией интереса»¹; К. С. Юдельсон вслед за Т. М. Яблочковым соединяет концепцию «материально­го и процессуального основания иска» с концепцией

сдравоабразуюищх ⁽и правопогашающих факторов»²; Т. А. Лилуашвили соединяет принципы «легкости» до­казывания с «вероятностью»³. Но лротив всех этих ком­бинированных решений вопроса сохраняют силу все при­веденные ранее критические соображения.

Нет необходимости рассматривать иные, выдвинутые

в буржуазной литературе общие принципы распределе­ния О;бязанно'стей то доказыванию, как-то: принцип состязательности, деление фактов на положительные и _х отрицательные и др. Указанные теории получили обстоя­тельную критику в буржуазной литературе и не получи­ли отражения в советской литературе.

Тщетность отыскания общего принципа распределе­ния обязанностей по доказыванию заставила отдельных буржуазных юристов приходить к выводу о невозмож­ности решения проблемы бремени доказывания на ос­нове единого критерия и о том, что эта проблема факти­чески решается на основе справедливости⁴.

¹ А. В. Вышинский Теория судебных доказательств.., стр. 219, 243.

² К. С. Юдельсон. Указ, соч., стр. 274—275.

³ Т. А. Лилуашвили. Предмет и бремя доказывания.., стр. 87. Примерно таким же образом поступает Л. П. Смышляев (указ, соч., стр. 36).

⁴ Р. Ш м и д т. Указ, соч., стр. 477, 481. К аналогичному, по суще­ ству, выводу приходит и Ф. Л е о и г а >р ,д, допускающий, что осно­ вой распределения обязанностей доказывания в некоторых случаях является требование «практической справедливости». Ф. Леонгард одновременно признает, что правильное разграничение обязанностей по доказыванию нельзя признать полностью достигнутым (указ, соч., стр. 3),

Л. Розенберг считает, что принципы целесообразности и «справедливого уравнения сторон» являются критерием для законо­дателя при регулировании «бремени доказывания», но не для суда, ибо «в голове у каждого судьи своя справедливость» (указ, соч., стр. 91—92).

,122

На наш взгляд, неверно отрицать наличие общего принципа распределения обязанностей по доказыванию лишь на том основании, что закон иногда устанавливает правила, не отвечающие этому принципу. Наличие изъ ятий из какого-либо принципа (гласности, непосредствен­ности и др.) не отрицает самого принципа. Исключение из правила лишь подтверждает наличие правила.

\

'Основой распределения обязанностей по доказыва-ию в советском гражданском процессе служит не кри­терий справедливости, за которым в буржуазном про­цессе нередко скрываются классовые интересы, а прин­цип объективной истины в пределах, необходимых для Осуществления задач советского правосудия. Принцип объективной истины — правило, задачи правосудия мо­гут дать основание для определенных ограничений дейст­вия этого правила.

Прежде всего принцип объективной истины является руководящим началом для законодателя. Законодатель, руководствуясь данным принципом, распределяет обя­занности по доказыванию таким образом, чтобы было обеспечено достоверное установление всех существенных для дела фактов, а при невозможности такого достовер­ного установления, чтобы вывод суда о фактах был как можно ближе к истине.

Требование — обеспечить достоверность, а при не­возможности достоверности — вероятность выводов су­да,- - одинаково присуще как уголовному, так и граждан- ' скому процессу, но проявляется это требование в них по-разному. Задачи советского правосудия по уголовным делам не позволяют устанавливать на основе вероятно­сти какой-либо факт против интересов подсудимого. На основе вероятности могут быть установлены факты только, в пользу подсудимого. Степень вероятности в этом случае не имеет значения. Самая незначительная веро­ятность может служить основанием для решения вопро­са в пользу подсудимого. Поэтому в уголовно-процессу­альной литературе в качестве принципа распределения обязанностей по доказыванию сконструирована так на­зываемая презумпция невиновности, в силу которой обязанность доказывания всех фактов, обос­новывающих обвинение, лежит на государственном об-

123

Подсудимый не несет какой-либо процессу­альной обязанности по доказыванию.

Доказывание обвинения должно осуществляться как с положительной стороны (наличие всех элементов со­става преступления), так и с отрицательной (отсутствие состояния необходимой обороны, крайней необходимости и т. п.). В силу этого в советском уголовном процессе, по справедливому утверждению М. С. Строговича, недо­пустим какой-либо переход обязанности доказывания от обвинителя к подсудимому².

В отличие от презумпции невиновности, охватываю­щей все самые различные степени вероятности невинов­ности, в основе доказательственных презумпций совет­ского гражданского процессуального права лежит мак­симальная вероятность. Соображения политической и хо­зяйственной целесообразности в определенных случаях могут вынудить законодателя отойти от требования мак­симальной вероятности и при распределении обязанно­стей по доказыванию отдать предпочтение требованию защиты определенных важных с точки зрения государст­ва интересов.

Так, в Постановлении Отдела труда и промышленно­сти при комитете Советских организаций Восточной Си­бири было сказано: «В случае невыдачи рабочему рас­четной книжки, все неясности, .вытекающие из догово­ра иайма... судебными учреждениями и комиссариатом труда будут толковаться ib пользу рабочего»³. Данное правило означало, что независимо от того, высту­пал ли рабочий в роли истца или в роли ответчика по спору, основанному на договоре найма, независимо от степени вероятности наличия или отсутствия спорных обязательств трудового найма, суд обязан был (при от­сутствии расчетной книжки) констатировать спорные факты так, чтобы это соответствовало интересам рабо­чего. На другой стороне в гражданском процессе, в ка­честве которой в то время, как правило, выступали ка­питалистические элементы, лежала обязанность опро­вержения установленной презумпции в пользу"^абочего.

Неверно утверждение буржуазных юристов о том, что законодатель, распределяя обязанности по доказы-

¹ М. С. С трогов и ч. Курс.., стр. 184—187.

² Т а м же, стр. 188.

³ «Власть труда», № 105, от 6 июня 1918 г.

124

ванию между сторонами, руководствуется якобы прин­ципом «'Справедливого уравнения» положения сторон. За «справедливым уравнением» в действительности не­редко скрывается защита интересов господствующего класса.

Неверно также и абстрактное положение, будто со­ветское гражданское процессуальное право защищает больше интересы истца, чем ответчика, или — наоборот'. В 20-х гг., когда у нас существовали капиталистические элементы, гражданское процессуальное право, как было отмечено, защищало в первую очередь интересы трудя­щихся, .независимо от того, выступал трудящийся в про­цессе в роли истца или ответчика.

Таким образом, законодатель, основываясь на прин­ципе объективной истины и принимая во внимание необ­ходимость преимущественной защиты определенных по­литических и хозяйственных интересов, устанавливает для тех или иных категорий дел конкретные правила рас­пределения обязанностей по доказыванию. Отправляясь от этих правил, юридическая теория конструирует соог-1 ветствующие доказательственные презумпции. В подоб­ных случаях решение вопроса о распределении обязан­ностей по доказыванию в судебной практике не вызывает особых сомнений и сводится в необходимых случаях к толкованию соответствующих правовых норм. Поэтому общий критерий распределения обязанностей по доказы-у ванию нужен практически лишь для случаев, в отноше- ' нии которых нет прямых и конкретных указаний закона.

Основой для определения этого критерия, как и для законодателя, юря регулировании обязанностей по дока- ; зыванию служит принцип объективной истины. В силу этого принципа прежде всего проблема распределения обязанностей по доказыванию в советском гражданском процессе, в отличие от буржуазного, должна быть р а с-, / членена на два вопроса: 1) с кого суд вправе потре-*" бовать необходимые доказательства? 2) на кого могут быть возложены неблагоприятные юридические послед­ствия отсутствия доказательств?

¹ Л. И. Фишман в учебнике «Движение гражданского про­цесса» (Харьков, 1926) утверждал, что наш ГПК защищает больше интересы истца, чем ответчика. В. Тадевосян в рецензии на этот учебник («Еженедельник советской юстиции», 1927, № 16) ирони­чески спрашивал — не наоборот ли?!.

125

• . Советский суд устанавливает не победителя в споре, Ха истину. Для этого он должен требовать доказательства

от того, у кого таковые есть, следовательно, не только со _t стороны, обязанной к доказыванию, но и с противоло-

* ложной стороны, если таковой по обстоятельствам дела может оказаться легче представить те или иные до­ казательства. Например, согласно существующему по­ рядку расчетов членов касс взаимопомощи, возврат долга в кассу оформляется ведомостью, хранящейся в делах кассы. Гражданин, возвративший долг, никаких доказательств возврата на руки ,не получает. Поэтому если возникает спор о факте возврата долга, то суд дол­ жен потребовать доказательства в подтверждение этого правопогашающего факта не от ответчика, обязан­ ного доказать уплату, а от кассы.

Особенно отчетливо данное положение было выраже­но, например, в определении Судебной коллегии по гражданским делам Верховного Суда СССР по делу ис­ка Грузинской конторы «Заготзерно» к Управлению За­кавказской железной дороги о взыскании 510 руб. штра­фа за несвоевременную доставку груза.

Народный суд отказал в иске по мотивам непредстав­ления истцом документов. Отменяя это решение, Колле­гия, ссылаясь на п. 2 Постановления Пленума Верховно­го Суда СССР от 29.1.42 т., указала, что «в случае не­возможности для истца представить документы в под­тверждение иска, ввиду невозвращения их дорогой после рассмотрения претензии, суд... должен истребовать от ответчика материал, предъявленный истцом при заяв­лении претензии» '.

Таким образом, при решении вопроса об истребова­ нии доказательств советский суд, в отличие от буржуаз­ ного, руководствуется не правилами распределения обя­ занностей по доказыванию, а вытекающими из принци­ пов объективной истины и процессуальной экономии со­ ображениями наибольшей легкости пол\'чения дбказа- Т,

¹ «Судебная практика Верховного Суда СССР» (в дальнейшем «Судебная практика...», вып. 2, 1947, стр. 29. В настоящее время су­ды, по общему правилу, не (рассматривают «поров гос. организаций с органами транспорта, но это указание Верховного Суда СССР сохра­няет силу и свое принципиальное значение для исков колхозов и граждан к железной дороге.

126

тельств. Правила же о распределении обязанностей по

доказыванию приобретают практическое значение лишь

\в случае недостаточности доказательств для установле-

\шя наличия или отсутствия того или иного искомого

язакта.

^ Каков же общий критерий решения вопроса о воз­ложении неблагоприятных юридических последствий не­доказанности на ту или иную сторону? Как уже было отмечено, неблагоприятные юридические последствия не­доказанности являются санкцией. Поскольку же необходимым условием предусмотренной в санкции от­ветственности по советскому праву (за исключением случаев прямо указанных в законе), служит вина субъекта ответственности, то и неблагоприятные юридические последствия недоказан­ности возлагаются на ту сторону, ко­торая могла и должна была обеспечить себя необходимыми доказательствами в соответствии с указанием закона либо, при отсутствии таких указаний, в со­ответствии со своими интересами.

Назначение любой санкции — побудить субъекта к угодному государству поведению. Назначение санкции, которой снабжена обязанность по доказыванию — побу­дить стороны гражданских правоотношений обеспечи­вать себя на случай судебного спора необходимыми до­казательствами, хранить их, представлять в суд и тем самым облегчать выполнение задачи по установлению истины.

Формулируя общий принцип возложения ответствен­ности за недоказанность, а отсюда и критерий распреде­ления обязанностей по доказыванию, мы пользуемся признаком «интереса». В связи с этим возникает вопрос, чем же предложенный принцип отличается от подвергну­той ранее критике «теории интереса»?

Отличие — существенное, и состоит оно в том, что согласно теории «интереса» при распределении обязан­ностей по доказыванию принимается во внимание «инте­рес»'стороны в уже возникшем процессе. А в этом случае стороны обладают противоположными интересами. Вследствие этого и невозможно на основе данной теории определить, как, например, должно осу­ществляться доказывание по иску о взыскании долга из

127

договора займа, если ответчик утверждает о возврате долга. Истец заинтересован доказать факт невозврата, ответчик — факт возврата. Любая презумпция в этом случае была бы произвольной. С равным успехом можно исходить как из предположения, что возникшее право­отношение продолжает существовать, так и из противо положного — большинство должников добровольно воз­вращает долги. Поэтому, как было уже отмечено, сторон­ники «теории интереса» при попытке его конкретизации и попадают в лоно теории «правообразующих и право-погашающих фактов».

Защищаемая же концепция имеет в виду прежде, всего до и вне процессуальный интерес; не тот ин­терес, который имеется у сторон в процессе, а интерес, который был при возникновении гражданских правоотно

\ шений, их изменении, прекращении, совершении отдел¹ ных действий. При заключении договора займа, напри мер, заимодавец, а не заемщик заинтересован в полу­чении расписки. И наоборот, при возврате долга не заимодавец, а заемщик заинтересован в получении до­казательств возврата денег.

Итак, отрицательные последствия недоказанности искомого факта падают на ту сторону, которая вино в а т а в непредставлении суду необходимых доказ... тельств. Но критерий «вины» в силу принципа объектив­ной истины вступает в действие лишь при невозможности

. достоверного установления наличия или отсутствия иско­мого факта. В связи с этим возникает вопрос: в каком соотношении критерий «вины» находится с вероят­ностью?

Л. П. Смышляев справедливо утверждает: «Недока­занность факта не исключает вероятности его существо­вания и объявлять на основании недоказанности бытия факта доказанность его небытия, значит принимать ве­роятность за истину» '. Однако отсутствие у стороны до­казательств, которые она обязана была иметь, свиде-

}тельствует в пользу большей вероятности того, что в действительности не существовало и самого факта, который должен был быть подтвержденным доказатель­ствами. Поэтому защищаемый принцип не противоречит «вероятности», а является всего лишь ее конкретизацией,

¹ Л. П. Смышляев. Указ, соч., стр. 39.

128

облегчает ее применение при невозможности достоверно­го установления фактов.

При определении юридических последствий недока­занности по критерию «вины» возникает и другой вопрос: как быть, если будет установлено, что отсутствие дока­зательств ни в какой мере не может быть поставлено в вину стороне, обязанной их иметь? Например, заимода­вец при заключении договора в соответствии с требова­ниями'закона получил расписку, но последняя была у него похищена, сгорела во время пожара и т. п.

На наш взгляд, поставленный вопрос должен решать-•я в соответствии с основным принципом ответственности но советскому праву: нет вины, не должно быть и от­ветственности. Заимодавец в этом случае должен иметь .раво на доказывание обстоятельств, свидетельствую-

х об отсутствии его вины в непредставлении установ-.t-пных законом письменных доказательств, и при дока-..анности этих обстоятельств он вправе воспользоваться всеми иными доказательствами, в том числе и свиде­тельскими показаниями.

В этой связи заслуживает внимания правило, содер­жащееся в ст. 134 ГПК Народной Республики Болгарии: «В тех случаях, в которых закон требует представления . мсьменного документа, свидетельские показания допу-жаются, если будет доказано, что документ утерян или уничтожен не по вине стороны».

В ГПК РСФСР 1923 г. не было подобного правила, хотя, как уже отмечалось, практика отступала от запре­та использования свидетельских показаний. Предложе­ние о внесении в ГПК БССР подобной нормы было от­вергнуто, в действующих ГПК союзных республик такого правила не содержится. Однако в литературе выска­зываются взгляды, что применение правил допустимости не должно носить «формального характера»'. Такие взгляды теоретически обосновывают произвол в решении вопроса о применении правил допустимости доказа­тельств, нарушение процессуального закона, ибо грани­цы «неформального применения закона» находятся только в правосознании судей. В ГПК союзных респуб­лик должна быть внесена норма, аналогичная содержа­щейся в ст. 134 ГПК НРБ. И тогда отпадет необходи-

¹ «Советское государство и право», 1964, № 9, стр. 105. 9 Заказ 433 129

мость обосновывать «неформальное» применение правил о допустимости доказательств.

Неверно было бы опасаться, что наличие такой нормы будет угрожать принципу объективной истины. Основа правил допустимости доказательств в советском граж­данском процессе является принципиально иной, чем в буржуазном процессе.

«Буржуазия... не оставила между людьми никакой другой связи, кроме голого интереса, бессердечного «чи­стогана»... О.на превратила личное достоинство человека в меновую стоимость...» ' В буржуазном обществе все, что может иметь какую-либо меновую стоимость, выступает в качестве товара. Поэтому даже при установлении правил допустимости доказательств в гражданском про­цессе буржуазный законодатель подходит к свидетель­ским показаниям фактически как к товару. Например, во французской юридической литературе отмечается, что при издании гражданского кодекса обоснованно ру­ководствовались соображениями о том, что по делам с небольшой суммой иска подкупы свидетелей будут ред­кими, ибо расходы на это будут превышать размер сум­мы иска ².

В основе правил допустимости советского граждан­ского процессуального права лежат не соображения о возможном подкупе свидетелей, не опасения вследствие этого за истинность судебных постановлений, а необхо­димость дисциплинирования сторон гражданских право­отношений. Поэтому и применение существующих запре­тов использования свидетельских показаний оправдано лишь в той мере, в которой можно поставить в вину сто­роне в гражданском процессе невыполнение ею требо­ваний закона.

Доказывание отсутствия вины в непредставлении не­обходимых доказательств должно подчиняться установ­ленной в советском гражданском праве презумпции ви­новности.

* * *!

В задачу данной работы не входит рассмотрение предложенного критерия распределения обязанностей

¹ К. Маркс и Ф. Энгельс. Сол., т. 4, стр. 426.

² А. Д. К е и л и н. Указ, соч., стр. 345.

130

по доказыванию относительно всех категорий дел, рас­сматриваемых в порядке гражданского судопроизвод­ства '. Поэтому мы ограничимся применением предложен­ного принципа к наиболее спорным случаям.

Воспроизведем один из таких случаев, приведенных К. С. Юдельсоном. Обосновывая иск к Крохиной об изъятии козы, Мяндин заявил, что в 1941 году, уезжая в связи с эвакуацией из Петрозаводска, он передал козу на хранение мужу ответчицы. Ответчица утверждала, что коза была не оставлена истцом на хранение, а про­дана. Иск был удовлетворен по тем мотивам, что ответ­чица не доказала наличие договора купли-продажи.

Судебная коллегия по гражданским делам Верховно­го Суда СССР, куда в конечном итоге поступило дело на рассмотрение, выдвинула тезис: в соответствии со ст. 118 ГПК РСФСР 1923 г. истец должен доказать осно­вание своего иска, т. е. в данном случае передачу козы по договору хранения. Пока истец этого не сделал, от­ветчица не обязана доказывать приобретение козы в соб­ственность. А поскольку никаких иных доказательств по делу, за исключением объяснений сторон, суду не удалось получить, то, очевидно, иск Мяндина подлежал откло­нению.

Но сразу же возникает вопрос — а как должно ре­шаться дело, если бы Мяндин изменил основание своего иска и предъявил требование о виндикации козы? Осно­ванием такого иска было бы право собственности на спорное имущество, что не отрицалось ответчицей. Сле­довательно, в этом случае уже ответчица была бы обя­зана доказать, что право собственности истца прекрати­лось вследствие продажи козы?! А поскольку такими до­казательствами ответчица не располагала, то иск, Мяндина подлежал бы удовлетворению?!

Таким образом, то или иное разрешение дела зависе­ло бы не от каких-либо объективных обстоятельств, а от поведения истца, от того, каким образом он обосновал бы свой иск, с чем, конечно, согласиться нельзя.

Нетрудно также проследить, что ни один из ранее рассмотренных критериев распределения обязанностей

¹ Вопрос о распределении обязанностей по доказыванию по от­дельным категориям дел рассматривает Т. А. Л и л у а ш в и л и \ (указ, соч.,)- Л. П. Смышляев (указ. соч.).

9* 131

по доказыванию также не мог бы дать убедительного разрешения вопроса.

Применение защищаемого критерия «вины» к данно­му случаю не вызывает особых затруднений и не ставит решение вопроса в зависимость от субъективного факто­ра — поведения истца.

Покупатель при купле-продаже имущества за налич­ный расчет по закону, как правило, не обязан обеспечи­вать себя доказательствами заключенного договора. Установление подобной обязанности поставило бы под сомнение права подавляющего большинства собствен­ников. Поэтому если спорная коза была в действитель­ности продана мужу Крохиной, то он не обязан был иметь и сохранять доказательства договора купли-продажи, отсюда и ответчица Крохина не обязана была представ­лять таковые суду, совершенно независимо от того, был бы иск Мяндина основан на договоре хранения или, как виндикационный, на праве собственности.

С другой стороны, если коза оставлялась истцом на хранение (а не продавалась), то договор хранения был в интересах Мяндина, а не хранителя. Поэтому Мяндин обязан был обеспечить себ:Я доказательствами договора хранения, а поскольку таких доказательств у него но оказалось, иск его подлежал отклонению. Следователь­но, по существу дело было решено правильно, лишь неудачно мотивировано.

Судебная практика испытывает затруднения в реше­нии вопроса о доказывании факта внесения квартирной платы по жилищным делам. Кто должен доказывать этот факт: квартиросъемщик (уплату) или наймодатель (неуплату)?

По иску Сорокина к Пономаревой о выселении (одним из оснований иска была ссылка на неплатеж квартирной платы) судебные инстанции, рассматривавшие дело, при­шли к выводу, что ответчица обязана была доказать факт платежа квартирной платы. Судебная коллегия по гражданским делам Верховного Суда СССР, ссылаясь на то, что истец обязан доказать основание своих требо­ваний, признала, что, наоборот, Сорокин обязан был доказать неплатеж квартирной платы '.

¹ См. «Судебная практика...», 1950, № 4, стр. 31—32. 132

Но, спрашивается, как должен был бы решиться вошрос о доказывании данного факта, если бы Сорокин предъявил иск не о выселении по мотивам неплате­жа квартирной платы, а лишь о ее взыскании?! Основа­нием такого иска будет договор жилищного найма. Сле­довательно, при таком иске факт неплатежа истец уже не обязан был бы доказывать. И если ответчица не пред­ставит доказательств в подтверждение уплаты, иск такой будет подлежать удовлетворению; факт невнесения квартирной платы станет преюдициально установлен­ным, и Сорокин сможет после этого уже обращаться и с иском о выселении Пономаревой из занимаемой ею квар­тиры!!?

И совершенно оказался бы неразрешимым вопрос об обязанности доказывания факта внесения (неуплаты) квартирной платы, если был бы предъявлен иск одновре­менно по двум основаниям: с требованием о взыскании квартирной платы и о выселении. При отсутствии дока­зательств уплаты (неуплаты) суд обязан был бы вынести взаимоисключающие решения: по иску о взыскании квар­тирной платы констатировать ее неплатеж; по иску о вы­селении, наоборот, уплату?!

Далее. В конце Великой Отечественной войны и неко­торое время после ее окончания судам приходилось раз­решать иски реэвакуированных о вселении на прежнюю площадь. Такие иски обосновывались ссылкой на исправ­ное выполнение обязанностей квартиросъемщика, в том числе на квартирную плату во время отсутствия. } этом случае, очевидно, обязанность доказывания упла-

(оанование иска) уже лежала на квартиросъемщике.

.оборот, если бы домоуправление предъявило иск о .вторжении договора жилищного найма по мотивам .не­платежа квартирной платы (основание иска), то истец должен был бы доказать неуплату?!

Таким образом, получается, что установление факта знесения квартирной платы зависит не от объективных признаков, а от содержания требования истца и основа-

: иска или от того, будет ли квартиросъемщик высту-

ь в роли истца или ответчика. Такое решение вопроса

: ложно признать соответствующим принципу объек-

м"[ истины. Обязанность доказывания, как и любая

."утая обязанность, должна покоиться на объективных

133

основаниях, а не на обстоятельствах, носящих субъектив­ный или случайный характер¹.

Иначе должен решаться вопрос на основе защищае­мого нами принципа. И это решение опять-таки не будет зависеть от формулировки основания иска или от того, какая из сторон станет выступать в роли истца, а какая -в роли ответчика. Оно будет зависеть от сложивше­гося порядка взаимоотношений сторон по расчетам за квартирную плату и от вытекающих отсюда обязанностей по доказыванию.

Если платежи оформлялись получением расписок квартиросъемщиком, то последний будет обязан доказы­вать факт платежа. Если же расчеты сторон происходили без письменного оформления, обязанность доказывания неуплаты лежит на наймодателе.

Большие трудности иногда возникают при решении вопроса о распределении обязанностей по доказыванию в имущественных спорах супругов. В соответствии со ст. 10 КЗОБСО (ст. 21 КЗОБСО БССР) имущество, при­надлежавшее супругам до брака, считается их раздель­ным имуществом, приобретенное в браке — общим. Но на ком лежит обязанность доказывания времени приобретения имущества?

>/Г-н Д., вернувшись с курорта в Минск, обнаружил, что его жена уехала к матери в Иркутск и туда же от­правила контейнером все их совместно нажитое имуще­ство. Д. обратился в суд с иском о разделе имущества, утверждая, что оно было нажито в браке. Ответчица, возражая против иска, заявила, что спорное имущество было приобретено ею до брака. Кто обязан доказать время приобретения имущества: истец, поскольку ука­занный факт служит основанием его иска, или ответчица, обосновывающая противоположным по значению фак­том свои возражения?

В приводившемся ранее примере иска Б. к Н. об Изъятии спального гарнитура каждая из сторон утверж­дала, что спорное имущество является раздельным, так как было приобретено в день свадьбы исключительно на

¹ Т. М. Яблочков (указ, соч., стр. 79) справедливо замечает, что «спор одной стороны, как таковой, никогда не может сам родить opus probandi другой стороны, который сам по себе на этой стороне не леж!ал».

134

личные средства. Но истцом пришлось ъ. Б., так как при ее отъезде <из Минска в Тбилиси ответ­чик не дал ей взять с собой гарнитур.

Если решать вопрос об обязанности доказывания со­гласно традиционному правилу: первым начинает дока­зывание истец, то судьба дела (при недостаточности до­казательств) будет зависеть от того, кому из супругов удалось удержать в своем владении имущество, а поэто­му стать в положение ответчика. Такое решение вопроса нельзя признать правильным, ибо оно будет лишь тол­кать на самоуправство и фактически брать под защиту лицо, самоуправно завладевшее имуществом.

Защищаемый нами принцип распределения обязан­ностей по доказыванию в спорах супругов об имуществе, нам кажется, помогает правильно решить вопрос, при­том опять независимо от того, которой из сторон придет­ся выступать истцом, а которой ответчиком. Если одна из сторон утверждает, что спорное имущество принадлежа­ло ей до брака, то, очевидно, эта сторона и обязана иметь и хранить доказательства принадлежности ей иму­щества. В противном случае имущество должно быть признано общим. Поэтому и в деле .по иску Б. к Н. каждая из сторон обязана была представить доказатель­ства факта, что спорное имущество приобретено исклю­чительно на личные средства. Но поскольку ни одна из сторон достаточных доказательств в подтверждение своих утверждений не представила (обе стороны винова­ты в отсутствии доказательств), то спорное имущество следовало бы признать общим, если бы в данном случае дело не закончилось заключением мирового соглашения.

Возможен ли при рассмотрении дела переход обязанности доказывания от одной стороны к другой? Ошибочность мнения А. Я. Вышинского о пе­реходе обязанности доказывания от обвинителя к подсу­димому сейчас можно считать общепризнанной'. На наш взгляд, нет никаких оснований выделять вопрос о пере­ходе обязанности доказывания наряду с вопросом о рас-

М. С. С т р о г о в и ч. Курс.., стр. 188.

135

делении обязанностей по доказыванию и для совет­ского гражданского процесса '.

Как уже отмечалось, обязанности сторон, как истца, так и ответчика, по доказыванию порождаются возник­новением процесса и в момент его возникновения, а по­этому и не могут переходить от одной стороны к другой во время процесса. Порядок же осуществления обязанностей по доказыванию в соответствии со ст. 167 ГПК (ст. 160 ГПК БССР) определяет суд на основе принципа объективной истины и процессуальной эконо­мии. В силу этого и правило «истец начинает доказыва­ние первым» для советского гражданского процесса не может означать ничего иного, как — первым дает объяс­нения истец (ст. 166 ГПК, ст. 159 ГПК БССР). Вопрос же о том, которая из сторон не смогла осуществить своей обязанности по доказыванию, решается в резуль­тате всего судебного разбирательства по совокупности исследованных доказательств, а не по принципу — кто обязан был доказывать первым.

¹ А. Ники ш, рассматривая вопрос о переходе бремени доказы­вания, указывает, что такой переход осуществляется при помощи законных презумпций, а также исходя из сущности дела или право­сознания (указ, соч., стр. 323—324).