social_policy_Russia_40_85

Паразиты общества

да и обещали исправиться. Неповиновение было распространенной ре- акцией, особенно среди молодежи, которая зачастую грубо говорила, что она «не работала, не работает и работать не собирается» 1, и вообще – зачем нужно это делать, если и так неплохо живется 2. Люди, особенно бывшие заключенные, обвинявшиеся в бродяжничестве, также без ува- жения относились к увещеваниям о святости труда 3. Религиозные сек- танты однозначно отказывались прислушиваться к этому совету, при случае они читали наставления из Божьего закона своим советчикам или упрямо настаивали, что их труд (на приусадебном участке или свя- занный с тем или иным ремеслом) был полезен обществу 4. Даже кре- стьяне, не являющиеся сектантами, шли по тому же пути (например, упомянутый выше пчеловод, который не хотел слушатьничьих советов о том, что ему следует снова вступить в колхоз и получить нормальную ра- боту, «ссылаясьна то, чтопчелыостанутсябез надзора») 5.

Главной проблемой был выбор места для ссылки паразитов, а также поставка пищи, размещение и постельные принадлежности – не говоря уже о работе 6. Более того, как предупреждал Шейнин и другие, ссылка нежелающих работать не решала проблему, потому что они не имели склонности работать и в местах ссылки. Таквело себя значительное число ссыльных, в среднем каждый десятый из тех, кого в дальнейшем пригово- рили к исправительным трудовым работам или заключению на месте ссылки за отказ работать. Их присутствие в местах ссылки также оказыва- ло негативное влияние на рабочую силу: как заметил один из коммента- торов, иногда паразиты влияют (отрицательно) на коллектив, а не наобо- рот [Давтян, 1966. С.89]. Как было написано в одном жалобном отчете о поведении сосланных «паразитов», отправленных на работу на сахарный заводвБелгороде,

это такие лица, которые не поддаются мерам воспитания… Ничего имнельзяразъяснить, потомучтоониникогданебываюттрезвыми7.

Через несколько лет до западных ученых дошли слухи о том, что со- сланных«паразитов» «не удается перевоспитать». Говорили, что

в Сибири представители власти дошли до протестов по поводу де- портации паразитов,

потому что их поведение носило подрывной характер и имело раз- лагающее влияние на местное население [Lipson, 1965, P. 80]. Долго от- кладываемое принятие закона, как сообщали им советские источники,

1ГАРФ «А» Ф. 353. Оп. 13. Д. 955. Л. 85.

2ГАРФ «А» Ф. 353. Оп. 13. Д. 955. Л. 118.

3ГАРФ «А» Ф. 353. Оп. 13. Д. 957. Л. 41.

4ГАРФ «А» Ф. 353. Оп. 13. Д. 955. Л. 109.

5ГАРФ «А» Ф. 353. Оп. 13. Д. 957. Л. 101.

6Отчеты о проблемах применения смотри отчет МВД от 10 июня 1961 года, РГАНИ. Ф.

5.Оп. 30. Д. 402. Л. 116-17 и отчет из Архангельска в ГАРФ «А» Ф. 353. Оп. 13. Д. 956.

Л. 43-5.

7ГАРФ «А» Ф. 461. Оп. 11. Д. 1514. Л. 49-50.

251

Фицпатрик

было просто прелюдией к «отсроченному действию судов в отношении нарушителей анти-паразитических законов». Верховный суд СССР, рас- сматривая вынесенные по закону приговоры, начал настаивать на про- цессуальных гарантиях для подсудимых: они имели право на общест-

венный суд, на адвоката и т.д. [Barry, Berman, 1971. P. 327]. И во внутренних докладных записках о применении закона против паразитов

вконце 1960-х особо отмечалось, хотя не прямо, снижение преследова- ний в течение последнего десятилетия и в целом, закон рассматривался как неудавшийся эксперимент 1. В 1965 году поправки к закону РСФСР устранили всякие упоминания о проживании на нетрудовые заработки и о работе «для вида», лишили не только общие собрания граждан, но и суды права наказывать «паразитов», не виновных в непосредственно преступных деяниях, и отменили ссылки, кроме высылки из Москвы и Ленинграда. С этого времени только исполнительные комитеты Советов могли предпринимать меры против таких «паразитов», которые состоя- ли в том, что их отправляли работать «на предприятия, расположенные

врайонах их постоянного жительства или в районы в пределах области, регионаили автономнойреспублики» 2.

Этим был отмечен конец четырнадцатилетнего эксперимента по применению закона для воспитания людей, отказывающихся занимать- ся общественно-полезным трудом. Административные взыскания про- должались, однако, до 1970-х и 1980-х годов, став особой причиной не- довольства правозащитных организаций. К тому же, законы против паразитов, введенные в Восточной Европе и ГДР в начале 1960-х – по примеру Советского Союза, хотя (по крайней мере, в случае с ГДР) обви- ненных отправляли работать в колонии, а не в ссылку, – оказались более жизнеспособными, чем их «прародитель» [см. Korzilius, 2005].

Вобщем, закон 1961 года интересен не столько своими прямыми ре- зультатами, сколько тем, что он выявляет различные недостатки общест- ва, а также обнаруживает замешательство лидеров по поводу того, куда это общество идет. Идеологи партии заявляли, что общество неизбежно движется к коммунизму, то есть удаляется от капитализма и пережитков капиталистического сознания и привычек, которые являлись почвой для произрастания паразитизма. Однако внешнему наблюдателю может по- казаться, что траектория была абсолютно противоположной: не от «капи- тализма» (то есть экономического строя, предусматривающей частное предпринимательство и частную собственность), а, наоборот, к нему. И еще – просто поразительно, как много разных видов паразитов было об- наружено при ближайшем рассмотрении, например Комиссией Полян- ского: как будто бы «второе общество» паразитов сосуществовало с «пер- вым» обществом трудящихся (или, еще того хуже, каждый трудящийся был потенциальным паразитом). Дебаты, развернувшиеся вокруг закона

1Смотри ГАРФ Ф. 9474. Оп. 16с. Д. 965.

2Указ Президиума Верховного Совета РСФСР 20 сентября 1965 «О внесении измене- ний в Указ Президиума… от 4 мая 1961 г.» (ГАРФ Ф. 9474. Оп. 16. Д. 965. Л. 5-6.). По поправке 1965 года см. [Armstrong, 1967. P.179; Barry and Berman, 1971. P. 328; Чиладзе, 1975. С. 60-61].

252

Паразиты общества

против паразитов дали яркую и подробную картину огромного разнооб- разия стратегий и социальных ниш, выработанных отдельными гражда- нами – это напоминает замечание Фредерика Старра о том, что иностран- ный студент, попавший в Россию в 1960-х годах, понимал одну великую вещь: все, что имело жизненное значение, происходило не в формальных структурах общества, а в промежутках между ними [см. в Starr, 2003]. Ко- миссия Полянского, конечно, отвергла бы эту точку зрения, однако полу- ченные данные о причинах паразитического поведения в конечном итоге это подтверждают. Зная, чем кончилось дело, легко увидеть ошибочность утверждений Хрущева о том, что трудящиеся в Советском Союзе марши- ровали навстречу коммунизму. Возможно, лучшим описанием траекто- рии советского общества, в свете грядущих событий, было бы то, что даже в конце 1950-х и начале 1960-х годов Советский Союз уже шел к капита- лизму– с«паразитами» вавангарде.

Список сокращений

ГАРФ– Государственный архивРоссийскойФедерации РГАНИ – Российскийгосударственный архивновейшейистории CDSP – Обзор советскойпрессы

Список источников

Большая советскаяэнциклопедия, изд. 1. Том44. М., 1939.

Бордюгов Г.А. Социальный паразитизм или социальные аномалии? (Из истории борьбы с алкоголизмом, нищенством, проституцией, бродяжни- чествомв20-30егоды) // ИсторияСССР, 1989. №1. С. 60-73.

Бурлацкий Ф. Вожди и советники. О Хрущеве, Андропове и не только о них. М.: Издат. полит. лит-ры, 1990.

Вайл П., Генис А. 60-е. Мир советского человека. М.: Новое литератур- ноеобозрение, 1996.

Гершензон А.А. Нищенство и борьба с ним в условиях переходного пе- риода // Нищенство и беспризорность / под.ред. Е.К. Краснушкина, Г.М, Си- гала иЦ.М. Фейнберга. М., 1929.

ГУЛАГ (главное управление лагерей) 1917-1960 / сост. А.И. Кокурин и Н.В. Петров. М., 2000.

ДавтянМ.М. Противантиобщественногоотношенияктруду. Ереван, 1966. Даль В. Толковый словарь живаго великорусского языка, том 3. СПб-

М., 1882.

ДудинН. Открываяархивы// Набоевомпосту, 27 декабря1989 года. С.3. Зима В.Ф. Голод в СССР 1946-1947: происхождения и последствия. М.:

Институт Российской историиРАН, 1996.

Итоги Всесоюзной переписи населения 1959 года. СССР (Сводный том). М., 1962. Кондрашков Н.Н. Тунеядство: против закона и совести. Моск- ва: Юридическаялитература, 1989.

Митрохин Н. Русская партия. Движение русских националистов в

СССР1953-1985 годов. М.: Новоелитературное обозрение, 2003.

Отечественные архивы, 1993. №2. С. 37-38.

Политбюро ЦК ВКП(б) и Совет Министров СССР 1945-1953. М.: РОССПЕН, 2002.

253

Фицпатрик

Селищев А.М. Язык революционной эпохи. Из наблюдений над русским языкомпоследнихлет(1917-1926), изд. 2. М.: Работникпросвещения, 1928.

Социальноеобеспечение, 1938. №12. с. 10.

Трайнин А. Бродяжничество // Энциклопедический словарь, изд-е 7. М.: тов. «Бр. А. иИ. Гранат иК», 1912.

Ушаков А.Н. Толковыйсловарь, Том3. М., 1939.

Хрущев Н.С. Отчетный доклад ЦК КПСС ХХ съезду партии // ХХ съезд Коммунистической Партии Советского Союза. 14-25 февраля 1956 г. Стено- графический отчет, часть1. М.: Гос. издат. полит. лит.-ры, 1956.

Чиладзе В. Андрей Тревдохлебов – в защиту прав человека. Нью-Йорк: Хроника, 1975.

Энциклопедический словарь. Бр. И. иА. ГранатиКо. Том31. М., 1915. Энциклопедический словарьБрокгауза иЕфрона. Том44. СПб., 1897. Эстрин А. Бродяжничество // Большая советская энциклопедия», Пер-

воеиздание. Том7. М., 1927.

Юнг М., Биннер Р. Как террор стал большим. Секретный приказ № 00447 итехнология егоисполнения. М.: AIRO-XX, 2003.

Armstrong M. The Campaign against Parasites // Ed. by Peter H. Juviler and Henry W. Morton / Soviet Policy-Making: Studies of Communism in Transition. New York: Prager, 1967.

Barenberg A. ‘For a Single, Clear Pension law’: Legislating and Debating Soviet Pensions, 1956-1965, unpublished seminar paper, 2000.

Barry D. D., Berman H. J. The Jurists // ed. by H. Gordon Skilling and Franklyn Griffiths // Interest Groups in Soviet Politics. Princeton, NJ: Princeton University Press, 1971.

Dobson M.J. Re-fashioning the Enemy: Popular Beliefs and the Rhetoric of De-Stalinization, 1953-1964. PhD dissertation, University College London, 2003.

Feifer G. Justice in Moscow. New York: Simon and Schuster, 1964. Field A. A Poet in Prison // New Leader, 22 June, 1964.

Hachten C. Property Relations and the Economic Organization of Soviet Russia, 1941-1948. Ph.D. diss., University of Chicago, 2005.

Korzilius S. «Asoziale» und «Parasiten» im Recht der SBZ/DDR: Randgruppen in Sozialismus zwischen Repression und Ausgrenzung. Cologne: Böhlau Verlag, 2005.

Lipson L. Hosts and Pests: The Fight against Parasites // Problems of Communism, March-April 1965.

Moine N. Système des passeports, marginaux i marginalisation en URSS, 1932-1953 // Communisme, 70/71, 2003. 87-108.

Shearer D. Elements Near and Alien: Passportization, Policing and Identity in the Stalinist State, 1932-1952 // Journal of Modern History, 76:4. December, 2004.

Shearer D. Social Disorder, Mass Repression, and the NKVD during the 1930s // Cahiers du monde russe, 42:2-3-4, April-December 2001. 525-529.

Starr F. Adventures in Russian Historican Research. Reminiscences of American Scholars from the Cold War to the Present // ed. by Samuel H. Baron and Cathy A. Frierson. Armonk, New York, and London: M. E. Sharpe, 2003.

The Trial of Iosif Brodsky // New Leader, 31 August, 1964.

Переводсанглийского АллыБалджи подредакцией ЕкатериныРешетниковой.

254

Лебина

Монсон, 1992. С.182]. Современные критики теории ярлыков считают, что в ней слабо разработан властный аспект маркирования некими со- циальными структурами индивида как девианта, как социальной ано- малии. Именно поэтому в контексте социально-антропологического изучения социальной политики и социальной работы в условиях совет- ского общества представляется возможным и необходимым освещение механизма определения конкретных явлений (и их носителей) как об- щественных отклонений. Значительный интерес представляет период «оттепели» и хрущевских реформ, середина 50-х – середина 60-х годов, время прочно ассоциирующееся в общественном сознании с процессами демократизации советскогообщества.

Известно, что нормативные суждения власти, зафиксированные в правовых документах, играют определяющую роль в процессе форми- рования представлений общества как о нормах, так и об аномалиях. Речь в данном случае идет о том, что именно маркируется как преступ- ление, противоправное, антиобщественное деяние. В 50-60-х годах в административно-правоохранительной политике советского государ- ства происходили серьезные изменения, которые основывались на снижении объемов и продолжительности сроков уголовного наказания и, в особенности на замене его на административные меры воздейст- вия. Известный исследователь хрущевской эпохи А.В. Пыжиков отме- чает, что «в конечном итоге речь шла об устранении тотального пресса уголовного преследования вообще, что имело не меньшую значимость, чем реабилитационные процессы по политическим и контрреволюци- онным делам, так как затрагивало значительные слои населения»

[Пыжиков, 2002. С.257].

Еще в конце 30-х ХХ в. партия большевиков констатировала исчез- новение в СССР многих отклонений от норм общественного поведения. В советском государстве якобы уже перед Великой Отечественной вой- ной не было проституции и нищенства. По мнению власть предержащих совершенно изменилась и преступность. Рост же криминальных прояв- лений после войны они объясняли безотцовщиной и наличием на руках у населения большого количества оружия и считали, что с этими явле- ниями можно будет справиться по мере восстановления народного хо- зяйства. Действительно, количество тяжких преступлений с 1947 по 1950 год сократилось в 3,5 раза [Полиция и милиция России, 1995. С.257]. Правда, покой и порядок на улицах крупных городов во многом обеспе- чивался жестким и даже жестоким уголовным законодательством. Сразу после смерти Сталина страну вновь захлестнула волна преступности. Это были последствия амнистии – на свободу вышло 1,2 млн. человек, в чис- ле которых оказались и преступники – рецидивисты. «Птенцы Берии» быстро изменили криминальную ситуацию в стране. За 1953 год количе- ство правонарушений в уголовной сфере выросло больше, чем в два раза. Сначала с ворами, бандитами, хулиганами милиция боролась тра- диционными методами. Однако нарастающая либерализация и связан-

256

Антимиры: принципы конструирования аномалий

ная с ней децентрализация всех управленческих систем привели к по- явлению новых методов профилактики и искоренения преступности. Не последнюю роль в этом процессе сыграло и целенаправленное изме- нение общественных представлений о преступлении как общественной аномалии.

«…как воздушные шары…»

Антимир – слово, рожденное хрущевской эпохой. Оно фигурирует как образец новояза даже в издании «Новые слова и значения». Этот своеобразный словарь-справочник, вышедший в свет в 1971 году, зафик- сировал словесные знаки, появившиеся и активно употребляемые именно в годы реформ Н.С. Хрущева. Под антимиром понималось нечто сугубо противоположное обычному, традиционному, нормальному. Чаще всего слово «антимир» встречалось в поэзии 60-х годов. А. Вознесенский, один из трехсамыхпопулярных поэтовтоговремени, писал:

Без глупых не было бы умных. Оазисов – без Каракумов… Есть соль земли. Есть сор земли. Но сохнет сокол без змеи...

Как и почитаемый им В.Маяковский, поэт-шестидесятник попытал- ся в поэтической форме ответить на извечный вопрос: «Что такое хоро- шо, а что такое плохо?» В середине 20-х годов простенький литератур- ный прием позволил в иносказательной форме изобразить единство добра и зла, неразделимость «нормы» и «аномалии». Обстановка перво- го послевоенного десятилетия навязывала резкую рубленую форму, не предполагающую двойных стандартов.

В эпоху хрущевских преобразований проблема отклонения от нор- мы и их взаимосвязи, несомненно, существовала. На этой ситуации по- коятся и общество, и природа. Однако новое время создавало и новые литературные приемы. Образ антимира, витающего в виде воздушного шарика, пожалуй, лучше всего выражает некую, во всяком случае внешнюю легковесность властных суждений в отношении аномалий 50-60-х годов. Действительно, с середины 50-х главная роль в процессе борьбы с преступностью отводилась общественности. В мае 1954 года появилась, основанная на постановлении ЦК КПСС от 12 марта 1954 года, директива МВД СССР «О работе среди населения». В документе прямо говорилось о необходимости крепить связи милиции с трудя- щимися. Началась реанимация созданных еще в 1932 году бригад со- действия милиции (Бригадмил). В 1955 году только в Ленинграде бы- ло почти 700 таких бригад. Мобилизация общественности на штурм преступности была, несомненно, частью общей программы построения коммунизма. И особенно сильно это ощущалось после окончательного укрепления власти Хрущева.

257

Лебина

В преддверии ХХI съезда КПСС, на котором было заявлено о по- строение социализма в СССР не только полностью, но и окончательно, властные структуры настроились на решительное свертывание части функций милиции и передачи их общественности. Вероятно, преступ- ный мир сверху казался мелким и несерьезным противником, бороться с которым смогут простые граждане. Идея активно проталкивалась в мас- сы. Уже в ноябре 1958 года появились первые дружины рабочей мили- ции по охране общественного порядка. Ленинград в деле создания дру- жин оказался «впереди планеты всей». На заводе «Русский дизель» в январе 1959 года было решено, что на каждые 25 работающих один обя- зательно должен быть дружинником. В одном только Кировском районе Ленинграда к марту 1959 года было 2000 дружинников [Скилягин и др., 1967. С.324]. В марте 1959 года ЦК КПСС и Совет Министров СССР при- няли постановление «Об участии трудящихся в охране общественного порядка в стране». Бригады содействия милиции, которые формирова- лись при органах МВД на местах, были ликвидированы. Вместо них ста- ли создаваться дружины при предприятиях и учреждениях. В состав дружинников включались и молодые и старые, и женщины и мужчины. В сентябре 1959 года в Ленинграде было уже 35 тысяч дружинников, в начале 1960 года – 65 тыс., а к середине 60-х годов – 190 тысяч [Карпец, 1960. С.114; Лукьянов, 1965. С.3] 1.

Одновременно в общественном сознании стала формироваться норма, своеобразный образец. Им явилась знаковая фигура дружин- ника, вооруженного лишь красной повязкой и амбициями, фигура, ак- кумулировавшая в себе противоречивость отношения к преступности в годы хрущевских реформ. Антимир – мир криминала – представлялся не только поэту А. Вознесенскому воздушным шариком, который мож- но проткнуть с помощью булавки, но и людям, официально ответст- венным за благополучие граждан. Общественники, безусловно, могли навести порядок на вечере в клубе. Но дебоширство на танцах все же было не основным видом правонарушений в конце 50-х годов. В де- кабре 1956 года Министерство внутренних дел информировало ЦК КПСС о росте преступности. В специальной записке МВД отмечалось:

Крайне высока преступность среди молодежи, безнадзорность де- тей, многие из них не работали и не учились. Эти лица праздно ко- ротают время в парках, садах, у кинотеатров и клубов, на вокзалах и на рынках, нередко допускают хулиганские действия и совершают карманныекражиидругие преступления[Козлов, 1999. С.187].

Действительно, волна преступлений нарастала. В 1956 году орга- ны правопорядка зафиксировали 9670 убийств и 6993 изнасилований, а в 1957 году уже 12230 убийства и 10207 изнасилований [Полиция и милиция России, 1995. С.263]. Борьбу с ними вряд ли можно было до- верить общественности.

1 См. также: Ленинградская правда. 1959, 2 сентября.

258

Антимиры: принципы конструирования аномалий

Справедливостиради следуетотметить, что первоевремя появление на улицах города людей с красными повязками подействовало отрезв- ляюще на часть дебоширов и пьяниц. Однако уже в июне 1960 года Ге- неральный прокурор СССР констатировал, что мероприятия дружинни- ков по наведению порядка в городах наталкивались на ожесточенную встречную агрессию хулиганов. К 1962 году накопилось столько случаев избиения и даже убийств добровольных блюстителей порядка, что 15 февраля 1962 года Президиум Верховного Совета СССР принял специ- альное постановление «Об усилении ответственности за посягательство на жизнь, здоровье и достоинство работников милиции и народных дружинников». Однако иллюзорные взгляды на проблему борьбы с пре- ступностью были не изжиты. В мае 1962 года Исполком Ленсовета, на- пример, принял решение о создании института общественных участко- вых уполномоченных. В сентябре того же года их в городе уже было 2500 чел. Стремление переложить ответственность за покой и жизнь граждан на их собственные плечи было вполне в контексте социальных ожиданий власти. Новое уголовное законодательство, принятое в декаб- ре 1958 года смягчило систему наказаний в отношении малозначитель- ных преступлений. Суд должен был теперь при вынесении приговора предусматривать и меры по перевоспитанию провинившихся и без тю- ремного наказания. Это породило явление передачи «на поруки». А в мае 1959 года, выступая на III съезде писателей, Н.С. Хрущев предложил расширить эту практику как наиболее соответствующую формирую- щимся коммунистическим отношениям [Хрущев, 1959. С.7]. Целый пласт правонарушений был передан на рассмотрение товарищеских су- дов, которые функционировали при домоуправлениях. Они обычно вы- носили общественное порицание. Неслучайно популярный сатирик то- го времени Л. Ленц вполне серьезно писал в 1961 году на страницах журнала «Крокодил»:

При коммунизме человека общественные суды будут приговари- вать к фельетону [Цит. по: Вайль, Генис, 1996. С.17].

Материалы для ведения дел общественными судами в первую оче- редь поставлялись бригадмильцами и дружинниками, объектами особо- го внимания которых становились аномалии, во многом сконструиро- ванные самой власть. В ряду «антимиров», социальных отклонений 50- 60-хгодов, важноеместо занимает фигура«стиляги».

Тарзан по-советски

«Толковый словарь языка Совдепии» определяет понятие «стиляга» следующим образом: «Молодой человек, отличающийся склонностью к вызывающе модному стилю одежды, прически, а также манерам и вку- сам, не соответствующим общепринятым» [Мокиенко, Никитина, 1998. С.586]. Понятие появилось еще в 1949 году. Но относительно массовым «стиляжничество» стало после 1953 года. Это была, несомненно, много- пластовая субкультура, включавшая и определенные атрибуты одежды, и манеру поведения, и особую лексику, и систему культурно-эстетических

259

Лебина

пристрастий. В основе этой субкультуры лежали «западные стандарты» повседневной жизни. Традиционное описание «стиляги» – туфли на тол- стой подошве, пестрые носки, рубашки яркой расцветки, удлиненные во- лосы, уложенные в виде кока а ля Элвис Пресли, клетчатые пиджаки с ватными плечами и галстук, который за экзотический раскрас называли «пожар в джунглях», – не раскрывает всей сути этого феномена. Среди «стиляг» оказывались и люди, предпочитавшие значительно более сдер- жанную одежду. Признанный питерский стиляга № 1 В.А. Тихоненко так описывалнаборсвоихсамых«стильныхвещей»:

Бывали простенькие, но очень красивые костюмы, все были чисто шерстяные. В те времена хорошим вкусом считалась чистая шерсть, 100 процентная, хорошего цвета. Костюмы были со вку- сом, не было диких цветов, как комсомольцы писали. Были у меня плащи, шуба у меня была, английское пальто ратиновое. А эти писали – «попугайской». Разве в Англии делают попугайское?.. Я, например, честно могу сказать, был после войны такой трофей- ный фильм «Облава», там был американский разведчик, забро- шенный в ряды гестапо. Конечно, он был изумительно обаятель- ный парень... я с него все (внешний облик – Н.Л.) срисовал сразу же [Тарзан в своем отечестве, 1997. С. 24].

Однако даже эти просто элегантные вещи и соответствующие им манеры поведения казались вызывающими в условиях пока еще полуто- талитарной советской действительности. Власти маркировали «стиляг» как социальную аномалию, она являлась продуктом специфической идеологии, продолжением развернутого в самом конце 40-начале 50-х годов в СССР наступления на «космополитизм и низкопоклонство перед Западом». Смерть Сталина приостановила развитие лишь самых отвра- тительных форм этого наступления. В середине 50-х годов ареной разо- блачения «империалистических вылазок» стала сфера обыденной жиз- ни, и прежде всего, так называемое «стиляжничество». Экстремистские проявления молодежной моды вызывали раздражение стабильной час- ти общественности не только в СССР. Почти всюду на Западе альтерна- тивно настроенная, а главное, одетая молодежь в 50-е годы подверга- лась определенным нападкам [Подробнее см.: Abrums M., 1959; Fyvel, 1961; Вайнштейн, 2005]. Однако в советской действительности девиации подобного рода клеймились идеологически. Важную роль в этом про- цессе играли не нормативно-законодательные, а нормализующие суж- дения власти. Как правило, эти суждения официально презентовались советской партийно-комсомольской печатью. Так, газета ленинградских комсомольцев «Смена» писала вмае1954 года:

Моды часто меняются, а стиль остается. Это стиль попугаев, с ним надо бороться. Срывать пеструю шелуху со «стиляг» и выводить их на чистую воду… 1.

1 Смена. 1954. 29 мая.

260