Мещеряков А.Н. (отв. ред.) История и культура Японии. Выпуск 12 (Orientalia et classica). 2020

ла «Мадо» 2004–2005 гг., посвящённые столетней годовщине Русско-японской войны, делали главный смысловой акцент на важности культурных, а не военных контактов, на первый план выдвигали памятные даты, связанные с историей культурных связей между нашими странами. Например, журнал «Мадо» в № 130 за 2004 г. на первую полосу поместил статью Осима Микио «Лето двухсотлетней годовщины возвращения на Родину моряков, потерпевших крушение», где речь идет о возвращении в 1804 г. в Японию четырех японских моряков, доставленных парусным судном «Надежда» вместе с дипломатической миссией Резанова. Годовщина русско-японской войны нашла отражение лишь в рубрике «Телескоп», где опубликован обзор публикаций, посвященных этой теме в российских газетах. А № 132 за 2005 г. открывает статья Такахаси Сэйитиро «Столетняя годовщина русско-японской войны и“Облака над холмами”», которая начинается с упоминания о 150-летней годовщине первого дипломатического и торгового договора между Японией и Россией (Симодского трак-

тата 1855 г. ).

Далее в статье анализируется позиция автора упомянутого в заглавии романа, Сиба Рётаро (1923–1996), одного из популярных в Японии писателей, который был также и влиятельным общественным деятелем. На протяжении десятилетней работы над романом «Облака над холмами» его взгляды менялись. Если в первой части романа Русско-японская война показана как столкновение просвещенной Японии с «варварской» Россией, то после описания победы Японии авторская позиция претерпевает изменения: он приходит к заключению, что «война, с точки зрения внутренних проблем страны-победителя, скорее катастрофа». Разжигание национализма и призывы к «справедливой войне» грозят опасными последствиями. По мнению автора статьи, превознесение победы Японии в Русско-японской войне является отчасти оправданием империалистической политики страны в последующий период, поэтому особенно актуально для сегодняшней оценки тех событий обратиться к идейному наследию известного писателя. По роману Сиба Рётаро был снят телевизионный сериал в рамках совместного русско-японского проекта, приуроченного к 105-летию Русско-японской войны. В русском переводе фильм называется «Тучи над холмами» (три сезона показа, 2009–2011). Однако идея обращения к роману разрабатывалась задолго до реализации проекта, и, возможно, публикация в «Мадо» является одним из этапов ее формирования.

Болезненная тема японских военнопленных затронута обычно не напрямую, а в связи с историей русско-японских контактов в контексте их положительного развития. Например, Инагаки Кэнъити, профессор университета Тюкё, автор статьи «Жизнь в лагере», вспоминает, что впервые начал читать русскую литературу именно в период пребывания в «сибирском лагере». На скопленные деньги заключенные японцы вместе покупали дешевые книги, вместе читали и обсуждали. Особенно понравились и были перечитаны много раз книга о декабристах «Северное сияние», «Анна Каренина» и «Русские женщины» Некрасова. Статья Хияма Синъити «Русские военнопленные в лагере Фусими и стихи Пушкина», опубликованная в журнале «Муза» за 1987 г., посвящена записным книжкам русских военнопленных 1905 г. с выписками из сти-

ховПушкина, которыебылинайденынатерриториилагеряФусимиподКиото. В статье приводятся важные фактические данные: упоминается о существованиитакихлагерейповсейЯпониикромеХоккайдо, приводитсясписокрусских военнопленных с указанием национальности и вероисповедания. Возможно, читатель, хранящий в душе обиду на Россию за судьбу японских военнопленных, смягчится, задумается о взаимной вине наших стран друг перед другом. Вместе с тем, статья знакомит со стихотворением Пушкина «Узник», строки из которого поддерживали людей в тяжелых условиях лагерной жизни. Автор предлагает читателю поразмышлять вместе с ним о непреходящем значении культурных ценностей, познакомиться с другими произведениями великого русского поэта.

2. Статьи, косвенно затрагивающие тему русско-японских военных конфликтов

Например, в цикле статей профессора японского университета Тояма-га- куин Моримото Ёсио «Отакэ Хирокити и его время», опубликованных в журнале «Мадо» в 1997–1998 гг. (№ 103 и далее), подробно рассматриваются все этапы деятельности основателя книготорговой и издательской фирмы «Наука», выдающегося ученого, переводчика, общественного деятеля Отакэ Хирокити (1890–1958), который внес большой вклад в развитие культурного сотрудничества наших стран. Для нас представляет интересто, какой отобран материал для публикаций и как подается. Автор напоминает читателям о периоде японской интервенции на Дальнем Востоке, когда в августе 1918 г. на территорию Сибири вступила японская армия численностью более 70 000 человек. Отакэ приехал во Владивосток в 1919 г., где не только работал в качестве журналиста японской газеты «Токёхинитисимбун» ( современное название «Токёмайнитисимбун»), но и закончил Владивостокский Дальневосточный университет. В период своего пребывания в Сибири он стал свидетелем активных действий японской армии. В статье приводятся примеры японской агрессии: упоминается факт сожжения деревни Ивановка на берегу Амура вместе с жителями, когда погибло более 300 человек, и др. Автор подчеркивает мужество Отакэ, который в статьях осуждал действия военных, а послетого как Америка и Англия весной 1920 г. вывели войска, призывал к скорейшему выводу японской армии. Основное внимание Моримото Ёсио уделяет самоотверженной работе Отакэ, направленной на развитие русско-японских культурных контактов: основаниев1928 г. научно-исследовательскогоцентра«Росиамондайкэнкюсё» в котором работали вместе с ним японские ученые-русисты, создание издательской и книготорговой фирмы «Наука» в 1931 г. и т.д. Автор старается преодолеть существующий в сознании рядового японского читателя образ России как «страшной страны», «угрозы с севера», акцентируя внимание на негативной роли политического руководства Японии, актах военной агрессии с японской стороны, подчеркивает приоритет культурных и духовных связей между нашими странами.

Часто статьи, затрагивающие тему военных конфликтов, включены в циклы публикаций, объединенных под нейтральным названием. Например, в цикле «Прогулки по Петербургу» («Мадо», 2001–2002 гг.) была опубликована

статья японского ученого-русиста Касама Кэйдзи «Аврора», в которой сначала подробно освещается участие крейсера в революционных событиях 1917 г., а события Русско-японской войны подаются как общая память «Авроры» и японского крейсера «Микаса», последних свидетелей Цусимского сражения, которые стали кораблями-музеями. В заключение автор сетует на неправильный перевод названия российского крейсера на японский язык как «Северное сияние» ( ), в то время как это имя богини утренней зари Авроры (

), атакже имя одной из героинь балета Чайковского «Спящая красавица» (2002 г., № 120). Расстановка смысловых акцентов, включение культурного и исторического контекста, упоминание имен и названий с положительной для читателей коннотацией способствует созданию позитивного, «примирительного» эмоционального восприятиятекста статьи и в целом. Втом же цикле помещены статьи Касама Кэйдзи, посвященные ленинградской блокаде: «Маршал Жуков. Ленинград 10 сентября — 6 октября 1941 г.» (№ 116), «Пулковские высоты» (№ 117), «900 дней блокады» (№ 118). В рубрике «Россия лесов, Россия полей» в2004 г. втретьейпубликации, посвященнойтворчествурусскогопоэта А.Я. Яшина (1913–1968), японский поэт Ота Сёити знакомит читателей с его военными дневниками в статье «Москва и “Военные дневники”» (№ 129). Статьи, посвященные трагическим страницам русской истории периода Великой Отечественной войны, создают образ России не как агрессора, а как страны, мужественно перенесшей тяжелые испытания, с которой надо продолжать вести культурный диалог.

3. Статьи, предлагающие осмыслить проблему военного противостояния с философской точки зрения

Война ассоциируется со смертью, насилием и т.п. В заголовках статей данной группы содержатся лексемы этого ряда, которые помогают понять глубинный смысл публикации. Например, статьи Хоккё Кадзухико «Пушкин и ненасилие» («Муза», 1999 г., № 18), «Толстовская теория непротивления и сегодняшний день (О философии пацифизма и ненасилия)» (Там же, 2002 г., № 21); Моримицу Кодзи «О смерти и насилии в повести “Казаки”» (Там же). Недопустимость военного способа разрешения конфликтов, противопоставление духовной силы мощи оружия нашли отражение в произведениях русской классики. Рассмотрение под этим углом наследия великих русских писателей способствует формированию базовой миротворческой позиции у читателя одновременно с желанием познакомиться более глубоко с тем или другим автором и с культурой страны, которую они представляют.

Особенностью «Мадо» и «Музы» является подбор материалов, создающий определенный историко-культурный контекст для военно-исторических публикаций. Вот пример: типичный по содержанию журнал «Мадо» № 118 за октябрь 2001 г. Наряду со статьей Касама Кэйдзи «900 дней блокады» из цикла «Прогулки по Петербургу» представлены статьи японских ученых-русистов: Мацусита Ютака «“Дворянское гнездо” Тургенева», Кубо Хидэо «Комментарий к “Евгению Онегину”: от барщины к оброку», Накамура Ёсикадзу «Заметки о пребывании в деревне канадских духоборов», рецензия Тэрада Какуро на книгу «Россия внутри Японии», посвященную русско-японским связям, обзор но-

вого русского журнала «Мир русского слова» ит.д. Две из четырнадцати статей номера посвящены Свт. Николаю: «Первые встречи с Японцами» Э.Б. Саблиной и материал Накамура Эцуко из цикла «Храм Николая и женщины эпохи Мэйдзи» (циклсостоитиздвадцатистатей, написанныхвсоавторствесмужем, Накамура Кэнносукэ, и посвященных истории русской духовной миссии и ее влиянию на японскую культуру). Основной объем отведен русской литературе, культуре, истории русско-японских отношений в контексте установления и развития культурных связей между нашими странами.

Тема русско-японских военных конфликтов так долго остается болезненной для обеих стран, что вектор ее осмысления определяет матрицу рассмотрения практически любого вопроса русско-японских межгосударственных отношений. Позиция, занимаемая авторами в журналах «Мадо» и «Муза», совпадает со взглядами Свт. Николая и доказывает, что духовные связи, обретаемые в процессе культурного взаимодействия, могут выдержать все испытания времени.

Литература

Михайлова Ю.Д. Война длиною в целый век: лубок, литография, карикатура // ЯпонияиРоссия: национальнаяидентичностьсквозьпризмуобразов. СПб.: Петербургское востоковедение, 2014а. С. 38–67.

Михайлова Ю.Д. Тема войны в современной японской манга и изображение России // Япония и Россия: национальная идентичность сквозь призму образов. СПб.: Петербургское востоковедение, 2014б. С. 192–223.

Николай Японский. Япония и Россия // Древняя и Новая Россия. 1879. URL: https: // ru-jp.org/nikorai02.htm.

ИСКУССТВО ЯПОНИИ В КОНТЕКСТЕ МИРОВОЙ ТРАДИЦИИ

Японская дзэнская флейта сякухати и суфийская флейта най.

Типологическое или генетическое родство традиций?

М.В. Есипова

Рассматриваютсядверелигиозныетрадиции,гдеглавенствующуюрольиграетпродольнаяфлейта, звучание которой заменяет молитвы. Кратко излагается реальная история сякухати, флейты монахов-комусо: секты Фукэ, существующая параллельно с легендарной, изложенной в «Кётаку дэнки», которой придерживаются сами носители традиции. Акцентируется уникальность традиции сякухати в общебуддийском и в японском культурном контексте. Автор присоединяется к мнению тех исследователей, которые связываютпоявление фукэ-сякухати в Японии с приездом из Китая чаньского монаха, «иностранца» Ро:ана, ставшего другом и спутником Иккю. Предлагается новый аспект исследования сякухати— в контексте традиций продольной флейты Евразии

вцелом и в Китае (с I в.), в частности, где аналогичные флейты не были связаны с буддийским контекстом. Рассматриваются пути проникновения продольной флейты в Китай — из Персии в эпохуТан и из Центральной Азии, где суфийские наставники вели миссионерскую деятельность,

вэпохуЮань. Выдвигается предположение, что най могли занести в Китай персы-зороастрийцы, где произошла модификация согдийско-персидской традиции в русле ислама, позднее слившейся с шаманской центрально-азиатской. Сравнительный анализ музыкальной ткани композиций и принципов их музыкальной организации показывает, что музыка сякухати (хонкёку) по ряду параметров ближе всего к монгольской традиции флейты цуур. Приводятся многочисленные аналогии традиций сякухати и ная по разным параметрам. Сопоставляются и конечные цели исполнительства — дзэнский прорыв, просветление и суфийское растворение личности в Божественной любви или Абсолюте. Выявляется особый статус ная в суфийской культуре Азии (особенно ордена Мевлеви), связанный с деятельностью Джалал ад-Дина Руми. Автор приходит к заключению, что дзэнская традиция сякухати— это перерождение или перевоплощение иноконфессиональной идеи в типично эзотерическом (сингонском) духе.

КЛЮЧЕВЫЕ СЛОВА: сякухати, Фукэ/Фукэсю:, комусо:, суйдзэн, най/нэй, цуур, музыка суфизма, Маулавийа/Мевлеви.

В истории мировой культуры известны приоритетные значения какого-ли- бо музыкального инструмента в религиозной практике, и нельзя не обратить специального внимания нато, что во всей Евразии естьтолько две сохранившиесядонынерелигиозныетрадиции, гдеглавенствующуюрольиграетпродольная

дзэнской практикой передачи какого-либо знания суггестивным методом, как некоего откровения)4; ему противопостав-

ляется гайкёку — светский репертуар, активно развивавшийся в эпоху Эдо. Традиция хонкёку, едва не утраченная после запрещения Фукэсю: в 1871 г., все же выжила5 и ныне продолжает свое существование, как в Японии, так и за ее пределами. Правда, она подверглась жесткой канонизации.

В конце XX в. в Японии ряд исполнителей на сякухати получили почетное звание нингэн кокухо: — «человек— национальное сокровище» (или «живое на-

2Почти все храмы Фукэсю: вернулись к направлению Риндзай; ныне основными являются храмы То:фукудзи и Мё:андзи, где культивируется медитативная практика сякухати — суйдзэн (суй— «дуть») и старый репертуар.

3По другим данным, корзина тэнгай только после 1720 г. заменила обычную плетеную широкополую шляпу.

4Этот репертуар сохранился благодаря основателю школы Кинко:-рю:, основателем которой был Куросава Кинко:, который в начале XVIII в., путешествуя по стране, собрал множество старых композиций. Ныне сохранилось около 150 композиций хонкёку.

5Возродил идеалы Фукэсю: храм Мё:андзи в Киото; основателем школы исполнительства на сякухати Мё:анрю:, или Мё:ан симпорю: («Школа истинной Дхармы Мё:андзи») стал Одзаки Синрё(1817–1889, поуточненнымданным1820–1888), продолжилделоегоученикКацуураСёдзан (1856–1942), прозванный «последним комусо:».

циональное достояние»). Таким образом, традицию официально оценили по достоинству, хотя ныне интерес японцев к сякухати падает.

Сякухати посвящен значительный корпус литературы на европейских, русском6 языках и конечно, на японском. Интерес европейцев к этой флейте связан с увлечением дзэн-буддизмом (начиная с середины XX в.) и его медитативными практиками, в том числе суйдзэн, сформировавшимися в рамках Фукэсю:7. Музыка дзэнской сякухати — это, пожалуй, единственная японская традиция, воспринимаемая представителями западной музыкальной цивилизации почти адекватно. Видимо, причина в том, что на первый план выдвигается не интонационность, а работа со звуком, как таковым (каждым в отдельности) и способ временнóй организации, основанный на интуитивном чувстве времени. В музыке хонкёку нет четких метрических структур, членение времени творил сам исполнитель, а слушатель вынужденно втягивался в этот индивидуальный временной процесс, разворачиваемый каждый раз заново.

Активная популяризация традиции, в том числе благодаря увлечению ею европейского мира, создала представление о религиозной музыке сякухати как о некоем уникальном в мировом масштабе явлении. Однако строгого научного обоснования эта «уникальность», на наш взгляд, так и не получила. При обилиисобранныхисторическихфактовмненияопроисхождениииовремени появления этой традиции в Японии довольно противоречивы (так, американский японовед Дж. Санфорд считал, что возникшая незадолго до эпохи Токугава традиция исполнительства на сякухати была чисто японским продуктом, первоначально с Дзэн не связанным, а «официальная» традиционная история флейты почти полностью ложна) [Sanford, 1977].

Безусловно лишь то, что в буддийском мире это действительно уникальная традиция (обычно музыкальные инструменты сопровождают песнопения или звучат в ансамбле). Здесь же сольный флейтовый звук, заменяя вокальную молитву, становитсяосновнымканаломобращениякбудде. Иэтотфактпозволяет проводить сравнение с суфийской музыкальной традицией.

До образования Фукэсю: существовала полурелигиозная гильдия, предшествующая объединению комусо:, тогда исполнители на флейте назывались комосо: — «монахи соломенной циновки» (во время странствий они носили с собой соломенную циновку, на которой спали; слово впервые встречается в литературе в конце периода Муромати, до 1539 г. [Deeg, 2007, р. 15]. Позднее это раннее название было этимологически переосмыслено: комусо: можно перевести как «монах Пустоты и Небытия»8 (это слово зафиксировано в начале XVII в.). Ранняя гильдия комосо:, вероятно, возникла в конце правления Асикага (в XVI в.), и ее члены, как позднее комусо:, играли на флейте, собирая

6В последние годы в Интернете появилось много любительских переводов англоязычной литературы о сякухати на русский (см.: www. shakuhachi.ru).

7С середины 1990-х существует Международная ассоциация исполнителей на сякухати, в XXI в. создано Европейское общество сякухати. Проводятся международные фестивали музыки сякухати (последний — в 2018 г. в Лондоне), семинары, летние школы и т.д. Сейчас в мире много европейцев, освоивших это исполнительство, есть и мастера-изготовители инструмента.

8Однако есть и другая трактовка слова: «Старик-монах, который не есть монах» [Deeg, 2007, р. 16], автор ссылается на мнение Уэно Катами.

милостыню. Их флейта отличалась от более поздней сякухати, ее назвали хитоёгири (букв. «одно отрезанное коленце [бамбука]»), поскольку ее короткая трубка (длиной 33,6 см) с пятью пальцевыми отверстиями (четыре на внешней

иодно на тыльной стороне ствола для большого пальца) делалась из одного коленцабамбука. Статусисполнителей-комосо: нынеобычноопределяетсякак убасоку (от санкр. упасака) — промежуточный между мирянином и собственно буддийским монахом (в начале периода Камакура их называли боро-боро, позднее — хидзири). Включение же комусо: в Риндзай-дзэн произошло в самом начале эпохи Токугава, когда в ряды комусо: начали вступать разорившиеся самураи (ро:нин), тогда же в Фукэсю: появились военные практики.

ВЯпонии существует несколько видов продольной бамбуковой флейты (каждая со своими разновидностями) — разных размеров, с разным количествомпальцевыхотверстий, сразнойформойвдувногоотверстия, появившиеся в разные времена, но все они обозначаются термином сякухати как общим,

иэто создает дополнительную сложность для исследователей. Перечислим основные их виды в хронологическом порядке появления.

1. Гагаку-сякухати— существовала с середины VII до XIV в., завезена из КитаяилиКореи. 2. Тэмпуку— возможно, завезенаизКореи, гдеаналогичнаяфлейта называется дансо; была распространена в Сацума с конца XV до середины XVI в., а ныне сохраняется в префектуре Кагосима, на юге о. Кюсю; некоторые исследователи считают ее ранней формой фукэ-сякухати. 3. Хитоёгири-сякуха- ти, или хитоёгири (также в источниках XVII в. называлась тантэки — «короткая флейта») — инструмент странствующих нищенствующих, зачастую слепых хидзири («полумонахов-проповедников»), они-то и получили название комосо: («монах с соломенной циновкой»), а к началу XVII в. были переименованы в комусо:. Первоначальнохитоёгирииспользоваласьисключительнокаксигнальный инструмент-атрибут комусо: (подобно раковине-трубе хорагай в сю:гэндо: и подобно рогу странствующих дервишей). Хитоёгири была очень распространена, ее использовали и странствующие сказители бива-хо:си9 наряду с лютней бива; известно, что в XVI в. она входила в ансамбль дэнгаку. 4. Фукэ-сякухати, или ко- мусо:-сякухати — флейта, которая стала образцом для современной сякухати (последняятоже существует в нескольких разновидностях) (см. рис. 3).

По версии, восходящей к позднему легендарному сочинению, созданному в рамках Фукэсю:, «Кётаку дэнки» (оригинал на камбуне якобы был написан в XIII в., по другой версии— в 1640 г., но текст известен по «копии» на японском языке1795 г.10), традициюсякухатизавезизсунскогоКитаядзэнскийяпонский монах Какусин (1207–1298)11. Это реальная историческая фигура, известно, что Какусин прожил в Китае с 1248 по 1254 г. и обучался там у известного чаньско-

9Бива-хо:си — странствующие, обычно слепые исполнители, сопровождавшие свое пение игрой на лютне бива. Они брили головы и одевались как странствующие монахи.

10Созданиеэтоготекстанакамбуне, опирающегосянакитайскийобразец(«Линьцзи-лу») приписывают Тонъо:. Редактором расширенного текста на японском языке — «Кётаку дэнки кокудзи кай», 1779, 1781 г. — считается Ямамото Морихидэ [Sanford, 1977, p. 416]. Перевод трактата на английский язык, выполненный крупным японским музыковедом Цугэ Гэнъити, был опубликован в

1977 г. [Kyotaku Denki, 1977, р. 49–53].

11Синти Какусин, также Мухон Какусин, посмертное имя— Хотто: Кокуси.