1 Цитата из сочинения Дидро «Разговор Даламбера и Дидро».

Еще одно сходство можно заметить в отсутствии самосознания и самопознания. Как утверждал человек из подполья, теоретики Просвещения отказывают в самопознании не только другим людям, но и самим себе. Если бы они были способны к самоанализу, их тоже поразила бы инерция. Морфеус учит Нео: «Матрица не может сказать тебе, кто ты». Быть может, недостаток самосознания также в определенной мере стал источником людского высокомерия, приведшего к созданию искусственного интеллекта? Описывая Матрицу, Морфеус касается темы утопизма: он рассказывает, что в начале XXI века «человечество объединилось» и совместными усилиями создало искусственный интеллект.

Данное в «Матрице» описание человека и его творения копирует классический сюжет жанра хоррор — историю Франкенштейна, когда творческие амбиции науки приводят к появлению существа, которое невозможно контролировать и которое восстает против своего создателя. Но в «Матрице», похоже, сотворенное — искусственный интеллект — после захвата власти обречено на повторения невежественных людских ошибок. Сама Матрица уже включена в утопический план социальной реконструкции. Где же выход из этого порочного круга?

ОСВОБОЖДЕНИЕ ИЗ МАТРИЦЫ: ПОБЕДА ЧЕЛОВЕЧНОСТИ ИЛИ ТЕХНОЛОГИИ?

Вероятно, ответ связан со сложной концепцией свободы, к пониманию которой Нео идет весь фильм. С другой стороны, именно по этой причине финал фильма крайне двусмыслен. Частично проблема порождена тем, что авторы «Матрицы» выбрали типичное окончание голливудского боевика — супергерой крушит толпы злодеев. Безусловно, сложные технологии, использованные в «Матрице», делают развязку более тонкой и интересной, чем в фильмах вроде «Крепкого орешка» и «Терминатора». «Матрицу» справедливо хвалят за спецэффекты, а не за проработку сюжета и героев. Перешагнув предел возможностей человеческого тела, Нео начинает использовать силы, доступные героям комиксов; усовершенствованная техника боя затмевает обычные (хотя и замечательные) человеческие способности, которые Нео развил у себя, чтобы вести войну против Матрицы.

До финальной схватки Нео кажется очень уязвимым, поначалу напрочь отвергающим, а затем лишь частично принимающим свою роль в судьбе человечества. Даже когда он решает рискнуть всем, чтобы бороться с Матрицей, исход сражения вызывает беспокойство. Во время кульминационной битвы с агентами в метро Нео поражает пуля и он, несомненно, умирает. Тринити, ссылаясь на пророчество Оракула о том, что она полюбит Избранного, говорит: «Ты не можешь умереть». Он целует Нео, а когда тот воскресает, велит ему: «А теперь вставай». Хотя мы видели намеки нарастающей близости Нео и Тринити, их отношения недостаточно развиты, чтобы приобрести драматический вес. И в этом серьезный недостаток фильма. Почему? В «Матрице» преодоление нигилизма возможно лишь через возвращение человеческих качеств и образа жизни. Главным таким качеством является отношение к человеку как к особому существу, способному на преданность, любовь и жертву. Нео, Тринити и Морфеус — сложные, отличающиеся друг от друга и дополняющие друг друга персонажи, в то время как агенты Матрицы безлики, одинаковы и взаимозаменяемы. Разве имеет какое-то значение имя «Смит», принадлежащее агенту, чаще других появляющемуся в кадре?

Несмотря на то что человеческим отношениям в фильме уделяется недостаточно внимания, именно любовь Тринити к Нео не только воскрешает его, но и немедленно проявляет его сверхчеловеческие способности. Он останавливает пули и преодолевает закон гравитации. Он ныряет сквозь агента, не обращая внимания на непроницаемость его тела, и агент взрывается.

Выиграв решающую битву с агентами, Нео предупреждает их, что раскроет правду людям, и тогда те смогут войти в неизведанный и непредсказуемый мир. Он говорит: «Я знаю, что вы рядом. Теперь я чувствую вас. И я знаю, что вам страшно. Вы боитесь нас. Вы боитесь перемен. Мне неведомо будущее. Я не пытаюсь рассказать вам, как все закончится. Я говорю вам о том, как все начнется... Я покажу людям то, что вы пытаетесь скрыть, покажу им, каков мир без вас. Мир без правил и подчинения, без преград и границ, мир, где возможно все. Там, откуда мы пришли, всегда есть выбор, и я оставляю его вам». Произнося эту речь, Нео не задумывается о вероятных препятствиях: он недооценивает не столько сопротивление Матрицы, сколько сопротивление довольных, несмотря на свое положение, людей. Урок Сайфера уже забыт. Кроме того, зрителя может заинтересовать вопрос, почему более глубокая концепция свободы, которая так долго развивалась в фильме, вновь подменяется плоским взглядом на человеческую свободу как на автономное самовоспроизводство и пала жертвой «поверхностной трансцендентности», которую критикует Эдмундсон. В сущности, пророчество Нео повторяет описываемую Морфеусом ситуацию конца XX века, когда объединившееся человечество, находящееся на пике своего созидательного могущества, оказалось на пороге создания искусственного интеллекта. Быть может, сам того не предполагая, Нео сулит еще одну утопию?

Возможно, с точки зрения логики и простоты изложения, необходимых для голливудской продукции, мы хотим слишком многого. Но в «Матрице» больше философского смысла, чем в любом другом современном ей фильме. Она заставляет нас серьезно размышлять на философские темы. Поэтому заключительные слова Нео особенно разочаровывают. Его изобилующая пошлостями речь, пожалуй, больше подходит для фильма «Необыкновенные приключения Нео», нежели для «Матрицы». Увы, финал «Матрицы» приносится в жертву характерной голливудской потребности оставлять возможность снять сиквел.

14.

ГЛОТАЕМ ГОРЬКУЮ ПИЛЮЛЮ: ЭКЗИСТЕНЦИАЛЬНАЯ ПОДЛИННОСТЬ В «МАТРИЦЕ» И «ТОШНОТЕ»

Дженнифер Мак-Магон

В одной из начальных сцен «Матрицы» главный герой, Нео, сталкивается с экзистенциальным выбором. Буквально это выбор между красной и синей таблетками. Таблетки Нео предлагает Морфеус сразу вслед за рассказом о том, что привычный мир — на самом деле подделка, что «этот мир был поставлен перед глазами, чтобы заслонить правду». Морфеус объясняет Нео, что, если он выберет красную таблетку, ему откроется истина, в противном же случае его восприятие не изменится. Одна из обладающих противоположными эффектами таблеток способна пробудить Нео, другая — продлить его сон. Таким образом, выбор между красной и синей таблетками символизирует экзистенциальный выбор между настоящей жизнью и жизнью в неведении. Нео глотает красную таблетку, давая толчок сюжету.

Практически все философы-экзистенциалисты рассуждают на тему выбора между реальностью и неведеньем, между истинной и иллюзией, подобного выбору Нео. Большинство называет его выбором между подлинностью и неподлинностью, хотя некоторые используют другую терминологию. Экзистенциалисты определяют подлинность как состояние, в котором человеку известна истинная природа человеческого бытия. Неподлинность же определяется как состояние, в котором человек не знает об истинной природе реальности. Экзистенциалисты считают, что бытие не имеет ни конкретной цели, ни определенного замысла, что упорядоченностью и смыслом его наделяют люди. Они уделяют особое внимание свободе и ответственности, которую она влечет, а также тревоге, которую она может вызывать. Обычные для философов-экзистенциалистов темы — это абсурд, безумие, боль и подлинность. Выбор Нео, включающий в себя несколько вышеперечисленных пунктов, бесспорно, является выбором между подлинностью и неподлинностью.

Говоря о подлинности и неподлинности, философы-экзистенциалисты склонны отдавать предпочтение подлинности. К примеру, такие известные экзистенциалисты, как Альбер Камю, Мартин Хайдеггер1 и Жан-Поль Сартр возвышали подлинность и презирали неподлин-

1 Утверждение Хайдеггера из его книги «Бытие и время» о том, что неподлинность Dasein не подразумевает меньшую или низшую степень бытия. вызывает сомнения в том, что Хайдеггер ставит подлинность выше неподлинности. Однако, по-видимому, это утверждение служит для демонстрации того, что подлинность и неподлинность — это скорее две формы одного бытия, нежели различные категории бытия. Важно отметить, что признание их формами одного бытия не мешает Хайдеггеру считать, что одна из них может быть высшей. Негативное описание неподлинности дает понять, что Хайдеггер считает его низшей формой бытия.

ность. В своих философских трудах они всегда описывали неподлинность с негативной стороны. Сартр называет неподлинность предательством1, Камю говорит о ней как о самоубийстве мышления («Абсурдное размышление»). Хайдеггер утверждает, что неподлинная жизнь не только «уменьшает возможности», но «исключает возможность как таковую» («Бытие и время»).

О подлинной же жизни философы-экзистенциалисты, напротив, говорят в позитивном ключе, называя ее мужественной, полной «величия» («Абсурдное размышление») и «свободной от иллюзий» («Бытие и время»). Как ни странно, несмотря на позитивные отзывы экзистенциалистов о подлинности, образы героев, приближающихся к ней или достигающих ее, всегда унылы и даже откровенно мрачны. В то время как неподлинные герои живут в безмятежном неведении, герои, близкие к подлинности, изображаются тревожными, замкнутыми людьми на грани безумия. Преобладание таких образов в экзистенциальной литературе наводит на мысль, что движение к подлинности влечет за собой боль, социальную изоляцию и в некоторых случаях даже безумие. Эти обстоятельства вынуждают человека задаться вопросом, действительно ли подлинность лучше неподлинности. Несмотря на то что подлинность дает правдивую картину человеческого бытия, возможно, блаженство в неведении. Возможно, лучше выбрать синюю таблетку. Ниже я займусь исследованием подлинности и неподлинности, их преимуществ и недостатков. Для доказательства своих мыслей я буду использовать материал «Матрицы» и экзистенциалистского романа Сартра «Тошнота», так как их персонажи