Глава V. Теоретико-методологические подходы к изучению экономического познания

Раскрытие специфики предмета изучения, данного в системе социального познания, требует учета следующих базовых положений:

1. Социальные отношения быстро изменяются, следовательно, раз и навсегда познать и зафиксировать в системе законов и категорий происходящие в обществе процессы невозможно. С другой стороны, всякая новация в общественном развитии должна быть выражена не только в явлении, рассматриваемом в статусе стабильного, но и через процесс становления, выражаемый в отношении возможной будущей определенности с учетом направления развития. Ограничения теории позволяют удержать процесс становления социальности (в модели познания) как своеобразную схему и смысл, связанные не с прошлым статусом, а с будущим основанием, так как критериев оценки происходящего в системе настоящего не существует.

2. В рамках одной научной дисциплины невозможно построить механизм для решения комплексных проблем социальности; социальное исследование должно быть междисциплинарным.

3. Для познания социальных процессов в системе научного познания и в его теоретической модели необходимо отразить функционирование: 1) системы трансляции знания; 2) системы его адекватного понимания. Только тогда может быть сконструирована система значений, соответствующая происходящему процессу.

4. Не существует единственно «правильной методологии» социального познания, ибо даже в естественных науках постановка и способы решения проблем зависят от использования «базовых» научных теорий, образующих парадигму научного исследования.

Анализ социальности возможен только тогда, когда в нем, в качестве методологических предпосылок, заложены возможности исследования определенности и неопределенности, устойчивости и изменчивости, времени и места, факторов и процессов: их можно рассматривать в качестве форм-факторов теории. Коренной вопрос социального познания –– вопрос о будущем: какие тенденции возобладают, какую форму и направление обретет общественное развитие?

Исторический анализ не позволяет решить эту проблему, так как он представляет собою анализ преемственностей, а не возникновения новых качеств. История исследует то, что стало действительностью: она не в состоянии раскрыть возможности, которые не укоренились в социальном бытии. Новое в момент своего рождения –– это только возможность, которая может стать действительностью, а может и не стать. Утраченная возможность весьма специфична, она не оценена и не связана непосредственно с историческим результатом. Неосуществленные возможности становятся заметны только через значительный промежуток времени, когда они бывают востребованы действительной ситуацией будущего и раскрывают свой изначальный потенциал.

Для исследования социальности необходим анализ, позволяющий раскрыть тенденции будущего. Но для этого нужно научиться анализировать возможности со статусом будущего как действительности, тогда выражаются тенденции настоящего и раскрываются потенциальные смыслы прошлого в системе актуализации выбранной тенденции общественного развития. При построении модели экономического познания философия не может подменять экономические науки. Функции философии в познании экономической реальности раскрываются через конструирование общностей различного порядка. Если эти общности правильно определены, то возникает возможность соотнесения экономической действительности со структурами модели в форме соответствия и несоответствия. Тем самым реализуется иерархическая модель познания, вводящая в свою структуру возможные ограничения только в форме следования за процессом: данность здесь определена не только как действительность, но и как возможность. Мишель Фуко, говоря о власти, отмечает следующее: «Властные отношения –– это отношения различения, которые определяют своеобразие вещей… Следовательно, власть проявляется не столько в общественных формах, будь то личности или институты, сколько в точках пересечения сил… Состояние власти всегда локально и нестабильно». Внесенное в вещи состояние «различения» и выражает вещи в их своеобразии. Экономическая деятельность человека тоже выполняет функцию различения вещей, включает в себя институты и личности. Как и власть, экономика имеет организационную схему и свое поле, несводимые к институциональной форме. Она проявляет себя в точках пересечения «сил», характеристики которых –– локальность и нестабильность. Правильно удержать и отобразить «силы» можно только в динамической модели экономики, не маскирующей реальные процессы. При таком подходе общность как основание модели экономики формирует возможность перехода от одного статуса к другому. Философия не подменяет собой экономические процессы, а создает основание и общность, вписывая их в теоретическую модель, что раскрывает функцию философии как системы понимания.

Г. Кан предлагает использовать конструкцию, которую определяет как «самооправдывающееся предсказание»: если какая-то возможность общественного развития выдвигается нами в качестве наиболее предпочтительной, то из всех имеющихся возможностей будет реализовываться она, а не какая-нибудь другая возможность. Активность субъекта, выбирающего и осуществляющего ту или иную возможность общественного развития, указывает на субъективную определенность действительности. Общность и единство многообразного человеческого опыта сливаются в единство реализуемых возможностей. Ему соответствует и качественно иной образ действительности, который потенциален и актуален только через человека и сопряженные с ним смыслы. Чтобы выразить его особенности, мы используем понятие «ментальный мир». Если бы мы имели дело с раз и навсегда определенным миром, необходимость в этом термине не возникла бы. Однако мир, окружающий нас, находится в постоянном изменении. Зафиксировать изменение можно, только если мы воспримем мир не как данность, а как возможность. Для человека-деятеля мир меняется в зависимости от целей и задач, которые он ставит перед собой. Изучение мира начинается с рассмотрения его как меняющегося, как мира текучего сознания и рефлексии, а не мира косности и застывших форм. Это указывает на возможный «предел» ментального мира, что позволяет выразить становление в границах ментального мира через введение формы и ограничений в «теле» смысла. Понятие «ментальный мир» позволяет получить онтологическую конкретность смысла в отношении предела, если мы используем в качестве основания не ментальный мир, а становление предела. У М. Хайдеггера есть замечательное рассуждение: «…горизонтность –– это лишь только одна, обращенная к нам сторона некоего открытого, окружающего нас, открытого, которое заполнено перспективами видов того, что нашему представлению кажется предметом… Горизонт –– это еще что-то, кроме того, что он есть горизонт… Но что такое это открытое само по себе, помимо того, что оно может являться вашему представлению как горизонт? Для меня оно выступает как край, который своими чарами возвращает все, что ему принадлежит, туда, где оно покоится… Край собирает, как если бы ничего не происходило, всякое ко всякому и все друг к другу в покоящееся пребывание в самом себе. Крайствование –– это собирание и вновь укрытие для просторного покоенья всего в течение отпущенного ему времени… так что и вещи, которые появляются в Gegnet, больше не имеют свойства предметов… Они отдыхают во времени простора своей самопринадлежности».

Ментальный мир выступает «горизонтом» для смыслов и парадигм. Ментальный мир собирает все в себе и через себя, дальнейшая актуализация становится возможной через онтологическое отнесение ментального мира к действительности посредством длительности. Отрешенность, о которой говорит М. Хайдеггер, и есть пассивный синтез длительности. Ментальный мир оказывается не только общностью, но и горизонтом, который сливает смыслы, а затем актуализирует их через инаковость выражения, раскрываемую не в покое, а в становлении. Однако способ выражения ментального мира связан с трансляцией смыслов. Эту задачу можно решить посредством конструирования особого языка, который выражает авторский мир и авторское начало; тогда ментальный мир оказывается завершенным внутренне и выраженным вовне. Субъект реализует авторское начало только через поступок. Смоделировать альтернативный ход событий возможно тогда, когда мы исходим из преобразующего действия, которое совершает в ходе этого события человек-деятель. Экономика не предзадана, она находится в состоянии постоянного изменения. Ментальный же мир позволяет удержать в рамках модели мира систему действий и систему возможностей, поэтому экономика в ментальном мире обретает стабильность смысла, но при этом не возникает никаких ограничений для возможного становления. Нельзя сказать, что мир меняется, и изменения эти берут свое начало от объекта и в объекте, так как и объект, и субъект могут быть выделены только в реальности опыта. Если мы связываем опыт со смыслом в основании возможности, то вполне очевидно, что мы оказываемся в совершенно другом мире, которого до этого не было, и сама действительность при таком подходе не что иное, как гигантский «текст». «Текст», который мы читаем, проницая его смысл благодаря ментальному миру и опыту, которые структурируют действительность, давая в ней место для человека.

В философии, философии языка и семиотике понятия «ментальный мир» и «воображаемый мир» используются как синонимичные. Методологическое значение понятия «ментальный мир» очень велико: в нем мы с очень большой степенью достоверности можем выразить смысловое окружение и субъективное содержание действительности. Действительность оказывается связанной с поступком и действием, предстает вариативной, данной в антропологической перспективе. Мир не предзадан, а находится в системе человеческого опыта и субъективных ожиданий. Мир включает в себя изменения, превращаясь в мир становления, а не мир ставшего. Реальность становится авторской, данной в творчестве, где возможны неожиданные прорывы смысла, неожиданные открытия, иное качество человеческого бытия.

Если мы хотим построить адекватную модель понимания действительности как текста, нам необходима соответствующая модель для выражения смысла человеческого опыта и смыслов создаваемого ментального мира. Наиболее эффективной оказывается языковая модель, выражаемая в системе соответствующего ментального мира, следовательно, обладающая устойчивостью формы и возможных «сценариев». Наиболее подходящей нам представляется система прагматики Монтегю. В ней используется понятия истинности и удовлетворенности не только по отношению к той или иной интерпретации (то есть к некоторой данной модели), но также и по отношению к так называемому контексту употребления. Возникает возможность смыслового определения ментального мира через соответствующий языковой компонент (в том числе в системе научного исследования), связанный не только с моделью, но и с конкретным употреблением. Построения Монтегю могут быть использованы для получения смыслового выражения онтологической определенности модели, системы действий и контекста употребления. Возникают координаты, в которые может быть вписан ментальный мир и посредством которых создается модель описания ментального мира. Истинность и удовлетворенность дают привязку к действительному статусу явления, возникает смысл в системе субъективного действия, осуществляемого в отношении неопределенного результата. Определенность результата возникает именно из соответствующих координат, связанных с истинностью и удовлетворенностью, в которых и оказывается реализованным конкретное действие.

Построенный Монтегю язык, используемый для выражения смыслов ментального мира, включает в себя: 1) точки референции (отсчета) множество совокупностей существенных сторон контекстов употребления; 2) для каждой точки референции определяется множество объектов, существующих относительно данной точки отсчета; 3) определяется значение (интенсионал) каждого предиката и каждой индивидуальной постоянной в данном языке; 4) в некотором языке интерпретируются некоторые операторы таким образом, что для каждого оператора устанавливается некоторое соотношение между точками референции и множествами точек референции. Индивидная постоянная обозначает какой-либо возможный индивидуальный объект, а одноместнопредикатная постоянная –– множество возможных индивидуальных объектов по отношению к данной точке референции.

Ежи Пельц, комментируя Монтегю, указывает: «Утверждение истинно по отношению к некоторой данной точке референции и некоторой данной интерпретации» и «возможный индивидуальный объект удовлетворяет упомянутому выражению по отношению к некоторой данной точке референции и данной интерпретации». Возможные индивидуальные модели также подвергаются квантификации. Экстенсионал выражения для некоторой данной точки референции представляет множество последовательностей, которые удовлетворяют данному выражению в данной точке, а экстенсионал индивидной постоянной или индивидной переменной для данной точки референции представляет собой функцию, которая определяет некоторый возможный индивидуальный объект для каждой последовательности в некоторой данной области». Возникает основание для включения «возможного объекта» каждой последовательности данной области в функциональную определенность выражения (выражения как выраженности, а не речевого или логического конструкта). Смысловая определенность оказывается связанной и с формами выражения, и со статусом объекта. Будучи сопряженным с последовательностями данности, он указывает на положение и место явлений действительности, выраженных индивидуально и индивидно. Отсюда и берет свое происхождение индивидуальный объект, который может существовать только в авторской действительности.

Монтегю ввел понятие так называемого прагматического языка, который является формальным метаязыком по отношению к естественному языку. Монтегю строит следующую иерархию модальных языков:

1. узкая модальная логика, содержащая индивидные термы и логический оператор –– необходимости;

2. прагматика, содержащая произвольные пропозициональные внелогические операторы –– одно-и многоместные, но не связывающие переменные;

3. расширенная прагматика, содержащая произвольные операторы, связывающие переменные;

4. второпорядковая система;

5. системы высших порядков, построенные по этому образцу.

Система Монтегю позволяет произвести трансляцию иерархий метаязыков (в том числе в зависимости от объектов и структур описания). По способу построения система Монтегю дана в отношении системы координат возможного соотнесения, которая и позволяют выделить как связанную с основанием возможной действительности структуру иерархий метаязыков, как прагматических оснований, позволяющих строить иерархические системы высших порядков, но в связи с языковой данностью.

К координатам возможного соотнесения относятся:

1. координата, дающая бесконечную последовательность объектов, рассматриваемая как задающая значение включенным в нее переменным, ― это координата семантики;

2. координата контекста: времени, места, говорящего, аудитории, указываемого объекта, предшествующего дискурса, –– это координата синтактики;

3. координата возможного мира, основанная на факторах истинности и ложности относительно задаваемых конкретных возможных миров, –– это координата прагматики.

Монтегю использует несколько базовых оснований, которые позволяют построить систему значений. Система значений рассматривается как несостоятельная, если в ней отсутствует координата прагматики, не имеющая ничего общего с естественными языками. Возникает смысловая и онтологическая определенность возможного конкретного мира, смысл которого выражается не в естественном языке, а в сфере метаязыка, позволяющего нам определить структуры естественного языка как онтологически заданные структурами возможного мира, возникающего в координате прагматики. Это подводит нас к возможному вычленению базовой онтологии, смысл которой можно анализировать уже в качестве текста или поступка, соотнесенного с иерархией метаязыковой данности, но в системе четко зафиксированной реальности мира и соответствующего этой реальности способа описания. Возможность здесь связана не с ситуацией истолкования и возникшей в действительности определенностью, а с самой непосредственной реальностью, которая рассматривается как воспринимаемая и данная в системе опыта. В образ мира вводится направление, что приводит к возникновению четко ориентированной действительности, выражаемой не только в представлении, но и в самой непосредственной данности. Доминирующими при таком подходе могут оказаться понятие «сила», которым пользуется Ж. Делез, и понятие «тотальность», активно используемое Ж. Деррида. Мы тем самым определяем «силы» экономики в зависимости от используемой модели.

Действительность у Монтегю дана и через иерархию. Структуры, описывающие данность, оказываются очень четко организованными и методологически понятными, что позволяет создать устойчивую типологию. Первый тип структур –– это структуры ментального мира; второй тип структур –– это структуры организации, в рамках выделенной и вычлененной данности, которые возникают при взаимодействии между объектом и субъектом при наложении ментального мира на данность, но посредством использования субъектной данности (например, языковой –– координата прагматики). Мы оказываемся не просто в языковой данности, а в поле особого ментального мира, который и дает нам возможность утверждать факторы истинности и ложности конкретного возможного мира. Происходит привязка образа реальности к самой реальности, в результате возникает не только языковая, а смысловая реальность, соответствующая онтологическим структурам ментального мира, позволяющая моделировать понятийные и категориальные последовательности.

Чарльз С. Пирс совершенно справедливо замечает: «Никаким описанием нельзя отличить реальный мир от воображаемого мира. Часто спорили о том, был ли Гамлет сумасшедшим или нет. Это иллюстрирует необходимость указывать, что имеется в виду реальный мир, если он имеется в виду на самом деле. Однако реальность целиком динамична, а не квалитативна. Она состоит в принудительной силе. Только динамический знак может отличить ее от вымысла (fiction). Правда, никакой язык (насколько мне известно) не имеет особой формы речи, которая бы показывала, что речь идет о реальном мире… Соответствующая интонация и мимика динамически воздействуют на слушателя и направляют его внимание на действительность. Поэтому они представляют индексы реального мира». Необходимость динамики или становления позволяет вывести структуры ментального мира из области представлений в область действительности. Множество происходящих процессов оказывается онтологически объединенным через длительность. Динамика оказывается тем форм-фактором, который может перевести ментальный мир из области авторской действительности в область реальной изменчивости. Длительность и создает реальность контекста, где возникает возможность читать смысл субъективных действий и поступков в поле их реального выражения и осуществления. Возникает возможность трансляции ментального мира на действительность происходящих в мире процессов; формируется единое поле реальности и смысла, где длительность создает общность, но общность становления. Ментальный мир есть общность человеческого, индивидуализированного; ментальный мир указывает на общность человека не только в действии, но и в его индивидуальности, когда индивидуальные достижения становятся достоянием действительности (причем это не просто прорывы смысла, а сама новая действительность). Ментальный мир по отношению к экономике –– это предельная общность экономики как «реальности». Вполне очевидно, что индустриальное и постиндустриальное общество функционируют в различных ментальных мирах. Понятийные основания реальных экономических структур будут зависеть от типа общества, поэтому умение представить общество и его экономические связи в виде ментального мира даст нам методологическую определенность возможных изменений в отношении четких критериев прагматики. Возникает общая экономическая модель с ее приоритетами.

Дискурс есть переходное звено, позволяющее связать константы ментального мира с переменными концептов, которые в свою очередь, связаны с миром фактов. Дискурс позволяет дать определенность неподвижного и подвижного, постоянного и переменного, при этом дискурс направляет движение нашей мысли, указывая ей направление движения. Если мы воспринимаем мир в его смысловой форме, то есть сообразно специфике процесса познания, то определенность мира образует единство события и знания о нем. Условно говоря, любое событие можно «прочесть», но в форме события и знания; мир превращается в своеобразный текст. Экономика подчиняется тем же законам; правильно выделенные структуры действительности в системе экономики создают свое собственное поле смысла. Дискурс –– это не только данность «текста», но и стоящая за данностью «текста» система, которая и определяет саму возможность данности. Язык (в предельно широком значении этого понятия) связанный и сопряженный с текстом, выступает в роли транслятора смысла. Возникает возможность «прочтения» смысла и выражения его единства. Смысл читается как антропологически –– через социум, культуру и человека, так и в системе языковой реальности и определенности. Происходит наложение определенностей, возникает поле значений, в котором явление рассматривается как двоякая сущность: 1) мира; 2) языка (текста).

Для человека и человечества не существует образа мира, который не был бы связан с ментальными процессами и определенностью. Совокупность представлений человека о мире в их общности и единстве и образует предельную общность ментального мира с миром как текстом, обладающим определенностью смысла. Дискурс выступает как оформленность «текста» в отношении действительности, смысла и данности, то есть контекст ментального мира, определяющий его выраженность в действительность через конкретность ее связи с человеком.

Дискурс –– использование языка для выражения особого рода ментальности, идеологии, что влечет активизацию некоторых черт языка, а следовательно, особую грамматику и особые правила лексики. Дискурс, кроме того, осуществляет трансляцию смысла. Дискурс может выражаться в языковых формах, но за ним всегда стоит устойчивая и определенная модель реальности. Дискурс есть форма выражения определенного ментального мира (мира человека) в действительности социума и культуры, по которой организуется и изменяется окружающая человека действительность, хотя она не всегда осознается индивидом. Действительность приходит в соответствие с ментальным миром, а не наоборот. Достаточно вспомнить о воздействии науки на мир человеческих представлений. Мир, взятый как общее, остался тем же, но для человека он стал другим. Возникла избирательность в отношении к миру, были созданы социосфера и техносфера. Полностью изменились средства коммуникации и энергетические процессы. Возникло индустриальное, а затем постиндустриальное общество. Изменения вели к совершенно определенному типу общества, который опирается на индустрию, науку и образование. Вначале они были вроде бы незначительны, но через них и входило в мир будущее, которое как ментальный мир характеризуется полной определенностью. Если та или иная страна по каким-то причинам не выбирала путь индустриализации, она была обречена на безнадежное экономическое отставание в будущем.

Создается особый ментальный мир: или возможный мир, или описание состояния как совокупности сущностей и их свойств, а также отношений между ними, которые действительны в данном мире, образуя серию определенностей. Ядерными структурами дискурса становятся «идеализированные когнитивные модели», «фреймы», «сценарии». Совокупность этих структур составляет семантику ментального мира и определяет первую структуру дискурса. Ментальный мир является формальной моделью дискурса.

Второй структурой дискурса является его система референции. Каждое ментальное пространство, рассмотренное в референции, есть подобласть более общей системы референции, связанной посредством системных отношений, называемых коннекторами, с другими подобластями внутри данного ментального мира или ментального пространства (дискурса). Сущностями ментального мира выступают индивиды как роли и как принимаемые значения, и эти два проявления индивидов различны. Сущностями ментального мира, рассматриваемыми в плане референции, являются индивиды, определяемые полностью как индивиды (то есть семантически), либо индивиды, определяемые относительно их положения в дискурсе, в данном ментальном мире (то есть референционно). Индивиды, определяемые референционно, чаще всего совпадают с понятием «роль» в структуре дискурса.

Определение и отождествление индивидов в системе семантики основывается на понятии «истинно». Имена и подобные им выражения определяются семантически при условии истинности, они соответствуют сущности индивида (rigid designators). Дескрипции указывают на роли, а уже затем на значения. При переходе из одного мира в другой, дескрипция, указывающая на роль, меняет свое значение.

У Гуссерля есть определение знака, удовлетворяющее целям нашей работы. Гуссерль указывает, что со знаком связано не одно, а два понятия, отображающих его значение в виде: 1) выражения, 2) указания. Но существуют знаки, которые ничего не выражают, так как они ничего не сообщают, поэтому их нельзя связать ни со значением, ни со смыслом. Указание –– это знак (как и выражение), но указание лишено смысла. Значение поэтому оказывается связанным с говорящим субъектом, «выражающим себя» «о чем-то», который означает или хочет сказать что-то. Выражение таким же образом означает или хочет сказать что-то. Возникает двойственное различение субъекта и выражения. Эта определенность неопределенности оказывается вписанной в структуру значения.

Далее Гуссерль переходит к следующему: «Давайте начнем с привычного разделения между чувственным, так сказать, телесным аспектом выражения и его нечувственным, «ментальным» аспектом». «Если, –– хотя оно не расположено к тому, чтобы ограничивать собой выражения, употребленные в живой речи, –– понятия указания, похоже, применяется более широко, чем понятие выражения, то это не означает, что его объем есть род, видом которого является выражение. Значение не является частным способом бытия знака в смысле указывания на что-то. Оно имеет более ограниченное применение только потому, что значение –– в коммуникативной речи –– всегда ограничено таким указательным отношением, и это в свою очередь ведет к более широкому понятию, так как значение может встречаться также и без такой связи».

Значение, таким образом, –– это всегда то, что дискурс хочет «сказать», а, следовательно, значение –– это то, что сообщается. В итоге у Гуссерля знак рассматривается как структура интенционального движения. Если мы включаем знак в длительность, а его интенции выражаем через ментальный мир, то определенность знака как значения мы получаем или через субъект (что весьма логично, но структурно невыразимо), или через дискурс, выражающий сообщение. Дискурс –– форма, в которой удерживается значение и возникает новая онтологическая определенность. Поле значений связано с активным субъектом либо с окружением, делающим возможным сообщение. Общность, возникающая при этом, с необходимостью должна указывать как на активность субъекта, делающего возможным действие, так и на сообщение, которое несет в себе это действие, что подразумевает под собой конкретность дискурса как создаваемой реальности либо как имеющейся данности.

Возможность связать дискурс с действительностью реализуется только тогда, когда мы начинаем рассматривать действительность как текст. Употребляя понятие «дискурс», мы тем самым изменяем действительность, включая действительность в языковую реальность, и наоборот. Наука при таком подходе тесно связана с системами языковой действительности, со смыслом и значением. В науку вводятся понятия, которые долгое время рассматривались как функционирующие в других областях действительности, в том числе и оценочной (что характерно больше для искусства, чем для науки).

Функционирование дискурса может быть описано в следующих положениях:

1. Дискурс часто (но не всегда) создается вокруг опорного концепта, или концепты связываются с дискурсом, образуя реальные структуры действительности. Дискурс во втором случае выступает как смысловая определенность конкретных форм действительности.

2. Дискурс создает общий контекст, который понимается как основание действительности: действующие лица; обстоятельства; поступки; времена; последовательности; условия протекания события, связанные с хронотопом события и с внешним хронотопом последовательности, полагающей возможность дискурса; объекты, что возможно только через включение в область дискурса «автора», который создает возможность чтения через создание «текста», и «интерпретатора», который определяет и выражает смысл «текста». Только так мы можем увидеть, что по мере развертывания дискурса строится особый мир, который связан лишь с данным конкретным дискурсом. Возникает гештальт дискурса.

3. Исходные структуры дискурса имеют вид последовательных элементарных пропозиций, которые связываются между собой через логические отношения, определяемые логическими операторами (дизъюнкция, конъюнкция и т. п.). В современном мире роль классических логических операторов начинает выполнять единое информационное поле, которое и образует единство последовательностей, находящееся вне системы классических логических связей.

4. Элементами дискурса являются: излагаемые события; участники событий; перформативная информация; «не-события» –– обстоятельства, сопровождающие фон; фон, поясняющий события; оценка участников событий; информация, соотносящая дискурс с событиями. Информация образует поле дискурса, но поле, находящееся вне определенности. Событие, связанное с дискурсом единым информационным полем, образует картину конкретной действительности, через которую и проявляются элементы дискурса.

5. Категории в означенном смысле можно рассматривать в формах определенных дискурсов. Дискурсы дают возможность построить иерархию. Например, иерархией является система категорий Аристотеля. Базовое отличие заключается в том, что при таком подходе все высказывания, индивиды, объекты, функции и отношения помещаются в иерархию типов. Тогда функция имеет в качестве аргументов понятия, предшествующие ей в иерархии, но не принадлежащие ее уровню. Это дает нам возможность использовать данности значений и типов, которые образуют иерархическую последовательность, позволяющую реконструировать смысл. Если слова являются словами различных типов, то выражаемые ими значения также являются значениями различных типов. Две эти посылки позволяют нам вернуться к категории «факт», а также связать категорию «факт» с понятием «текст».

Выведем несколько положений, позволяющих нам связать ментальный мир с определенностью дискурса. Основанием для возможности такого рассмотрения у нас является концепция факта: 1) языковой символ для факта не является именем; 2) отношение выражает структуру предиката; 3) языковой символ для факта не является предложением; 4) факт отличается от события, хотя бы исходя из структуры сочетаемости; 5) факт есть представление некоторого положения дел в системе данного языка, причем под языком в данном контексте понимается дискурс; 6) факт есть единство мира и индивида, но любой факт в данности, которая описывается языком, обязательно оказывается в дискурсе; 7) идеи суть словесные образы бытия, имена –– их осуществления.

Дискурс, образующий через себя связь фактов как их непосредственную данность, позволяет нам прийти к миру как к тексту. Дискурс создается не во всяком ареале языковой культуры; дискурс есть определенность особого порядка, нельзя указать на его синонимичность с языковой культурой. Дискурс также предполагает наличие идеального адресата, иначе сообщение, заложенное в нем, не будет прочитано. Дискурс дает нам возможность проанализировать сами парадигмы, характеризующие мышление или особенности мышления того или иного индивида, что, собственно говоря, тоже является дискурсом индивидуальности, связанной с индивидуальным ментальным миром. Выражение индивидуального ментального мира через дискурс может изменить структуры действительности, то есть дать или ввести другой контекст и совершенно другую смысловую определенность, иными словами, положить начало новой серии.

Сложность описываемой действительности находит свое выражение не только в структуре описания, но и в форме описания. Отношение между языком и событием должно включать в себя: язык; структуру языка, образующую языковое соответствие с событием; форму выражения события; структуру события; элемент, формирующий общность события и языка. Простейшим отношением между событием и языком является предложение. При избранном подходе предложение –– не единица языкового и речевого выражения происходящего события, а общность языкового и событийного основания. Предложение становится способом удержания отношения в структуре события и языка, поэтому предложение в таком значении –– не только языковая данность. Предложение, рассмотренное в системах речи и языка, есть выражение самой структурированной языковой действительности. Если рассматривать предложение в его логической форме, то предложение является суждением. Единство рационального (суждение) и значения (в его структуре), данное в предложении (не как в форме, а как в системе отношений), позволяют выразить качественно новый статус объекта, связанного с предложением. Предложение адекватно именно в той степени, что позволяет снять противоречия внутреннего и внешнего (представления события и самого события).

Любое научное исследование сводится к рациональной форме, но рациональность науки –– это не рациональность логического суждения. Эмпирия и теория в науке не буквально соответствуют чувственному и рациональному в познании. Основание для перехода между ними может быть выражено и в форме предложения. Для этого необходимо воссоздать: 1) событие, связанное с предложением; 2) языковые структуры, выражающие значение; 3) тип рациональности (логическое суждение –– одно, научное –– иное); 4) внешнее и внутреннее отождествление события.

Логика, в том числе и логика научного исследования, обладает особой спецификой: о которой H. Vaihinder в книге «The Philosophy of As If» пишет следующее: «Организованная деятельность логической функции втягивает в себя все ощущения и строит свой внутренний мир, который последовательно отходит от реальности, сохраняя с ней в некоторых точках такую тесную связь, что происходят непрерывные переходы от одного к другому, и мы едва замечаем, что действуем на двойной сцене –– в нашем собственном внутреннем мире (который мы, разумеется, объективируем, как мир чувственного восприятия) и, одновременно, в совершенно ином, внешнем мире». Адекватное построение возможных точек перехода мы можем осуществить только при помощи языка. Предложение, будучи субъектной формой удержания события, создает и логическое содержание возможного перехода –– суждение.

Значение и смысл определены и событием, и отношениями, возникающими между событием и языком. В предложении они реконструируются в силу того, что они не предзаданы самим предложением, а занимают свое место через корреляцию предложения и события. Событие, выраженное в предложении, предполагает совершенно иную структуру значимости и значений предложения. Она связана как с событием, так и с отношением между предложением и событием. Предложение в системе научного исследования приобретает совершенно иной вид, нежели в высказывании естественного языка. Любая научная дисциплина, создающая качественное новое знание, с необходимостью должна раскрывать имевшее место событие в структуре предложения (в описанном выше значении). Иначе фиксация результата исследования в устойчивой форме невозможна, так как необходимо точно выразить отношение между предложением и событием, которое обладает эффектом. Эффект –– это квази-причина, подчиняющаяся законам, выражающим единство и смешение факторов и фактов, от которых эффекты зависят как от реальных причин. Закономерности науки носят не причинный характер, так как чаще всего здесь налицо разрыв причин и следствий. Эффект по форме воспринимается в процессе научного исследования как причинная связь, но на деле мы создаем причинность описания (обладающего фиксированной формой), а не причинность события, что позволяет избежать ловушки тождественности. Установление и определение эффектов, сопряженных с событием, позволяет выразить возможные отношения события и создать результирующее основание.

Э. Гуссерль в «Идеях к чистой феноменологии и феноменологической философии» видит различие между психологией и философией в рассмотрении проблемы сознания в том, что: 1) психология опытная наука; 2) психология –– это наука о фактах; 3) психология –– это наука о реальностях, если ее феномены они действительно существуют, то включаются вместе с реальными субъектами, которым они принадлежны, в один и тот же пространственно-временной мир.

Если мы говорим о сознании в терминах феноменологической философии, то: 1) чистая феноменология получает свое обоснование не как наука о фактах, но как наука о сущностях, как наука, которая намерена констатировать исключительно «познание сущности» (но никак не факты); 2) феномены трансцендентальной феноменологии получают свою характеристику в качестве ирреальных, редукции «очищают» психологические феномены от того, что придает им реальность, а тем самым включенность в реальный «мир»; 3) феноменология становится сущностным учением о трансцендентально редуцированных феноменах.

Все эти соображения показывают, что «реальность» не может быть рассмотрена в виде основания события, так как существуют разные формы удержания события, например: факты и сущности. «Реальность» не тождественна эффекту события; простое включение события в «реальность» не является адекватной формой его определения. Эффект внешнего выражения реализуется в виде изначального отделения факта от сущности, только тогда возникает соответствующая форма события, дающая возможность соотнести событие с отношениями, в том числе возникающими и в системе языка. Форма события в данном случае связывается посредством простейшей классификации наук, где можно выделить: 1. Науки о фактах; 2. Науки о сущностях.

Предложение в равной степени охватывает область и тех, и других наук. Отношения, выражаемые через предложение, раскрывают значимость события независимо от того, относится событие к фактам или к сущностям. Качественно новый эффект возникает при отношении события и предложения. Предложение и создает единство формы события, подразумевающее под собой и факт, и сущность. Предложение оказывается одновременно реальным и нереальным: оно может удерживать форму реальности или нереальности; в предложении его собственными средствами (а не средствами события) создается модель реальности и нереальности. Изучая предложение в его отношении с событием, реальностью и нереальностью, мы формируем общность, соотнесенную с событием, но создаваемую собственными средствами предложения. Предложение оказывается механизмом для реализации системы понимания и для включения события в область, где на равных существуют реальное и нереальное, сущности и факты.

Сейчас мы опишем, какие отношения с событием выражаются посредством предложения. Событие, в свою очередь, сопряжено с эффектами, что и позволяет включить производимые событием эффекты в структуру предложения.

Первое отношение называется денотацией (обозначением) или индикацией (указанием). Денотация показывает на отношение предложения к внешнему положению вещей: вещь оказывается индивидуализированной, индивидуализируется также и ее положение. Слово связывается с образами, которые «представляют» положение вещей. В логическом плане критерием денотации выступает ее истинность или ложность. «Истина» денотации обозначает, что положение вещей эффективно заполняет, соответствующую им денотацию, индексы реализованы, образ подобран правильно. Возникает статус предложения как отображающего полноту и наполненность образного соответствия. Если возникает «истина во всех случаях», то заполняется весь ряд образов соотносимых со словами; отбор здесь не требуется. «Ложь» денотации обозначает, что денотация не заполняется либо из-за дефектов избираемых образов, либо из-за невозможности создать образ, объединенный со словами. Логический операнд выступает как способ построения образа положения вещей в системе реализации отношения денотации.

Второе отношение предложения называется манифестацией. Это связь между предложением и субъектом, который говорит и выражает себя. Субъективность субъекта подразумевает наличие желания и веры, соответствующих предложению. В этом отношении желание раскрывает внутреннюю каузальность образа, относящегося к объекту, а не эффекты, представленные как псевдо-каузальность. Вера –– предвосхищение объекта, существование которого задается внешней каузальностью. Именно благодаря манифестации денотация становится возможной, а умозаключение обеспечивает единство, порождающее ассоциацию слов и вещей. Умозаключение, сделанное на основании связи причины и следствия, предшествует самой причинно-следственной связи. Говоря другими словами, формируется и оформляется область «личного», из которой и происходят все возможные денотации. Перенос отношения в область «личного» создает определенность «Я» в отношении события и предложения. Изменяется логическое выражение отношения, осуществляемое в форме замещающего присутствия, где вместо «истины» и «лжи» возникают «достоверность» и «иллюзия», заданные в области личного соответствия, а не данности денотата. Данность вещи начинает измеряться не в свойствах и отношениях, а как результат манифестации «Я» в пространство cogito, что обосновывает суждение обозначения, благодаря которому происходит идентификация как таковая; в результате данность вещи исчезает.

Третье отношение называется сигнификация (значение). Это связь слова с универсальными или общими понятиями, а также отношение синтаксических связей к тому, что заключено в понятии. Сигнификация определяется тогда, когда предложение вводится как элемент доказательства в самом общем виде: либо как посылка, либо как заключение. Возникает импликация –– знак, определяющий отношение между посылками и заключением; следовательно –– как знак суждения, задающий возможность самого утверждения в качестве вывода из того, что заключено в понятии. Значение предложения обнаруживается посредством соответствующей ему косвенной процедуры, через его связь с другими предложениями, из которых оно выводится или, наоборот, которые можно вывести из него. Логически это формулируется не как «истина», а как условие «истины», при соблюдении которого предложение является истинным. Сигнификация задает не только «истину» предложения, она тем самым продуцирует возможность ошибки. Условия истинности (сигнификации) противостоят не лжи, а абсурду, тому, что существует без значения, или тому, что не есть ни истина, ни ложь.

Если мы предполагаем первенство сигнификации над денотацией, возникает проблема: предложение делается объектом утверждения. Мы утверждаем предложение независимо от посылок. Сигнификация не бывает однородной, а знаки «имплицирует» и «следует» полностью разнородны. Существует бесконечный разрыв между предпосылкой и заключением, который мы можем заполнить только различными степенями приближения. Предложение, связанное сигнификацией, образует круг: денотация, затем манифестация, затем сигнификация и обратно. Замкнутость не возникает, если мы рассматриваем ее как процесс приближения, а не буквального соответствия. Но если мы следуем за отношениями в предложении, возникает бесконечный круг, не создающий определенности и завершенности.

Отсюда следует необходимость четвертого отношения предложения –– это смысл. Смысл –– бестелесная, сложная, нередуцируемая ни к чему иному сущность на поверхности вещей; чистое событие, присущее предложению и обитающее в нем. Эффект (о котором мы писали выше) и есть «поверхность» вещи, связанная определенностью места. Смысл понятийно должен быть выражен только как эффект места. К сожалению, понятие по своей форме не в состоянии выразить подобные отношения. Г. Фреге отмечал: «Смысл –– это путь, которым люди приходят к имени». Имя представляет собой сущностную характеристику явления, позволяющую снять противоречия глубины и поверхности. Но наша задача ограничивается созданием логико-смысловой базы исследовательской программы, при помощи которой может быть раскрыт смысл. Предложение, будучи по своей логической форме суждением, позволяет снять ограничения понятия, но при этом усложняет структуру познания. Выделяя в предложении смысл (и тем самым ограничивая исследовательскую программу им), мы создаем непонятийную форму результата исследования.

Реконструкция смысла задает качественно новую исследовательскую программу, так как в ней снимаются противоречия фактов и сущностей. Смысл как отношение вводит в структуру исследования «реальность», но в особой форме (здесь –– это субъектно-объектный критерий исследовательской программы) как способ корреляции между сущностями и фактами. Создается ментально-реальная по своей природе общность, но для выражения этой общности необходимы соответствующие процедуры. Понятия и категории выражают логическую форму закона, в них нет соответствующего механизма для выражения реальности (исследовательской программы), поверхности, мест и эффектов. Для реализации исследовательской программы, осуществляемой в рамках смысла, необходимо использование первичного основания, которое выступало бы вместо понятия при смысловом, а не логическом выражении закона; иначе событие, несущее в себе смысл как эффект, не может быть выражено. Внесобытийной формы для смысла не существует. Сигнификация, манифестация, денотация –– это способы приближения к смыслу, разлитому по поверхности. Правильно определить место поверхности и саму поверхность эффектов можно, только используя не понятие, а его форму в виде событийного основания.

В математической логике существует термин «концепт». Так называют содержание понятия, что делает его соотнесенным со смыслом и выражающим смысл, ибо смысл, как мы увидели –– эффекты события, возникающие в отношении поверхности. Концепт выражает структуру, а не содержание (сигнификацию, денотацию и манифестацию). В концепт оказывается «вжатым» событие, породившее эффекты и давшее поверхность. Концепт дает общность для игры эффектов как переход от фактов к сущностям и наоборот, в присутствии оживляющего их события. Концепт тем самым встраивается в неограниченное становление. Необходимо отметить, что идеальное и реальное в неограниченном становлении образуют единство. Ж. Делез фиксирует следующее содержание неограниченного становления: «Неограниченное становление само становится идеальным и бестелесным событием как таковым с характерной для него перестановкой прошлого и будущего, активного и пассивного, причины и эффекта, большего и меньшего, избытка и недостатка, уже есть и еще нет. Бесконечно делимое событие всегда двойственно. Непреложно лишь то, что уже случилось или вот-вот случится, но не то, что происходит. Будучи бесстрастным, событие позволяет активному и пассивному довольно легко меняться местами, поскольку само не является ни тем, ни другим, а, скорее, их общим результатом».

A. Korzybski в книге «Science and Sanity» отмечает: «…следует отметить важные характеристики карт. Карта –– не территория, которую она представляет: но если это правильная карта, ее структура подобна структуре территории, что и служит объяснением ее полезности…». Концепт позволяет отобразить структуру явления, тем самым вводя событие в систему познания. Правильно выбранный концепт создает точку перехода между системой имеющегося знания и самим событием. Возникает измененное состояние реальности, которое позволяет правильно определить и выявить тенденции развития, не создавая новых привлеченных форм описания, используя только сущностную выраженность.

Концепт является ничем иным, как формой удержания ускользающего события, задающей событию сущностные ограничения в структуре изменяющихся фактов. Концептуальное выражение «реальности» позволяет удержать ее содержание; возникает возможность анализировать явление не только в его непосредственной данности, но и по возникающим эффектам. «История» события встраивается в форму его концептуального выражения, тем самым смысл раскрывается не локально, а в форме отношений, указывающих на эффекты или их предвосхищающих. Возникает возможность иной формулировки законов, так как преодолеваются категориально-понятийные (сигнификация) ограничения. Смысл оказывается представленным и фактами, и сущностями; тем самым создается основание для междисциплинарного подхода к изучению проблем, фактор «реальности» которых носит вариативный характер и не выражен в имеющейся системе значений. Происходит предвосхищение основания («реальности», эффектов), но при помощи средств смысла и структуры. Создается поле надвременного и надпространственного смысла (поверхность, место поверхности, эффекты события), или, говоря другими словами, определяются качественно иные основания исследовательской программы. Концептуальная определенность экономики позволяет говорить о ней как об общности фактов и сущностей, что создает предпосылки для использования междисциплинарного подхода.

Если мы правильно определим и выразим ментальный мир, дискурс и концепты, у нас возникнет общность, в своем раскрытии преодолевающая отдельные смыслы и факты, возникает метатеория экономики, данная как модель познания. Экономическое познание перестраивается, допуская в свою сферу новые смыслы и «тексты».

Литература

1. Бодрийяр Ж. Символический обмен и смерть. – М., 2000.

2. Булгаков С. Н. Философия хозяйства. – М., 1993.

3. Витгенштейн П. О достоверности. – М., 1994.

4. Гуссерль Э. Идеи к чистой феноменологии и феноменологической философии. – М., 1999.

5. Делез Ж. Различие и повторение. С-Пб.,1998.

6. Деррида Ж. Письмо и различие. – М., 2000.

7. Кун Т. Структура научных революций. – М., 2001.

8. Хайдеггер М. Бытие и время. – М., 1997.