7. Можно ли установить уплату страховых взносов на обязательное пенсионное страхование за период работы застрахованного лица у работодателя-банкрота за счет средств федерального бюджета?

1. Механизм реализации такого предложения в случае его поддержки, по нашему мнению, должен быть следующим. Во-первых, необходимо внести дополнения в ст. 11 Федерального закона «О трудовых пенсиях», предусмотрев включение в страховой стаж периодов работы у работодателя-банкрота. Эти периоды не являются страховыми, поскольку за работника не уплачивались страховые взносы. Кроме того, согласно п. 9 ст. 142 Федерального закона «О несостоятельности (банкротстве)», требования кредиторов, не удовлетворенные по причине недостаточности имущества должника, считаются погашенными. Таким образом, если органы Пенсионного фонда РФ как страховщика обращались в арбитражный суд с требованием о взыскании страховых взносов на обязательное пенсионное страхование, но решение суда не может быть исполнено в связи с отсутствием денежных средств, соответствующее обязательство прекращается невозможностью исполнения. Полагаем, что было бы правильно ограничить продолжительность этого периода (например, засчитывать в страховой стаж такие периоды по фактической продолжительности, но не более 6 месяцев). Во-вторых, включение этих нестраховых периодов в страховой стаж в целях формирования пенсионных прав застрахованных лиц должно быть обеспечено с финансовой точки зрения. Если страховые взносы за эти периоды не могут быть взысканы с работодателя, можно предложить два варианта: либо формирование пенсионного капитала в этой части в определенном минимальном размере за счет средств бюджета ПФР (например, за счет пенсионного резерва) либо перечисление в ПФР средств федерального бюджета на указанные цели в размере, который должен быть законодательно определен. Полагаем, что в таких случаях пенсионный капитал должен формироваться за указанные периоды в твердой сумме, а не посредством расчета подлежащих уплате страховых взносов. Здесь по аналогии можно применить механизм, установленный Федеральным законом от 21 марта 2005 г. «О средствах федерального бюджета, выделяемых Пенсионному фонду РФ на возмещение уплаты страховых взносов за период ухода за ребенком до достижения им возраста полутора лет и период прохождения военной службы по призыву». Обращает на себя внимание формулировка «средств федерального бюджета, выделяемые на возмещение Пенсионному фонду Российской Федерации за каждое застрахованное лицо в связи с зачетом в страховой стаж этого лица соответствующих нестраховых периодов». Для определения суммы этих средств следует умножить действующую на день установления страховой части трудовой пенсии стоимость страхового года, устанавливаемую ежегодно Правительством РФ, на продолжительность нестраховых периодов. Но необходимо также учитывать, что указанный механизм направлен на обеспечение пенсионных прав тех граждан, которые осуществляли деятельность, имеющую особую социальную значимость. Кроме того, можно говорить и об обеспечении преемственности в развитии пенсионного законодательства, поскольку согласно Закону РФ от 20 ноября 1990 г. «О государственных пенсиях в РФ» периоды ухода неработающей матери за ребенком в возрасте до полутора лет и периоды военной службы по призыву включались в общий трудовой стаж. В отношении периодов работы у работодателя-банкрота таких норм в законодательстве не содержалось. Также необходимо принимать во внимание, что работник, продолжая трудиться у работодателя, находящегося в стадии банкротства, самостоятельно делает этот выбор и должен сознавать, что не исключено такое развитие ситуации, при котором не гарантируется не только уплата страховых взносов на обязательное пенсионное страхование, но и выплата заработной платы. Современное состояние рынка труда в России, к сожалению, не предполагает должной мобильности рабочей силы. Не созданы надлежащие условия для эффективной реализации гражданами права на труд. Однако, как уже подчеркивалось ранее, бороться необходимо не со следствием, а с причиной – не перекладывать на плечи государства или других застрахованных финансовую нагрузку по формированию пенсионных прав работников, работодатели которых находятся в стадии банкротства, а обеспечивать благоприятные условия для развития предпринимательства, сохранения имеющихся и создания новых рабочих мест. Нельзя не учитывать, что механизмы банкротства на сегодняшний день являются недостаточно эффективными. В таких условиях установление анализируемого правила может стать отрицательным стимулом для работодателей.

2. Самое главное заключается, по нашему мнению, в том, что уплата страховых взносов на финансирование страховой и накопительной частей трудовых пенсий за работников в период их работы у работодателя-банкрота за счет средств федерального бюджета – это отступление от принципов обязательного пенсионного страхования. Можно согласиться с предложенным вариантом, если исходить из того, что государство таким способом предпринимает попытку компенсировать сложившуюся во многом вследствие недостаточно эффективной реализации им своих функций неблагоприятную ситуацию на рынке труда, не позволяющую гражданам реализовать свое право на труда (например, в сельской местности, в закрытых административно-территориальных образованиях и т.п.). Тем более, что в итоге, если права в области обязательного пенсионного страхования у гражданина не будут сформированы, обязанность по его социальному обеспечению будет возложена на государство и финансироваться будет за счет средств федерального бюджета (в случае установления социальной пенсии, к примеру). Но при таком подходе возникают самые серьезные сомнения в целесообразности сохранения обязательного пенсионного страхования. На наш взгляд, тогда было бы более правильно и справедливо вообще отказаться от обязательного пенсионного страхования и перейти к системе государственного пенсионного обеспечения. Решение данного вопроса относится к компетенции законодателя, который должен стремиться к стабильности правового регулирования, особенно в сфере пенсионного обеспечения, поскольку пенсионные права формируются у граждан в течение достаточно длительного периода времени. Кардинальное изменение «правил игры» может повлечь за собой крайне неблагоприятные социальные последствия.

Заключение подготовлено доктором юридических наук, профессором, заведующей кафедрой социального права М.Ю. Федоровой и кандидатом юридических наук, доцентом кафедры социального права Н.В. Антипьевой и утверждено на заседании кафедры социального права (протокол № 2 от 2 октября 2006 г.).

___________________

Утв. постановлением Правительства РФ от 12 июня 2002 г. // СЗ РФ. 2002. № 24. Ст. 2311.

СЗ РФ. 2001. № 52 (ч. I). Ст. 4920; 2002. № 30. Ст. 3033; 2003. № 1. Ст. 13; 2004. № 35. Ст. 3607; 2005. № 8. Ст. 605; Российская газета. 2006. 8 июня. Далее – Закон о трудовых пенсиях.

Для граждан, трудовая деятельность которых пришлась на период до января 2002 г., при формировании пенсионного капитала большое значение имеют и пенсионные права в денежном выражении, приобретенные до вступления в силу Закона о трудовых пенсиях.

СЗ РФ. 1999. № 29. Ст. 3686; 2003. № 1. Ст. 5; № 52. Ст. 5037; 2004. № 10. Ст. 836.

См.: Федеральный закон от 5 марта 2004 г. «О внесении изменений в Федеральный закон "Об основах обязательного социального страхования" в связи с введением единого социального налога» // СЗ РФ. 2004.№ 10. Ст. 836.

СЗ РФ. 2001. № 51. Ст. 4832; 2002. № 22. Ст. 2026; 2004. № 30. Ст. 3088; № 49. Ст. 4854, 4856; 2005. № 1 (ч. I). Ст. 9. Далее – Закон об обязательном пенсионном страховании.

См., например: Хвостунцев А.М. Субъекты государственного пенсионного страхования: Автореф. дис. … канд. юрид. наук. Пермь, 2001. С. 10-11.

СЗ РФ. 2005. № 13. Ст. 1076.

СЗ РФ. 1996. № 6. Ст. 1401; 2001. № 44. Ст. 4149; 2003. № 1. Ст. 13; 2005. № 19. Ст. 1755.

Утв. постановлением Правительства РФ от 7 августа 1995 г. // БМТ. 1995. № 9.

Российская газета. 2005. 29 декабря.

Вестник Омского университета. Серия «Право». 2007. № 2 (11). С.

© В.А. Азаров, С.С. Мусина, 2007

РЕЦЕНЗИЯ НА КНИГУ ОВЧИННИКОВА Ю.Г.

«ДОМАШНИЙ АРЕСТ КАК МЕРА ПРЕСЕЧЕНИЯ В УГОЛОВНОМ ПРОЦЕССЕ». НАУЧНО-МЕТОДИЧЕСКОЕ ПОСОБИЕ.

М.: ИЗДАТЕЛЬСТВО «ЮРЛИТИНФОРМ», 2006. 192 С.

В.А. Азаров, С.С. Мусина

В конце 2006 года вышла из печати книга старшего преподавателя кафедры уголовного процесса и криминалистики Владивостокского филиала Дальневосточного юридического института МВД России, кандидата юридических наук Овчинникова Юрия Георгиевича – продолжение его диссертационного исследования. Работа посвящена проблеме совершенствования норм уголовно-процессуального законодательства в части избрания такой меры пресечения, как домашний арест, а также проблемам применения названной меры в современных условиях.

Уголовно-процессуальный кодекс РФ, принятый 18 декабря 2001 г., восстановил в качестве альтернативы заключению под стражу домашний арест. Появление книги Ю.Г. Овчинникова, первого, не только за прошедшее после принятия УПК РФ время, но и за весь досоветский и советский период, монографического исследования, специально посвященного проблематике избрания и применения данной меры пресечения, – заметное событие в научной жизни страны. Процессуалисты не раз обращались к отдельным проблемным моментам реализации домашнего ареста в России, но большинство ключевых вопросов остались до конца не разрешенными. Тем более что законодатель, закрепив домашний арест в ст. 107 УПК РФ, оставил науке и правоприменителю огромное поле для свободы творчества. Так, в законе остается неурегулированным процессуальный механизм применения домашнего ареста, не определены органы и должностные лица, осуществляющие надзор за подозреваемым, обвиняемым, к которым избран домашний арест. Не решен вопрос о порядке продления сроков последнего. Не рассматриваются в законе формы реализации применения домашнего ареста.

Указанные проблемы не способствуют широкому распространению домашнего ареста на практике. Научное и практическое значение труда Ю.Г. Овчинникова состоит в том, что впервые проблемы применения названной меры пресечения подверглись комплексной теоретической разработке, были сформулированы предложения по совершенствованию норм действующего законодательства в этой сфере.

Автором произведена систематизация научных взглядов по различным проблемам домашнего ареста, учтено законодательство дальнего и ближнего зарубежья, проведен опрос практических работников, изучены практика применения домашнего ареста.

Структура рецензируемой работы содержит введение, две главы, пять параграфов, заключение и список использованной литературы. В конце имеется восемь приложений, представляющих собой результаты социологического опроса, анкетирования и сводные статистические таблицы.

Первая глава работы, состоящая их двух параграфов, посвящена понятию и сущности домашнего ареста.

Сущность домашнего ареста, по мнению Ю.Г. Овчинникова, заключается в значительном ограничении личной свободы подозреваемого, обвиняемого с сохранением права проживать в жилище, а также в запретах общаться с определенными лицами, получать и отправлять корреспонденцию, вести переговоры с использованием любых средств связи (с. 7).

Рассматривая понятие домашнего ареста, Ю.Г. Овчинников констатирует, что существуют различные его трактовки. При этом автор исследует как дефиниции, сформулированные отечественной наукой, так и понимание домашнего ареста в зарубежном законодательстве (в Великобритании, США). Для того чтобы охарактеризовать домашний арест как меру пресечения, автор перечисляет его признаки. Так, он определяет, во-первых, место домашнего ареста в системе мер процессуального принуждения; во-вторых, субъектов, в отношении которых избирается домашний арест; в-третьих, виды воздействия, оказываемые применением данной меры пресечения, и, в-четвертых, порядок избрания домашнего ареста. С учетом изложенных признаков, формулируется развернутое определение домашнего ареста как меры процессуального принуждения, избираемой решением суда в судебном заседании по делам о преступлениях, за которые законом предусмотрено наказание в виде лишения свободы на срок свыше двух лет, в отношении обвиняемого, в исключительных случаях – подозреваемого, оказывающей воздействие путем существенного ограничения личной свободы (с сохранением права проживать в жилище) и возложения запретов общаться с определенными лицами, получать и отправлять корреспонденцию, вести переговоры с использованием любых средств связи (с. 11).

Исследуя цели домашнего ареста, Ю.Г. Овчинников приходит к выводу, что принадлежность к системе мер уголовно-процессуального принуждения ставит домашний арест в прямую зависимость от общих целей данного института. Однако с учетом многообразия мер пресечения, автор обращает внимание на то, что домашний арест имеет специфическую цель, которая заключается в обеспечении надлежащего поведения подозреваемого, обвиняемого с оставлением их в условиях «мягкой» изоляции, т.е. с сохранением права проживать в собственном жилище, с применением установленных запретов (с. 17).

Для определения места домашнего ареста в системе мер пресечения автор исследует различные их классификации и предлагает выделять четыре группы таких мер в зависимости от их содержания: меры пресечения, оказывающие соответственно морально-личностное, административно-властное, имущественное и физическое воздействие в виде ограничения личной свободы. Исходя из предложенной классификации, домашний арест относится к последней группе мер пресечения, оказывающих воздействие путем ограничения свободы лица (с. 20).

Продолжая рассматривать вопрос о месте домашнего ареста, автор проводит сравнительный анализ названной меры с иными мерами процессуального пресечения по различным критериям: степени ограничения свободы передвижения; видам и степени запретов, связанных с ограничением получения информации; правовым последствиям нарушения обвиняемым своих обязанностей; категориям преступлений и порядку избрания. Отсюда констатируется, что домашний арест в системе мер пресечения занимает особое место. С одной стороны, он существенно ограничивает конституционные права подозреваемого, обвиняемого, на что указывает исключительность судебного решения при избрании данной меры; ограничение свободы передвижения, которое уступает лишь заключению под стражу; установление запретов; применение к обвиняемому домашнего ареста за более тяжкие преступления, чем остальные меры пресечения (исключение составляет заключение под стражу). С другой стороны, домашний арест есть гуманная мера, позволяющая содержать подозреваемого, обвиняемого в условиях «мягкой» изоляции, что дает возможность последним наиболее полно реализовать свои права на досудебном производстве (с. 25).

Следующий параграф главы первой посвящен истории домашнего ареста в российском уголовном процессе, его эволюции от самых истоков зарождения до современного состояния правового регулирования. Необходимость изучения истории развития мер пресечения, в том числе домашнего ареста и его места в системе мер пресечения, обусловлена, как справедливо замечает автор, тем, что без знания истории нельзя учесть в полном объеме главные аспекты правового регулирования названного института и взять все положительное для его использования в сегодняшней правовой системе.

Эволюция мер пресечения тесно связана с развитием самого общества, с развитием гражданской свободы, их строгость находится в прямой зависимости от организации процесса, от политического строя страны, от степени уважения личности и свободы человека. Ю.Г. Овчинников делает справедливый вывод о том, что и в России правовое регулирование мер принуждения развивалось по этим общим законам.

Для удобства восприятия правового регулирования домашнего ареста автор предлагает свою историческую периодизацию (с. 27-28). Он выделяет пять периодов в развитии правовой регламентации данной меры пресечения:

1-й период (IX в. – первая половина XVIII в.) характеризуется отсутствием домашнего ареста как такового, но значимый его признак обнаруживается в XVII в. в другой мере пресечения – «отдаче за пристава». При ее осуществлении за лицом устанавливался надзор пристава. Поднадзорные при этом находились у себя в жилище.

2-й период (первая половина XVIII в. до октября 1917 г.): первоначальное закрепление домашнего ареста в Своде законов 1862 г. и Уставе уголовного судопроизводства 1864 г. Российской империи. Определения понятия домашнего ареста в законе не содержалось, что порождало трудности практического разграничения с другой введенной законом того времени мерой пресечения – полицейским надзором. В связи с тем, что не были сформулированы основания и пределы применения мер пресечения, практические работники выбирали заключение под стражу как более наглядную меру. Процедура применения и эффективные механизмы контроля за исполнением домашнего ареста также отсутствовали. Существенным для исследуемой меры тогда было то, что она применялась, в основном, к людям сословного происхождения.

3-й период: советский (с октября 1917 г. до вступления в силу УПК РСФСР 1960 г.). С принятием Декрета о суде № 1 от 24 ноября 1917 г. домашний арест, в отличие от некоторых других мер пресечения, не прекратил своего существования, а вот «Положением о военных следователях» от 30 сентября 1919 г., впервые закрепившим систему мер пресечения советской республики, домашний арест был упразднен. Но уже в 1922 г. принимается первый советский Уголовно-процессуальный кодекс, которым вновь была введена данная мера пресечения. Без существенных изменения она воспроизводится и в УПК РСФСР 1923 г. Применение домашнего ареста осуществлялось аналогично правилам Устава уголовного судопроизводства 1864 г., и прежние проблемы оставались не разрешенными. Была определена форма реализации домашнего ареста – с назначением стражи или без таковой. Названная мера, как и прежде, продолжала оставаться привилегированной, поскольку применялась, в основном, к лицам, занимающим видное служебное или общественное положение. Это обстоятельство и послужило причиной отмены домашнего ареста УПК РСФСР 1960 г.

4-й период: судебно-правовая реформа (1999-2001 гг.). В начале 90-х гг. ХХ в. назрела необходимость принять новый Уголовно-процессуальный кодекс РФ, в связи с чем началась активная подготовка законопроектов. Домашний арест почти всеми разработчиками был включен в систему мер пресечения. И спустя четыре десятилетия после принятия УПК РСФСР 1960 г. и упразднения рассматриваемой меры УПК РФ вновь закрепил домашний арест. Современному состоянию проблем домашнего ареста посвящен последний, 5-й период, выделяемый Ю.Г. Овчинниковым.

Вторая глава работы посвящена процессуальному порядку избрания и применения домашнего ареста. Одной из гарантий от злоупотреблений и попрания прав и свобод граждан является закрепление в законе оснований и условий избрания мер процессуального принуждения. Поэтому в первом параграфе главы уделено значительное внимание поиску оптимального варианта научного толкования оснований и условий избрания домашнего ареста и совершенствования форм отражения рассматриваемых понятий в законе.

Под основаниями для избрания меры пресечения автор понимает три группы сведений, указывающих соответственно на причастность лица к совершению преступления; его возможное противоправное поведение; обстоятельства, учитываемые при избрании меры пресечения (с. 51).

Что касается группы сведений, указывающих на причастность лица к совершению преступления, то их наличие, по мнению автора, есть необходимый элемент для избрания меры пресечения, в том числе и домашнего ареста. Несмотря на то, что не все процессуалисты разделяют данную точку зрения, позиция автора подтверждается практикой Верховного Суда РФ. Так, Пленум Верховного Суда РФ от 10 октября 2003 г. № 5 указал, что наличие обоснованного подозрения в том, что лицо совершило преступление, является необходимым условием для законности заключения под стражу, а равно и домашнего ареста. Согласно разъяснению Пленума Верховного Суда РФ от 5 марта 2004 г. № 1 к ходатайству об избрании меры пресечения в виде заключения под стражу, а равно и домашнего ареста, органам, ведущим уголовное досудебное производство, следует прилагать материалы, подтверждающие причастность лица к совершению преступлений, и материалы, дающие основания полагать, что лицо возведено в статус обвиняемого или подозреваемого.

Вторая группа – это сведения, указывающие на возможное противоправное поведение подозреваемого, обвиняемого, четко закрепленные в п.п. 1-3 ч. 1 ст. 97 УПК РФ. Обстоятельства, входящие в данную группу сведений, дают основания полагать, что обвиняемый, подозреваемый скроется от предварительного следствия или суда, может продолжать заниматься преступной деятельностью, может угрожать свидетелю, иным участникам уголовного судопроизводства, уничтожить доказательства или иным путем воспрепятствовать производству по уголовному делу.

Третья группа сведений касается обстоятельств, учитываемых при избрании собственно домашнего ареста. Они, как и для других мер пресечения, закреплены в ст. 99 УПК РФ. Законодатель обязывает учитывать, в частности, такие обстоятельства, как тяжесть предъявленного обвинения, сведения о личности подозреваемого или обвиняемого, его возраст, состояние здоровья, семейное положение, род занятий и др. Данные сведения имеют весомое значение для избрания конкретной меры пресечения и нацеливают дознавателя, следователя, прокурора и судью на индивидуальное решение вопроса в отношении каждого обвиняемого. По мнению автора, домашний арест допустимо применять по всем категориям преступлений, за исключением особо тяжких, в отношении больных лиц, беременных женщин, лиц преклонного возраста и несовершеннолетних. Не следует применять домашний арест за преступления против половой неприкосновенности, а также к организаторам преступлений и лидерам организованной преступности (с. 58).

Исследуя обстоятельства, служащие основанием для избрания меры пресечения, Ю.Г. Овчинников ставит вопрос о характере соответствующих сведений, в особенности второй их группы. Могут ли они быть вероятными, или выводы должны строится только на достоверных сведениях? Точки зрения ученых по данной проблеме различны. Сложность решения вопроса об основаниях для избрания меры пресечения состоит в том, что будущее поведение обвиняемого предвидеть трудно, а порой и невозможно. Тем не менее, автор приходит к выводу о том, что решение об избрании меры пресечения (в том числе домашнего ареста) должно быть основано только на достоверных сведениях (с. 70). Данная позиция подтверждается решениями Верховного и Конституционного Суда РФ, а также самим законодателем, который в декабре 2003 г. внес изменения в ч. 1 ст. 108 УПК РФ, провозгласив, что при избрании меры пресечения в виде заключения под стражу (а значит, и домашнего ареста) в постановлении судьи должны быть указаны конкретные фактические обстоятельства, на основании которых судья принял такое решение.

Закрывая дискуссию о характере сведений, служащих основанием для избрания домашнего ареста, Ю.Г. Овчинников решает и вопрос о правовой природе источников таких сведений. В качестве таковых выступают доказательства, отвечающие требованиям относимости, допустимости, достоверности и достаточности. Сведения, полученные из иных источников, в том числе в ходе проведения оперативно-розыскных мероприятий, могут быть положены в основу принятия процессуального решения только после их введения в уголовный процесс в соответствии с требованиями УПК РФ, ФЗ «Об оперативно-розыскной деятельности» и имеющейся на этот предмет межведомственной Инструкцией (с. 74).

При избрании домашнего ареста, как справедливо утверждает автор, важны не только основания, но и условия, игнорирование которых может сделать применение любой меры пресечения необоснованным. Ю.Г. Овчинников определяет условия избрания домашнего ареста как определенные обстоятельства, которые дают возможность избрания этой меры пресечения (с. 76). Подробнее эти условия автором раскрываются в классификации, согласно которой условия избрания домашнего ареста подразделяются на общие и специальные. К общим условиям относятся наличие возбужденного уголовного дела и субъекта, принявшего дело к своему производству. Среди специальных условий называются: указание в санкции статьи УК РФ, что за преступление, инкриминируемое обвиняемому, предусмотрено наказание в виде лишения свободы на срок свыше двух лет; наличие у обвиняемого жилища; наличие компетентного органа или должностного лица, осуществляющего надзор и установление механизма надзора за поведением обвиняемого (с. 76-79).

В следующем параграфе рецензируемой книги исследуется процессуальный порядок избрания домашнего ареста. Автор начинает с разграничения понятий «избрание меры пресечения» и «применение меры пресечения». Под избранием меры пресечения в виде домашнего ареста он понимает совокупность действий, устанавливающих основания избрания меры пресечения и порядок вынесения решения о домашнем аресте. А применение – это реализация непосредственного порядка надзора за исполнением домашнего ареста (с. 83-84). Таким образом, далее исследуются действия по порядку вынесения решения об избрании данной меры пресечения.

И первым таким действием является вынесение следователем постановления о возбуждении перед судом ходатайства об избрании меры пресечения в виде домашнего ареста. В нем должны содержаться сведения, характеризующие личность обвиняемого, и доказательства его ненадлежащего поведения. При этом Ю.Г. Овчинников подчеркивает, что обстоятельства, указанные в ст. 99 УПК РФ, должны обязательно включаться в текст постановления независимо от усмотрения следователя, поскольку они входят в структуру оснований мер пресечения (с. 85). На это указывается и в тексте приложений 100 и 101 ст. 476 УПК РФ. В то же время, автор обозначает некоторые недоработки законодателя при составлении бланков процессуальных документов и предлагает дополнить резолютивную часть постановления об избрании меры пресечения в виде домашнего ареста (приложение 6 ст. 477 УПК) положениями о предупреждении обвиняемого, что в случае нарушения ограничения и запретов к нему может быть применена более строгая мера пресечения (о чем говорится в ч. 2 ст. 107 и п. 3 ч. 1 ст. 108 УПК РФ), а также указанием о вручении копии постановления лицу, в отношении которого оно вынесено, защитнику и законному представителю по их просьбе (ч. 2 ст. 101 УПК РФ).

Следующим при избрании домашнего ареста, по мнению Ю.Г. Овчинникова, является решение вопроса о перечне документов, прилагаемых к ходатайству и подтверждающих его обоснованность. Материалы, представляемые суду, должны содержать достаточные сведения для предположения о том, что обвиняемый может скрыться, продолжить преступную деятельность, иным путем воспрепятствовать производству по делу. Все материалы, прилагаемые к ходатайству об избрании домашнего ареста, классифицируются автором на несколько групп (с. 87), и, в частности, указывается, что это должны быть копии необходимых процессуальных документов, поскольку представление в суд подлинников или всего уголовного дела является нецелесообразным. Мнение автора подтверждается и судебной, и следственной практикой.

Что касается следующего действия по избранию домашнего ареста – судебного заседания, то в адрес порядка его проведения, по мнению Ю.Г. Овчинникова, возникает два вопроса: в закрытом или открытом заседании рассматривается данное ходатайство и должен ли при этом вестись протокол. В юридической литературе приводятся различные точки зрения, а ст. 108 УПК РФ никаких указаний на этот счет не содержит. Поэтому автор считает целесообразным внести здесь ясность и дополнить ч. 4 ст. 108 УПК РФ следующими предложениями: «Ходатайство об избрании меры пресечения рассматривается в открытом судебном заседании, за исключением случаев, предусмотренных ч. 2 ст. 241 настоящего Кодекса. В ходе судебного заседания ведется протокол». Автор убедительно аргументирует свою позицию ссылкой на судебную практику.

Следующей проблемой, существующей в порядке избрания домашнего ареста, с точки зрения Ю.Г. Овчинникова, является вопрос о сроках, возможности и необходимости их продления. Поскольку основания и процессуальный порядок применения домашнего ареста соответствуют процедуре применения заключения под стражу, автор делает вывод о том, что срок нахождения под домашним арестом и порядок его продления должны быть общими и регулироваться ст. 109 УПК РФ. Тогда будет логичен и обоснован зачет времени домашнего ареста в срок содержания под стражей, а также соблюдены права и законные интересы личности в уголовном процессе (с. 94).

Что касается требований, предъявляемых к решению об избрании домашнего ареста, то, по мнению автора, оно должно быть законным, обоснованным, мотивированным и истинным. Ю.Г. Овчинников с сожалением констатирует, что суды формально подходят к своим обязанностям, игнорируя мотивированность и обоснованность при принятии решения, тем самым нарушая принцип законности (с. 101).

Рассматривая процессуальный порядок принятия решения об избрании домашнего ареста, автор затрагивает и вопрос кассационного обжалования данного решения и приходит к выводу, что постановление судьи об избрании меры пресечения в виде домашнего ареста или об отказе в этом может быть обжаловано в порядке, установленном для содержания под стражей (с. 103). Следовательно, ст. 107 УПК РФ Ю.Г. Овчинников обоснованно предлагает дополнить ч. 4 соответствующего содержания.

С целью выявления положительных факторов и возможности их применения в отечественной правоприменительной деятельности автор проводит сравнительный анализ законодательства стран ближнего зарубежья и России в части порядка избрания домашнего ареста и приходит к выводу, что, по сравнению с УПК Республики Казахстан, Республики Беларусь, Республики Молдовы и Азербайджанской Республики, УПК Российской Федерации наиболее полно учитывает интересы как стороны обвинения, так и стороны защиты при вынесении решения об избрании мерой пресечения домашнего ареста (с. 106).

Последний параграф рецензируемой работы посвящен процессуальному порядку применения домашнего ареста. Автор констатирует, что в уголовном судопроизводстве отсутствует четкий и детальный механизм применения названной меры, что, наряду с безынициативностью правоприменителей, парализует ее практическое применение.

Особенность применения домашнего ареста в том, что к подозреваемому, обвиняемому применяются ограничение и запреты, однако, по мнению автора, законодатель не разъясняет эти понятия и не проводит между ними существенного различия. Между тем, Ю.Г. Овчинников полагает, что при применении домашнего ареста ограничение предполагается одно – обвиняемый не свободен в передвижении, т.е. не вправе покидать свое место проживания, а запретов несколько, которые могут применяться, а могут и не применяться (с. 110).

При применении домашнего ареста автор считает возможным выделить две принципиальные формы изоляции: полная изоляция, т.е. с назначением стражи и неполная – без назначения стражи. Домашний арест является гибкой мерой принуждения, которая аккумулирует несколько видов мер пресечения, поэтому не должна, по мнению исследователя, применяться исключительно с полной изоляцией. Как полагает Ю.Г. Овчинников, этот вопрос необходимо разрешать в зависимости от конкретных обстоятельств уголовного дела и личности обвиняемого (с. 112).

Перечень запретов, предусмотренных в ч. 1 ст. 107 УПК РФ, по мнению автора, необходимо дополнить такими запретами, как: покидать жилище вообще или в определенное время; принимать каких-либо лиц в своем жилище; посещать специально указанные места (с. 113).

Автор выделяет два вида надзора за лицами, к которым применен домашний арест: с использованием технических средств и без использования таковых. В числе способов контроля без применения технических средств, которые, по мнению Ю.Г. Овчинникова, в настоящее время необходимо использовать в первую очередь, как наиболее доступные, называются следующие: внезапные периодические телефонные звонки или возложение обязанности на «арестованного» самому звонить в органы предварительного расследования; периодические проверки по месту жительства с правом беспрепятственного вхождения в жилое помещение; проведение следственного действия – наложение ареста на почтово-телеграфные отправления (с. 122-113). Надзор за соблюдением меры пресечения без применения технических средств на досудебном производстве, по утверждению автора, может быть осуществлен следователем самостоятельно, возложен на орган дознания либо иной специально уполномоченный орган.

Стремительное развитие различных технологий и их внедрение в отечественный уголовный процесс позволит, по мнению Ю.Г. Овчинникова, постепенно перейти к более технологичным методам надзора за применением домашнего ареста. Среди них называются: контроль с помощью беспроводных систем связи, проводных систем связи, систем видеонаблюдения и аудиоконтроля (с. 123). Наиболее эффективным методом надзора за надлежащим поведением обвиняемого автор считает применение электронных средств контроля, которые апробированы во многих зарубежных странах (США, Великобритания, Германия и др.). Данные технические достижения автор считает целесообразным использовать и в России, предварительно апробировав их в отдельно взятом субъекте РФ.

Следующий аспект, который Ю.Г. Овчинников затрагивает в своем исследовании, это вопрос о виде нормативного акта, в котором будет закреплен механизм надзора за исполнением домашнего ареста. И если отдельные ученые-процессуалисты предлагают сделать это ведомственными инструкциями МВД, Генеральной прокуратуры либо иных правоохранительных органов, другие авторы – постановлением Пленума Верховного Суда РФ, то по мнению Ю.Г. Овчинникова, таким нормативным актом должен стать Федеральный закон «О домашнем аресте в РФ».

Также, чтобы повысить эффективность применения домашнего ареста, Ю.Г. Овчинников предлагает принять дополнительные законодательные меры (с. 133): 1) меры, направленные на решение вопроса о включении в процессуальные издержки расходов правоохранительных органов, связанных с надзором за исполнением домашнего ареста, а также задержанием и доставлением обвиняемого, подозреваемого в случае нарушения им ранее избранной меры пресечения; 2) меры по повышению ответственности за нарушение условий применения домашнего ареста (включение названного обстоятельства в перечень обстоятельств, отягчающих наказание).

В заключение Ю.Г. Овчинников констатирует, что домашний арест должен служить «золотой серединой» между такими мерами пресечения, как заключение под стражу и подписка о невыезде, поскольку домашний арест призван сократить чрезмерно широкую сферу применения заключения под стражу и изменить количество обвиняемых, содержащихся в следственных изоляторах (с. 138).

Содержащиеся в работе положения, выводы и рекомендации заслуживают пристального внимания широкой научной общественности, практикующих адвокатов, судей, прокуроров, следователей и дознавателей, студентов и аспирантов юридических вузов. Доступный стиль изложения, изобилие фактического иллюстративного материала делают книгу интересной и полезной также для широкого круга читателей.

Вестник Омского университета. Серия «Право». 2007. № 2 (11). С.

© В.М. Степашин, 2007

Рецензия на кандидатскую диссертацию

Чередниченко Е.Е. «Принципы уголовного законодательства:

понятие, система, проблемы законодательной регламентации

(комплексное теоретическое исследование)»

В.М. Степашин

В Уголовном кодексе 1996 г. впервые в истории отечественного законодательства уголовно-правовые принципы получили законодательное выражение. При этом нельзя не согласиться с тем, что редакции норм-принципов не отражают их точного содержания, значения их воздействия на уголовно-правовые отношения.

Трудно признать соответствующей требованиям законности, справедливости, гуманизма современную уголовно-правовую политику государства, включая практику применения мер государственного принуждения, иных мер уголовно-правового воздействия.

Очевидно, что принципы должны выступать в качестве своеобразной призмы, через которую следует рассматривать все изменения, вносимые в действующие уголовно-правовые нормы, на предмет их своевременности, целесообразности и необходимости. Однако приходится констатировать, что не все эти нововведения соответствовали указанным критериям, одной из ведущих причин такого положения дел является недооценка значения принципов уголовного законодательства.

Именно на это обращает внимание автор, объясняя актуальность диссертационного исследования (с. 3), с чем необходимо согласиться. Е.Е. Чередниченко метко подмечает, что «решение любых уголовно-правовых проблем только тогда обречено на успех, когда оно начинается с исследования вопросов, связанных с принципами уголовного законодательства» (с. 4). В этой связи данное исследование является весьма актуальным в теоретическом и практическом аспектах.

Работа написана с новаторских позиций. Научная новизна диссертационного исследования обеспечена комплексным подходом к рассмотрению проблемы принципов уголовного законодательства.

В представленной диссертации, если судить по её автореферату, сформулирован ряд выводов, имеющих значение для совершенствования системы принципов уголовного законодательства, их легальной регламентации.

Эмпирическую базу исследования составили результаты анкетирования сотрудников правоохранительных органов из 2 регионов Российской Федерации, ученых, занимающихся проблемами уголовного права, из 19 субъектов Российской Федерации и Украины, практика высших судебных органов.

Объемный перечень положений, вынесенных на защиту (с. 7-11 автореферата), свидетельствует о том, что автором проведен обстоятельный анализ литературы, нормативных актов, практику их применения.

Представляется, что автору удалось достаточно легко обеспечить должную научную новизну содержанию и результатам своего труда.

Очень интересны многие выводы диссертации Е.Е. Чередниченко, нашедшие отражение в автореферате.

Так, безусловный интерес вызывает предлагаемое Е.Е. Чередниченко (с. 7) определение принципов уголовного законодательства («требования нравственного, идеологического и политического характера, обусловленные потребностями и закономерностями общественного развития, направленные на выполнение задач уголовного законодательства, обязательные как для законодательных, так и для правоприменительных органов и выполняющие функцию непосредственного и опосредованного регулирования общественных отношений»).

Заслуживает внимания взгляд автора (с. 7-8, 14-18) на место, соотношение различных принципов (права, законодательства, политики). Достаточно аргументированным выглядит выносимую на защиту положение о том, что система принципов отрасли уголовного права состоит из двух уровней: отраслевые принципы, закрепленные в ст.ст. 3-7 УК, и выражающие своеобразие данной отрасли права, выделяя ее среди других в системе права; и принципы институтов уголовного права, которые в силу своей достаточно ограниченной сферы действия оказывают более конкретное и детальное воздействие на определенную группу общественных отношений, что позволяет говорить об их самостоятельности (с. 8, 17-18).

Считаем возможным поддержать многие предлагаемые Е.Е. Чередниченко новации, например, о включении в ст. 4 УК РФ нормы следующего содержания: «Наказание и иные меры уголовно-правового характера применяются только к лицу, непосредственно или в порядке посредственного причинения совершившему преступление» (с. 9, 26). Подобное нормативное установление обусловит необходимость исключения из УК явно неправового положения о допустимости применения штрафа к родителям или законным представителям несовершеннолетнего.

Разделяя многие выводы и предложения диссертанта, считаем необходимым обратить внимание на ряд спорных, недостаточно последовательных или слабо аргументированных позиций.

Так, по мнению автора, принцип законности следовало бы дополнить требованием о том, что «содержание уголовного закона следует понимать в точном соответствии с его текстом» (с. 8, 23). Такое нововведение может вызвать существенные проблемы в применении закона, который, как признаёт и автор исследования, далёк от совершенства. Например, «в точном соответствии с текстом закона» суд мог бы заменить, допустим, обязательные или исправительные работы формально более мягким наказанием в виде штрафа в размере миллиона рублей; квалифицировать убийство 15-летнею матерью новорождённого ребенка по ч. 2 ст. 105 УК РФ и т.д.

Автор предлагает новую редакцию ст. 7 УК РФ: «Лица, совершившие преступления, равны перед законом и судом независимо от пола, расы, национальности, языка, происхождения, имущественного и должностного положения, места жительства, отношения к религии, убеждений, принадлежности к общественным объединениям, а также других обстоятельств» (с. 9). Можно ли в таком случае признать «другими обстоятельствами» наличие рецидива, судимости, отбывание наказание в прошлом, состояние здоровья и т.п.?

Небесспорно предложение исключить из Уголовного кодекса ч. 5 ст. 46, ч. 3 ст. 49, ч. 4 ст. 50 и ч. 4 ст. 53 УК, как предусматривающих возможность назначения более строгого уголовного наказания за деяния, не являющиеся преступлениями, и одновременно расширить сферу действия ст. 315 УК, установив уголовную ответственность за совершение этого преступления не только в отношении специального субъекта (как в действующей редакции), но и в отношении любого физического лица (с 10). К тому же, это предложение не находит в автореферате достаточного обоснования. Думается, что автором игнорируется то обстоятельство, что необходимость производства замены наказания обусловлена не объективной невозможностью исполнения меры государственного принуждения, установленной приговором суда, а умышленными действиями осужденного лица, целенаправленно и злостно избегающего претерпевания уголовно-правового возмездия, определенного судом с учетом требований экономии уголовной репрессии и достаточности кары для достижения целей уголовного наказания. В этой связи закономерен переход к иному наказанию, которое не просто в отличие от первого могло быть реально исполненным, а являлось бы более строгим, репрессивным по отношению к первоначально назначенному. Криминализация же злостного уклонения от отбывания наказания представляется излишней, она способна привести лишь к более громоздкой и продолжительной процедуре возложения ответственности на лицо, избегающее выполнения требований приговора суда о воздаянии за содеянное.

Наконец, автором не учтены особенности санкции ст. 315 УК РФ: она включает в себя наказания в виде штрафа, лишения права занимать определенные должности или заниматься определенной деятельностью, обязательных работ, ареста и лишения свободы на срок до двух лет. Иначе говоря, в санкции ст. 315 содержатся именно те виды наказания, от отбывания которых (с высокой степенью вероятности) осуждённый и уклонялся. Кроме того, закон предусматривает существенные ограничения в назначении почти всех из перечисленных мер государственного принуждения.

В работе присутствуют и другие предложения, заслуживающие обсуждения.

Е.Е. Чередниченко проявила умение критической оценки весьма объемного и разнопланового материала, в работе, насколько можно судить по автореферату, представлены различные позиции представителей науки по исследуемым проблемам. На базе проведенного исследования в работе содержатся конкретные и многочисленные предложения по совершенствованию действующего законодательства.

Полагаем возможным вывод о наличии работы, соответствующей всем требованиям, которые предъявляются к кандидатским диссертациям. Её основные положения отражены в публикациях, указанных в автореферате.

Таким образом, Е.Е. Чередниченко заслуживает присуждения ученой степени кандидата юридических наук по специальности 12.00.08 (уголовное право и криминология; уголовно-исполнительное право).