Вопрос 35. Публицистика смутного времени. Исторические пр-я о Смуте. Общая характеристика.

Пр-я в к-рых запечатлено смутное время можно разделить на две большие группы. К первой группе принадлежат пр-я, возникшие до 1613 года до избрания на престол Михаила Романова. Это отклики на события, мгновенный отпечаток социальных и политических страстей и пристрастий. Это публицистика в которой все подчинено конкретной агитационной задачи. Txtы 2-ой группы написаны так же участниками и современниками Смуты, но после ее окончания в более ли менее спокойные времена. Эти авторы уже размышляют и пытаются уже философски, исторически и художественно осмыслить «лихие лета», пережитые Россией.

Для агитации предпочтительнее малые жанры. Одной из первых мест занимают «видедния». О канонической сюжетной схеме «видения» можно судить по «Повести о видении некоему мужу духовну» протопопа Терентия. В ней рассказывается будто бы некий житель стольного города «в тонком сне» увидел, как в Успенском соборе Богородица, Иоанн Предтеча и святые угодники молили Христа пощадить народ православный, закосневший в грехах и потому страдавший от ужасов Смуты. Наконец, слезы Богородицы смягчили Христа и он сказал тихим голосом «Пощажу их, аще покаются.»

В памятниках этого жанра довольно легко варьируются местные реалии и состав персонажей, в видении может являться Христос или Богордица. Варьируются и условия спасения, которое может иметь и общий характер («чтоб молился и постился»), и более конкретный «построить церковь». В жанре ведения часто используются бытовые детали, создающие иллюзию достоверности. В эпохи войн и мятежей «видения» и «небесные знамения» всегда пристально фокусируются и наблюдаются современниками. «Видение» древнейший жанр, усвоенный на Руси вместе с Хр-вом , однако во времена Смуты он приобрел новые функции. Выдвинулся на 1-ый план, оттеснив другие жанры. Сходные изменения происходят и с другими жанрами. Смута вдохнула новую жизнь в такой традиционный вид деловой письменности, как грамоты и «отписки». Агитация по средством грамоты в эти годы была необычайно интенсивной. В грамотах объединяются деловой стиль и риторика. Грамоты полны призывов не только к единению, но и картин запустения Московского государства, надругательств интервентов над национальными святынями.

Это подготавливало почву для «подложных» грамот – своеобразных литературных мистификаций.

«Новая повесть о прославленном Российском царстве» 1610 – 1611 года. Анонимный автор назвал свое произведение «письмом». (синоним к словам грамотка, отписка). Призывая «освободити царство от интервентов» аноним полностью сосредотачивается на агитационной задаче. Авторские симпатии и антипатии выражены вполне отчетливо, поэтому персонажи «Новой повести» либо патриоты и герои, либо злодеи. Главный враг Сигизмунд III к-рый насилием добивается Москвы. Сигизмунду III помогают изменники – бояре, управляющие Москвой и присягнувшие сыну Сигизмунда королевичу Владиславу. Чтобы развенчать этого ставленника захватчиков, автор создает комический эффект с помощью рифмованной речи. Как художественный прием рифмованная речь наиболее действенна в txtе рассчитанном на устную передачу. «Письмо» должно было читаться на сходках «своей братии». Автор стремился подвигнуть читателей и слушателей на борьбу с иноземным вторжением. Автор – агитатор, а не историк, поэтому он затрагивает только злободневные темы, не погружаясь в прошлое и не задумываясь о причинах московской «замятни».

«Плач о пленении и о конечном разорении Московского государства» Одна из первых попыток выдвинуть причины Смуты сделана в другом памятнике, созданном в одновременно с «Новой повестью». Он написан в жанре плача. Плачи о царствах и городах. Такие плачи сочинялись во времена бедствий и тяжелых испытаний. Неизвестный автор «Плача о пленении и о конечном разорении Московского государства» писал в то время, когда Минин и Пожарский уже собирали земское ополчение, но Москва была еще в руках поляков. Еще никто не мог предсказать исхода борьбы с интервентами и поэтому основные мотивы плача: скорбь о былом могуществе и величии России, призывы к покаянию и молитве. Автор резко осуждает захватчиков и их рус. пособников, но вину за страдания России возлагает и на внутренние распри, внутренний кризис, вызвавший всеобщий нравственный упадок. Это рассуждение о причинах Смуты страдает религиозно – нравственной ответственностью. Автор «Плача о пленении …» как бы предлагал задуматься о причинах смуты.

О Смуте в 10-20 годах 17 века писали монах, приказный дьяк, два князя – Рюриковича. Литературная среда первой четверти 17 века была разношерстной. Это обстоятельство говорит о том, что еще нет писателей профессионалов, так же это говорит и о том, что нет монополии на писательский труд, что каждый может стать писателем. Этих авторов объединяют принципиально важные моменты. Главный из них – усиление индивидуального начала, установка на своего рода «самовыражение». Подчеркивает свою роль в событиях общерусского значения Авраамий Полицын. Хворостинин пытается обелить себя, вводя в txt разговоры с Лжедмитрием и с патриархом Германом. Даже в «Повести на память царевича Дмитрия», в которой Шаховский строго придерживался агиографического канона, чувствуются автобиографические черты. Сообщив о том, что Дмитрий был сыном Ивана Грозного от шестой его жены Марии, то есть наследником сомнительной законности. Защищая царевича, автор «Повести» защищал и самого себя, точнее права своих детей от четвертой супруги.

Усиление индивидуального начала сказалось не в одних автобиографических намеках и сценах. Она выразилось так же и в сравнительно свободном обсуждении причин Смуты и поведения ее деятелей. Все историки Смуты причину национального бедствия видят в «грехе всей России» . Они еще не могли отказаться от религиозного взгляда на историю. Однако важно и то, что они не ограничивались ссылкой на этот «грех», но и попытались разобраться в этом грехе. Важно и то, что у разных авторов такой анализ индивидуален.

Иван Тимофеев и Авраамий Палицын оба согласны с тем, что к Смуте привело бессовестная рабская покорность несправедливым властям. Но далее каждый из писателей идет своим путем. По «Временнику», в нравственном нездоровье повинен наплыв иностранцев. Их пагубную роль Иван Тимофеев подчеркивает неоднократно. Авраамий Палицын, говоря о приметах всеобщего нравственного падения подчеркивает социальные противоречия в канун Смуты. При Борисе Годунове три года подряд случался неурожай, перемерли многие тысяч голодных. Потом же оказалось, что богачи скрывали свои огромные запасы хлеба. Вину за гражданскую войну Авраамий Палицын возлагал на богачей. Характеристики царей дают все авторы, писавшие о Смуте. В этих описаниях и проявилось всего отчетливее то литературное открытие , которое Лихачев обозначил, как «открытие характера». В средневековой историографии человек «абсолютизируется» либо абсолютно добр, либо абсолютно зол. Авторы начала 17 века уже не считают злое или доброе начало в характере человека чем-то извечным и раз навсегда данным. В человеке соединяются разные черты характера как хорошие, так и плохие. Это открытие можно проиллюстрировать теми характеристиками Бориса Годунова, которыми испещрены соч-я о Смуте. Любопытно, что не один из авторов не обходится в рассуждениях о Борисе без противительных союзов.

Этот литературный принцип прокламируется и закрепляется в Хронографе редакции 1617 года. Здесь противоречивость и изменчивость характеров свойственна большинству персонажей. Хронограф своим авторитетом закреплял «открытие характера» в русской литре.

«Повесть о видении некоему мужу духовну» протопопа Терентия. некий житель стольного града «в тонком сне» увидел, как в Успенском соборе богородица, Иоанн Предтеча и святые угодники молили Христа пощадить народ православный, закосневший в грехе и потому страдающий от ужасов Смуты. Наконец слезы матери смягчили Христа, и он сказал «тихим гласом»: «Тебе ради, мати моя, пощажу их, аще покаются. Аще ли же не покаются, то не имам милости сотворити над ними». После этого некий святой повелел «мужу духовну»: «Иди и поведай, угодниче Христов, яже видел еси и слышал!» «Муж духовен» рассказал о своем видении протопопу кремлевского Благовещенского собора Терентию, который и написал повесть о видении, «да отдал патриарху, да и царю сказывал».

«Видение» — древнейший жанр, усвоенный на Руси вместе с христианством. Однако в эпоху Смуты он приобрел новые функции, выдвинулся на первый план, оттеснив другие жанры. Сходные изменения произошли и с другими жанрами: Смута вдохнула новую жизнь в такой традиционный вид деловой письменности, как грамоты и «отписки». Агитация посредством грамот была в эти годы необычайно интенсивной. В грамотах объединяются деловой стиль и риторика. Грамоты полны не только призывов к единению, но и картин запустения Московского государства, надругательств интервентов над национальными святынями и т. д.

«Новая повесть о преславном Росийском царстве». Призывая «свободити царство» от интервентов, аноним полностью сосредоточивается на агитационной задаче. Автор восторженно относится к патриарху Гермогену. Это неколебимый столп, поддерживающий своды «великой палаты» — Русской земли. Главный ее враг— Сигизмунд III, «злой и сильный безбожник», который насилием добивается прекрасной невесты — Москвы. «Сродники» и доброхоты невесты — смоляне, не поддающиеся полякам, и «вящщие (лучшие) люди» из посольства к Сигизмунду — Филарет Романов и князь В. В. Голицын, которые выступают за всю Россию. «Окаянному жениху» Сигизмунду помогают изменники — «седмочисленные бояре», управляющие Москвой и присягнувшие сыну Сигизмунда королевичу Владиславу.

«Плач о пленении и о конечном разорении Московского государства». Одна из первых попыток выявить причины Смуты сделана в другом памятнике, созданном одновременно с «Новой повестью». Этот памятник написан в жанре плача. Еще никто не мог предсказать исхода борьбы с интервентами, и поэтому основные мотивы «Плача» — печаль, сетование, скорбь о былом могуществе и величии России, призывы к покаянию и молитве, «дабы бог... пощадил останок рода христианскаго».