396 В.В.Сдобников, о.В.Петрова ♦ теория перевода

читателя, живо представляющего себе этих мужи­ков, весьма неловко выполняющих приказ «его бла­городия», когда вдруг на вопрос, выдержит ли кры­ша, один из них отвечает:

—. Смотри-ка, черепица шатается...

Откуда в России того времени взялись дома, кры­тые черепицей? Картина разрушилась. Чужая реа­лия вступила в противоречие со своими реалиями и «своей» стилистикой. Или Владимир Мономах и та­щить сюды — или дом с черепичной крышей.

Таким же диссонансом завершается и вся книга: «Так грезила она, прикрыв глаза, и почти верила в Страну чудес, хотя знала, что стоит глаза от­крыть — и все снова превратится в тусклую явь: в шелестенье травы под ветром, в шуршанье ка­мышей вокруг пруда, сморщенного дуновением, и звяканье чашек станет лишь перезвоном колоколь­чиков на шеях пасущихся овец...». Интересно, где же это русская девочка Аня «в тусклой яви» видела овец, пасущихся с колокольчиками на шее? Так в самом конце переводчик еще раз демонстрирует невозможность пересадки произведения на другую национальную почву либо без нарушения достовер­ности повествования, либо без полного переписы­вания всего текста во всех деталях. Последний ва­риант уже вряд ли может считаться переводом. Это уже новое произведение, созданное по мотивам оригинала.

Весьма странно выглядит выполненный на осно­ве такого же принципа перевод стихотворения Марины Ивановны Цветаевой «Родина». Решив адаптировать текст для британского читателя, Jo Shapcott везде вместо Россия пишет England. Чита­телям остается лишь недоумевать: естественно, что для них Motherland — это Англия, но почему русская поэтесса называет родиной Англию и почему она по ней так тоскует?

При противоположном подходе, когда перевод­чик стремится сохранить всю национально-куль-

Часть V. Основы специальных теорий перевода 397

турную специфику оригинала, также складывает­ся неоднозначная ситуация. С одной стороны, в этом случае не только полностью сохраняется вся ин­формация, заложенная в текст автором, но у текста еще появляется и дополнительная, не предусмот­ренная автором функция, которую можно условно назвать страноведческой. С другой стороны, сохра­ненная информация может в действительности ока­заться очень малоинформативной для читателя, если он не знаком с культурой страны исходного языка. В таком случае текст загромождается непонятными для этого читателя словами, значение которых нуж­дается в дополнительных объяснениях, и объем ком­ментария начинает приближаться к объему самого текста. При всей своей «общеобразовательной» ценности такой перевод нередко разрушает худо­жественную образность текста, поскольку у читате­ля нет возможности воспринять целостный художе­ственный образ: он занят попытками разобраться в обрушившихся на него чужих реалиях и непонят­ных словах, постоянно отрывается от текста, обра­щаясь к комментарию. Кроме того, как уже говори­лось, сообщение читателю большого количества лингвострановедческой информации не могло вхо­дить в намерения автора, создававшего свое произ­ведение для соотечественников, имеющих общие с ним фоновые знания.

Примером этого подхода могут служить перево­ды сказок Ованеса Туманяна на русский язык⁴⁸¹. Стремясь сохранить национальный колорит сказок, переводчики не только используют уже вошедшие в русский язык и практически ставшие терминами слова-реалии холиф или визирь, не только трансли­терируют контекстуально-необходимые реалии типа тондыр или дервиш, но и наполняют текст транслитерированными лжереалиями, объяснение

^{4 81} Излагается по: ХачатурянН. Реалия и переносимость (О русских изданиях сказок О.Туманяна)//Мастерство перевода. Вып. 9. М.: Сов. писатель, 1973. С. 42-61.