34. К.Н. Леонтьев. Византизм как основа российской государственности. Пророчества Константина Леонтьева.

Отсюда, Леонтьев – враг гуманистической морали, но он пророчески чувствовал, что старый мир кончится, он чувствует это в 70-е. Он пишет: «Старый мир разрушится, но либеральным он не будет. Эта новая культура будет тяжела для многих, и замесят её не на розовой воде свободы и гуманности». «Как вы думаете, господа либералы, вам они, что ли, поставят памятник? – Нет. Социалисты везде ваш умеренный либерализм презирают. И как бы не враждовали эти люди против настоящих охранителей или против форм и приёмов охранения, но все существенные стороны охранительных учений им самим понадобятся. Им нужен будет страх, нужна будет дисциплина. Как дважды два - четыре, эти будущие победители сделают законы строже, И жить будет страшнее». Прогноз точен на 60 лет. Он из 70-х годов 19 века видит 30-е XX века. Вокруг него, в его время, всё нормально, все были спокойны, а под ним земля горела. Он пишет: «Социализм теперь, видимо, неотвратим, по крайней мере для некоторой части человечества (хотя до социализма 50 лет, Ленин ещё под стол пешком). А он видел очень точно. Он завершает эту мысль: «Нет, не вывести насилия из человеческой жизни. Чума почти исчезнет, чтобы дать место холере". По жизни Леонтьев не имеет ни успеха, ни влияния, отовсюду его повыгоняли, имение запущено. Он его продает крестьянину с торгов. Опереться не на кого, 6 лет работает цензором за 75 рублей. Правым дельцам он был не нужен. Катков (редактор «Московских ведомостей») его едва терпел. Катков скажет, что «Леонтьев договорился до чертиков», хотя Леонтьев пишет то, что думает, он честен. Леонтьев согласен защищать безграмотность народа, как источник его своеобразия. Он любит стиль народа. Он ожидал отвращения от Запада, т.к. боялся Европы, которая заразит Россию левыми. Он пишет: «Есть слишком много признаков тому, что мы, русские, хоть сколько-нибудь изменим на время русло всемирной истории. Я люблю Россию, царя, монахов и попов благодушного деспотизма». Следующее пророчество, он пишет: «Церкви и монастыри еще не сейчас закроют, еще через 20 лет, будет позволено законам помолиться» (через 50 лет). Это воспринимали как бред. «Петербургская Россия сама трещит везде по швам…, ухо слышит смех ежеминутно и понимает его ужасное значение». Он как пророк, он обладал интуицией во внутрь, он пытался объяснить, почему: «Умеренный либерализм у нас так не глубок, и так легко может быть раздавлен между двумя не либеральными силами (империя / народ). Он пишет, что либерализм, простертый немного дальше, довел бы нас до взрыва». Он пишет о том, что была, есть и будет мистическая вера в государя (он приехал, все ему радуются, а чего радуются-то?). Он считает, что конституция государю ничего не даст, т.к. «воспитывать наш народ в легальности - очень долгая песня. Великие события не ждут окончания этого векового курса, а пока народ наш понимает и любит власть больше, чем закон, народ наш прав». Власть решает, кто куда. В такой ситуации народ не смотрит на закон, он смотрит выше, на власть. Вывод: « Правды на земле нет, не было и не будет, и не должно быть. При человеческой правде люди забудут божественную истину». Это новый поворот в проблеме. Его суть такова: он разделяет божественную, церковную истину и человеческую. Считал одну несоизмеримо ниже другой. Он говорит, что «нравственность самочинная честных атеистов ни малейшей цены для загробного спасения не имеет». Одно дело церковь, он не ценит нравственность как таковую.