Интроекиия

В трудах 3. Фрейда интроекция, как особый механизм психической активно­сти человека рассматривается в тесной связи с идентификацией. 3. Фрейд описывает разновидность иден­тификации, при которой Я идентифицируемой личности «берет на себя качества объекта». Поскольку идентификация возможна как с любимым, так и с не­любимым объектом, то и интроецироваться могут, соответственно, черты и мотивы таких лиц, к которым субъект формирует самые различные установки. Нередко интроецируется тот объект, кото­рый утрачен: эта утрата заменяется интроекциеи объекта в свое Я. З. Фрейд приводит интересный пример, опубликованный в психоаналитическом журнале: «ребенок, чувствовавший себя несчастным вследствие потери ко­тенка, объяснил, недолго думая, что он теперь сам котенок: он пол­зал соответственно этому на четвереньках, не хотел есть за столом и т. д.»

3. Фрейд считал также, что меланхолия возникает на основе меха­низма интроекции: она возникает при утрате объекта любви. Субъект начинает жестоко критиковать себя, унижать свое Я, свое челове­ческое достоинство. Но оказывается, что, поскольку объект интрое-цирован в структуру Я, эти

упреки, эта агрессивность, по существу, направлены на объект. Я человека разделяется на две противобор­ствующие части, причем одна часть видоизменена интроекцией: в нее встроен утраченный объект. Другая является критической инстан­цией Я, ее 3. Фрейд называет Я-идеалом: это образование осу­ществляет самонаблюдение и функции моральной совести, цензуры сновидений и вытеснения.

Для психологии адаптации и психической зрелости представ­ляет интерес идея 3. Фрейда о том, что «размеры отстояния этого «Я-идеала» от актуального «Я» чрезвычайно варьируются для каждого отдельного индивида и что у многих других эта дифференци-ровка внутри «Я» не идет дальше, чем у ребенка». Эта мысль важна по крайней мере в двух аспектах: во-первых, она указывает на один из возможных критериев зрелости-незрелости личности; во-вторых, показывает, что наличие такой дистанции, расхожде­ния между актуальным Я и идеальным Я-образом является со­стоянием внутреннего конфликта. Она, следовательно, требует последующих адаптивных дей­ствий. Некоторые свои идеи о подобных адаптивных действиях мы излагаем в четвертой главе настоящего иследвания.

А. Фрейд, изучая идентификацию у детей, отметила, что интроецируя психические особенности своих учителей, их мнения и установки, дети накапливают материал для построения своего Сверх-Я. Если это так, то ясно, что интроекция наряду с идентификаци­ей является одним из механизмов формирования личной морали и самосознания человека.

Однако не совсем ясно, чем отличается интроекция от интерио­ризации и интернализации. Для внесения хоть какой-то ясности и однозначности в использование всех этих терминов мы предпо­лагаем, что интроекция является простейшей формой интернализа­ции, отличающейся тем, что черты и установки другого встраивают­ся в структуру личности субъекта без психической переработки, т.е. в неизменном виде. Такая интроекция, сочетаясь с проекцией, может стать основой глубоких и фиксированных идентификаций, свойственных детям-дошкольникам и отчасти подросткам. Отли­чие же интроекции от интернализации, по нашему мнению, состо­ит в том, что при ее работе интернализуются такие

черты других объектов, которые включаются в структуру собственной личности субъекта. Использование интроекции (как и идентификации) — это путь построения собственной личности, а не просто приобретения знаний, как это имеет место при интериоризации и других формах интернализации. Интроекция, таким образом, как психический процесс мотивирована подсознательным или даже осознанным же­ланием заполнения каких-то «пустых мест» в структуре собствен­ной личности, наличие которых стало ясно после потери объекта. На основе идентификации с объектом была создана видимость пол­ноты структуры личности.

Механизм интроекция действует подсознательно: только при самоанализе или необходимости объективации ее результаты ста­новятся осознанными.

Использование интроекции приводит к чисто психологическо­му преодолению фрустрации. Иначе говоря, здесь мы имеем дело с типичным случаем защитной адаптации с сохранением проблем­ной ситуации. Однако при использовании интроекции создается видимость связанности внимания индивида и его психических процессов с внешним объектом, поскольку без этого, как предпо­лагают психоаналитики, возникли бы серьезные психические на­рушения.

Пример, описываемый К. Абраамом, хорошо иллюстрирует неко­торые аспекты работы этого механизма. В больницу была приведе­на женщина, у которой наблюдалась меланхолическая депрессия. Она все время обвиняла себя в воровстве, хотя в действительности ничего не воровала. Оказалось, что до недавнего времени она жила с горячо любимым отцом, которого арестовали, обвиняя в воров­стве. Это событие глубоко фрустрировало ее, так как лишило отца, и не только в физическом, но и в психологическом смысле. Данная фрустрация положила начало ее меланхолии. С помощью работы механизма интроекции пациентка психологически «встроила» в себя воровское качество и перешла к самобичеванию. Ис­ходя именно из такого рода фактов психоаналитики, начиная от 3. Фрейда, считают, что самобичевание при меланхолии является на самом деле укором, направленным против любимого человека.

Таким образом, очевидно, что механизм интроекции начинает работать после глубокой депривации личности, поте-

ри любимого, ценного объекта. Но как происходит процесс интроекции (или ин-троецирования) и к каким результатам приводит? Обеспечивает ли она здоровую, нормальную адаптацию? Приведенные примеры и исследования психоаналитиков показали, что в итоге работы механизма интроекции возникают новые внутренние конфликты и фрустрации. Прежняя, в целом однозначная позитивная установ­ка к объекту претерпевает существенные изменения, она становит­ся амбивалентной. Интроекция, таким образом, оказывает влияние на формирование и смену социальных установок и, следовательно, по своей сущности является социально-психологическим механиз­мом функционирования личности и установления взаимоотноше­ний с другими людьми.

Вторичные фрустрации как результаты функционирования интроекции принимают особенно острые формы у невротиков, которым трудно полностью отказаться от потерянных объектов-целей и заменить их новыми. Работа интроекции приводит у них к переживанию более глубокого чувства вины, чем у психически здоровых людей.

Завершая рассмотрение интроекции, сформулируем ряд во­просов, которые требуют дальнейших исследований. Такие иссле­дования совершенно необходимы, поскольку глубокое знание ин­троекции, ее разновидностей и их связей с другими механизмами психики поможет лучше понять многие явления из сферы психоло­гии личности, социальной психологии и патопсихологии. Во-первых, не совсем ясно, как протекает процесс интроекции и с помощью каких более элементарных механизмов. Следует выяснить, у представителей каких социально-психологических типов людей при депривациях чаще всего используется данный механизм психической защиты. Есть ли люди, у которых именно интроекция формирует основные адаптивные стратегии? Какой из процессов первичнее: интроекция или идентификация? Как связана интроекция с проекцией и с другими защитными механизмами? Если интроекция, по существу, не обе­спечивает подлинную адаптацию (объективная фрустрирующая ситуация сохраняется, возникают новые внутренние конфликты и вторичные фрустрации), то почему именно она приводится в движение?

Из собственно социально-психологических проблем, возника­ющих в связи с рассмотрением интроекции, значительную важность, по нашему мнению имеет следующий: какую роль играет интроекция во взаимо­отношениях лидера и подчиненных при различных стилях руководства? Как работает механизм интроекции у подчи­ненных (ведомых) после смерти лидера? Можно ли исполь­зовать наши знания о разновидностях и функционировании ин­троекции для объяснения того, почему некоторых великих людей при их жизни ненавидели, а после смерти начинали боготворить? Не является ли этот феномен следствием того, что если при жиз­ни лидера установки и идентификации подчиненных были амби­валентными, то после смерти они становились моновалентными и почти целиком положительными?

Нам представляется также, что интенсивная работа механиз­ма интроекции таит в себе опасность возникновения мистических представлений, в частности - веры в жизнь души после смерти тела. Эта опасность особенно сильна у лиц, недостаточно про­свещенных в науках и в познании людей, человеческих взаимо­отношений. Поскольку интроецирующий субъект сам жив и не может представить себя умершим, в безжизненном состоянии, то, интроецируя в себя образ и качества покойника, он психологиче­ски еще сильнее отвергает смерть. Несмотря на то, что утвержде­ния типа «он физически умер, но душой и делами своими с нами» обычно воспринимаются как образные, поэтические выражения, в них все же есть мистический элемент, возникший вследствие ра­боты механизмов интроекции и идентификации.