Глава 7. Проездом в Москве.

Мне купили штатский костюм, летнюю шляпу панаму и плащ. Для подготовки к конкурсным экзаменам папа нашёл, вероятно, по объявлению, одного инженера в Петербурге, который набирал группу учеников. Я должен был явиться туда к 1-му июля. И вот мы все, а также и Таня, уехали в имение. Время там проводили так же, как и прежде, только мне было более приятным быть с Таней. В конце июня я и Таня уехали. Я прямо в Петербург, а Таня вернулась в Тамбов, т.к. лето должна была провести в имении тётки. Её отец перевёл её в Виленское Музыкальное училище, а её сестру Олю, которая училась в институте в Тамбове - в виленский институт. И осенью они обе должны были ехать в Вильно.

До Тамбова мы ехали вместе, а здесь пришлось расстаться. Грустно это было. И вот поезд мчит меня дальше. Уже только зорька догорает на западе. В купе находятся кроме меня два пассажира. Меня гложет тоска разлуки и с Таней, и с родными. К горлу подкатил комок. Я выхожу в коридор, высовываюсь в открытое окно и заливаюсь слезами. Зачем надо расставаться, зачем надо улетать из родительского гнёздышка, где так ласково, любовно и беззаботно? Беззаботно, конечно, только нам детям под крылышком родителей. У родителей много забот, но это я понял только после. Ведь мы-то не думали о хлебе насущном, нам его давали родители.

Свежий воздух, охлаждавший мою голову; стук колёс, повторявший всё одну и ту же фразу, вроде «не надуешь, не надуешь...» и утомление дня постепенно успокоили меня. Вот вдали начали мерцать огоньки: всё больше и всё ближе. Это уездный город Козлов Тамбовской губернии. Теперь называется Мичуринск. Тогда поезд пошёл дальше, я лёг на постель, которую приготовил проводник вагона из специальных пакетов. Ночь провёл спокойно, выспался, встал, оделся, умылся. Проводник принёс кофе со сливками в стакане с подстаканником и булочки. Постепенно приближались к Москве.

«Но вот уж близко. Перед ними Уж белокаменной Москвы, Как жар крестами золотыми Горят старинные главы. Ах, братцы! как я был доволен, Когда церквей и колоколен, Садов, чертогов полукруг Открылся предо мною вдруг!

Москва... Как много в этом звуке Для сердца русского слилось! Как много в нём отозвалось!»

«Город чудный, город древний!

Ты вместил в свои концы

И посады, и деревни,

И палаты, и дворцы.

На твоих церквах старинных

Вырастают дерева,

Глаз не схватит улиц длинных, -

Это Матушка-Москва!

Кто, силач, возьмёт в охапку

Холм Кремля богатыря?

Кто собьёт златую шапку

У Ивана-звонаря?

Кто Царь-Колокол подымет?

Кто Царь-Пушку повернёт?

Шляпу кто, гордец, не снимет

У Святых в Кремле Ворот?

Град срединный... град сердечный

Коренной России - град»

Мой вагон дальнего следования шёл в Петербург. В Москву поезд пришёл на Повелецкий вокзал. Вагоны дальнего следования передавались по окружной железнодорожной ветке на Николаевский вокзал. Все вещи оставались на попечении вагонного проводника, вагоновожатого.

Я взял извозчика и поехал на квартиру брата. Он жил на каком-то переулочке очень близко от центра. У него я позавтракал, и мы пошли вдоль стены Китай-города, около которой стоял памятник русскому

первопечатнику Ивану Фёдорову (1564 год). Пришли к Иверской часовне (теперь разрушенной безбожниками), в ней горела масса свечей, и толпились люди. Через Иверские ворота вышли на Красную площадь перед Кремлём. Сколько раз я видел его на картинках и фотографиях и всё же я был сильно поражён его величием и красотой. Изучая русскую историю, я переживал её в своей душе, радуясь успехам и величию души и болел её несчастьями. И вот вдруг я очутился около Кремля и его площади, переполненными историческими событиями. Легко понять, какими чувствами я был наполнен.

В Кремль мы вошли через Спасские ворота. Тут с одной стороны длинной лентой лежали стволы орудий, взятых у Наполеона. С левой стороны был Чудов монастырь, теперь снесённый сатанинской властью. В нём находились мощи патриарха Гермогена, замученного поляками в 1614 году в Смутное время, продолжавшееся 16 лет. Был я в этой малюсенькой келье, а в храме монастыря приложился к мощам. Осмотрели также [памятник] Государю Александру II Освободителю, теперь уничтоженный поработителями русского народа. Прошли к Царь-пушке и Царю-колоколу. Полюбовались на Ивана Великого, построенного Борисом Годуновым. Прошли около Успенского собора, Царского Терема с Красным крыльцом. Зашли в Архангельский собор, где было много царских гробниц, а также гробница с мощами царевича Димитрия. На меня всё произвело сильное впечатление. Прошедшее вновь проходило передо мною. Из Кремля вышли теми же воротами, около них теперь завелась мразь, т.е. мавзолей бандита и сифилитика Ленина. Обошли храм Василия Блаженного, Лобное место; здесь Пётр Великий казнил стрельцов, а при Екатерине Великой казнили Пугачёва.

Подошли к памятнику Минину и Пожарскому. Его теперь перенесли ближе к Василию Блаженному потому, что рука Минина указывала на мавзолей, и было написано кем-то: «Смотри-ка, князь, какая мразь у стен Кремлёвских завелась. Под свист гудков, под вой жидков угас непризнанный Мессия, а благодарная Россия под звуки пушек и мортир спустила Ленина в сортир». Ходили слухи, что в мавзолее был обвал в канализацию.

Через Иверские ворота мы вышли на Тверскую улицу. Здесь масса всяких магазинов, а мы пошли в булочную знаменитого Филиппова, где было отделение со столиками и можно было пообедать. Оттуда пошли разными улочками домой к Володе, а вскоре поехали трамваем на Николаевский вокзал. Там я нашёл свой вагон. Часов около 8-ми вечера поезд тронулся на Петербург через Тверь на Волге. Надо сказать, что дорога идёт почти по прямой линии, и в вагонах очень спокойно.

Когда Государя Николая I спросили, как проложить трассу железной дороги, он взял линейку и прочертил на карте между Москвою и Петербургом прямую линию. Во время прокладки попадались болота, которые пришлось обойти, из-за чего прямота линии немного изменилась.