Глава 24. Переход в Дроздовскую артиллерию.

На станции узнал, что для прибывающих устроено общежитие. Это было большое здание, но я не совсем скоро нашёл свободную кровать. Там я узнал, что надо будет пройти через реабилитационную комиссию. Пошёл я и туда и получил распоряжение прийти через пару дней.

Когда я пришёл туда снова, меня долго допрашивал офицер-марковец. Очень ему показалось подозрительным, что я ушёл из конной батареи. Он должен был собрать обо мне справки. Ходил я туда часто, но всё без результата. А положение моё было серьёзное, деньги кончались, хотя я питался только хлебом и супом.

Боевые части добровольцев шли вперёд на север на Москву, а в Харькове были какие-то всевозможные команды. Я горел желанием борьбы и только потерял время.

Однажды, возвращаясь из комиссии, я шёл, поднимаясь вверх по улице. Вдруг меня окрикнули. Смотрю, остановился извозчик, и из пролётки слезает поручик Муравцев - офицер моего 39-го мортирного дивизиона. Спрашивает: откуда, куда? Объясняю своё положение. Говорит: «Плюнь, пойдём к командиру Дроздовского дивизиона полковнику Медведеву». Поехали в какую-то гостиницу, где он жил.

Расспрашиваю о полковнике Селезнёве. Говорит, что убит, когда пошёл в атаку с отрядом из гимназистиков и кадет. Те были рассыпаны в цепь справа и слева от железнодорожного полотна, а он шёл открыто по полотну и был смертельно ранен в живот.

Полковник очень любезно нас встретил, выслушал рекомендацию Муравцева обо мне и обещал устроить, а пока поручил мне украсть пушки.

Так и сказал «украсть!» Кража должна была состоять в следующем. На запасных путях товарной станции стояли и приходили составы с захваченными у красных орудиями и другим имуществом. Так вот и надо было найти лёгкие полевые пушки. Я ходил туда каждый день, но пушек не нашёл.

Когда я однажды к нему пришёл, у него находился капитан Маслов, выпуском старше меня. Он отправлялся на фронт с мобилизованными. Это ещё не были солдаты, это были рабочие, крестьяне, учащиеся. Вот я и должен был отправиться с ними. Кроме этого имелась походная кухня, хозяйственная повозка с продовольствием и лошади.

Отправлялись мы для принятия захваченного у красных артиллерийского взвода, названного 12-ой Дроздовской батареей, обслуживаемого до нашего прибытия 7-ой (гаубичной) Дроздовской батареей. Мы отправились товарным поездом через Льгов на Димитриев. Там выгрузились и пошли походом на север. В указанном месте в укрытии я должен был дождаться темноты, так как это место обстреливалось бронепоездом красных, и идти в указанную деревушку, где находилась наша рота в 37 штыков. Там принять пушки и упряжки. Был конец сентября, и ночью было холодно.

Приняв в темноте взвод, я сразу назначил прислугу и ездовых. Поставил дневального. Остальные расположились спать на полатях и на полу. Я сидел с командиром роты и с телефонистом. Раздавались редкие выстрелы. Приходили и уходили дозорные.

Но вот к мосту на реке подошёл красный бронепоезд и начал редко стрелять в нашу сторону. Я вывел номеров, поставил к орудию и показал, как каждый должен действовать. Но первую гранату я взял сам, зарядил, навёл пушку на вспышки бронепоезда, по слуху определил дистанцию и выстрелил. От вспышки выстрела ночь стала ещё темнее. Командую подать второй снаряд, но кругом полная тишина и никто не шевелится. Зову - молчат. Тогда свечу электрическим фонариком и нахожу постепенно всех попрятавшихся от страху. Некоторых пришлось вытаскивать за шиворот. К счастью, моя граната попала в насыпь недалеко от бронепоезда, и он ушёл.

С раннего утра начал обучение. Наводчиком сделал молодого проворного парнишку по фамилии Манжай. Упоминаю про него, потому что он оказался очень способным, расторопным и преданным мне. Впрочем и все очень ко мне привязались. Среди них был один жидёнок, проявивший себя в деле снабжения взвода продовольствия и фуражом, но, в конце концов, перешедший к красным с возом сена. По дошедшим постепенно до меня сведениям он, вероятно, был красным шпионом.

Нас и красных разделяла река Нерусса, а за ней начинались Брянские леса. Вскоре мы перешли в наступление, но до Брянска не дошли, так как встретили большие силы красных. С этого момента начался наш постепенный отход с постоянными маневренными боями, в которых мы разбивали красных, отходили, делали крюк, нападали и отходили, так как нас могли бы отрезать.

Однажды я вёл бой с тремя бронепоездами красных. Они безусловно трусили, иначе я мог бы быть уничтоженным. И вдруг я заметил с другой стороны железнодорожного полотна густые цепи красных. Надо было спешно удирать, пока они меня не видели. На сахарном заводе в Лапандино слышались выстрелы. Там стоял Дроздовский батальон. Пройдя с полверсты, я увидал, что он идёт колонной в мою сторону. Я остановился и начал стрелять и по бронепоезду, и по красной пехоте уже с этой стороны насыпи. Наши дроздовцы развернулись и прикрыли меня своей цепью, продолжая движение в сторону станции.

Но вот я попал под пулемётную очередь. Было ранено несколько лошадей, по счастью, не в ноги, и одному номеру, гимназистику, пуля попала в коленную чашечку. Он потерял сознание. Его взяли на повозку, и мы на рысях ушли.

Ночью выпал первый снег, но мы шли целую ночь без остановки на Дмитриев. Там мы отдохнули день, отправив раненых поездом в тыл, а на следующий день в мороз и метель двинулись на Севск, выбивая красных из попутных деревень, а на следующий день вошли в Севск. Был мороз и метель. Я продрог и никак не мог согреться. Сели обедать. Командир предложил мне выпить водку. Говорю, что я не пью. «Но вам надо выпить с медицинской точки зрения». Налили, я выпил и стал прислушиваться к её действию. Теплота стала разливаться по телу. Командир спрашивает: «Ну, как?» Говорю «хорошо», чем вызвал общий дружный смех. С этого дня я всегда имел водку, которую, не знаю, как и где, доставал мой Манжай.

На следующий день отправились в новый рейд на северо-восток, чтобы ударить в бок красным, двигавшимся на Дмитровск. Шли целый день и пришли в какую-то деревню, набитую дроздовцами. Оказалось, что волею Божьей здесь собрался весь первый Дроздовский полк под командой полковника Туркула. Спать почти не пришлось, так как было очень холодно и голодно. До рассвета двинулись на юг.

Дмитриев был уже занят красными, а потому было приказано тихо двигаться под видом красных, напасть на них врасплох и перейти по мосту на другую сторону реки. Пехота и артиллерия пошли вперёд, а я с одной

ротой остался в прикрытии обоза, где было много раненых. Когда впереди раздались выстрелы, было уже светло, и я увидал, как из города толпами бегут красные. Я открыл по ним огонь. Скоро ко мне подскакал конный и передал приказ Туркула прекратить огонь. Спрашиваю: «Почему?» Говорит: «Красных так много, что если они остановятся, то мы ничего не сможем сделать. Пусть бегут».

Не помню, как и почему, но ночь мы провели в Дмитриеве. Ночью и на следующий день красные нас атаковали со всех сторон кроме юга, но мы начали отход под прикрытием нашего бронепоезда, когда все обозы уже переправились. Остаток дня и полночи шли прямо на юг вдоль железной дороги до станции Конышевка, при которой было дворов восемь. Там переночевали, как сельди в бочке, а утром наш взвод получил приказ идти походным порядком в Льгов, и, если будем слышать стрельбу на западе, держаться дальше к востоку.