Глава 11. Начало Великой войны.

И вот наступает 1914 год. Весною мы едем в Тамбов, а оттуда всей семьёй в имение. Вскоре туда же приезжает тётя Лиля с Мусей и Инна с мужем и детьми. Живём себе тихо, наслаждаемся природой и деревенской обстановкой. Но вот газеты приносят новость: убийство в Сараево австрийского наследника кронпринца Фердинанда националистом-сербом. Австрия и Германия предъявляют унизительные условия маленькой Сербии, обвиняя её в подготовке этого убийства. Россия по просьбе короля Петра заступается за Сербию дипломатическим путём. Тогда Германия начинает угрожать и России. Государь на эти угрозы объявляет мобилизацию. Германия требует прекратить мобилизацию. Россия даёт заверения, что она войны не начнёт, но мобилизацию остановить не может. И вот Германия начинает войну в час её объявления. Страшная глупость, кончившаяся гибелью трёх монархий и потоками крови до сего дня.

Вскоре после события в Сараево Шура, муж Инны, получает из полка телеграмму с предписанием немедленно вернуться в полк в Вильно и сейчас же уезжает, а тётя с дочерьми и внуками тоже уезжают на следующий день, т.к. им надо эвакуироваться подальше от возможного фронта. Когда была объявлена мобилизация, я не помню, но помню, как мимо нашей усадьбы стали проходить много телег с мобилизованными, направлявшимися в Кирсанов. А из наших трёх сёл Рамза, Паревка и Буровщино приходили проститься с папой, ну и, конечно, папа дал им денег. Продажа водки была сразу прекращена, чтобы предотвратить пьянство и буйство. А 14 июля по старому стилю рано утром, так, по крайней мере, мне вспоминается, началась война.

Немцы сразу большими силами ударили на союзницу России -Францию и продвигались очень быстро вперёд. Тогда французский

посол в Петербурге стал на коленях умолять Государя спасти Францию. Государь приказал нашей второй армии генерала Самсонова двинуться в Пруссию и на Берлин. Русские кавалерийские отряды зашли очень далеко, и тогда немцы бросили французов и кинулись на русский фронт. Армия Самсонова, оторвавшись от своего тыла, была окружена большими силами немцев и погибла среди Мазурских озёр. Эта неудача имела для нас тяжёлые последствия. Зато на австрийском фронте мы ушли далеко. Взяли крепость Перемышль и столицу Галиции Львов. Эти успехи заставили Румынию вступить в войну на нашей стороне.

Почта к нам в имение приходила два раза в неделю, и, конечно, мы с нетерпением ожидали её прихода. Осенью мы отправились в Тамбов. На станциях стояли эшелоны с пленными австрийцами. Они свободно подходили к нашим вагонам, и наши с ними как-то объяснялись. Между ними было много славян: сербов, хорватов, словенцев, чехов. В поезде я зачем-то вышел на площадку вагона. Здесь было человека четыре: один был солдат, догонявший свою часть. Остальные похожи были на семинаристов и студентов. Они уговаривали солдата не идти в свою часть и не воевать. Хорошо помню, как солдат им ответил: «Нельзя, надо за братьев сербов заступиться против немцев. Это не японская война!» В последнем он, конечно, не прав, но так смотрели на японскую войну по тогдашней революционной пропаганде. Наши революционные партии поздравляли японцев с победой над русскими! Позор и измена!

Из Тамбова мы поехали в Петербург. Жизнь текла своим чередом. Появилось лишь много военных. Появились и лазареты, и раненые. В институте у нас тоже открылся лазарет, и я записался санитаром. Я стал там работать так, что стал очень нужным. За мной присылали даже ночью на дом, когда приходила новая партия раненых. Я их перевязывал, стриг, брил, купал. Доктора стали меня звать помогать при операциях. Однажды, когда происходила ампутация гангренозного пальца, я держал руку солдата, он начал дёргаться, и я подумал, что рано начали резать, что он ещё не усыпился, я почувствовал, что мне не совсем хорошо. Тогда доктор подозвал одну из сестёр и сказал, чтобы она держала руку солдата, а мне говорит: «Идите, пройдитесь немного по коридору». Со мной это быстро прошло, и зашивали руку уже при мне. А когда солдат проснулся, сестра его спрашивает: «Спал?» «Спал, - говорит - дома был, и славная коровка у нас». Тогда я узнал, что это дёрганье просто рефлекс.

Так как я был студентом уже близко к окончанию, то мог рассчитывать, что меня не возьмут на военную службу раньше окончания. Но руки у меня чесались, и я стал подумывать пойти добровольцем. Об этом я написал домой. Родители соглашались, но советовали мне поступить в военное училище и пойти уже офицером.

Вскоре я прочитал в газете, что Константиновское Артиллерийское Училище предлагает молодым людям подать прошение о приёме в училище на второй ускоренный курс, а также сообщалось, что женатые тоже могут быть приняты. Тогда я пошёл к начальнику училища полковнику Сергею Николаевичу Бутыркину. Он меня принял, расспросил про родителей и сказал, что отдаст распоряжение о приёме меня без конкурса. Прошение о приёме подавалось на Высочайшее имя, т.е. на имя Государя. Время, которое оставалось до дня вступления, уже после медицинского освидетельствования, прошло в учении и в работе в госпитале. За это время произошёл один весьма характерный случай.

Однажды, войдя в вестибюль лаборатории, из которого вправо и влево шли коридоры, я увидел как один студент прикалывал на доску для разных объявлений какую-то бумагу. Пройдя в раздевальню и оставив там шинель, фуражку и калоши, я пошёл по этому самому коридору. Проходя мимо доски, я остановился и стал читать. Это оказалось литографированная прокламация с «пролетарии всех стран объединяйтесь». Дальше шли призывы бойкотировать войну, агитировать солдат и т.д. Я, не дочитав этой подлой бумажонки, сорвал её, скомкал и бросил. По традициям института никто не смог снимать бумажек, кроме тех, кто их повесил. Когда я начал читать этот студент наблюдал за мной через стеклянную дверь в конце коридора. Когда он увидал, что я сорвал прокламацию, он подскочил ко мне и начал на меня наступать со своим жидовским жаргоном. Я пришёл в такую ярость, что пригрозился его оттузить. Студент был моего курса, а потому отправился в ту же лабораторию, в которую и я.

Придя на своё место, я было расположился работать, как вдруг меня обступили шесть жидов и стали мне угрожать. На этот гвалт собрались все студенты и, когда, я рассказал о своём поступке, они меня поддержали, и жиды замолчали, шипя угрозы. После того, как я познакомился с нашей революцией, в которой жиды играли главную роль, этот инцидент не кончился бы только словесной дуэлью. Я поступил бы более патриотично.