Глава 20. Возвращение с фронта.

Была осень. Вскоре я уехал в отпуск, из которого уже не вернулся, так как произошла так называемая «октябрьская революция» или окончательный захват власти большевиками. Поехал я в Тамбов. Там в доме своей тётки жила Таня с матерью и братьями. Моя семья уже жила в Саратове на квартире у дяди Серёжи Балабанова. Когда кончился срок моего отпуска, я пошёл к воинскому начальнику и неожиданно для себя получил отсрочку, а затем и увольнение с военной службы.

С революцией для меня было потеряно всё: и имение, и сбережения в банке и в сейфе. Пришлось думать о заработке. Я поступил в Губернскую Продовольственную управу. Вскоре большевики захватили и её. В моё отделение был назначен комиссар Воробьёв из рабочих. Когда он явился на должность, то обратился к нам с такой речью. «Значит таперича я тутась голова. Вы делайте всё, как знаете, потому что я, как чурка дров». Это дословно и очень характерно. По сей день миром вертят чурки дров, управляемые тайной рукой!

Офицерство, оставшееся без дел и без средств к жизни, начало организовывать общество взаимопомощи. Открыло магазин аукционов, ресторан с музыкой и бюро труда.

Однажды я получил вызов в военный отдел ЧеКа. Мне это не понравилось, и я посоветовался с двоюродным братом Тани, адвокатом Михаилом Вольским, социалистом-революционером. Он посмотрел повестку и посоветовал пойти. Меня встретил артиллерист полковник академии и спросил, могу ли я сформировать батарею для отправки на фронт на юг. Я отказался. Тогда он вспыхнул глазами и резко говорит, что он требует этого и имеет возможность заставить. Я ему твёрдо заявляю, что если он требует, то зачем же спрашивал о моём согласии? Сказал, чтобы я дожидался вызова. Как я потом узнал, это был член партии социалистов-революционеров, а партия хотела иметь свои вооружённые силы для борьбы с большевиками.

Однажды этот самый Михаил Вольский позвал меня и Таню на обед. Жил он в собственном доме. Имел кучера, дворника, кухарку, горничную и няню. А не очень далеко от Тамбова - имение более чем в 1000 десятин. За обедом присутствовал один из лидеров партии социалистов-революционеров и ещё два из этой партии. И вот за обедом зашёл между ними разговор, что землю могут иметь только те, кто сами её обрабатыва-

ют, наёмный труд запрещается. Я ему и говорю: «Миша, что же ты не покажешь пример и не отдашь крестьянам своё имение, и не распустишь прислугу?» А он мне на это при улыбках своих собеседниках отвечает: «Ты, брат, ещё желторотый» - то есть надо понимать, что ещё молод, как птенчик, и, вероятно, также глуп. А «птенчику» было уже 28 лет!

Как-то несколько позже я его спрашиваю: «Вы вот против монархии, она вам не нравится, вы её осуждаете и за крепостное право, и за помещиков, а сами помещики, а Герцен, например, имел крепостных крестьян, жил их трудом заграницей, а не отпустил их на волю. Чем же плоха монархия?» «Нет, - говорит, - монархия русскому народу подходит и не плоха, но мешает нам получить власть в наши руки».

Как-то я шёл по улице в студенческой тужурке с наплечными знаками и вензелем Николая 1-го и короной. Два встречных матроса начали с ругательствами срывать эти знаки, грозя револьверами и обещаясь пристрелить, как собаку.

Из продовольственной управы я вскоре перешёл в оттянутый с фронта ТАОН (тяжёлая артиллерия особого назначения), в 6-ти дюймовую гаубичную батарею. Командиром был полковник артиллерист. При нём был комиссар из Латвии Озолин. Тут мы получали хороший паёк, по тому времени, конечно. Гречневую крупу, пшено, рис, хлеб, сало и мясо. В продаже этого почти не было, а ездили в сёла и выменивали на разные вещи. Реквизировав частные вклады в банки, большевики лишили нас всяких средств.