Правильное действие

Так же, как и правильная речь, правильное действие направлено на то, чтобы приносить пользу всем, включая себя самого. Учитывать самого себя жизненно необходимо, поскольку в ином случае слишком легко попасть в болезненную ловушку, когда начинаешь думать, что правильное действие – это что-то вроде самопожертвования. В действительности, когда правильное действие практикуют мудро, оно может быть чем угодно, но только не самопожертвованием. Подобно всем компонентам семи практик, правильное действие – это своего рода просвещенный эгоизм. Иными словами, оно служит нашим личным интересам и благополучию, но также и благополучию и интересам других людей. При правильном действии мы служим себе, служа другим, и в результате выигрывают все.

Ловушка ритуала

Зрелые нравственные речь и действия основаны не на сложном кодексе поведения – собрании законов и правил, пытающихся раз и навсегда определить, что следует и чего не следует делать в любых мыслимых обстоятельствах. Подобные строгие кодексы быстро превращаются в принудительные ритуалы. Конечно, ритуалы могут быть чудесными, прочувственными духовными техниками. Но они также могут легко вырождаться в бездумные, монотонные обязанности. Тогда люди в большей степени заботятся о внешних формальностях, наподобие того, какую пищу нельзя есть в тот или иной день недели, чем о мотивах своих поступков и о том, как их поступки влияют на других. На этой стадии люди следуют правилам, а не зову своего сердца, и интересуются внешней видимостью, а не глубинными побуждениями. В "Дао Де Цзин" – главной книге даосизма – содержатся и диагноз, и рецепт лечения:

Когда утрачена добродетель, есть мораль. Когда утрачена мораль, остается ритуал. Ритуал – это шелуха истинной веры... Поэтому мудрые заботятся о том, Что в глубине, а не на поверхности.

Эта ритуализация религии – абсолютно фатальная проблема для любой традиции. Ее не сумела избежать ни одна из великих религий. В каждом случае процесс распада протекает одинаково. Основатели религий совершают прорыв на новый экстатический уровень осознания и разражаются раскаленной лавиной преображающей энергии, описывая свое постижение и практики, с помощью которых другие тоже могут его обрести. Но если их последователи не перенимают эти практики и не преображают себя, то они не способны услышать и сохранить глубинную мудрость учений основателей. "Имеющий уши, да услышит" – призывал Иисус.

Результатом этого становится процесс "распада истины", в ходе которого действенные духовные практики постепенно превращаются в бесполезные ритуалы, которые вырождаются в чистую обрядовость. Аналогичным образом, описания непосредственного опыта становятся солидными теоретическими доктринами, которые, в свою очередь, закостеневают в строгие догмы. Этика сочувствия вырождается в общепринятую мораль, а затем утрачивает гибкость, превращаясь в формальное следование букве закона. В итоге получается устаревшее собрание бездумных, мертвящих формальных правил и ритуалов, не дающих ни воодушевления, ни просветления.

Как заменить чисто обрядовые действия действительно преображающими практиками, а мелочное следование букве закона – подлинной этикой сочувствия? Это одна из величайших проблем, которую должны многократно ставить перед собой каждая религия и каждое поколение. Она порождала многочисленные религиозные возрождения и целые новые религии. Призыв к искренним нравственным поступкам и критика чисто ритуальной практики были отличительной чертой иудейской пророческой традиции. Амос восклицал:

Ненавижу, отвергаю праздники ваши и не обоняю жертв во время торжественных собраний ваших. Если вознесете Мне всесожжение и хлебное приношение, Я не приму их... Пусть, как вода, течет суд, и правда – как сильный поток (Ам 5:21-22, 24)

Конфуций выговаривал китайской знати, которая полагала, что вполне достаточно внешних проявлений благочестия, лишенных внутренней искренности и доброты. "Какой человеку толк от обрядов, если он не добродетелен" – спрашивал он. Столетия спустя даосы выдвигали аналогичную критику в адрес конфуцианства, которое к тому времени выродилось в закостенелые изощренные церемонии. Точно так же, Будда отвергал индуистские ритуальные жертвоприношения и считал надежду на одни только ритуалы оковами, препятствующими просветлению. Иисус презирал мелочный буквализм фарисеев. Однако, минули века, и в христианстве произошел раскол, когда протестанты восстали против католической обрядовости, которая провозглашала традиционные ритуалы необходимыми для спасения. Каждый протест основывался на одном и том же стремлении – заново обратить внимание от бездумных внешних формальностей к действенным практикам и внутреннему состоянию прочувственной духовной искренности.

Сходный процесс происходит и в наши дни. На Западе растет осознание того факта, что в большинстве официальных религий дух умер. Многие официальные церкви и синагоги предлагают социальную поддержку и утешение древних ритуалов, но настоящие преображающие практики, способные воистину пробуждать людей, уже давно забыты.

Эта ситуация вызвала несколько реакций. Во-первых, движения возрождения попытались разжечь новый огонь в старом очаге, и многие из них действительно способны предложить мощные, хотя и не обязательно способствующие духовному росту, эмоциональные переживания. Еще одной реакцией, быть может, характерной для читателей этой книги, стали поиски подлинных практик, способных содействовать реальному духовному росту и пробуждению. Центральное место в этих практиках занимает нравственное действие.