sbornik-3

В. К. Тредиаковского разных жанров множество (учитываем только прилагательные, образованные от собственных имен), например, боало-

депреова наука, флаккова эпистола, цицеронова книга, Поповы стихи и мн.

др. Такая же модель типична и в сочинениях М. В. Ломоносова, например,

Доппельмейерова небесная карта (АПСС127 IV, 12), Коперникова система (АПСС IV, 371), Мушенброкова машина (АПСС III, 113), Шартова труба

(АПСС IV, 430) и под.

Итак, в том случае, если бы Тредиаковский имел в виду издание грамматики Мелетия Смотрицкого 1648 года, то, в соответствии с действующими в пределах его идиолекта словообразовательными моделями, следовало бы ожидать наименования ее максимовой грамматикой, а не

максимовской.

Но этого, как известно, не произошло. Укажем здесь на одно любопытное, но, возможно, далеко не случайное совпадение. В 1723 году вышла в свет «Грамматика славенская въ кратцŠ собранная в Грекославенской школŠ яже въ Великом НовŠ градŠ при домŠ Архiерейскомъ» (СПб., 1723), шифр отдела редкой книги Публичной библиотеки в Санкт-Петербурге VII. 7.5.4. Автором этой грамматики был весьма образованный человек, филолог и педагог первой половины XVIII в., ученик Иоанникия и Софрония Лихудов новгородский иподъякон Федор Максимов128, она была сокращенным вариантом грамматики М. Смотрицкого. Представляется возможным высказать предположение о том, что этимология словосочетания максимовская грамматика связана с Федором Максимовым, а не с Максимом Греком (максимовская грамматика — это грамматика Максимова), так как Федор Максимов в предисловии, аннотируя основные разделы, которые «любомудрый читатель» найдет в его книге, пишет буквально следующее: «та же

127Ломоносов М. В. Полное собрание сочинений. Т. I–X. М.; Л., 1950–1959.

128Григорьева И., Салоников Н. Новгородская школа Лихудов и ее учебная деятельность // Межрегиональная научная конференция «Бренное и вечное» 14–16 октября 1999 года: Тезисы докладов и выступлений. Вып. 2. Ч. 2. Великий Новгород, 1999. С. 7–8.

71

стiхотво рна‹ просωiад, слав‹ нωмъ” кωне н´ жнаи едва оупотребл‹ ема, ωста ви‹с129 (подчеркнутое нами слово — форма аориста глагола оставитися

'подвергаться запрещению, отклоняться, не приниматься'130, т. е. учение о метрической системе Смотрицкого в этом учебном пособии (а это было именно учебное пособие, предназначенное для учеников Новгородской школы) отклоняется автором как не находящее применения и не нужное в русской версификации.

Знаком ли был В. К. Тредьяковский с текстом грамматики Ф. Максимова? Мог ли он знать или слышать о, пожалуй, первом в истории русской письменной культуры отказе от освященных традицией правил славенского стихосложения? Прямых подтверждений этому найти пока не удалось. В начале 1723 года, как известно, он перебирается из Астрахани в Москву и поступает в Славено-греко-латинскую академию, а в начале 1726 года уже оказывается в Западной Европе131. Таким образом, можно предположить, что за три года у него была возможность познакомиться с книгой Ф. Максимова в Москве. Укажем на другое немаловажное событие, предшествовавшее написанию «Нового и краткого способа к сложению русских стихов». В «Истории России с древнейших времен» С. М. Соловьева, том 20, глава III «Продолжение царствования Анны Иоанновны» находим следующий текст: «Академия должна была отозваться на требование устройства русского языка, тем более что это требование шло сверху. Мы видели, что учреждена была особая конференция под именем Российского собрания, но кто же был главным деятелем здесь? Как видно, большим знатоком русского языка считался адъюнкт по кафедре физики Адодуров, но у этого Адодурова живет какой-то русский ученый, возвратившийся из-за

129Грамматика славенская въ кратцŠ собранная в Грекославенской школŠ яже въ Великом НовŠ градŠ при домŠ Архiерейскомъ. СПб., 1723. С. 6.

130Ср. в Словаре русского языка XI–XVII вв.: «Въ црство же его [Юстиниана] оставися всяка ересь» (Выпуск 13, С. 138); также см. оставити 'пройти мимо, оставить в стороне' в «Словаре старославянского языка» (Том 2. СПбГУ, 2006. С. 569).

131См. Успенский Б. А. Загадки биографии Тредиаковского // Успенский Б. А. Вокруг Тредиаковского. М., 2008. С. 321–326.

72

границы; его зовут Василий Кириллович Тредиаковский»132. Действительно, Тредиаковский в сентябре 1730 года, после возвращения в Россию, некоторое время живет у В. Е. Адодурова. И вот в условиях этого, скажем, непосредственного творческого контакта, В. Е. Адодуров, окончивший Новгородскую греко-славенскую школу, в которой преподавал Федор Максимов133, мог рассказать Тредиаковскому о новом издании «Славенской грамматики», содержавшем такие новые факты сведения относительно славенской стихотворной просодии.

Сказанное позволяет правильно понять наречие обще в тексте Тредиаковского («обще называется <…> Максимовская»): обще — в пределах того узкого филологического круга, который действовал в Академии наук в начале 30-х годов и стал называться Российским собранием, т. е. среди первых российских филологов-нормализаторов. Вполне возможно, что максимовская грамматика — это всего лишь «неформальное», «бытовое» наименование грамматики Смотрицкого, характерное для группового просторечия членов Российского собрания.

Более того, Тредиаковский, как показывает Б. А. Успенский, был мастером всяческих культурно-языковых зашифровок и литературных иллюзий134: поэтому можно сделать еще одно предположение. Тредиаковский тонко объединил, контаминировал, можно сказать, зашифровал в семантическом содержании словосочетания (а это, следовательно, криптолексема, представляющая собой знак «внутреннего», группового языка) максимовская грамматика символическое, понятное только «своим» указание на кодификацию версификационных установок М. Смотрицким и, одновременно, указание на отказ от этой системы Федора Максимова (это скрытая апелляция к авторитету как один из риторических

132Соловьев С. М. Сочинения в 18-ти книгах. Книга Х. История России с древнейших времен. Том 20. М., 1993. С. 512. См. также Берков П. Н. Ломоносов и литературная полемика его времени. М.; Л., 1936. С. 27.

133Григорьева И., Салоников Н. Новгородская школа Лихудов и ее учебная деятельность // Межрегиональная научная конференция «Бренное и вечное» 14–16 октября 1999 года: Тезисы докладов и выступлений. Вып. 2. Ч. 2. Великий Новгород, 1999. С. 7–8.

134Успенский Б. А. К истории одной эпиграммы Тредиаковского // Успенский Б. А. Избранные труды.

Том II. М., 1996. С. 343–410.

73

приемов убеждения или, точнее, отрицание мнения одного авторитета через построенную на омофонии апелляцию к другому авторитету), тем самым еще раз изящно, как это мог сделать только настоящий поэт, ритор и ученыйфилолог, обозначив свое отношение к предшествующей филологической традиции135.

135 Позиция первых кодификаторов в это время и в той культурно-языковой ситуации «определяется заданным отрицательным отношением к церковно-славянскому языку и, соответственно, к церковнославянской литературной традиции. Такова, в частности, позиция Тредиаковского» (Живов В. М. Язык и культура в России XVIII века. М., 1996. С. 220).

74

языке лучших современных писателей. Бюфье, в отличие от Вожла, противопоставлявшего язык двора и язык города, толковал правильное употребление несколько шире и находил его в «манере говорить [«наибольшей части»] наиболее здравомыслящих людей двора и Парижа и наиболее авторитетных писателей» — «la manière de parler [de «la plus nombreuse partie»] des personnes de la Cour et de Paris, qui ont le plus d’esprit, et des Ecrivains qui ont le plus de réputation»139.

В качестве иллюстрации зависимости Тредиаковского от идей Вожла и Бюфье историки языка и литературы приводят хорошо известные две цитаты из самого Тредиаковского.

1). Первая цитата — из речи, сказанной 14 марта 1735 г. Тредиаковским по случаю открытия Российского собрания (в квадратных скобкам мы приводим орфографические, лексические и иные варианты переиздания этой речи самим Тредиаковским в 1752 году, некоторые из которых существенно меняют не только ее графический облик и звучание, но и содержание):

«Украситъ оной [«нашъ языкъ»; в издании 1752 г. вместо «оной» стоит «его»] въ насъ дворъ [1752: «Дворъ»] Ея Величества въ словњ наиучтивњйшїй [1752: «учтивњйшїй»], и богатствомъ наивеликолњпнњйшїй [1752: «и великолњпнњйшїй богатствомъ и сїянїемъ»]. Научатъ насъ искусно имъ говорить [в издании 1752 г. Тредиаковский делает очень важное дополнение: «и писать»] благоразумнњйшїе [1752: «благоразумнњйшїи»] ЕЯ Мїнїстры, и премудрњйшїе [1752: «премудрыи»] Священноначальники, изъ которыхъ многїе [«многїи»], вамъ и мнњ извњстные [1752: «извњстныи], у насъ таковы, что намъ за господствующее прáвило можно бы [1752: «можнобъ»] ихъ взять было въ Грамматику [1752: «Грамматїку»], и за наикраснњйшїй [1752: «краснњйшїй»] примњръ въ Реторику [1752: «Реторїку»]. Научитъ насъ и знатнњйшее и искуснњйшее дворянство [1752: вместо «дворянство» стоит «благородныхъ сословїе»]. Утвердитъ оной намъ и собственное о немъ разсужденїе, и воспрїятое отъ

139 Buffier C. Grammaire françoise sur un plan nouveau. Pour en rendre les principes plus claires et la pratique plus aisée. Paris, Nicolas Le Clerc et al., 1709. Р. 15, 22.

76

всехъ разумныхъ употребленїе [1752: «и воспрїятое употребленїе отъ всехъ разумныхъ: <…>»]»140.

При переиздании этой речи в 1752 г. Тредиаковским сделано еще одно чрезвычайно важное добавление, устраняющее всякую возможность интерпретации его языковой программы в духе теории Вожла и его последователей:

«не можетъ общее, красное, и пишемое обыкновенїе не на разумњ быть основано, хотя коль не твердится употребленїе, безъ точныя Iдеи объ употребенїи»141.

Как мы видим, социальная база нормализации языка определяется у Тредиаковского шире и точнее, чем у Вожла и Бюфье, но обычно считается, что с точки зрения языковой ситуации в России ориентация на язык двора выступает здесь скорее как пожелание, чем опора на реальный узус142. И это действительно так: язык придворных в России первой трети XVIII века еще мало чем отличался от русского «просторечия». Однако эта ориентация Тредиаковского может быть объяснена не только и не столько западными теориями, сколько еще живым примером языковой политики Петра I и его сподвижников — министров и священноначальников. В свете Петровских преобразований ориентация Тредиаковского на язык придворных и знатных дворян не выглядит странной и беспочвенной, заимствованной из западных теорий. Тем более что Тредиаковский излагает свою языковую программу, направленную в будущее и учитывающую накопленный уже в России опыт

140Тредиаковский В. К. Рњчь, которую въ Санктпетербургской Iмператорской Академїи наукъ, къ членамъ Россїйскаго Собранїя, во время перваго оныхъ засњданїя, Марта 14 дня, 1735 года, говорилъ Васїлїй Тредїаковскїй, Санктпетербургскїя Iмператорскїя Академїи наукъ Секретарь. Печатано при Iмператорской Академїи Наукъ. Въ Санктпетербургњ CXXXV. С. 13; Куник А. А. Сборникъ матерiаловъ для исторiи Императорской Академiи наукъ въ XVIII вњкњ. Издалъ А. Куникъ. Часть 1–2. СПб., типография Академии наук, 1865. С. 14.

141Тредиаковский В. К. Сочиненїя и переводы какъ стїхами такъ и прозою Василья Тредiаковскаго. Томъ вторый. Въ Санктпетербургњ. Прi Iмператорской Академїи Наукъ 1752 года. С. 16.

142Martel A. Michel Lomonosov et la langue littéraire russe. Paris, Imprimerie Nationale, 1933. Р. 35;

Алексеев А. А. Эволюция языковой теории и языковая практика Тредиаковского // Литературный язык XVIII века. Проблемы стилистики. Ленинград: Наука, 1982. С. 92; Успенский Б. А. Вокруг Тредиаковского. Труды по истории русского языка и русской культуры. Из истории русского литературного языка XVIII —

начала XIX века. М., 2008. С. 122 и др.

77

языкового строительства. Близость Тредиаковского к придворным кругам также вполне естественно способствовала ориентации его языковой программы на язык придворных. По справедливому замечанию П. А. Вяземского в «Старой записной книжке», «Его (Тредиаковского) мысль, что наш язык должен образоваться употреблением, что научат нас им говорить благоразумные министры и проч., очень справедлива. Он чувствовал, что один письменный язык есть язык мертвый. Здесь он как будто предчувствует и предугадывает Карамзина»143.

2) Вторая цитата из Тредиаковского, которая нередко приводится в качестве доказательства его ориентации на доктрину правильного языкового употребления, выдвинутую Вожла и его последователями, представляет собой отрывок из французского письма Тредиаковского от 11 октября 1736 г. под названием «Письмо некоего россиянина к своему другу, написанное по поводу нового российского стихосложения» с примечанием Я. Штелина (также на французском языке):

«Может быть, по причине удаленности вашей вы до сих пор не были извещены относительно новоустроенного российского Собрания; оно учреждено год тому назад, и не только для поощрения и усовершенствования российского языка как в прозе так и в стихах, но и для всего, что принадлежит вообще к истории нашего народа; также и для создания грамматики, коей до сих пор мы были лишены и каковая должна быть основана на наилучшем употреблении двора и людей искусных; а также наконец и для составления полного словаря»144.

В этом французском письме Тредиаковского, безусловно, чувствуется наиболее отчетливо влияние доктрины Вожла. Следует, однако, заметить, что в начале самой речи 14 марта 1735 года Тредиаковский говорит о «Грамматїкњ доброй и справной, согласной мудрыхъ употребленїю, и основанной на ономъ, въ которой коль много есть нужды, толь много есть и

143Вяземский П. А. Полное собрание сочинений. Т. I–XII. СПб., изд. Гр. С. Д. Шереметева, 1878–1896. Т. 8.

СПб., 1883. С. 89.

144Тредиаковский В. К. Избранныя сочиненiя. Изданiе П. Перевлњсскаго. М., Въ Университетской Типографiи. 1849. С. 105; Тредиаковский В. К. Стихотворения. М.; Л., 1935. С. 354.

78

трудности»145. Как мы видим, в этом месте речи Тредиаковский вообще не упоминает «наилучшее употребление двора», а предлагает положить в основание грамматики «мудрых употребление». Это свидетельствует о том, что все же, несмотря на все реверансы Тредиаковского в сторону двора, наиболее важным для него оказывается «мудрых употребление». А это уже не концепция Вожла и его итальянских предшественников, а, как мы постараемся показать далее, более близкая Тредиаковскому античная доктрина Квинтилиана, а также языковые теории французских янсенистов и их последователей.

Следующий этап в осмыслении Тредиаковским проблемы правильного употребления связан с его размышлениями о правописании окончаний прилагательных во множественном числе в не опубликованном при его жизни первом варианте рассуждения «О множественном прилагательных целых имен окончении» 1746 г.146 Этот, казалось бы, частный вопрос нормализации русской гражданской орфографии перерастает у Тредиаковского в общий вопрос путей нормализации русского литературного языка. Тредиаковского можно по праву считать первым в России теоретиком правильного языкового употребления применительно к новому литературному русскому языку.

Уже в этой ранней редакции своей диссертации Тредиаковский заявляет, что «славенский» язык есть «нашему [языку] источник и корень», в соответствии с которым, а также в соответствии с «малороссийским языком»

идругими языками, «которыи от славенскаго происходят» – сербским,

польским и чешским — следует писать во множественном числе

145Тредиаковский В. К. Рњчь, которую въ Санктпетербургской Iмператорской Академїи наукъ, къ членамъ Россїйскаго Собранїя, во время перваго оныхъ засњданїя, Марта 14 дня, 1735 года, говорилъ Васїлїй Тредїаковскїй, Санктпетербургскїя Iмператорскїя Академїи наукъ Секретарь. Печатано при Iмператорской Академїи Наукъ. Въ Санктпетербургњ CXXXV. С. 6; Куник А. А. Сборникъ матерiаловъ для исторiи Императорской Академiи наукъ въ XVIII вњкњ. Издалъ А. Куникъ. Часть 1–2. СПб., типография Академии наук, 1865. С. 10; Тредиаковский В. К. Стихотворения. М.; Л., 1935. С. 327–328.

146Тредиаковский В. К. О множественном прилагательных целых имен окончении // Вомперский В. П. Ненапечатанная статья В. К. Тредиаковского «О множественном прилагательных целых имен окончении»

//Филологические науки, 1968, № 5. С. 87–90.

79

прилагательных мужского рода «окончение» –и (например, святіи). Далее Тредиаковский формулирует пять оснований для рассуждений об употреблении:

1)примат употребления над грамматическими правилами (с ссылкой на «Эпистолу о науке стихотворной» Горация): «Употребление должно признать за самую владычественную силу во всяком языке, ибо оно токмо одно имеет, по мнению Горациеву, и власть, и право, и правило как говорить»; «не по прáвилам употребление, но по употреблению смотря прáвила определяются»;

2)постоянство и всеобщность употребления: «Употребление долженствует быть самое обшчее, то есть всем одно, и постоянное»;

3)следование разуму в случае ряда противоречащих друг другу употреблений: «Ежели употребление будет в чем двоякое, или и больше, то тому должно следовать, которое согласнее с разумом, и от сего зашчишчено быть может»;

4)следование употреблению «лучших и ученнейших людей» в случае отсутствия разумных оснований для ряда употреблений: «Будеж из двух, или многих употреблений, ниодно от праваго разума зашчишчено быть не может, то оное предпочитать должно, которое большей чáсти лучших и ученнейших людей нравится <...> то токмо есть прямое употребление, которое обшчее есть бóльшей чáсти знатных и искусных людей, а подлое употребление, есть не употребление, но погрешение, основанное на не знании и на грубости»;

5)соответствие перемены в употреблении «природе того языка, котораго она ввелась в употребление»147.

В концепции Тредиаковского обращает на себя внимание отсутствие обращения к языку двора как источнику «прямого» (то есть правильного) употребления. Апелляция к разуму в спорных случаях и необходимость

соответствия языковых изменений изначальной природе языка уже

147 Тредиаковский В. К. О множественном прилагательных целых имен окончении // Вомперский В. П. Ненапечатанная статья В. К. Тредиаковского «О множественном прилагательных целых имен окончении» // Филологические науки, 1968, № 5. С. 88.

80