Генецинский В.И. Предмет психологии дидактический аспект

субъективного шкалирования". В результате была установлена степенная зависимость между величиной субъективных оценок и силой физического воздействия. "Почтим Фехнера, но отменим его закон" – так называлась статья Стивенса, приуроченная к 100– летию со дня выхода "Элементов психофизики" Фехнера. Однако созданное Стивенсом направление не отменило логарифмического закона и не дало каких–либо дополнительных аргументов в пользу той или иной интерпретации психофизической проблемы. Между параметрами психических явлений, фигурирующих в законе Фехнера и в законе Стивенса, существует зависимость, выражаемая показательной функцией, что скорее свидетельствует в пользу тезиса о структурированности самой психической реальности и соответственно скорее усложняет рассматриваемую проблему, чем ее разрешает. Современная практика психофизических измерений привела к необходимости введения большого числа единиц измерения, характеризующих функционирование различных сенсорных систем человека, что косвенным образом подтверждает качественные различия между физическими стимулами и вызываемыми ими ощущениями и между ощущениями разной модальности.

Технический прогресс (например, развитие колориметрии под воздействием развития цветной фотографии и цветного телевидения, развитие акустической аппаратуры и т.д.) позволил получить достаточно детальные знания о стандартных физических условиях порождения тех или иных ощущений, о соответствующих количественных зависимостях. Однако сама принадлежность к психической реальности таких феноменов, как цвет, музыкальный звук, не вызывает сомнений, их способность выражать сложнейшие субъективно–личностные процессы, воздействовать на данные процессы указывают на качественное своеобразие этой реальности. Констатируя наличие специфических законов преобразования физического воздействия (стимула) в феномены психической реальности, мы должны одновременно признать, что сама возможность обнаружения такого рода зависимостей в данном случае доказывает существование на феноменальном уровне двух качественно отличных друг от друга рядов явлений.

2.1.3. ПСИХОХИМИЧЕСКИЙ АРГУМЕНТ

С психофизической проблемой во многом сходна психохимическая: проблема преобразования химического воздействия в явление психической реальности либо присутствие определенных химических соединений в качестве субстрата формирования органов психической регуляции. Так, изучение хеморецепции строится часто на сходной с психофизическими измерениями методической основе. Здесь также идут по пути определения абсолютных и дифференциальных порогов возникновения вкусовых и обонятельных ощущений в зависимости от концентрации соответствующих веществ. С общепсихологических же позиций различия между психофизической и психохимической проблемами существенны. В первом случае на первом плане находится вопрос о преобразованиях (о сходстве/различии) признаков–параметров физического стимула в свойства психического феномена. Во втором случае центр тяжести проблемы переносится на вопрос о морфологических и гуморальных механизмах, обеспечивающих функционирование психических органов, ответственных за отображение внешних воздействий и регуляцию активности (поведения) носителя психики. В рамках психохимической проблемы нет опасности смешения (отождествления) объекта и его образа: различия в форме представленности в сознании химического стимула и психического эффекта его воздействия достаточно очевидны. В качестве более конкретных аспектов проблемы соотношения природы химического стимула и вызываемых им психических феноменов могут быть названы проблема выделения и классификации базисных вкусовых и обонятельных ощущений, а также проблема классификации психотропных веществ.

Как известно, к основным вкусовым ощущениям относят кислый, соленый, сладкий, горький. Все остальные рассматриваются как комбинации основных. Однако химическим составом вкусовых веществ нельзя исчерпывающим образом объяснить ощущения, вызываемые действием их на соответствующие нервные окончания , так как один, и тот же основной вкус могут иметь вещества, не имеющие ничего общего между собой. Например, сладкий вкус вызывает сахар, свинцовые соли, хлороформ. Кроме того, вкусовые ощущения могут быть вызваны различного рода раздражителями: при воздействии электрического тока на язык ощущения кислого вкуса появляется у анода, горького – у катода; механические воздействия на разные участки языка (струя воздуха) вызывают то кислый, то горький вкус.

Хотя существует убеждение в существовании связи запаха с химическим строением веществ, какой–либо общепринятой классификации пахучих веществ до сих пор не найдено. Похожими запахами могут обладать как близкие, так и различные по химическому строению вещества. Механизмы первичного взаимодействия молекул пахучего вещества с клетками обонятельного рецептора также изучены недостаточно. Последующие этапы передачи сигнала в обонятельной системе изучены более подробно, главным образом с помощью метода регистрации биоэлектрических потенциалов при действии пахучих веществ. Схематично полученная картина рисуется следующим образом. В клетке возникает сдвиг потенциала клеточной мембраны, приводящий к появлению нервных импульсов или изменению их частоты. Обычно это повышение частоты, причем чувствительность по отношению к разным веществам различна. Некоторые вещества уменьшают частоту импульсов, к некоторым веществам данный рецептор вообще оказывается нечувствительным. Все это может служить ориентировочной основой для классификации пахучих веществ. И эта основа имеет, как видно, морфофункциональный характер.

Очевидно, прикладные аспекты изучения вкусовой и обонятельной чувствительности широко представлены в кулинарии и парфюмерии, но имеющиеся здесь систематизации накопленных данных построены на совершенно иных основаниях. Существующие классификации психотропных веществ сами в свою очередь используют психологические

(психиатрические) критерии. В спектре психотропной активности психофармакологических средств различают общее действие, оказываемое на совокупность проявлений психического расстройства в целом, и элективное, направленное на устранение отдельных психопатологических расстройств. В соответствии с характером действия этих средств современная медицина выделяет следующие их группы: психолептики, антидепрессанты, транквилизаторы, психостимулирующие средства, ноотропные и нормотимики.

К психолептическим (антипсихотическим) средствам относят фармакологические вещества, оказывающие главным образом угнетающее воздействие на психические функции. При их применении возникает общее успокоение (седативный эффект), появляется безразличное отношение к окружающему, снижается двигательная активность, понижается тонус скелетной мускулатуры, ослабляется реактивность вегетативной нервной системы. Наступающие изменения не помрачают сознания и не нарушают мышления. Химическое строение психолептических средств различно. Недостаточно изученный механизм их действия связывается с влиянием на передачу импульсов в синапсах мозговых структур, они подавляют активирующее влияние ретикулярной формации, снижают активность медиаторов, что влечет за собой в качестве общего эффекта изменение режимов функционирования мозга в целом.

По психологическому эффекту фармакологические средства, относимые к транквилизаторам, сходны с психолептиками, но отличаются от них наступлением более поверхностных изменений: уменьшают эмоциональную напряженность, снижают раздражительность, тревогу. Психостимуляторы вызывают подъем психического тонуса, повышают общую активность, как психическую, так и физическую, снимают чувство усталости. Группа нормотимиков выделяется по эффекту устранения аффективных расстройств, стабилизации настроения, обеспечению медикаментозной профилактики циклически протекающих аффектов. Ноотропные средства характеризуются тем, что их действцЬ направлено на активизацию психических механизмов познавательной деятельности, высших психических функций.

В общем контексте обсуждения психохимической проблематики уместно напомнить и о существовании психотомиметических отравляющих веществ – природных и синтетических химических соединений, вызывающих у людей, как правило,преходящие нарушения психики и работоспособности. По характеру психических расстройств, вызываемых их действием (искажение зрительного восприятия, аффективные расстройства), их также называют психодислептиками или галлюциногенами. В литературе описаны случаи массовых психозов, возникавших в результате применения психотомиметических веществ в религиозных обрядах и во время боевых действий. В начала 60–х годов подобные средства были приняты на вооружение ряда армий. В частности, известно вещество BZ (би–зет). Динамика поражений, наступающих при его применении, достаточно однотипна: на фоне выраженных вегетативных нарушений (тахикардия, гипертермия, рвота) нарастает оглушенность, сменяющаяся делириозным, а затем и коматозным состоянием. В период делирия полностью утрачивается ориентация во времени и окружающей обстановке, нарушаются восприятие и память, появляются галлюцинации, усиливается двигательная активность.

Говоря об общей проблеме соотношения психологии и химии, нельзя не отметить наличие попыток найти их синтез в форме разработки так называемой ментальной химии. Здесь, как правило, некоторые представления, выработанные в химии, использовались для объяснения психических феноменов. Так, о спонтанной химии сознания говорил в своих "Лекциях о философии человеческого ума" (1820) англичанин Т.Браун. Он использовал понятие химического синтеза для того, чтобы подчеркнуть, что в результате ассоциативных химических процессов ("суггестии") появляются новые продукты, в которых их исходные компоненты неразличимы. Сторонником разработки психологии в духе ментальной химии был и Д.С.Милль. Говоря о необходимости сблизить психологию

сестествознанием, в частности с химией, следовать индуктивно–эмпирическим путем при изучении психологии, он одновременно подчеркивал специфичность психологических законов: "Нельзя предполагать, что последовательности, которые существуют среди психических феноменов, могут быть выведены из физиологических законов нашей нервной организации. Все реальное знание о них в течение длительного времени, если не всегда, следует продолжать искать в прямом изучении путем наблюдения и опыта психической последовательности самой по себе".

Вкачестве примера современной попытки рассмотреть взаимосвязь психологии и химии

собщепсихологических позиций можно привести монографию Д.В.Колесова "Эволюция психики и природа наркотизма" (М.: Педагогика, 1991). В книге выдвигается теория мотивационного поля как функционального органа психики, в качестве исходной и сквозной модели рассматривается структура потребностного цикла, преобразованию и усложнению которого соответствует прогрессирующее повышение активности живого, расширение его возможностей, границ пространственно–временной ориентации. Эта модель также позволяет с единых позиций описать процесс расщепления исходной гедонистической потребности и формирования на основе нового гедонистического ядра структуры, подчиняющей в своем функционировании прежние. Первоначально определенное психотропное средство–вещество как бы прорывает некий защитный барьер психики, базирующийся на устойчивом течении обменных процессов в нейронах головного мозга. "В результате в рамках исходной психической целостности формируется некое психическое (и базирующееся на собственной нейрофизиологической основе) образование – от базисной личности как бы отпочковывается новая вторичная измененная личность, которая может получить самостоятельное развитие в случае продолжения действия фактора, породившего ее возникновение" (с.285). Эйфорическое состояние этой вторичной личности включает разнообразные компоненты, по которым оно отличается от обычного состояния базисной личности: гедонистический базис и его распространение на восприятие человеком окружающей обстановки и собственного тела (в результате повышения порогов интероцептивных импульсов возникает ощущение невесомости тела, легкости, парения), на характер отношения к окружающим (наркотическая эмпатия), на характер мышления (изменение соотношения логического и наглядно–образного мышления), на потребностно–мотивационную сферу (торможение прочих желаний, побуждений, общая умиротворенность). Иначе говоря, осуществляется наркогенная гедонистическая модуляция психических процессов, конституирующих личность, разрушающая и замещающая ее природно–социальные основы.

На автономность природы действия психологических факторов в рамках рассмотрения психофармакологической проблематики указывают и эксперименты С.Шахтера и Дж.Сингера (Палей А.И. Гипотеза соматопсихического диссонанса: неврозологические, наркологические и психотерапевтические аспекты //Вопросы психологии. 1993, № 1). В их исследовании испытуемые были разделены на три группы: получавшие вызывающий висцеральное возбуждение препарат, но не знавшие о характере его действия; получавшие плацебо; получавшие препарат и информированные о характере его действия: усиление сердцебиения, учащение дыхания и т.д. Все испытуемые встречались с двумя экспериментаторами: в одном случае с разгневанным, демонстрировавшим раздражение, в другом – с веселым, добродушно настроенным. Испытуемые только первой группы и по самоотчетам, и по поведенческим проявлениям переживали гнев или радость в зависимости от специфики, задаваемой экспериментальной ситуацией. У испытуемых второй и третьей групп уровень эмоциогенности среды был недостаточен, чтобы вызвать соответствующие переживания.

Обзор подходов к проблематике, располагающейся на границе психологии и химии, может быть резюмирован в тезисе о том, что существуют определенные химические соединения, которые весьма специфически, а в ряде случаев и весьма избирательно влияют на психические механизмы отражения и регуляции поведения, что существуют

химические вещества, введение которых в организм может разрушать сложившиеся механизмы психической регуляции, что ряд химических соединений может инициировать зарождение и формирование психических механизмов, альтернативных уже функционирующим.

2.1.4. ПСИХОСОМАТИЧЕСКИЙ АРГУМЕНТ

Разграничение применительно к характеристике человека понятий организма и психики (души, личности, сознания), тем самым ставящее задачу нахождения между ними обусловленностей (взаимозависимостей), издавна приводило к попыткам выделить некоторое небольшое число типов строения человеческого тела, с одной стороны, и небольшое число типов психического облика человека – с другой. Здесь мы имеем фактически несколько различных задач: выделение признаков–параметров, достаточных для определения типа конституции; выделение свойств, позволяющих описать психический облик человека; классификация типов; нахождение корреляций между ними. Наибольший интерес, конечно, представляет нахождение взаимосвязанных их решений.

Одна из наиболее древних, но сохранивших до настоящего времени свою привлекательность попыток решения подобных задач связана с именем Гиппократа. Он классифицировал конституции по нескольким признакам: хорошая – плохая, сильная – слабая, сухая – влажная, вялая – упругая и выделил четыре широко известных типа темперамента. Римский врач Гален внес определенный вклад в эту проблему с точки зрения выделения параметров габитуса.

Вконце XIX в. значительный интерес к психосоматической проблеме был привлечен благодаря работам итальянского психиатра и криминалиста ЧЛомброзо, который рассматривал эту проблему под специфическим углом зрения конституциональной предрасположенности к преступному поведению. Интерпретируя преступление не как явление в первую очередь социокультурное, конкретно–историческое и юридическое, а как явление природно–бихевиоральное, Ломброзо настаивал на необходимости изучать не преступление, а именно преступника. Вместе со своими последователями он изучил, привлекая методы и данные патологической анатомии, физиологии, психологии, большое число лиц, совершивших преступления. Череп, мозг, нос, уши, цвет волос, татуировки, почерк, чувствительность кожи, параметры психических процессов – все это принималось во внимание и изучалось. По мнению Ломброзо, собранные им данные говорили в пользу значительного сходства преступника, его поведения с первобытным человеком. Притуплѐнная чувствительность, любовь к татуировке, неразвитость нравственного чувства, обусловливающая неспособность к раскаянию, слабость рассудка, особое письмо, напоминающее иероглифы древних, все это атавизмы, во всем этом по законам наследственности можно проследить воспроизведение облика древнего человека. Но уже на международных конгрессах в Риме (1885), Париже (1889), Брюсселе (1892) , собиравших как сторонников, так и противников нового направления, выяснилась несостоятельность предложенного подхода, и намерения ломброзианцев реформировать судебно–пенитенциарную практику были отвергнуты.

Вначале XX в. в проблеме взаимосвязи организма и психики благодаря работам Э.Кречмера (Строение тела х характер, 1921) широкий отклик получил аспект конституциональной предрасположенности к психическим заболеваниям. Кречмер разграничивал три основных конституциональных типа: астенический (лептосомный), атлетический, пикнический. По данным Кречмера, маниакально–депрессивный психоз чаще наблюдался у людей пикнического склада, для которых характерны средний рост, мягкие черты лица, округлая голова на массивной шее, живот с хорошо развитой жировой прокладкой, переходящий в выпуклую грудную клетку. А среди шизофреников чаще можно встретить людей с астеническим телосложением, для которых характерны уменьшенные почечные размеры при нормальном росте. Но поскольку для Кречмера психозы – это лишь "экстремальные отклонения" в рамках типов, на которых можно разделить всех нормальных людей, он описал и два типа личности: шизотимический и циклотимический. По данным самого Кречмера, что подтверждают и другие исследователи, в норме корреляция между этими типами и строением тела выражена гораздо менее явно.

В рамках задачи выделения конституциональных типов получил распространение и подход Сиго. Он выделял четыре типа конституции (рис.2.1): дигестивный, церебральный, респираторный, мышечный, которые, по его мнению, формируются в процессе онтогенеза, особенно раннем, вследствие неодинаковой тренировки органов и физиологических систем. Для дигестивного типа характерны пропорции тела, обусловленные преимущественным развитием пищеварительных систем, для респираторного – развитием дыхательной системы, для мышечного – мускулатуры тела, для церебрального – мозговой части черепа.

Рис. 2.1. Типы телосложений: а — дигестивный; б — респираторный; в — мышечный; г — церебральный.

Подход Шелдона к выделению конституциональных типов основан на данных эмбриологии. Как известно, на стадии гаструляции разделяются три зародышевых листка: эктодерма, мезодерма и эндодерма, из которых формируются различные морфологические структуры зрелого организма. Из эктодермы образуется кожный эпителий, нервная система и органы чувств, из мезодермы развиваются мышцы, хрящи, кости, органы выделения, половые органы, из эндодермы – кишечный тракт и связанные с ним железы. Тип телосложения определяется, по Шелдону, тремя параметрами: эндоморфизмом (крупные внутренние органы и слабые соматические структуры, визуально воспринимается как тучность); мезоморфизмом (степень развитости мышц и скелета); эктоморфизмом (худощавость, преобладание линейных размеров, плоская грудная клетка, хрупкое телосложение). Проведение 17 измерений, предложенных Шелдоном, позволяет определить соматотип человека, выражающийся в виде формулы из трех цифр, которые указывают место, занимаемое каждым из параметров на шкале, состоящей из семи пунктов. (Можно заметить, что они во многом напоминают конституциональные типы Кречмера.) Аналогичным образом Шелдон выделил три группы признаков, соответствующих трем психологическим компонентам темперамента: висцеротония, соматотония, церебротония, которые в его описании включают в себя и социогенные и психогенные признаки.

В отечественной литературе, особенно медицинской, наиболее употребима номенклатура типов конституции, предложенная М.В.Черноруцким: астеник, нормостеник, гиперстеник. При этом, как правило, признается наличие определенной корреляции с особенностями физиологических процессов и некоторыми склонностями к развитию той или иной патологии. Людей с астеническим типом конституции, согласно этим представлениям, отличает повышенная возбудимость, склонность к неврозам, гипотензии, туберкулезу, язвенной болезни. Люди нормостенического типа относительно более энергичны, уверены в своих силах, у них отмечается склонность к заболеваниям верхних дыхательных путей, двигательного аппарата, невралгиям. Среди людей гиперстенического типа чаще встречаются общительные, подвижные, практичные, они склонны к ожирению, диабету,

атеросклерозу, гипертонической болезни. Однако степень жесткости отмечаемых связей существенно уменьшается, как только мы переходим к вариантам поведения на уровне нормы.

Таким образом, уменьшение степени конституциональной предопределенности при переходе от рассмотрения соматических заболеваний к психическим нарушениям и от психических нарушений к психической норме свидетельствует о том, что каждый из отмеченных переходов означает одновременно и переход к новому уровню человеческого бытия, характеристики которого не выводимы из свойств нижележащего уровня.

2.1.4. ПСИХОНЕВРОЛОГИЧЕСКИЙ АРГУМЕНТ

Согласно современным представлениям непосредственным анатомо–физиологическим субстратом психики среди других соматических структур выступает нервная система. Из истории науки известны многочисленные попытки установить прямые и жесткие связи – зависимости психических процессов от характера функционирования, целостности, степени развитости и иных параметров морфологических образований мозга.

Одна из наиболее известных попыток такого рода принадлежит австрийскому врачу и анатому Ф.Галлю. Он считал, что каждая психическая (духовная) способность имеет свой орган в полушариях головного мозга. Всего таких органов, по форме напоминающих пирамиды, он со своими последователями насчитывал до 37. По мнению Галля, развитие отдельных участков коры влияет на форму черепа. Это открывало путь к психологической диагностике на основе данных краниологической топографии. Френологи создали специальные карты и схемы, которые, по их мнению, позволяли проводить психологическую диагностику: классифицировать характеры, говорить об особенностях рас и национальностей. Отправляясь от общей идеи о связи структуры и функции, френологи, совершенно игнорируя промежуточные звенья, считали возможным переходить от морфологических характеристик к совершенно конкретным и частным психологическим признакам. На френологических картах располагались шишки скупости, храбрости, честолюбия, поэзии, материнской любви, талантов к живописи или музыке и т.д.

Решающий вклад в разрушение френологических воззрений внес французкий физиолог Флуранс. Используя метод экстирпации и наркотического воздействия на отдельные участки головного мозга, Флуранс показал, что психические функции восприятия, интеллекта, воли, не говоря уже об отдельных психических свойствах, являются продуктом головного мозга как целостного органа. В настоящее время, по оценке современных авторов (например, Матюшкин Д.П. Цитоэтологический подход и психофизическая проблема. СПб.: Наука, 1991), в нейрофизиологии сосуществуют и безуспешно спорят три гипотезы непосредственного субстрата психических феноменов: кортикальная, центрэн–Цефалическая и эквипотенциальная. Современная неврология исходит из положения о том, что сложные формы психической деятельности не локализованы в отдельных участках коры, а представляют собой сложные функциональные системы. В соответствии с ролью, которую играют морфологические образования мозга в обеспечении работы этих функциональных систем, различают три отдела мозга: стволовые отделы и ретикулярная формация обеспечивают энергетический тонус коры; височная, теменная и затылочные области коры больших полушарий образуют аппарат получения, переработки и хранения модально–специфической информации; лобная, премоторная и двигательная области коры обеспечивают формирование сложных намерений, планов и программ деятельности и регуляции их осуществления.

Современные исследователи подчеркивают функциональную специализацию левого и правого полушарий головного мозга, которую долгое время считали присущей только человеку и связывали с появлением речи. Однако сегодня больше оснований говорить, что речь и другие специфически человеческие функции, наложились на асимметрию, сформировавшуюся уже на дочеловеческом уровне эволюции. Тщательное изучение высшей нервной деятельности птиц, грызунов, хищников и приматов показало, что левое полушарие имеет преимущественное отношение к коммуникативным функциям, выученным формам поведения, тонким манипуляционным движениям, а правое – к зрительно–пространственному и эмоционально окрашенному поведению. Левое полушарие доминирует по функционированию ассоциативных областей коры, правое играет доминирующую роль в деятельности проекционных зон, обеспечивая целостное восприятие мира. Принцип асимметрии мозга животных справедлив и для распределения

биологически активных веществ: когнитивные медиаторы – дофамин, гамма– аминомасляная кислота и ацетилхолин тяготеют к левому полушарию, а мотивационно– эмоциональные – серотонин и норадреналин – к правому. При сопоставлении экспериментальных фактов создается впечатление, что правое полушарие у высших млекопитающих связано преимущественно с реализацией врожденных и приобретенных автоматизмов, в то время как левое полушарие вовлекается ь .деятельность каждый раз, коща происходит анализ новой ситуации и поиск оптимальных в этом случае решений (Симонов П.В. Мозг и творчество// Вопросы философии. 1992. №11).

Для понимания нейрофизиологических основ высших форм психической активности особый интерес представляют функции лобных долей мозга человека. При нарушении их деятельности наиболее страдают речь и мышление, снижается инициатива, повышается отвлекаемость на малозначимые события. При опухолях лобных долей в зависимости от стороны и локализации патологического процесса выделены четыре синдрома (Белый Б.И. Психические нарушения при опухолях лобных долей мозга. М.: Медицина, 1987):

левый конвекситальный, при котором наблюдаются речевые расстройства, ухудшение словесной памяти, снижение уровня обобщения, замедления психических процессов, депрессивные переживания, апатия, безволие; правосторонний конвекситальный – эйфория, недооценка своею состояния, некритичность;

двустороннее поражение медиальных отделов – пассивность, неспособность к целенаправленной деятельности, случайность ассоциаций, отвлекаемость; двустороннее поражение базальных отделов – благодушие, дурашливость, растормаживание примитивных влечений, снижение критичности.

Медико–психологические исследования показали, что при положительных эмоциях больше активизируется левое полушарие, при отрицательных – правое. Однако было бы упрощением считать, замечает по этому поводу П.В.Симонов, что центры положительных эмоций локализованы в левом полушарии, а отрицательных – в правом. Одна из наиболее правдоподобных трактовок заключается в том, что выключение левого полушария делает ситуацию непонятной, невербализуемой, а потому – эмоционально отрицательной. Выключение правого полушария, напротив, делает ситуацию упрощенной, ясной, что ведет к преобладанию положительных эмоций. Правое полушарие больше связано с мотивационными компонентами эмоций, а левое – с информационными. Человек с поражением левого полушария – это субъект с богатым набором потребностей и дефицитом средств их удовлетворения. Больной с поражением правого полушария располагает избытком средств для удовлетворения резко обедненной, суженной сферы мотивов.

Вкачестве авторитетного свидетельства, указывающего на фундаментальность проблематики, связанной с освоением право–левосторонней ориентации, можно привести тонкое наблюдение З.Фрейда: "Я всегда поражался, как другие люди могут определять, где находится правая или левая сторона у них самих или собеседников. Что касается меня, то с самого детства мне приходилось раздумывать над этим и естественные ощущения не могли мне в этом помочь. Чтобы удостовериться, действительно ли это моя правая рука, я быстро делал несколько писчих движений" (З.Фрейд. Происхождение психоанализа. Лондон, 1954. С.243).

Вэтой связи можно заметить, что оппозиция "правый – левый" является одной из наиболее распространенных языковых, мифологических, фольклорных, ментальных универсалий человеческой культуры вообще. Обучение современного ребенка пространственной ориентации начинается именно с определения правой (левой) руки. В современной литературе (см., например, Михайлова Т.А. О понятии "правый" и лингвоментальной эволюции// Вопросы языкознания. 1993. № 1) выделяются три этапа лингвоментальной эволюции, через которые проходит человечество в своем интеллектуальном и языковом развитии: