Генецинский В.И. Предмет психологии дидактический аспект

Для того чтобы подчеркнуть специфику выделяемых в данном случае сегментов поведения и используемого метода их фиксации, целесообразно сопоставить этот фрагмент карты наблюдения со шкалой, например тревожности, для измерения уровня которой используются интроспективные данные (соответствующий список утверждений приведен ниже в § 3.2).

Многообразие методов психологического исследования. Подводя итоги обсуждения, можно следующим образом представить многообразие методов психологического исследования, поставив ему в соответствие многоярусную классификацию (рис. 1.11):

Рис. 1.11. Классификация методов психологического исследования.

В качестве дополнительного комментария к классификации имеет смысл отметить различия проективных и инъективных методов экспериментального исследования. Что же касается конкретных примеров праксиметрических методов, то здесь могут быть указаны методики контакт–анализа или выполнение каких–либо рисуночных заданий.

В рамках общего тезиса об обусловленности психологического знания использованными экспериментально ориентированными процедурами одна из возможных оппозиций: проективные – инъективные методы. Это разграничение основывается прежде всего на рассмотрении связи стимул–реакция с точки зрения доминирования в реакции субъективно или объективно (стимульно) обусловленных компонентов. При этом важно подчеркнуть, что разграничение субъективно/объективно детерминированных реакций не следует смешивать с разграничением первичных/вторичных психических процессов (например, по Фрейду). Как известно, Фрейд считал, что первичные процессы (воображение) субъективно мотивированы, тесно связаны с аффективной сферой; в них находят выражение глубинные бессознательные тенденции личности; регулируются эти процессы в соответствии с принципом удовольствия. Посредством этих процессов осуществляется непосредственно разрядка либидонозных влечений, не связанных с социокультурными запретами. Во вторичных процессах (восприятие, мышление) отражается объективный мир как бы независимо от аффективного к нему отношения со стороны субъекта. В отличие от такого рода трактовок и исходя из нерасторжимости (соотносительности) связи субъект–объект следует признавать наличие в любой стимульно обусловленной реакции объективной и субъективной составляющих. Но удельный вес этих составляющих в разных типах реакций будет, естественно, различен. В известной степени это определяется характером самого стимула.

Основные принципы использования и конструирования проективных методик сформировались в результате их определенного противопоставления, с одной стороны, принципам традиционной экспериментальной психологии, а с другой – принципам тестологии. Общие требования, формулируемые в отношении экспериментальных методик вообще (валидность, дискриминирующая способность, надежность), в преломлении к характеристикам экспериментальных заданий вели к использованию различного стимульного материала.

Если для инъективных методик характерна достаточно четко определенная адресность (они предназначены для исследования либо мышления, либо восприятия, либо эмоций, либо воображения и т.д.) и требование валидности осмысливается здесь как требование соответствия стимула тому процессу, который он должен инициировать, то для стимульного материала проективных методик такого рода адресность не характерна. Поэтому класс проективных методик может быть выделен прежде всего по признакам неопределенности стимульного материала.

Неопределенность стимула по сравнению с определенностью требуемой инструкцией реакции ("Что это такое, на что это может быть похоже?") вынуждает (провоцирует) актуализировать испытуемого субъектные структуры. Таким образом, в реакции доминируют субъектно–личностные компоненты.

Неопределенность стимуляции влечет за собой и другую специфическую особенность проективных методик, состоящую в том, что интерпретация ответов испытуемого дается в категориях разграничения отдельных модусов–аспектов целостной личности (признак личностной адресности). Они рассматриваются не с точки зрения обнаружения в них каких–то особенностей психических процессов или отдельных функций, а как способ экстериоризации личности в целом. В качестве конкретного примера использования такого рода интерпретаций может быть указан* какой–нибудь вариант систематизации механизмов психологической защиты: вытеснение, обесценивание, гиперкомпенсация, регрессия, идентификация, рационализация, проекция. Если же в качестве основы интерпретации избираются какие–либо внутриличностные образования, то здесь

фигурируют такие их перечни, которые достаточно полно характеризуют определенный уровень существования личности (индивида, субъекта, индивидуальности). В качестве иллюстрации можно привести, с одной стороны, список потребностей по Мюррею, который используется при интерпретации рассказов по картинкам–стимулам Тематического апперцептивного теста, а с другой стороны, характеристику субтестов теста Д.Векслера.

Еще один признак, характеризующий стимульный материал проективных методик, состоят в его эмоциогенности. Это свойство стимульного материала в данном случае выступает не как условие, релевантное по отношению к задаче изучения эмоций, а как фактор актуализации личностных структур. Стимульный материал, используемый в проективных методиках, небезразличен испытуемому в том смысле, что он ориентирован на очерчивание круга аффектогенных тем (ситуаций), вытекающих из определенной модели личности, представлений о том, что может способствовать зарождению аффекта. Изображения драматических жизненных обстоятельств, лица людей, предметы, прочно ассоциированные с конфликтными и трагическими ситуациями (оружие, могильная плита и т.п.), – все это указывает на определенную адресность стимулов. Четвертым признаком является "глухота" – завуалированный характер инструкций, призванных обеспечить атмосферу непринужденности, открытости, вовлеченности испытуемого в экспериментальную процедуру, готовности его к сотрудничеству. Поэтому инструкция часто оформляется как правила некой игры. Экспериментатор стремится избегать каких– либо прямых или наводящих вопросов, могущих индуцировать определенный ответ – все должно помочь экстериоризировать уже имеющееся состояние, а не сформировать его. В отличие от этого тактика, избираемая экспериментатором при использовании инъективных методик, состоит в том, чтобы помочь испытуемому выделить в психическом пространстве именно тот феномен, который интересует в данном случае экспериментатора.

Итак, психологическое знание, как на это указывает приведенная таблица, многообразно по ряду имманентно присущих ему признаков. Разработка и выбор стратегий обучения психологии, естественно, предполагает соответствующую компетентность и способность ориентироваться в этом многообразии.

2. ПРЕДМЕТНАЯ ОБЛАСТЬ ПСИХОЛОГИИ

Для любой отрасли знания, в том числе психологии, определение собственного предмета, т.е. соотносимого с ней фрагмента действительности, аспектов и уровней его рассмотрения, составляет центральную задачу. Эта задача не имеет раз и навсегда найденного решения, она постоянно уточняется (видоизменяется) по мере развития самой науки. Центральное положение этой задачи в совокупной проблематике науки не означает, конечно, что она должна постоянно или очень подробно рассматриваться в процессе изучения психологии. Этот тезис означает лишь то, что рассмотрение любого частного вопроса является одновременно пусть неявным рассмотрением и этого общего вопроса, тяготеет к тому или иному варианту его решения. Для преподавателя же освещение любого частного вопрроса должно соотноситься с принятым им подходом (с многообразием возможных подходов) к определению предмета в целом.

Для определения предметной области психологии в общем можно воспользоваться пространственным представлением о положении этой области среди предметных областей других наук. Тогда для того чтобы определить предмет психологии, нужно очертить внешние (экстернальные) границы ее предметной области и показать ее внутреннюю (интернальную) расчлененность, поскольку сама психология может быть представлена также как совокупность (система) входящих в нее частных, научных дисциплин. Прочерчивание внешних и внутренних границ предметной области психологии вместе с тем являет собой пример неявного (имплицитного) определения предмета. Поэтому в дополнение к ним следует предложить и вариант явного (эксплицитного) его определения. В качестве такового может выступать характеристика содержания понятий, которые используются для ее наименования в целом. Таким образом, мы приходим к разграничению трех вариантов определения предмета психологии: имплицитное экстернальное, имплицитное интернальное и эксплицитное.

2.1. ВНЕШНИЕ ГРАНИЦЫ ПРЕДМЕТНОЙ ОБЛАСТИ ПСИХОЛОГИИ

Постановка вопроса о внешних границах предметной области психологии исходит из тезиса о необходимости разграничения объекта и предмета применительно к любой отрасли знания. Объект – это фрагмент объективной, т.е. существующей независимо от сознания исследователей действительности, который может изучаться с различных позиций, различными методами и средствами. В отличие от объекта предмет науки – это специфичный для нее угол зрения на объект, аспект самого объекта, специфичный для определенной отрасли науки и задаваемый ее понятийно–терминологическим аппаратом, используемыми ею методами исследования. Психика, очевидно, может и фактически изучаться с различных позиций, в рамках разных отраслей знания: физика, химия, биология, социология, психология... В связи с этим встает вопрос об отличении психики как предмета психологии от психики как предмета физического, химического, физиологического или любого другого исследования. Проблемы, возникающие при попытках разграничения предметов разных отраслей знания в приложении к одному объекту – психике, из истории науки известны как психофизическая, психофизиологическая, психосоциальная. В данном случае, поскольку нас в первую очередь, естественно, интересует психология как учебный предмет, будем абстрагироваться от проблематичности с точки зрения науки указанного круга вопросов. Выработанные в рамках попыток их разрешения подходы будем трактовать как аргументы в пользу о качественном своеобразии психической реальности, о неправомерности и нежелательности растворения этого своебразия в предметах других отраслей знания.

2.1.1. ОНТОЛОГИЧЕСКИЙ СТАТУС ПСИХИЧЕСКОЙ РЕАЛЬНОСТИ

Проблема определения положения, места, функций, способа существования психики в мире относится, несомненно, к числу наиболее сложных и фундаментальных ировоззренческих проблем. Попыткам ее разрешения посвящена необозримая литература. Поэтому первая трудность, которая стоит перед преподавателем психологии, заключается

вопределении меры неизбежной схематизации освещения этой проблемы. Очевидно, что

впроцессе преподавания психологии ее нельзя обойти, а с другой стороны, чрезмерное к ней внимание неизбежно уведет в сторону от собственно психологической проблематики. Естественным способом разрешения этой трудности представляется обращение к истории развития психологической мысли в ее важнейших узловых моментах. В данном случае обозначим три из них.

Исторически первоначальное представление о круге психических явлений оформилось в виде верований в существование души как некого субстрата, ответственного за отдельные психические явления: мысли, чувства, желания. Эти верования присутствуют в качестве составной части в любой культуре, начиная с самых примитивных ее форм. Они сохраняются и в обыденном мышлении современного человека. В качестве характерных и общих признаков души выступает ее способность к самостоятельному существованию наряду с телом. В этих верованиях гипостазируются (обособляются) в качестве отдельного существа разнообразные формы активности живого. Этимологическое родство слов "душа", "дух", "дыхание", "воздух" указывает одновременно, что душа мыслилась в том числе как некое особо тонкое вещество, которое, проникая в организм, придает ему силы, обеспечивает активность, одушевляет его и покидает тело в момент его смерти. Наряду с этим чрезвычайно распространены представления о том, что душа, покинув тело, продолжает индивидуальное существование в Аиде – некоем особом царстве теней, призраков. В европейской культуре начиная с VI в. до н.э. (пифагореизм и орфизм) душа понимается как демон, т.е. как бессмертное надприродное существо, которое может внедряться в том числе в тела животных и растений. Тело, противополагаясь душе, мыслится как могила, темница души и в то же время как инструмент, средство ее очищения (катарсиса). В зависимости от образа жизни человека душа, обитающая в его теле, либо имеет шанс возвратиться на свою небесную прародину, либо в качестве наказания заточается после его смерти в другое тело низшего существа.

Представления, формирующиеся в определенной культуре относительно природы души, получают свое продолжение, реализацию в погребальных обрядах, практикуемых в рамках этой культуры. Устройство потустороннего мира чаще зсего осмысливается по аналогии с посюсторонним миром. Этим можно объяснить погребение умерших в одежде, с украшениями, орудиями труда, оружием, пищей, посудой, домашними животными, рабами; сооружение могил как вариантов жилища – землянок, шатров. Над захороняемыми предметами также нередко совершаются некие действия, имеющие ритуальный характер. Например, посуда, оружие специально ломаются, так как предполагается, что важны не они сами, а их "души". Представления о вознесении души на небо находят продолжение в обрядах трупосожжения, а вера в возможность последующего оживления – в мумифицировании и т.д.

Наряду с представлениями о душе как некой неделимой сущности в рамках подобных воззрений ормируются представления и о сложном составе души. Так, по верованиям древних китайцев, после смерти человека одна душа остается хранительницей дома, другая могилы, третья невидимо принимает жертвенные дары. Древние римляне считали, что mans уходила в преисподню, anima или spiritas возносилась на небо, umbra оставалась

вгробнице. Варьируют представления о местонахождении души или ее частей в живом теле: индейцы помещали души в сердце, голове и руках как чувство, познание и волю; Платон полагал, что познавание – разумная душа – пребывает в голове, круглая форма которой подобна космосу, чувствующая душа находится в груди, низшая – вожделеющая

– в брюшной полости. Диафрагма служит тому, чтобы оградить среднюю и высшую части души от низшей, шея – чтобы связать высшую часть со средней, и т.д. и т.п.

Обращение к кругу воззрений, трактующих психику как душу, оправдано в первую очередь их широкой представленностью в культуре, включенностью во многие художественные произведения, что не только может существенно обогатить арсенал средств изучения психологии, способствовать пробуждению интереса к психологической проблематике, но и указывает ту почву, на которой выросли современные психологические концепции. Важно также и то, что в рамках этих основанных на вере представлений зафиксировано и такое свойство некоторых психических явлений, как их субстантивированность, которое подлежит объяснению и интерпретации уже с точки зрения современных воззрений.

Существенный скачок в развитии представлений о природе психики происходит в учении Аристотеля. Характеризуя психологические воззрения этого античного философа в контексте обсуждения проблемы онтологического статуса психического, опять–таки важно, не пытаясь изложить его учение в полном объеме, оттенить (выбрать) именно те его высказывания, которые могут продемонстрировать его приверженность тезису о неразрывности души и тела при одновременном наличии в его системе положений, указывающих на возможность автономного существования души. Причем существенный прогресс намечается у него в обоих направлениях: душа мыслится как формирующийся на природной основе орган, способный обеспечивать контакт, отражать те свойства реальности, которые не доступны чувственному познанию.

Втрактате "О душе" Аристотель, систематизируя и обобщая воззрения своих предшественников, одновременно выдвигает ряд принципиальных положений, знаменующих собой начало нового этапа в развитии психологии, хотя самого этого термина у него нет. Аристотель определяет душу в системе понятий своей метафизики: сущность, форма, возможность, энтелехия. Душой, по Аристотелю, может обладать только естественное тело (например, топор души не имеет). Это естественное тело должно обладать возможностью жизни. Осуществление этой возможности, ее реализация (энтелехия) и есть душа. Аристотель различает три вида души: растительную (способность к воспроизведению, питанию, росту), животную (способность к осязанию, ощущению), разумную (способность к размышлению и рассуждению). Человек обладает всеми тремя видами души. Две первые неотделимы от тела. Животные отличаются от растений тем, что способны отделить форму находящегося вне их объекта от самого этого объекта так, что она становится самостоятельным фактором регуляции их активности. Способность к ощущению влечет за собой способность к переживанию удовольствия/неудовольствия. Разумная душа не является энтелехией тела. Она независима от тела, существует как воспроизведение вечного ума. "И этот ум существует отдельно и не подвержен ничему, он ни с чем не смешан, будучи по своей сущности деятельностью... этот ум не таков, что он иногда мыслит, иногда не мыслит. Только существуя отдельно, он есть то, что он есть, и только это бессмертно – вечно". Человеческий же разум – не этот активный, все производящий, созидающий ум–демиург, а скорее пассивный. Он notенциален, потому что может, все познавая, становиться всем. Он становится всем потому, что в нем потенциально заложены все формы бытия, он бесконечно восприимчив. Важно отметить, что, согласно Аристотелю, восприятие тем не менее невозможно без участия видов души: растительной и животной. "Существо, не имеющее ощущений, ничему не научится и ничего не поймет. Когда созерцают умом, необходимо, чтобы в то же время созерцали в представлениях." Реальное познание невозможно без чувственной ступени познания. Человек познает общее лишь посредством соответствующих представлений. Но представления при этом, по мнению Аристотеля, не перерабатываются в понятия, а только способствуют тому, чтобы заложенные в душе формы бытия перешли из потенциального состояния в актуальное.

Вкачестве следующего важнейшего шага на пути установления природы психического

как идеального следует упомянуть концепцию французского философа и математика Р.Декарта. Принятое Декартом в качестве важнейшего методологического принципа требование субъективной достоверности знания привело его к выдвижению в качестве краеугольного камня новой гносеологии самообосновывающегося утверждения: cogito ergo sum – мыслю, следовательно, существую. Отрицание этого суждения его же одновременно и утверждает. Этот аргумент трактовался также как указание на онтологическое превосходство умопостигаемого над чувственным: существуют суждения, для обоснования которых не требуется обращаться к чему–либо иному, в их истинности невозможно сомневаться, поскольку само сомнение и означает: я мыслю. В отношении же чувственных данных всегда остается сомнение: может быть это только обман чувств.

Декарт определяет субстанцию как вещь, которая доя своего существования не нуждается ни в чем, кроме себя самой, и говорит о сосуществовании двух субстанций: мыслящей и телесной. Мыслящая субстанция в качестве главного атрибута характеризуется непротяженностью и потому неделима, телесная субстанция, наоборот, делима до бесконечности. Неделимая субстанция – ум – предмет изучения метафизики, делимая субстанция – материя – предмет изучения физики. Устранив душу в прежнем ее смысле, Декарт противопоставил друг другу две субстанции – природу и дух/Тем самым прежняя психофизическая проблема была преобразована в проблему психофизиологическую. Можно отметить, что сам Декарт в ряде случаев склонялся к механистическому варианту ее решения, указывая на эпифиз (шишковидную железу) как на пространственное вместилище человеческой души, место, где механическое воздействие, передаваемое человеческими органами чувств, достигает сознания.

Совершив восхождение по ступеням развития представлений о природе психической реальности (в нашем варианте по трем), важно подвести учащихся к выводу о том, что психическое – это идеальная инстанция в составе человеческого бытия. Представления о психике, первоначально возникнув как представление о душе, неком двойнике тела, или особом веществе (стихии), существующем в ряду других элементов космоса, преобразуются в представление об идеальной бесконечно восприимчивой форме, дающей человеку возможность преодолевать границы индивидуального существрвания. Идеальное при этом можно трактовать как определенный способ существования объекта, абстрагирующий форму объекта как от вещества отражаемого объекта, так и от вещества отражающей системы. Это объясняет (может способствовать объяснению) онтологический парадокс субъекта психического отражения и регуляции: психические свойства и образования не могут быть описаны и объяснены ни только в терминах состояний субстрата (организма или отдельных его подструктур), ни только в терминах инвариантного воспроизведения свойств объекта, который тем не менее существует как компонент субъекта.

2.1.2. ПСИХОФИЗИЧЕСКИЙ АРГУМЕНТ

Открытие психической реальности, в какой бы форме оно ни происходило (душа, сознание, личность, Я), неизбежно влечет за собой постановку вопроса о соотношении этого вида реальности с другими ее видами. При этом реализуются, как правило две методологические установки: редукционистская и конструктивистская. При доминировании редукционистской установки исследователь стремится "растворить" специфику психического о внепсихическом, нивелировать их качественные различия. При следовании императивам конструктивистской установки исследователи стремятся подчеркнуть качественное своеобразие психических феноменов.

Важнейшей проблемой и тем самым глубинным стимулом на всем протяжении развития психологии была и остается психофизическая проблема. Психофизическая проблема инициирует изучение закономерностей (механизмов) преобразования физических воздействий на носителя психики в психические явления. Естественно, что сама постановка этой проблемы и ее решения меняются вследствие развития как физики, так и психологии. В античной культуре она возникла в форме проблемы разграничения первичных и вторичных чувственно восприимчивых качеств вещей. Дифференциация чувственно воспринимающих качеств по их онтологическому статусу встречается уже у Демокрита. Развитую форму этот взгляд приобрел в философии XVII – XVIII вв. у Галилея, Декарта, Локка. Сами термины "первичные" и "вторичные" качества ввел английский ученый Р.Бойль, но широкое распространение они получили после "Опытов о человеческом разуме" Локка. О вторичных качествах он писал: "Какую бы ни приписывали им по ошибке реальность, они на деле не находятся в самих вещах, но суть производящие в нас различные ощущения силы и зависят от указанных мною первичных качеств: объема, фигуры, сцепления и движения частиц". В последующем проблема разграничения первичных и вторичных качеств получила разнообразную интерпретацию в рамках отдельных школ и направлений. Не касаясь различий в отдельных подходах, нельзя вместе с тем игнорировать существование различий в самих качествах как фундаментальной психологической проблемы, как основополагающего факта, требующего своего объяснения.

Ко второй половине XIX в., благодаря прежде всего исследованиям П.Бугера, Э.Вебера и Г.Фехнера, психофизическая проблема предстала в форме психофизического закона, который на первый план выдвигал аспект количественных соотношений между явлениями, принадлежащими разным видам (уровням) реальности. Хотя с самого начала из–за неочевидности сделанных Фехнером допущений существование логарифмической зависимости между интенсивностью физического воздействия и интенсивностью вызываемых им ощущений подвергалось критике, соотношение, устанавливаемое психофизическим законом, признается справедливым и в настоящее время, требуя лишь некоторых уточнений. Что же касается интерпретации этого закона, то имеющиеся расхождения носят более фундаментальный характер.

Сам Фехнер видел в факте установленной им зависимости подтверждение тезиса о качественном отличии психической реальности от физической. По его мнению, физические явления находятся между собой в пропорциональной зависимости. Поэтому наличие логарифмической связи указывало на разнородность сопоставляемых явлений. В настоящее время такого рода аргумент не выдерживает критики. Было найдено большое число зависимостей между собственно физическими рядами величин, находящимися в логарифмической связи. Было установлено также, что сила физического стимула и электрофизиологические процессы в нервной системе связаны логарифмической зависимостью. Раздражение рецепторных клеток вызывает в подходящих к ним нейронах изменение генераторного потенциала и разряд в виде пачки импульсов в проводящих нервных путях. Значение потенциала и плотность нервных импульсов в пачке пропорциональны логарифму интенсивности воздействия на рецепторы. Поэтому простая

констатация наличия логарифмической зависимости между интенсивностью ощущений и величиной физических стимулов еще не может рассматриваться в качестве аргумента в пользу тезиса о качественном различии между физическими процессами и психическими явлениями. Однако и простая констатация наличия логарифмической зависимости, например между параметрами нейрофизиологических процессов и величиной физического воздействия, не может рассматриваться в качестве аргумента в пользу отрицания качественного различия между явлениями физической и психической реальности.

Иной трактовки психофизического закона придерживался В. Вундт. С его точки зрения установленный закон следует рассматривать как частный случай общего принципа относительности явлений душевной жизни. Согласно этому принципу, мы осознаем не абсолютные величины психических явлений, но только лишь относительные изменения. Этот принцип обобщает отмеченное еще Д.Бернулли и Лапласом различие между абсолютным значением величины какого–либо блага и его относительной ценностью для данного лица, иначе говоря, между "fortune physique" и "fortune morale" (по Лапласу): получение одного франка имеет совсем иное значение для нищего, чем для богача. При этом Лаплас выражал приращение величины "fortune morale" формулой, совпадающей с той, которой Фехнер выражал приращение ощущения.

Определенный вклад в разработку психофизической проблемы в конце прошлого века внес австрийский физик и философ Э.Мах. Он подчеркивал момент соотносительности и сходства явлений, относимых нами в нашем повседневном опыте к внешнему или внутреннему миру. Для него "весь внутренний и внешний мир составляются из небольшого числа элементов, образующих то более слабую, то более крепкую связь". Физическое и психическое, по его мнению, различаются только точкой зрения; чувственный мир принадлежит одновременно как физической, так и психической области. При этом не тела, как это обычно считают, вызывают ощущения, а наоборот, комплексы элементов образуют тела. "Цвета, тоны, различные степени теплоты, давления, времена, пространства и т.д. бывают самым разнообразным образом связаны между собой, и с ними бывают связаны настроения, чувства, проявления воли. Из этого сплетения относительно более устойчивое и постоянное выступает вперед, запечатлевается в памяти и получает выражение в нашей речи. Относительно более постоянными оказываются прежде всего комплексы цветов, тонов, различных степеней давления и т.д., (функционально) связанные между собой пространственно и временно. Как таковые комплексы они получают особые названия, и мы их называем телами" (Мах Э. Анализ ощущений. М., 1908. С.23). Другого типа комплексы мы связываем с нашим телом, а третий тип комплексов образуют состояния нашего Я.

По свидетельству самого Маха, знакомство с работами Фехнера послужило для него одной из главных причин пробуждения интереса к психофизической проблематике. Под влиянием математической психологии Гербарта и психофизики Фехнера он написал "Физическую и психологическую монадологию", где рассматривал атомы, дематериализованные в простые центры сил, как миниатюрные души.

Сравнивая различные противоречащие друг другу физические теории, Мах считал, что в конечном счете побеждает не та, которая лучше соответствует действительности, а та, которая более экономна и удобна для описания явлений. Так, учения Коперника и Птолемея с его точки зрения равноправны, но теория Коперника удобнее. Разбирая важнейшие понятия механики (массу, силу), он стремился доказать, что масса – это лишь коэффициент при ускорении, а сила – произведение массы на ускорение. Эти понятия удобны для проведения вычислений. Точно так же Мах субъективировал понятия пространства и времени (пространство для него сводится к ощущениям ориентации, время

– к ощущениям последовательности).

Американский психолог С.Стивенс со своими коллегами разработал ряд экспериментальных приемов, объединяемых общим названием "метод прямого