Генецинский В.И. Предмет психологии дидактический аспект

колыбели было бы психологом, и к тому же непогрешимым!" В таких ходах мысли как раз и проявляется тенденция к отождествлению существования психики с выделением в ее составе эвидентного, игнорирование сложного состава самой интроспекции, факта существования различных стадий (ступеней) психической зрелости, далеко не каждая из которых может быть охарактеризована признаком эвидентности.

Одно из типичных возражений против использования интроспекции сформулировал О.Конт: "Интроспекция, будучи деятельностью души, будет всегда находить душу, занятую интроспекцией, но никогда – какими–то другими из разнообразных деятельностей". На это можно было бы возразить, что скорее следовало бы говорить о том, что само сознание образовано знанием множества его возможных состояний, различающихся степенью своей достоверности. Интроспекция как раз и дает возможность констатировать соответствующие различия, а вовсе не ограничивается лишь фиксацией самой себя.

Вместе с тем нельзя не признать справедливости многих критических возражений против использования интроспекции. Но они остаются в силе лишь постольку, поскольку принята расширительная трактовка возможностей интроспекции. Так, Д.С.Милль отмечал, что интроспекция не является строго непосредственной, поскольку включает в себя память. Усиливая этот аргумент, Боринг писал, что "почти невозможно отличить анестезию от непосредственной антиретроградной амнезии: человек, чья память длится одну секунду, имеет столь же глубокую ущербную способность к интроспекции, поскольку практически он бессознателен так же, как любой реагирующий организм или машина". Здесь интроспекция расширена за счет включения в нее функций памяти.

По мнению Боринга, классическая интроспекция как метод психологии, определенный через достаточно формальные правила и принципы, возникла у Вундта. Она предполагала убеждение, что описание сознания, методически строго осуществленное, приведет к выделению в его основе далее неразложимых и вместе с тем неустранимых (фундаментальных) элементов. Событием в истории развития представлений об интроспекции явилось принятие концепции, согласно которой физика и психология отличаются друг от друга не содержанием подвергаемого анализу материала (опыта), а лишь точками зрения на него. Э.Мах в 1886 г. выдвинул положение о том, что опыт, точнее ощущение как базисная его часть составляет предмет всех наук; несколькими годами позже Авенариус сформулировал тезис о том, что психология рассматривает опыт в зависимости от субъекта (система С), а физика – как независимый от него. Эту точку зрения фактически принял и Титченер, который в 1910 г. писал, что данные интроспекции

– это "общая сумма человеческого опыта, рассматриваемого в зависимости от переживающего субъекта". Поэтому с его точки зрения интроспективно данное тождественно психологическому. В методическом отношении Титченер наложил весьма существенные ограничения на интроспекцию, потребовав исключить из всех описаний сознания значения (ошибки стимула): он был убежден, что значения, выступающие как предположения, лишены положительного характера, который присущ ощущениям и образам как экзистенциальным данным. Значения – это заключения о данных сознания, которые не существуют в виде наблюдаемых сенсорных процессов, лишь прямое описание дает описание непосредственно сенсорных данных.

Кюльпе после разрыва с Вундтом (1901) предположил, что мы в действительности никогда не наблюдаем целостные ощущения, а наблюдаем лишь остальные его атрибуты, из которых строим ощущение как научный конструкт. Он как бы расщепил психологический атом Вундта, разложив ощущение на четыре неделимых, но независимо изменяющихся свойства: модальность, интенсивность, протяженность, длительность. Кюльпе считал, что эти качества неотделимы от ощущений и могут изменяться независимо друг от друга. В этот взгляд в последующем потребовалось внести коррективы, так как существуют различные качества, например высота и громкость, цветовой тон и яркость спектральных излучений, которые не могут быть изменены

независимо друг от друга посредством прямой манипуляции стимулом. Стивене решил эту проблему, обратившись к понятию инвариантности. Независимым он считал атрибут, который остается инвариантным при изменении параметров стимула в соответствии с определенной функцией. Такое понимание выразилось в нанесении на стимульную диаграмму кривых равной чувствительности, например изотонических для высоты и громкости, которые строятся относительно частоты и энергии стимула, или же изохроматических для цветового тона, яркости и насыщенности, строящихся относительно длины волны и энергии стимула.

Охарактеризованный в предыдущем абзаце процесс можно в определенном смысле истолковать и как последовательную критику убеждения в том, что непосредственный повседневный опыт содержит абсолютно достоверные данные. Аналогичную интерпретацию, т.е. истолкование, направленное на отрицание того, что интроспективные данные во всех случаях абсолютно достоверны, получали и другого рода экспериментальные факты. Так, в 1912 г. Вергеймер продемонстрировал условия возникновения видимого движения неподвижного дискретного стимула.

Однако обозначенные тенденции и упомянутые факты свидетельствуют лишь в пользу тезиса о необходимости ограничить функции интроспекции. Одна из них – выделение в структуре психической реальности изначально, т.е. в пределах используемых методических процедур, достоверных данных и оценивание компонентов содержания опыта по их достоверности. Сама интроспекция как таковая и эвидентность как определенное свойство некоторых данных внутреннего опыта не могут быть устранены из арсенала психологии. Если же мы обратимся к современным процедурам психологического исследования, то и в них можно без труда обнаружить, что конечным основанием наличия (регистрации) собственно психологических данных выступают определенные переживания субъекта. Другое дело, что они подлежат последующей переработке, в результате которой формируются (уточняются) конструкты, которые также в свою очередь опираются на эвидентности, но уже иного рода.

Рассмотрим в качестве примера список утверждений, образующих шкалу нейротизма в опроснике Мельникова–Ямпольского, и преобразуем их формулировки так, чтобы эксплицировать предполагаемый ими слой данных, обладающих свойством эвидентности.

1."Временами я волнуюсь из–за пустяков" (переживание несоответствия значимости причины и негативной эмоциональной реакции).

2."Я часто тревожусь" (переживание высокой частоты негативных эмоциональных состояний).

3."Иногда мне кажется, что я нахожусь на грани нервного срыва" (переживание возможности утраты самоконтроля).

4."У меня бывают периоды такого сильного беспокойства, что я не могу усидеть на месте" (осознание чрезмерности силы эмоционального возбуждения, переходящего в двигательную активность).

5."Мне часто говорят, что я вспыльчив" (констатация чрезмерной силы негативного эмоционального реагирования, проявляющегося в условиях коммуникации).

6."Иногда я настолько сильно возбуждаюсь, что долго не могу заснуть" (осознание чрезмерной силы эмоционального возбуждения, проявляющееся в нарушениях сна).

7."Обычно я спокоен, и меня трудно вывести из равновесия" (осознание эмоциональной стабильности).

8."Бывало, что из–за волнения у меня пропадал сон" (6).

9."Меня трудно рассердить" (7).

10."Я все чувствую более остро, чем другие" (осознание/переживание повышенной чувствительности: низких порогов эмоционального реагирования).

11."Я все принимаю близко к сердцу" (10).

12."Я легко теряю терпение при общении с людьми" (осознание темпорального аспекта повышенной эмоциональной чувствительности в условиях коммуникации).

13."Критика и замечания меня очень задевают" (переживание повышенной чувствительности к нарушениям нравственного равноправия).

14."Иногда какой–нибудь пустяк овладевает моими мыслями и беспокоит меня несколько дней" (осознание чрезмерной силы эмоционального возбуждения, проявляющейся в состоянии навязчивости).

15."Я впечатлительнее большинства людей" (осознание повышенной чувствительности).

16."Уж раз в неделю я бываю возбужденным и взволнованным" (осознание периодичности эмоционального возбуждения).

17."Ожидание действует мне на нервы" (осознание темпорального аспекта повышенной эмоциональной чувствительности).

18."Меня настолько волнуют некоторые вещи, что мне даже говорить о них трудно" (осознание чрезмерной силы эмоционального возбуждения, проявляющейся в затруднениях вербализации).

19."Я так переживаю свои неприятности, что подолгу не могу выкинуть их из головы"

(14).

20."Думаю, что нервы у меня в порядке" (7).

21."Я часто сожалею, что я такой раздражительный и ворчливый" (переживание асимметрии частоты негативных и позитивных чувств в условиях коммуникации).

22."Я вспыльчив, но быстро успокаиваюсь" (12).

23."Временами я бываю злым и раздражительным" (констатация наличия негативного аспекта эмоционального возбуждения в условиях коммуникации).

24."Большую часть времени я чувствую общую слабость".

25."Обычно я просыпаюсь утром свежим и отдохнувшим".

Произведенные переформулировки дают возможность эксплицировать психологическую эквивалентность (б и 8, 7 и 9, 10 и 11) или близость (4, 6, 10, 12, 13, 14, 18) ряда суждений, образующих в данном случае шкалу нейротизма или тревожности. Тревожность при этом можно интерпретировать как доминирование в многообразии эмоциональных переживаний состояний тревоги, а тревогу – как состояние ожидания усугубления негативных эмоциональных переживаний в ситуациях неопределенности.

З.З.РЕФЛЕКСИВНОСТЬ ПСИХИЧЕСКОГО

При характеристике функций психики по отношению к организму, являющемуся ее носителем, в отечественной литературе чаще всего упоминается функция отражения (сохранения, воспроизведения) значимых для него экстрапсихических воздействий. Соответственно подразумевается, что в организме происходит преобразование апсихического в психическое. На уровне человека эта функция квалифицируется как познание. Сущностным признаком познавательного отражения является то, что продукт – результат этого отражения – обладает свойством рефлексивности: человек не только знает нечто, но и знает, что он это нечто знает. Это свойство представляется фундаментальным, далее не разложимым атрибутом психического. Семантически родственны понятию рефлексивности понятия рефлекса как определенного способа реагирования организма на внешние воздействия и рефлексии как некоей способности – операции сознания по отношению к своему собственному содержанию. В логико–математических контекстах термин "рефлексивность" используется для обозначения одного из свойств бинарных отношений: отношение элементов a и b рефлексивно, если оно таково, что сохраняется при замене другого элемента пары на самого себя же, или a0b –> a0a ^ bob. Категориальная общность, обнаруживаемая во всех случаях употребления указанных понятий, образует основу для выявления специфического содержания рефлексивности как атрибута психического.

Понятие рефлекса зародилось в концепции Декарта в качестве средства механистической картины мира, требовавшей объяснения в том числе и поведения живых существ. Предполагалось, что их поведение есть эффект процессов, происходящих в нервной системе и инициируемых в ней внешними воздействиями. Передвижение нервного импульса рассматривалось по аналогии с распространением света и перемещением крови по сосудам. Считалось, что наиболее легкие и подвижные частицы крови (животные духи, пневма), отфильтровывала» от остальных в нервные трубки, поднимаются согласно общим правилам механики к мозгу. Их отражение от мозга к мышцам по типу светового луча и есть то, что впоследствии было обозначено термином "рефлекс". Согласно декартовой схеме, внешние предметы действуют на периферические окончания расположенных внутри нервных трубок нервных нитей, последние, натягиваясь, открывают клапаны отверстий, ведущих из мозга в нервы, покоторым животные духи устремляются в соответствующие мышцы, в результате чего они надуваются. Постоянство форм поведения объяснялось анатомической фиксацией нервно–мышечной конструкции (диспозиции органов), их вариативность – за счет изменения ее конфигурации под действием центростремительных передвижений животных духов.

Концепция Декарта получила развитие у Локка. Он принимает положение Декарта о том, что самая достоверная истина – это знание о нашем собственном существовании, но возражает против мнения Декарта о том, что душа постоянно мыслит и что мышление есть постоянный признак души, Локк расходится с Декартом и в вопросе о происхождении идей. По мнению Локка, подробно развитому во второй части "Опытов", все сложные идеи вырабатываются рассудком из простых идей, источником которых является внешний (ощущения) и внутренний (рефлексия) опыт. Вместо постулирования врожденных идей Локк говорит об общих законах, которые приводят разум к открытию достоверных истин. Согласно Локку, термин "рефлексия" обозначает "внутреннее восприятие деятельности нашего ума, когда он занимается приобретенными им идеями". В разграничении Локком двух источников происхождения простых идей – один из исходных пунктов традиции, приведшей к противопоставлению рефлекса и рефлексии. В этом противопоставлении получил выражение дуализм души и тела Декарта. В последующем демаркационная линия между психическими и физиологическими процессами перемещалась в разных системах координат: с ориентацией то на морфоневрологические данные, то на выделение параметров–признаков,

характеризующих собственно психологические и собственно физиологические явления. Намеченный Декартом вариант трактовки рефлекса основывается на представлении, что в процессе осуществления рефлекса происходит, говоря современным языком, передача организму при внешнем воздействии и вещества, и энергии, и информации. Существенную поправку в такую трактовку внес англичанин Глиссон (1597 – 1677). Он экспериментально опроверг господствовавшее со времен Декарта мнение об увеличении объема мышцы при ее сокращении, так же как и мнение об ее увеличении за счет передвигающегося по нерву вещества. В классическом определении рефлекса, предложенном Прохазкой (1749 – 1820), представление о передаче вещества в ходе осуществления рефлекса уже отсутствует. Но вместе с тем в нем имеется указание на неврологическое различие "чувствительных" и "двигательных" волокон. Внешние впечатления, возникающие в чувствительных нервах, очень быстро распространяются по всей длине до самого начала. Там они отражаются по определенному закону, переходят на определенные и соответствующие им двигательные нервы и по ним чрезвычайно быстро направляются к мышцам, посредством которых производят точные и строго ограниченные движения.

Морфологическое разграничение чувствительных и двигательных волокон продемонстрировал английский невролог Ч.Белл (1774 – 1842), открывший различие функций задних и передних корешков спинномозговых нервов. Он же параллельно с И.Мюллером (1801 – 1858) сформулировал принцип специфической энергии органов чувств. Согласно ему, хотя причиной ощущения является внешнее (энергетическое) воздействие, нет оснований считать, что получаемая информация воспроизводит по своему качеству что–либо иное, кроме свойств самой нервной системы. Таким образом, в рамках подобного воззрения происходит как бы расщепление двух составляющих, присутствующих в понятии рефлекса: информационной и энергетической, при этом приоритет отдается последней.

Существенные изменения и представления о физиологических механизмах рефлекса были внесены работами Г.Гельмгольца (1821 – 1894). Следуя концепции Мюллера о том, что ощущение возникает в результате высвобождения энергии, заключенной в органе чувств под действием какой–либо физической причины, Гельмгольц принимает постулат о существовании исходных сенсорных элементов и выдвигает так называемую теорию символов. Отношение ощущений к объективному миру имеет, согласно этой теории, форму символа или знака, в содержании которого нет ничего сходного с реальными свойствами предметов, но который достаточен, чтобы обеспечить успех ориентации организма в мире.

Свои расхождения с Мюллером Гельмгольц интерпретировал на языке противопоставления идей нативизма и эмпиризма применительно к проблеме восприятия пространства. Согласно Мюллеру, в органе чувств заложены и специфичное для него чувственное качество (модальность), и его пространственная внеположность объекту. В противовес этому Гельмгольц определяющим фактором формирования пространственного образа вещей провозгласил опыт: образ дан не имманентно, а формируется в результате взаимодействия организма и предмета. В частности, механизм адекватного восприятия величины предмета объяснялся через указание на наличие между величиной изображения на сетчатке и степенью напряжения мышц, производящих приспособление глаза к расстоянию до предмета. Еще одним существенным пунктом учения Гельмгольца была его трактовка зависимости восприятия от предшествующего опыта. Сопоставление степени влияния последнего в сравнении с сознательной рефлексией позволило выдвинуть Гельмгольцу тезис о бессознательных умозаключениях. В нем содержалась плодотворная идея о существовании фундаментального пласта психики, описание функционирования которого недоступно интроспекции и потому может быть осуществлено только опосредованно путем экстроспекции.

Важнейший шаг в направлении выделения приоритетного значения, которое играет

информационная составляющая в составе рефлекса, сделал И.М.Сеченов (1829 – 1905). Само название его первого трактата (хотя оно и не было авторским) "Рефлексы головного мозга" указывало на то, что рефлекторный принцип распространен и на функционирование головного мозга, т.е. на ту область, специфика которой всегда тщательно подчеркивалась и оберегалась от неправомерных экстраполяции. Специфика психического отражения обусловлена тем, что механизмы психического процесса описываются в терминах внутренних изменений органа (субстрата), а результаты – в терминах отображаемого объекта: "Когда на наш глаз падает свет от какого–нибудь предмета, мы ощущаем не то изменение, которое он производит в сетчатке глаза, как бы следовало ожидать, а внешнюю причину ощущения – стрящий перед нами, т.е. вне нас предмет" (Сеченов И.М. Избр. философские и психологические произведения. М.: Госполитиздат, 1947. С.433). Психические процессы, согласно концепции Сеченова, при всей своей специфичности по происхождению и способу осуществления представляют собой частную форму рефлекторных актов. Понятие рефлекса позволяет, по его мнению, охватить единым принципом явления различных уровней организации:

физические взаимодействия организма и среды; висцеральные акты, где роль сигналов, управляющих реакцией, играют процессы

возбуждения, т.е. сигналы чисто нервные, не осложненные психическим компонентом; рефлекторные акты, в которых управляющие сигналы представляют собой нервно– психические сенсорные процессы, отличающиеся структурной нерасчлененностью (валовое чувство); двигательные акты, управляемые кинестетическими сигналами;

предметные действия, регулируемые образами восприятия; социально–детерминированные сознательные действия; собственно психологические внутренние процессы, не получающие объективированного выражения в исполнительных функциях.

Концепция Сеченова подчеркнула достаточно очевидный, но вместе с тем фундаментальный факт: триединство трех составляющих рефлексов – афферентного, центрального и эфферентного звеньев. Именно их единство и образует элементарный механизм преобразования физиологических процессов в психологический феномен. Для Сеченова недоступность психических процессов непосредственному экстраспективному восприятию означала, что они, подобно движению Земли вокруг Солнца, познаются лишь опосредованно. Перспективы, открывшиеся блаШдаря такому ходу мысли, активно осваивались впоследствии рефлексологией, реактологией, бихевиоризмом. Вместе с тем нельзя не отметить, что широкое обращение к экстраспективным методам анализа психических явлений отодвинуло на задний план методы интроспективного анализа, а в ряде случаев культивировало иллюзию их ненужности вообще. Поэтому следует напомнить и другую, неразрывно связанную с охарактеризованной линию исторического развития психологии, узловыми пунктами которой были попытки выделить интроспективно обнаруживаемые различия психических явлений.

Если вернуться, например, к Локку, то следует напомнить, что он не только разграничивал два источника происхождения всех идей, содержащихся в человеческом разуме: ощущения (рефлексы) и рефлексию, но и внутри признаков сенсорных данных различал первичные и вторичные качества. Само это разграничение было произведено еще в античности. К первичным качествам были отнесены плотность, протяженность, форма, движение и т.д., совершенно не отделимые "ни от какой частицы материи", к вторичным – цвета, запахи, звуки и т.д., которые "на деле не находятся в самих вещах, но представляют собой силы, вызывающие в нас различные ощущения своими первичными качествами... Идеи первичных качеств тел сходны с ними, и их прообразы действительно существуют в самих телах, но идеи, вызываемые в нас вторичными качествами, вовсе не имеют сходства с телами" (Локк Дж. Сочинения. Т. 1. М.: Мысль, 1985. С.186).

Несколько позже иную трактовку различий первичных и вторичных качеств, основанную

на идеях изгомоморфизма, предложил Лейбниц (1646 – 1716). Имея в виду эти различия, он писал: "Я скорее сказал бы, что здесь имеется известное сходство – не полное и, так сказать, in terminis, а в выражении expressive или в отношении порядка – вроде сходства между эллипсом и даже параболой или гиперболой и кругом, проекцией которого на плоскость они являются, так как есть некоторое естественное и точное отношение между проецируемой фигурой и ее проекцией, поскольку каждая точка одной соответствует, согласно определенному отношению, каждой точке другой" (Лейбниц Г. Новые опыты о человеческом разуме. М. – Л., 1936. С.117). Кроме различий в рамках сенсорных качеств Локк проводит разграничения, касающиеся и продуктов рефлексии. "Два основных главных вида деятельности души, которые чаще всего исследуются и настолько часто встречаются, что каждый, кто пожелает, может заметить их в себе, – это восприятие, или мышление и желание, или хотение. Сила мышления называется разумом, а сила желания называется волею; обе эти силы ума именуются способностями" (Локк, там же, с. 172). Локк указывает также и на существование других модусов рефлексии: воспоминание, различение, рассуждение, суждение, познавание, вера и т.д.

Локковские "идеи ощущения" служили посредниками между сознанием и физическим миром; локковские "простые идеи рефлексии – это действие ума в отношении его же других идей". Первичные и вторичные качества производят свои идеи посредством толчка, поскольку, согласно Локку, единственно возможным способом представить себе воздействие тел является представление о воздействиях незаметных частиц на наши органы чувств. Локковская идея ощущения имела двойственную природу: она предполагала и отнесенность ощущения к внешнему объекту, его источнику, и свое собственное содержание. У Беркли (1685 – 1753) и Юма (1711 – 1776) ощущения становятся непосредственно воспринимаемыми феноменами, за которым никакой другой реальности не стоит или, по крайней мере, для вывода о существовании которой нет никаких оснований. Юм в "Исследовании о человеческом познании" писал, что никаких впечатлений ни о субстанции, ни о причинности, ни о других понятиях, характеризующих внечувственную реальность, мы не получаем. Поэтому им не присуща та степень достоверности, которая характерна для ощущений и эмоций (страстей). Однако этой точке зрения сразу же была предложена альтернатива. Т.Рид (1710 – 1796) предложил разграничивать ощущения и восприятия по критерию отнесенности к внешнему объекту: ощущение – это простое состояние ума познающего, восприятие включает в себя отнесенность к объекту, веру (belief) в его существование. Говоря современным языком, восприятие в отличие от ощущения всегда предметно.

"Коперниканский переворот" в воззрениях на структуру психических процессов был произведен в рамках философского учения И.Канта (1720 –– 1804). С точки зрения рассматриваемой в данном случае проблемы рефлексивности оно интересно именно тем, что в нем содержание направленности сознания на самого себя существенно расширено за счет выделения многообразия дифференцированных операций. Теория познания Канта включает в себя три основные раздела: трансцендентальную эстетику, трансцендентальную аналитику и трансцендентальную диалектику. Центральный вопрос, который обсуждается Кантом в его теории познания, это вопрос о возможности научных суждений, в которых связь субъекта и предиката характеризуется: а) всеобщностью и необходимостью; б) новизной, т.е. знанием, дополнительным по отношению к содержанию субъекта. Иначе говоря, это вопрос о возможности синтетических априорных суждений. В трансцендентальной эстетике Кант характеризует условия (структуру) чувственного познания. Он полагает, что не только вторичные, но и первичные качества обусловлены априорными актами познающего субъекта. Согласно Канту, для синтетического соединения двух представлений, имеющего априорный и потому всеобщий и необходимый характер, требуется, чтобы это соединение было произведено определенным и правильным актом самого сознающего субъекта, т.е. чтобы он обладал способностью известным способом соединять эмпирический материал единичных

ощущений, которые сами по себе не содержат никакой необходимости. Такого рода возможность обеспечивают пространство и время как априорные формы чувственного познания. С точки зрения Канта,пространство и время не только не рядоположены вещам и событиям реального внешнего мира, но не являются и обычными понятиями, абстрагированными от данных в опыте свойств и отношений вещей. Пространство и время – условия всякого опыта, чистые воззрения (intuitus purus) и не могут быть его продуктами.

Учение о сознании, категориях рассудка, используемых им схемах соединения понятий и основоположениях составляет содержание трансцендентальной аналитики. Основными формами, в которых рассудок соединяет между собой предметы своего познания, являются суждения, представляющие различные варианты сочетаний между субъектом и предикатом. Согласно Канту, такое сочетание бывает четырех родов, в каждом из которых возможны три случая.

1.Суждение выражает соотношение объемов предиката и субъекта: субъект может находиться под своим предикатом или как единичный экземпляр, или как часть рода, или как целый род. Соответственно этому разграничиваются единичные, особенные и всеобщие суждения.

2.Суждение выражает связь признака, содержащегося в субъекте, с признаком, выражаемым предикатом. Эта связь может или утверждаться, или отрицаться, или исключаться таким образом, что за субъектом оставляют всякие другие признаки за исключением одного: утвердительные, отрицательные, бесконечные суждения.

3.Связь между субъектом и предикатом устанавливается суждением либо как безусловная (категорическая), либо как условная (гипотетическая), либо как разделительная.

4.Суждение характеризуется модальностью: они бывают проблематическими (возможность), ассерторическими (действительность) или аподиктическими (необходимость).

В целом границы и возможности человеческого познания исследуются Кантом в его трансцендентальной диалектике. Бытие с точки зрения Канта дано человеку в трех различных аспектах: как психические явления внутреннего мира (бытие в нас), как внешние явления физического мира (бытие вне нас) и как возможность явлений, неопределенное бытие как предмет вообще. От этих данных разум переходит к безусловным идеям: от внутренних явлений – к идее безусловного субъекта, или души, от внешних явлений – к идее безусловного объекта, или мира, от возможного бытия – к идее безусловного как такового, или Бога. Но эти идеи имеют особый онтологический статус: они являются регулятивами познания. Если же разум игнорирует их специфику и принимает безусловных субъекта, объекта и Бога за обычные предметы познания, то вследствие этого появляются три мнимые науки: рациональная психология, рациональная космология и рациональная теология. Трансцендентальная диалектика содержит критику этих трех мнимых наук. Для нас, естественно, наибольший интерес представляет критика Кантом рациональной психологии.

Мнимо рациональное познание души высказывает о ней четыре главных тезиса: душа есть субстанция; она есть субстанция прочая; она есть существо самосознательное или личность; она есть существо самодостоверное.

С точки зрения Канта это паралогизмы. Основная ошибка их состоит в том, что один и тот же термин употребляется в разных смыслах, так что синтетическая связь между субъектом и предикатом здесь кажущаяся. По мнению Канта, из простоты или внутреннего единства и постоянства нашего Я нельзя вывести, что есть нематериальная субстанция. Несомненно, что наше Я как внутренняя психическая данность, не имея ни протяженности или слагаемых в пространстве частей, ни веса или массы, не есть тело или вещество. Но, продолжает Кант, ведь само телесное или вещественное бытие, поскольку оно определяется указанными свойствами, есть только явление в области наших внешних

чувств, и, следовательно, утверждение о нематериальности души в этом смысле сводится к положению, что явление внутреннее, или психическое, не есть явление внешнее, или физическое. Нет никакого разумного основания, чтобы не допустить, что для обеих сфер бытия сущность одна и та же. Из простоты мыслящего Я, далее рассуждает Кант, никак не следует бессмертие души, т.е. невозможность исчезновения Я. Без сомнения, мыслящий субъект, не будучи величиной протяженной, или экстенсивной, не может быть разрушен разложением на части, но как сила интенсивная он способен к убыванию до нуля. Неосновательно утверждение рациональной психологии и о самодостоверности внутреннего душевного опыта как о чем–то, отличающем его от внешнего. Как явления в нашем сознании предметы и того, и другого одинаково достоверны. Несомненное различие между ними состоит в том, что физические явления существуют как части пространства, а психические – нет. Но так как само пространство есть форма нашей чувственности, то это различие никак не касается достоверности того и другого.

Не будем далее прослеживать историю дифференциации представлений о рефлексивных операциях. Обращение к ней имело для нас смысл аргумента в пользу тезиса о том, что человек во всех случаях должен рассматриваться как система с дуальным управлением: его поведение строится в результате интеграции внешних и внутренних факторов. При этом подлинную проблему составляет то, что внешние и внутренние факторы зачастую являются не зависимыми друг от друга, а скорее образуют единство и даже различные, отражающиеся друг в друге аспекты одной и той же сущности. Усиливавшаяся на протяжении XIX в. тенденция к рассмотрению с единых позиций функционирования рифериического и центрального отделов нервной системы привела к осознанию двух капитальных тезисов: субстратом соматических, чисто телесных актов являются не только рабочие органы, но и мозговые структуры; субстрат психических процессов имеет не только внутримозговое начало, но и периферический компонент.

Обычная общефизиологическая схема соотношения органа и функции требовала вывести предметную специфику психических актов непосредственно из параметров нейродинамики. Но характеристики первого возбуждения, фиксируемые экстроспективно так же как и свойства внешнего объекта, тем не менее не поддаются очевидным образом переформулированию в терминах свойств внешнего субъекта–раздражителя. Нейродинамические процессы являются формой (способом) кодирования признаков объекта–стимула, свойства которых внешне ничем не напоминают свойства объекта. По отношению к процессам, развертывающимся в нервной системе, психические процессы вновь выступают формой их кодирования, но по отношению к свойствам объекта – как их воспроизведение (результат декодирования нервных импульсов). Поэтому чтобы снять психофизиологический парадокс, требуется найти такие состояния субстрата, которые могли бы быть описаны в терминах свойств объектов–раздражителей.

Здесь мы снова сталкиваемся с древней проблемой разграничения первичных и вторичных качеств объектов. Рецепторно–эффекторные звенья рефлекса, будучи, с одной стороны, состояниями субстрата психических явлений, с другой – являются состояниями их взаимодействия с отображаемым объектом. Поскольку концевые звенья рефлекса по своей природе необособимы от раздражителя, они выводят рефлекс за пределы внутриорганизменного биологического отправления в область более общих закономерностей физического взаимодействия между двумя физическими телами – организмом и объектом.

Инвариантные признаки, одновременно характеризующие и свойства объекта отражения, и нервные процессы, возникающие в результате взаимодействия объекта и организма, и психические процессы, воспроизводящие уже на языке психических состояний свойства объекта, оказывается возможным выделить с помощью понятия информации.

Информация представляет собой воспроизведение множеством состояний ее носителя упорядоченности множества состояний ее источника, воздействующего на носитель. При этом простой я универсальной формой является пространственно–временная

упорядоченность. Рассмотрение процессов отражения как процессов кодирования вместе с тем не исключает специфичности языков нервного и психического кодов, не предполагает принципиальной неразличимости объекта и его образа. Многообразие возможных вариантов соотношения объекта и его образа предполагает разграничение областей их идентичности, равенства (идентичности с т0чки зрения используемых процедур измерения), эквивалентности или способности замещать друг друга в определенном спектре ситуаций.