Генецинский В.И. Предмет психологии дидактический аспект

3.4. ИНТЕНЦИОНАЛЬНОСТЬ ПСИХИЧЕСКОГО

Психическое, существуя в многообразии экзистенционально специфических видов (ощущения, восприятия, представления, чувства, ...) и выполняя по отношению к организму, являющемуся его носителем, разнообразные функции (ориентации, регуляции, побуждения, антипатии, ...), в самом своем возникновении опирается на некий акт саморасщепления (самораздвоения). Психическое существует вследствие этого как бы в пространстве тождества/нетождества стимула–объекта, отображаемого в психическом, и самого психического, являющегося носителем образа этого объекта. На эмпирическом уровне Повседневной жизни этому соответствуют такие очевидные и общеизвестные акты: чтобы что–то увидеть, нужно присмотреться; чтобы что–то услышать, человек прислушивается; чтобы что–то понять, задумывается. Эта сторона психической жизни была систематическим образом проанализирована в книге Ф.Брентано (1838 – 1917) "Психология с эмпирической точки зрения", опубликованной в том же году (1874), что и "Основы физиологической психологии" В.Вундта.

В основе концепции Брентано лежит стремление к последовательному разграничению физических и психических феноменов. Родовым признаком, общим для всех психических феноменов, является их интенциональность. Физический объект сам по себе не интенционален, он есть в себе покоящееся бытие. Но для того чтобы он стал фактом (явлением) сознания, требуется психическое усилие. Например, когда человек слышит слово, то "сквозь" слышимые звуки и видимый объект его сознание совершает акт порождения предмета. Из простого сосуществования звука произнесенного слова и восприятия обозначенной им вещи понимание и достигается. Понимание предполагает психический акт, усилие соотнесения образа воспринятого объекта и порожденного в сознании и соответствующего ему представления. Сознание, по Брентано, направлено на феноменально существующий объект, т.е. на предмет, который в своем существовании завцсим от актуализации его сознанием субъекта. Субъект конституирован системой актов, имеющих основание в нем самом.

Как акт, так и соответствующий ему предмет составляют, согласно Брентано, принадлежность сознания, и поэтому развертываемая им позиция исключает из рассмотрения вопрос о соотношении сознания и вне сознания находящегося объекта. Поскольку сознание само по себе, изнутри себя продуцирует такой признак, как предметность, нет необходимости в допущении существования объекта. Сознание характеризуется имманентной предметностью. Само по себе осуществление акта предполагает наличие как его составной части предмета, без полагания предмета неосуществим и сам акт. В концепции Вундта также содержится тезис об изначальной тождественности предметов естествознания и психологии. Брентано придает этому тезису своеобразную трактовку: предметом изучения в психологии являются акты, а предметом изучения в естествознании являются содержания этих актов. Предложенное решение вместе с тем влекло за собой новую проблематику: необходимость понимания того, как осознаются сами акты. Поскольку с помощью акта осознается предмет, то возникает дилемма: либо одновременно с предметом осознается и сам акт, либо для осознания акта необходим новый акт. Второе предположение ведет к регрессу в бесконечность. Если акт становится предметом, он утрачивает атрибутивный признак психического. Акт есть двумерный вектор: одна его составляющая направлена на предмет, другая на него самого. В акте осознания предмет и само осознание даны как единое целое. Мы не только осознаем предмет, но и знаем об этом осознании. Без наличия такого конструкта психическое просто не существует.

Наши знания о психическом истинны и безошибочны, основа этого заложена в структуре самого акта, порождающего психическое. Если соответствие предмета и объекта всегда находится под вопросом, то в случае внутреннего самовосприятия такой проблемы нет. Здесь и сам акт, и его самовосприятие принадлежат одной сфере, их природа

тождественна. Проверка истинности образа нуждается в выполнении определенных познавательных процедур. В отношении же психических феноменов, подобных переживанию скорби, радости, ненависти, они излишни.

Вцелом психическое, дающееся в сознании в виде акта, характеризуется четырьмя свойствами: интенциональной направленностью, непосредственной реальностью, видентностью, специфической целостностью. У физических явлений перечисленных выше свойств нет, но им присущи два характерных признака, которых лишено психическое: протяженность (локализованность в пространстве) и представленность в виде содержания интенциональого акта. Неопределенным при этом остается статус продуктов фантазии, поскольку в качестве содержаний интенциональных актов они оказываются неотличимыми от объективно существующих явлений.

Согласно Брентано, задачей психологии является исследование психических феноменов. Она делится на две ветви: дескриптивную (описывающую акты, из которых строится сознание) и генетическую (устанавливающую законы, которым подчиняются психические явления). Первая априорна как математика, черпает свои познания из внутреннего созерцания и без всякой индукции непосредственно приходит к аподиктически достоверным утверждениям. Вторая склоняется к использованию естественно–научных методов. В основе понятия истины лежит переживание эвидентности. Предметом психологии являются не статичные элементы непосредственного опыта, а акты сознания – некие динамические единицы, неразрывно с ними связанные. Поскольку акты сознания всегда интенциональны, т.е. направлены на соответствующие объекты, имманентной составляющей акта является интенциональный предмет. Сами же акты неоднородны по признакам присущего им отношения к своему предмету. Это отношение может быть трояким: констатирующим (данность), квалифицирующим (принятие/отвержение), оценивающим (любящим/ненавидящим). Соответственно этому Брентано различает три группы основных психических явлений: представления, суждения, чувства. Им соответствуют три стороны психического акта: идеация (представление объекта в форме образа), квалификация его как истинного или ложного и его эмоциональная оценка.

Из широко использованного Брентано в своей концепции понятия интенциональности Гуссерль (1859 – 1938) стремился исключить моменты психологизма и натурализма и дать его трансцендентально феноменологическое истолкование. В философии Гуссерля интенциональность рассматривается в качестве силы, которая координирует и интегрирует самые разнообразные акты, приводящие к возникновению предметов. Так, в "Философии арифметики" (1891) Гуссерль использует интенциональность в качестве методологического принципа, проясняющего происхождение числа.

Винтенциональном переживании можно выделить, по Гуссерлю, чувственные данные (гиле) и духовную активность (ноэзу). Сущностью гиле является потенциальность, сущностью ноэзы – актуальность. Полнота интенционального анализа конститутивной деятельности сознания достигается, когда вводится третий компонент – ноэма, результат активности сознания. Способ существования интенциональных объектов (ноэм) нельзя воспринимать по аналогии со способом существования реальных предметов, так как ноэмы по своей природе ирреальны. Взаимоотношения между тремя компонентами интенционального переживания можно изобразить в виде следующей схемы:

Вфеноменологической психологии существует синтетическая активность сознания двух типов: тетическая и формальная. Акты сознания, лежащие в основе формального синтеза, не дают указаний относительно статуса существования конституированного им предмета:

здесь сознание определяет предмет в его "так–бытии". Убежденность в реальном существовании предметов появляется благодаря тетическим актам сознания. На такого рода акты обычно и опирается человеческая деятельность. Но они в рамках повседневной деятельности не осознаются. Суть их заключается в том, что в них конституируется предданность окружающего мира. Такая установка, характерная для повседневной деятельности, тем не менее с точки зрения феноменологии есть продукт сложных тетических актов.

Тетические акты могут быть дифференцированы по их модальности (утверждение, отрицание, сомнение). Они приписывают интендированному предмету реальное существование (в этом случае речь идет о позиционном сознании) или не приписывают реальности или даже возможного существования (это будут нейтрализованное сознание, важнейшей формой которого является фантазия). Тетический и формальный синтезы сознания могут принимать различные формы: расчленяющий, или дискретный синтез и синтез отношений. Первый приводит к установлению идентичности предмета за счет присоединения (конъюнкции) или отъединения (дизъюнкции) его от множества предметов. Благодаря синтезу отношений между явлениями устанавливаются такие связи, как каузальность, условие, мотивация. Интенциональные переживания Гуссерль делит на три основных класса: мышление, чувствование, воление.

Интенциональные переживания играют различную роль в целостной жизни сознания, и между ними можно установить определенную субординацию. Основу сознания образуют докса – мир простого верования. Доксические акты сознания составляют фундамент всех других актов, благодаря которым возникают различные способы переживания действительности. Гуссерль формулирует закон: обосновывающее всегда должно иметь место, в то время как обоснованное может исчезнуть (чувство радости предполагает или реальное восприятие предмета, или воспоминание о нем, или фантазию).

Акты сознания можно разделить на естественные (доксо–теоретические) и личностные. Теоретическое мышление призвано конституировать свободную от ценностей действительность. В отличие от доксо–теоретических личностные акты являются специфически смыслообразующими. Мир доксы не может предписывать никаких закономерностей, он дает для личностных актов лишь гилетический материал. Гуссерль выделяет модусы чистого сознания – типы интенциональности: ретенцию, протенцию, воспоминания и др. Эти модусы, как он полагает, играют значительную роль в познавательной деятельности, поскольку благодаря им появляется возможность воссоздать целостный смысловой горизонт предмета. С помощью чистого воображения интенциональных восприятий предмета и за предъявлением слова достигается то пред– знание, которое является предпосылкой феноменологического анализа.

Факторы, демонстрирующие активную роль сознания в отношении обнаруживаемых в его составе феноменов, разносторонне изучены в рамках экспериментально– психологических исследований мотивации поведения. При этом под мотивацией понимается особое состояние сознания, которое изменяет его реактивность на некоторые раздражители–стимулы, а мотивы рассматриваются некоторые энергизаторы и сенсибилизаторы актов. В ассоциативной психологии XIX века понятием, наиболее близким понятие мотивации как фактору активации и направленности, было внимание. Недостаточность только ассоциативных связей для возникновения психических явлений была отчетливо показана на рубеже веков в экспериментальных работах школы О.Кюльпе. Так, было продемонстрировано, что вербальная реакция, следующая за предъявлением слова–стимула, определяется как ассоциативной связью, так и установкой испытуемого. Такая установка создается инструкцией. Было отмечено, например, что в тех случаях, когда инструкция требовала, чтобы испытуемый отвечал словом, рифмующимся со словом–стимулом (день – пень), он отвечал не словом, прочно ассоциированным со стимулом (день – ночь), а автоматически (без дополнительной работы сознания) давал ответ, соответствующий инструкции. Иначе говоря, принятие

инструкции вызывает у испытуемого интенцию произвести действие определенным образом. Один из сотрудников Кюльпе Н.Ах назвал возникающую таким образом установку детерминирующей тенденцией, противопоставив ее силе ассоциативной связи.

Очевидно, что человек в значительной мере сам избирает цели своей деятельности и тем самым задает вектор и уровень мотивации собственной деятельности. Объектом–целью для человека чаще всего оказывается не некий уже существующий объект, а определенный уровень исполнения, результаты, которые человек собирается достичь или достижения которых, как он полагает, от него требует общество (значимое для него социальное окружение). С этой точки зрения исследования уровня притязаний и его влияния на успешность могут рассматриваться как проявления на личностном уровне интенциональности психического.

Висследованиях Аткинсона, в частности, показано, что испытуемые с высоким уровнем притязаний, как правило, проявляют упорство при решении задач, они уверены в правильности получаемых решений, им свойственно честолюбие в том смысле, что они ставят перед собой высокие цели и способны приложить большие усилия, чтобы достичь их, они не испытывают сомнений при решении задач, держатся независимо и предпочитают не прибегать к помощи других. Согласно разработанной им модели, активирующая тенденция является биполярным вектором, содержащим два компонента: стремление добиваться успеха и стремление избегать неудач. Тенденция стремиться к успеху понимается одновременно как сила, вызывающая у индивидуума действия, которые, как он полагает, приведут к достижению интенционального предмета. Эта тенденция в свою очередь характеризуется направленностью, интенсивностью, энергичностью соответствующих усилий. Она порождается личностным потенциалом, субъективно оцениваемой вероятностью успеха и степенью его побуждающей притягательности. Тенденция избегать неудач понимается как сила, не позволяющая индивидууму выполнять действия, которые, как он ожидает, приведут к неудаче, стремление выйти из угрожающей ситуации. В реальном поведении всегда присутствуют обе эти тенденции (Нюттен Ж. Мотивация // Экспериментальная психология / Под ред. П.Фресса, Ж.Пиаже. М., 197Л. Вып. 5).

Веще большей степени положение об интенциональности как атрибутивной характеристике психического может способствовать разъяснению таких личностных

свойств, как интернальность/экстернальность, интровертированность/экстравертированность. Можно полагать, что формирование такого рода качеств в существенной степени опосредовано определенными актами (выборами), которые субъект совершает в сфере ценностных ориентации. Здесь в качестве интенциональных предметов выступают различного рода ценности.

Как известно, в основе распределения поведенческих реакций по шкале интернальность – экстернальность лежит операционализированное американским психологом Дж.Роттером представление о локусе контроля. Согласно этому представлению, люди могут быть дифференцированы по тому, где они локализуют центры контроля за значимыми для них событиями личной жизни: во внешней по отношению к ним среде (экстерналы) или внутри личностной сферы (интерналы). Эти характеристики трансситуативны и обнаруживаются как интегративные тенденции поведения. Поведение экстернала строится таким образом, что он фактически полагает, что все с ним происходящее есть результат действия сил, ему не подконтрольных. Экстерналам более свойственно уступчивое, конформное поведение. Интерналы менее склонны подчиняться давлению других, в большей степени оказывают сопротивление, когда сознают, что ими пытаются манипулировать, и более гибки в поисках путей выхода из подобного рода ситуаций. Люди с интернально расположенными локусами контроля лучше работают в одиночестве, более уверены в себе, проявляют большую терпимость, лучше информированы о состоянии собственного здоровья, чаще прибегают к использованию профилактических процедур, предпочитают недирективные методы психологической коррекции.

Если параметр экстернальность/интернальность носит скорее "топологический" характер, то параметры экстра–, интровертированности и экстра–, интропунитивности являются в значительной степени векторными. Параметр экстра–, интровертированности выделен в рамках типологии характеров, предложенной швейцарским психологом К.Юнгом, как характеристика направленности личности либо на мир внешних объектов, либо на свой собственный внутренний мир. Обращенность на внешний мир свойственна экстравертам, для которых его события и обстоятельства притягивают их жизненную энергию. По сравнению с интровертами им в большей мере присущи импульсивность, инициативность, общительность, социальная адаптированность. Для интровертированного типа больше характерны фиксация интересов на явлениях собственного внутреннего мира, необщительность, социальная пассивность, склонность к самоанализу, быстрая истощаемость в общении. Параметр экстра–, интропунитивности дополняет характеристику направленности динамическими признаками поведения: склонностью производить изменения во внешней или внутренней среде при возникновении препятствий на пути удовлетворения потребностей. При экстрапунитивном типе реагирования акцент делается на факте нанесения определенного ущерба субъекту, вменяется в обязанность возместить ущерб, изменить обстоятельства контрсубъекту. При интропунитивном реагировании субъект, оценивая ситуацию как неблагоприятную, принимает вину за ее возникновение на себя или берет на себя ответственность за ее исправление.

3.5. ИММАНЕНТНАЯ СУБЪЕКТНОСТЬ ПСИХИЧЕСКОГО

Фундаментальной характеристикой человеческого бытия является то, что оно в той или иной степени осмысленно. Воспринимаемые нами поступки других людей, события, в которых участвуют люди, вещи, которые ими произведены, предстают перед нами как свидетельства их внутреннего мира, как его обнаружение. Мы убеждены, что тот смысл, который всѐ это имеет для нас, в значительной степени и в большинстве случаев аналогичен смыслу, который присутствовал в сознании произведших (создавших) их людей. На уровне повседневного опыта мы достаточно уверенно дифференцируем ситуации одобряемого, понятного и неодобряемого, непонятного для нас поведения. Причем сам феномен понимания (наличие потребности понимать) отчетливее осознается нами в ситуациях его нарушения. В этом смысле симптоматично, что авторы, изучающие или описывающие этот феномен, склонны, чтобы акцентировать значимые, по их мнению, моменты, занимать утрированно отстраненную точку зрения. Так, известные современные американские авторы Д.Видер и Д.Циммерман 0дну из своих работ начинают с изложения позиции инопланетного социолога, прибывшего на Землю для проведения исследований. С инопланетной точки зрения поведение людей характеризуется следующим: а) контактируя между собой, они постоянно сопровождают это самоописаниями: влюбленные говорят друг другу о своих чувствах; пациент рассказывает врачу о своих ощущениях; мать говорит ребенку о том, что она испытала, узнав о его поступке, и т.д.; б) наличие согласованных самоописаний (подтверждение их сходства) ведет, как правило, к интенсификации общения, к насыщению его самоописаниями; в) предлагаемые самоописания часто оспариваются, взамен их выдвигаются альтернативные; г) самоописания включают описываемые явления и объекты в различные контексты, которые в свою очередь выступают элементами тех же самых контекстов.

В целом можно сказать, что люди стремятся к достижению взаимопонимания, которое включает в себя понимание самих себя и других. Что же из себя представляет феномен понимания сам по себе? Чтобы прояснить для себя ответы на эти вопросы, обратимся к некоторым представлениям (темам), развитым в концепциях В.Дильтея (1833 – 1911),

Э.Гуссерля (1859 – 1938),А.Шюца.

Впервые анализ феномена понимания занял центральное место в концепции В.Дильтея. Поставленную перед собой задачу Дильтей рассматривал как продолжение начатой Кантом критики познания, но она должна была, по его мнению, стать критикой исторического разума. С точки зрения Дильтея, у субъекта, имевшегося в виду Кантом, "в жилах течет не настоящая кровь, а разжиженный флюид разума, как голой мыслительной деятельности". Подлинный же субъект, являющийся творцом общественно–исторической реальности, ее составной частью и субъектом ее познания, есть носитель многообразных способностей и стремлений, существо чувствующее, действующее. "Новая критика разума: 1) должна исходить из психологических явлений и побуждений, из которых закономерно возникают искусство, религия и наука; 2) она должна анализировать эти системы как естественные продукты, выкристаллизовавшиеся из многообразия первоначально данного опыта". Если естествоиспытатель исходит из рассмотрения природы как находящейся вне его реальности, воздействующей на него, вызывающей изменения в его духовном мире, то трансцендентальный философ считает внешний мир данным лишь в целостности его сознания. Трансцендентальная философия базируется на внутреннем опыте. "В нашей целостной волящей, чувствующей, представляющей сущности внешняя действительность дана одновременно и так же достоверно, как наша собственная самость, т.е. как жизнь, а не как голое представление". Сознание Я и осознание мира как реальности, независимой от нас, рождаются в живом опыте воли. Схема познания реальности внешнего мира такова: воление произвольное действие опыт сопротивления этому действию. Через опыт ограничения произвольности интенций обнаруживаем наличие противостоящей человеку реальности. Познанием внутреннего

мира другого человека осуществляется и как умозаключение по аналогии, и как со– чувствие, со–переживание. Таким образом, в действительности обнаруживаются сущности троякого типа, которым соответствуют равнодостоверные переживания трех типов: переживание Я, переживание другого Я, переживание наличия не–Я (внешней и самостоятельной по отношению к Я реальности). Эффект понимания сопровождает обнаружение Я.

Феномен понимания является предметом психологии, но это должна быть психология особого рода, как ее впоследствии назвал Шпрангер, "понимающая психология". Общим пороком сформировавшихся к его времени психологических направлений, по мнению Дельтея, является некорректная методология. Психологи пытались изучать психическую реальность, не проводя различий между объектами естествознания и объектами психологии, одними и теми же методами. В результате рождались психологические концепции, с точки зрения которых целостный человек строился из гипотетических элементарных единиц: ощущений, восприятий, представлений. По Дильтею же, "человек, предшествующий истории и обществу, есть фикция генетического объяснения; объектом здравой аналитической науки должен быть индивидуум как часть общества". Материал, из которого построен индивидуум, дан в социальных связях. Сами же эти связи непосредственно и достоверно даны во внутреннем опыте, где душевная жизнь предстает

всвоей изначальной целостности.

Впротивоположность внешнему восприятию внутреннее заключается в прямом усмотрении, в переживании, как оно дано непосредственно. Предмет психологии – душевная жизнь. Душевная жизнь составляет подпочву познания, поэтому познание может изучаться лишь в связи с происходящими в ней процессами. Истинный путь познания – не путь конституирования, он ведет лишь к вероятностному знанию, а путь описания и анализа. Индивидуум и социальные связи – это грани одной и той же реальности, они взаимно обусловливают друг друга. Общественные связи конституируют индивидуум, а индивидуум, понимаемый как целостность жизни, вместе с другими индивидуумами конституирует общество. "Игру взаимодействий в нем мы сопереживаем силами всей нашей сущности, так как мы сами, изнутри, в живом беспокойстве познаем состояния и силы, из которых строится его система".

Самопознание и познание других взаимодополнительны. Более того, самопознание в значительной мере основывается на познании (понимании) других. "Внутренний опыт, в ходе которого я углубляюсь в свои собственные состояния, никогда не дает мне возможности осознать свою индивидуальность. Только сравнение себя самого с другими дает мне знание индивидуального во мне". Человек только тогда получает доступ к себе, когда способен отнестись к себе как к другому. Процесс, в котором душевная жизнь познается через свои чувственно данные проявления, и есть процесс понимания. Доступ к пониманию другого мы получаем благодаря тому, что им переживаемое целиком и полностью выражается. Выражение – это не знак переживания,– а его полная объективация (репрезентация). "Выражение может сказать о душевной жизни больше, чем любая интроспекция. Оно поднимается из глубин, недоступных свету сознания...

Переживание – это жизнь в ее конкретности". И именно в понимании перед нами открывается жизнь. Объективации включают в себя не только то, что выражается намеренно, но и то, что выражается непреднамеренно. Дильтей выделяет три класса жизненных проявлений.

Впервый класс включены понятия суждения, умозаключения. Они входят в состав науки, и основой является их истинная характеристика, соответствие требованиям формальной логики. "Суждение для того, кто его высказывает, и для того, кто его понимает, – одно". Элементы этого класса дают возможность полного понимания, но относящиеся к нему выражения не дают представления о субстрате логических процессов, т.е. о самой душевной жизни.

Во второй класс включаются действия. Для действия не характерно намерение сообщить

что–либо, но тем не менее такое сообщение в нем содержится. "Отношение действия к духу, который в нем выражен, закономерно и допускает правдоподобные предположения о нем". Здесь принципиальным является то, что это правдоподобные предположения. "Действие по какой–то решающей причине может выделяться из полноты душевной жизни как одна из ее сторон. Как бы ни было оно обдумано, оно выражает лишь часть нашей сущности". Действие квалифицируется в категориях целесообразности/нецелесообразности. Третий класс жизненных проявлений – это выражения переживания в собственном смысле слова. Такие проявления "возникают из потребности как–то выразить движение души, представить их самому себе или сообщить другому. Это и есть область собственно понимания". Специфическое свойство выражений в том, что о них не следует говорить в категориях истинности или целесообразности. Они квалифицируются в категориях достоверности/недостоверности. Существуют разные степени достоверности. Это связано с тем, что выражается не просто индивидуальное переживание, а содержащийся в нем дух.

С точки зрения Дильтея, возможность постижения другого и постижения себя в их взаимообусловленности указывают на наличие третьей, общей для них инстанции – духа. "Я понимаю под ним многообразие формы, посредством которых объективируется в чувственном мире то общее, что существует между индивидуумами... Он является также медиумом, посредством которого осуществляется понимание других личностей и их жизненных проявлений". Объективный дух внутри себя расчленен, структурирован на области, которые выделяются по признакам однородности действующих внутри них связей. Среди них Дильтей называет, во–первых, право, религию и т.п., во–вторых, языковые сообщества, в–третьих, нормативные круги, дающие возможность понимать поведение.

Дильтей разделяет элементарную и высшую формы понимания. Они соответствуют противопоставлению того, что порождено сиюминутными обстоятельствами и обречено на исчезновение, и тех объективации, которые выражают непреходящие интересы и ценности. Первые возникают из потребностей повседневной практической жизни. Чтобы общаться, люди должны понимать друг друга. Часто это происходит неосознанно относительно причин–факторов, обеспечивающих это понимание, хотя связи между выражаемым и выражением подчинены определенной логике. Из общего, в котором дана связь выражения и выражаемого, мы извлекаем эту связь в каждом отдельном случае: единичное жизненное проявление интерпретируется посредством этого общего как выражения духовного. Затем следует заключение по аналогии, при котором о субъекте на основании содержащегося в общем ограниченного ряда случаев с очевидностью высказывается предикат. Элементарное понимание, хотя и лежит в основе всей повседневной жизни, ограничено по своей сути, ибо не дает представления о целостности душевной жизни, являющейся субъектом всякого жизненного проявления. Интересы и ценности повседневной жизни могут вольно или невольно, осознанно или неосознанно искажать отношения между выражением и объективной основой переживания. Элементарное понимание базируется на со–переживании. В ограниченности элементарного понимания заложена необходимость его высших форм.

Высшее понимание представляет собой переход от совокупности отдельных элементов, содержащихся в произведении искусства или жизненном явлении (событии), к целостности произведения или жизни. В таком понимании открывается царство индивидуального. В этом величайшее значение понимания для наук о духе. Объективный дух и способности индивидуума совместно определяют духовный мир. На понимании их обоих покоится история. Произведение искусства нам воочию демонстрирует возможность вновь–переживания. Вот пример такого совмещения констатации ограниченности межличностного понимания и выхода в его беспредельность.

Есть в близости людей заветная черта, Ее не перейти влюбленности и страсти –

Пусть в жуткой тишине сливаются уста,

Исердце рвется от любви на части.

Идружба здесь бессильна, и года Высокого и огненного счастья, Когда душа свободна и чужда Медлительной истоме сладострастья. Стремящиеся к ней безумны, а ее Достигшие – поражены тоскою...

Теперь ты понял, отчего мое Не бьется сердце под твоей рукою. (А.Ахматова, 1915)

Исходная установка Гуссерля по отношению к современной ему науке сходна с позицией

Дильтея: наука со своими методами не может проникнуть в жизненный мир человека, она подменяет его миром объективированных абстракций. Необходимо поэтому осуществить редукцию: пройти путь в обратном направлении, вернуться к донаучным представлениям. В процессе восстановления чуждого науке жизненного мира мы должны раскрыть фундирующие его интенции. Кризис современной науки, согласно Гуссерлю, заключается в том, что позитивные науки ослепляют человека плодами обеспеченного ими процветания, ведут к забвению вопросов о достоинстве человеческого существования. "Картезианский дуализм требует параллелизации mens и corpus и предполагаемой тем самым натурализации психического бытия". Для спасения науки от обесчеловечивающего объективизма Гуссерль выдвигает феноменологическую концепцию. Само понятие феномена Гуссерль трактует расширительно в сравнении с традицией, включая в это понятие не только данные собственного чувственного восприятия, но и осознаваемые продукты целеполагания, воображения, воспоминания – все, что наличествует в сознании непосредственно, ясно и очевидно.

Нужно принять во внимание, что Гуссерль рассуждает с позиций категории интенциональности, имея в виду, что предмет не трансцендентен сознанию, а коррелятивен интенциональному акту. Допущение о существовании объектов Гуссерль именует естественной установкой сознания и предлагает для ее преодоления особый метод феноменологической редукции. Он не равносилен отрицанию существования объективного мира, предполагает лишь воздержание от экзистенциональных суждений. В ходе феноменологического описания, таким образом, выделяются содержания и структуры сознания с точки зрения того, как они даются во внутреннем опыте, осуществляется систематизация типов и форм компонентов сознания, сведение их к фундаментальным интенциональным структурам (эйдосам). Основными структурами, обнаруживаемыми в помощью феноменологической редукции, являются две: структуры, констатирующие Я, и структуры, свидетельствующие об их принадлежности другим Я. В отличие от них объективный мир представляет собой результат осуществления процедуры трансцендентальной редукции по отношению к уже феноменологически редуцированному миру. Трансцендентальная редукция открывает конечные структуры сознания, служащие конституированию мира для нас. В результате полностью восстанавливается исходная структура действительности: Я, другое Я, не–Я.

В 1932 г. в Вене была опубликована книга А.Шюца "Смысловое строение социального мира. Введение в понимающую социологию". Согласно Шюцу, мы не должны принимать на веру как единственно возможную данность мир, в котором мы живем среди себе подобных, зависимы от тех объектов, которые воздействуют на нас и в свою очередь подвергаются нашему воздействию, наша задача ответить на вопрос "как возможно общество?" Для традиционной социологии здесь проблемы нет. Она принимает все данное как само собой разумеющееся. Но в таком случае, согласно Шюцу, теория и методы социологии не могут быть адекватно обоснованы и их так называемые строгость и научность оказываются эфемерными. Вместе с тем получение ответов на эти вопросы не

входит в компетенцию собственно социологии, они предполагают философский уровень анализа. В качестве конкретного метода такого рода анализа Шюц избирает феноменологическую редукцию Гуссерля. Свою собственную концепцию Шюц называет нетрансцендентальной конструктивной феноменологией установки. Предметом ее анализа являются не реальные социальные явления и объекты как таковые, а продукты их редукции (смыслы), конституируемые в потоке индивидуумов и организующие их поведение в жизненном мире. Такого рода феноменология предусматривает не только описание социальных объектов в их конкретном содержании, но и анализ конституирующих их актов.

Жизненный мир – это сфера непосредственно переживаемой дорефлексивной деятельности. Поток явлений этого мира – жизнь, бесконечная и нерасчлененная длительность, внутреннее переживание времени. В этом потоке еще нет значений. Они продуцируются в актах рефлексии. "Значение – это способ, которым Эго рассматривает свое переживание". В рефлексии схватывается не настоящее переживание, а прошлое. Жизненный мир характеризуется непосредственностью переживаний, анонимностью и нерасчлененностью. В отличие от него в рационализированном мире выделяются рефлексивные акты, объективирующее Эго и дискретные значения. Сам этот рационализированный мир иерархизирован. На следующем его уровне специфические устойчивые конфигурации значений, объединяясь в единство интенциональных актов, могут конституироваться в значимые объекты человеческого опыта. Объект в таком случае рассматривается как устойчивая совокупность элементарных актов рефлексии. Далее следует уровень значимых действий, реализующих при посредстве "интенционального проекта" единство включенных в него нижележащих уровней. В принципе возможно выделение и последующих контекстов значений, но нас в данном случае интересует прежде всего то, к чем с точки зрения концепции Шюца обнаруживается имманентная субъектность как атрибут психического. С ответом на этот вопрос связано решение проблемы интерсубъективности.

Сточки зрения естественной установки, мое восприятие способа существования внешнего мира, других людей и есть их объективное существование. Мир моей повседневности – это не мною сконструированный мир, а мир объективный, общий для меня и других людей, переживаемый другими точно так же, как и мной самим. Окружающие меня люди не только живут вместе со мной в этом общем для нас мире, но входят в него как его неотъемлемая часть, как элементы моей биографической ситуации. Точно так же я сам вхожу в их ситуацию как ее элемент. С точки зрения конститутивной феноменологии все это имеет статус знания, которое есть, но которое было конституировано в прошлом, а память об этом процессе конституирования утрачена. Чтобы понять, как возможно существование другого Я, коммуникации, социальных структур, следует вернуться к процессу их конституирования.

Сточки зрения Шюца, "мы соучаствуем без всякой рефлексии в живой одновременности МЫ, в то время как Я появляется лишь в рефлексивном повороте к самому себе". Каждый из нас может пережить мысли и действия другого в его живом настоящем, при этом каждый знает о другом больше, чем о себе. Мы не можем охватить наше собственное действие в его актуальном настоящем и постигаем лишь моменты, которые уже прошли. Я

иТЫ как дорефлексивные данности непосредственного переживания одновременны. Конечно, не всякий фактически имевший место акт взаимодействия–коммуникации

приводит к конституивному процессу структурирования жизненного мира. Но если такого рода акт состоялся, вслед за ним наступает стадия понимания. Я хочу понять себя и хочу понять другого. Понимание самого себя – это выявление значений состоявшегося собственного опыта независимо от того, связывается ли он с физическими, социальными, одушевленными иди неодушевленными объектами. Понимание другого реализуется лишь тогда, когда другой наделяется статусом уже не одного из моих феноменов, а воспринимается как самостоятельное существо, обладающее аналогичным телом и