Investment/Banking

Russia attracted $58.7 billion in foreign direct investment (FDI) in 2008 (4.1% of GDP), up from $47.1 billion in FDI in 2007. Although much of the FDI in recent years was Russian capital “returning home,” from havens like Cyprus and Gibraltar, these flows have now reversed in the wake of the economic crisis. Moreover, although the annual flow of FDI into Russia was in line with those of China, India, and Brazil, Russia’s per capita cumulative FDI lagged far behind such countries as Hungary, Poland, and the Czech Republic. Investment in manufacturing sectors accounted for 22% of the total. Real estate, extraction of raw materials, and trade were also high FDI growth sectors, accounting for 18%, 17%, and 15% of the new FDI, respectively. With the weakening global investment climate, Russian political risk (challenging business climate, lack of transparency, and weak rule of law/corruption) is now a significant consideration for investors’ allocation of scarce capital, even though the country’s markets remain largely untapped.

Although still small by international standards, the Russian banking sector before the crisis was growing fast and becoming a larger source of investment funds. To meet a growing demand for loans, which they were unable to cover with domestic deposits, Russian banks borrowed heavily abroad in 2007-2008, accounting for 57% of the private-sector capital inflows in 2007. Ruble lending has increased since the October 1998 financial crisis, and in 2007 loans were 66% of total bank assets, with consumer loans posting the fastest growth at 57% that same year. In 2004, Russia enacted a deposit insurance law to protect deposits up to 100,000 rubles (about $3,700) per depositor. Amendments to the law in the fall of 2008 increased the Deposit Insurance Agency’s 100%-coverage for deposits up to 700,000 rubles. The vast majority of Russians keep their money in the banking sector. The combination of liberalized capital controls and ruble appreciation against the dollar in 2005-2008 persuaded many Russians to keep their money in ruble- or other currency-denominated bank deposits. In 2007, total retail deposits grew by 35%, with foreign currency deposits accounting for 13% of the total. In 2008, despite the onset of the crisis, deposits rose more than 14%, with foreign currency deposits exceeding 26% of the total.

Despite the banking sector’s recent growth, financial intermediation in the overall economy remains underdeveloped. Contradictory regulations across the banking and securities markets have hindered efforts to transfer resources from capital-rich sectors, such as energy, to capital-poor sectors, such as agriculture and manufacturing. The sector is dominated by large state banks, and concentrated geographically in Moscow and the Moscow region. Thus financial service providers face little competition for resources and charge relatively high interest rates for favored, large corporate borrowers.

This state of affairs makes it difficult for entrepreneurs to raise capital, and banks generally perceive small and medium commercial lending as risky. Most of the country’s financial institutions are inexperienced with assessing credit risk, though the situation is improving. The low level of trust, both between the general public and banks as well as among banks, makes the system highly susceptible to crises. As of early 2009, the sector had not emerged from its current crisis and the outcome was uncertain. Although the banking sector was not exposed to excessive leverage and structured products like in the West, a potentially serious problem of non-performing loans could cause future bank failures, especially those banks with concentrated lending to one adversely affected sector/client. Banks had repaid much of their short-term foreign debt obligations as of end-March 2009.

Текст 5.

ЭКОНОМИЧЕСКОЕ ЧУДО В ЮЖНОЙ КОРЕЕ: УРОКИ ДЛЯ РОССИИ

Смирнов А.В.

Феномен восточно-азиатского капитализма (или стран НИС – новые индустриальные страны) представляет собой особо интересное явление. Этим государствам, а именно: Японии, азиатским «тиграм», в т.ч. Южной Корее, а теперь уже и Китаю удалось сравнительно за короткие промежутки времени добиться впечатляющих экономических успехов и войти в элиту мировой экономики. И путь Южной Кореи является одним из наиболее подходящих для использования в России.

Лидерство Японии, давшей модели экспортно-ориентированной экономики путёвку в жизнь в значительной степени осталось позади. Страна «восходящего солнца», пережив глубокий финансовый кризис 90-х годов выбиралась из него очень долго. Модель Китая, хотя и основана на постоянном инновационном росте и промышленной революции, имеет много издержек, вряд ли приемлемых для России. Это низкая стоимость доступной и массовой рабочей силы, ее высокая эксплуатация, низкая степень социальных гарантий (система пенсионного обеспечения не распространяется на основную часть населения – крестьянство), отсутствие политических реформ, устаревшая идеологическая платформа, высочайшие экологические издержки.

Менее чем за 40 лет, с начала 60-х годов страна совершила беспрецедентный прорыв от одной из самых отсталых аграрных стран до высших орбит мировой экономики. Южная Корея стала одним из мировых лидеров в области автомобильной, судостроительной, сталелитейной промышленности, производстве бытовой техники и электроники. Страна смогла практически с нуля построить всемирно известные «чеболи», такие как Samsung, LG и Hyundai, чуть позже подойдя к активному развитию среднего и мелкого бизнеса. По итогам за 2006 г. ВВП по паритету покупательной способности Южной Кореи составляет около 1180 млрд. долл (11 место в мире), темпы роста экономики – 4,8%, инфляция – 2,2%. По ВВП на душу населения страна занимает 46 место с почетным показателем 24200 долл на человека. Для сравнения в РФ этот показатель почти меньше почти в два раза 12100 долл. (81 место), а в Китае – почти в три раза – 7600 долл. на человека.

Южная Корея благополучно прошла стадию режима Пак Чжон Хи, безусловно инновационного, но все же диктаторского, и смогла перейти к достаточно развитой демократии и современной рыночной идеологии. Что особенно важно, страна смогла в кратчайшие смогла преодолеть тяжелейшие последствия финансового кризиса 1997-1998 гг., и подтвердить конкурентоспособность своей экономики.

Финансовый кризис – развитие и преодоление. На начальной стадии развития в стране существовали ограничения на иностранные инвестиции. Привлекать внешнее финансирование могли только банки, которые до начала 80-х годов находились в основном в собственности государства. Для иностранных инвесторов рынок стали постепенно открывать с 1992 г., при этом как ни странно было разрешено привлекать в основном краткосрочные займы, а ограничения на прямые иностранные инвестиции и долгосрочные займы сохранялись. Именно это накануне кризиса привело к достаточно рисковой структуре финансирования на фоне высокого кредитного рейтинга страны: краткосрочные займы, составляющие до 54 % пассивов размещались в долгосрочные ссуды чеболям.

«Азиатский кризис» начал свое шествие с Таиланда в июле 1997 г., когда произошло падение местной валюты – бата, затем ухудшение ситуации произошло в Малайзии. Общие показатели экономики перед кризисом были относительно благоприятными – рост ВВП в 1996 году составил – 8%, в 1997 – 5%. В стране поддерживался фиксированный валютный курс на уровне 900 вон за доллар. Предвестником кризиса было постепенное падение фондового рынка в течении 1994-1996 года на 40%. В начале 1997 года произошло два крупных банкротства – крупнейшей сталелитейной компании «Hambo Steel», а затем чуть позже – автомобильная компания Kia. Осенью «накрылось» еще несколько «чеболей». Кризис компаний за счет невозврата кредитов естественным образом перекинулся на банковский сектор, обусловив проблемы у First Korea Bank. После спекулятивной атаки на таиландский бат западные банки стали сокращать кредитные линии на страны азиатского региона и страны возникла проблема с финансированием краткосрочной задолженности, размещенной в длинные кредиты «чеболям». В то же время кредитный рейтинг страны пока не пересматривался,– AA- по квалификации SP.

До осени 1997 года многие полагали что в Корее все будет нормально, но последовавшая 17 октября девальвация тайваньского доллара, а затем падение курса акций в Гонконге заставили SP переоценить риски и понизить рейтинг до позиции A. «Испугавшись», международные банки стали закрывать кредитные линии, а инвесторы покупать валюту и выводить деньги из страны. Курс был фиксированным, поэтому валютные резервы стремительно падали, снизившись в течение сентября – ноября с 30 до 10 млрд.долл. В ноябре Ю.Корея была вынуждена обратиться за помощью в МВФ. МВФ предоставило 21 млрд. долл. (общий объем иностранной помощи составил около 50 млрд.долл., в т.ч. кредиты МБРР – 10 млрд. долл.) под программу санации экономики, включавшую себя стандартный пакет: проведение либеральных экономических преобразований, жесткой монетарной политики, подавление инфляции, повышение курса вона. В декабре 1997 г. в страны прошли выборы и к власти пришел Ким Де Джун, очень много сделавший для повышения эффективности корейской экономики, которому пришло принять руководство страной в самой сложной ситуации.

В результате кризиса произошел рост процентных ставок с 15 до 35% годовых. Началось банкротство мелких компаний. Однако курс валюты продолжил падение до 2000 вон за доллар, а резервы упали до 4 млрд. долл. Руководство страны призвало к помощи население, призвав его продавать золото для пополнения резервов. Таким образом было собрано около 227 тонн золота на общую сумму 2,2 млрд. долл. Южная Корея сумела вполне благоприятно использовать рецепты МВФ. В результате реформ была проведена реструктуризация финансового сектора, улучшение качества управления корпоративным сектором, повысилась прозрачность компаний. В результате антикризисных мер, притока иностранных инвестиций и сокращения импорта уже к марту 1998 г. резервы выросли до 24 млрд. долл., ставки опустились. С конца 1998 г. экономика восстановила докризисные темпы роста.

Прошедший кризис имел вполне «очищающее» значение. В результате принятых мер изменилась структура самих чеболей, их структура была реорганизована, «лишние» активы были переданы тем чеболям, где их использование было бы более эффективно исходя из их рыночного профиля. Увеличился уровень контроля за чеболями, повысился их уровень менеджмента, прозрачности. Повысилась эффективность банковской системы. В результате ее приватизации включились рыночные механизмы предоставления ресурсов, при котором все неэффективные предприятия оказались изолированы от получения ресурсов.

Уроки для России. И в Ю.Корее, и в Китае новая рыночная экономика – рыночные предприятия создавались не путем приватизации, а строились с нуля. У нас напротив – все бросились приватизировать остатки великой державы – СССР. Но крупных новых предприятий, особенно в промышленном производстве по сути не создано. Именно и только поэтому Россия ни может сравниться ни с Китаем, ни с Южной Кореей. Здесь много зависит от личности «творца» компании, и есть большая разница между приватизацией и созданием нового бизнеса. Большинство создателей новых инновационных компаний, вошедших в элиту мирового бизнеса были великими творцами, прошедший труднейший путь реализации своего замысла. Наши капитаны бизнеса пока отличились лишь тем, что смогли сохранить и приумножить старое, но до создания инновационных продуктов мирового уровня они пока не дошли.

Конечно, наше государство сейчас делает определенные попытки пойти южнокорейским путем. В своем послании В. Путин заявил о развитии судостроительной области. Появились интересные совместные проекты по строительству гражданских самолетов на базе концерна Сухого. И Путин и Медведев подтвердили курс на развитие инновационной экономики. Но до Южной Кореи нам пока очень далеко.

Хотя успехи российской экономики и велики, но они все таки относительны. И все потому, что эффективность нашей экономики крайне низка. Сейчас мы по уровню ВВП на 9 месте (1,7 трлн. долл.) и почти догнали небольшую Италию, производящую чуть больше. Да, с учетом того, что темпы роста в Европе составляют 2-2.7%, а у нас 6-8% мы можем в течении нескольких лет обогнать Францию (7 место, 1.87 трлн. долл.), Англию (6 место, 1.903 трлн.долл.), позже – Германию (5 место 2.583 трлн. долл.) и по величине ВВП и выйти на 5 место в мире.

Однако наша страна с населением 140 млн. человек и с самой большой территорией в мире не может производить такой же объем продукции, сколько сравнительно небольшие государства. По показателю эффективности нашей экономики, наиболее простейший из которых является уровень ВВП на человека (более точно ВВП/число занятых) мы занимаем по итогам 2006 г. невысокое 81 место с результатом 12100 долл на человека. Даже такие бывшие части СССР, как Латвия и Литва имеют намного более высокий уровень – 15400 долл. Так что если мы хотим строить высокоразвитую экономику, нам следует иметь более высокие амбиции в будущем. И если у нас будет российское экономическое чудо, т.е. средние темпы роста экономики составят около 9%, что вполне достижимо, РФ к 2030 году спокойно могла бы выйти на 4 место в мире.

Чем же все таки для нас является наше безумное сырьевое богатство? Да с одной стороны это наше конкурентное преимущество. Но с другой … У всех великих индустриальных азиатских стран – Японии, Южной Кореи, Китая был один недостаток, который стал их преимуществом - сырьевая бедность и значительная численность населения. Именно это помогло толкнуть их на единственной возможный путь – путь создания инновационных материальных ценностей, т.е. промышленной продукции, имеющей мировое качество. Так почему поток нефтедолларов пока не идет в инновационные отрасли? Ответ прост – национальной буржуазии не всегда выгодно идти инновационным путем – для этого нужна политическая воля государства.

Существует некий миф, мол мы русские не такие работящие как немцы, китайцы и корейцы. Действительно, традициями частного предпринимательства, тщательно уничтожавшиеся в советское время, мы похвастаться пока не можем. В то же время посмотрите на Южную и Северную Корею. Вот вам два одинаковых народа, но находящихся в разных экономических и политических системах. Увы, Северная Корея (с ВВП 40 млрд. долл. – в 30 раз меньше и темпами роста – 1%) по сравнению с Южной пребывает в полной нищете и поразить мир ничем не может. Таким образом, главное – не изначальный менталитет нации, а наличие условий для развития эффективной рыночной системы, позволяющей его «проявить». Но главное даже не это. Все очень просто – развитие начинается только в тех странах, где власть ставит задачи развития. Нет таких задач – ничего не изменится.

В странах, где рынок только формируется, можно ждать 30-40 лет, когда рыночные силы созреют до такой степени, что начнется массовый прогресс, а можно и не ждать. В этом случае роль созидателя, подталкивающего рынок в нужном направлении, великолепно исполнит просвещенная и деятельная государственная власть. Был у нас Великий Петр I, который решил сделать из Россию мировую державу, вот страна и развивалась, хоть и под жестким прессом, но сколько было достижений! Был Александр III, заботившейся о величии страны, были созданы экономические механизмы роста – страна стала успешно развиваться. Хотел И. Сталин сделать из СССР сильнейшее государство – да, было много ошибок и «перегибов», но он достиг цели.

Но только время у нас сейчас другое, не из-под палки нужно работать, не повторять многочисленные ошибки прошлого, а создавать экономические, финансовые и правовые механизмы, позволяющие людям нормально работать, развиваться, создавать бизнес, получать кредиты, строить жилье. Для достижения этих целей государство должно стать более целеустремленным и эффективным, просвещенным и рациональным, отстаивающим интересы общенациональные, а не «клановые». План Путина поставил задачу кардинальным образом улучшить благосостояние людей и вывести страну в мировые лидеры – и использование лучшего мирового опыта нам не помещает. Так давайте его изучать и использовать на практике.

www.zlev.ru/144/144_12.htm

Текст 6.

ПЕРСПЕКТИВЫ РАЗВИТИЯ ЭКОНОМИКИ ЯПОНИИ

Средний темп роста ВВП в 1990-е, которые часто характеризуют как «потерянное десятилетие», был равен 1,7%, а 1997–1998 гг. он вообще был отрицательным. Основными причинами такого спада в экономике являются затяжной финансовый кризис и наличие «структурной усталости» в социально-экономической системе страны, преодоление которых невозможно без проведения кардинальных экономических реформ.

Старт реформированию японской экономики был дан в начале нового тысячелетия и, хотя темпы реформ были небольшими, первые результаты не замедлили сказаться на макроэкономических показателях страны. В 2003 г. реальный прирост ВВП страны увеличился до 2,5%, а в 2004 – до 2,9%. Произошло снижение уровня безработицы с 5,5% в 2003 г. до 4.6% в 2004 г. и далее к 2006 г. эта цифра снизилась до 4,4%.

Что касается структурных изменений, то восстановление частного сектора экономики, особенно в сфере производства уже реальность. Проблема в том, что государственный сектор все еще имеет слишком много долгов, и так и не претерпел кардинальных структурных изменений. Японии необходимо привести в порядок свою фискальную политику, чтобы достойно принять как внутренние, так и внешние экономические вызовы. Однако стремительный рост пожилого населения страны означает, что возрастающие социальные ассигнования затянут время проведения фискальных реформ, к тому же дефляция все еще держит в тисках экономику страны. Центральный банк обещал держать ставки на уровнях близких к нулевым, пока потребительские цены не перестанут падать и стабилизируются около ноля. Однако если Япония преждевременно ужесточит либо фискальную, либо денежную политику, это может резко затормозить экономический рост и инвестиции. Попытка Банка Японии пойти на такое ужесточение в 2000 году привела к спаду экономики.

Болезненным для японского бюджета является вопрос внешнего долга, на обслуживание которого в текущем бюджете выделено 20% всех расходов, что уступает лишь расходам на социальную сферу. Государственный долг Японии в 2006 г. составил 164,3% от ВВП.

Однако еще более важным является то, что некоторые ключевые структурные факторы, тормозившие рынок, наконец окончательно себя изживают. Японские компании и банки в массовом порядке расстаются со свои пересекающимися вложениями – акциями, которые они исторически выкупали друг у друга, чтобы скрепить деловые связи. Большинство компаний, которым необходимо было продать эти доли для возвращения частей пенсионных фондов государству, уже так и поступили.

Огромное значение в улучшении экономических перспектив японского рынка играет рост реального ВВП Японии, достигший к середине августа 2006 г. 3.3%, и, таким образом, более чем удвоил наблюдавшийся на протяжении последних пяти лет средний рост ВВП в 1.3%. Наиболее ободряющим является то, что этот рост обеспечил в основном спрос частного сектора, а не государственные расходы, в которых наметился спад. Так, потребительские расходы поднялись на 0.7%, расходы на средства производства выросли на 2.2%, а заказы на производственное оборудование – на 11.1% за июль, что является пиком роста за последние четыре года.

При этом потребительские расходы растут тогда, когда растут доходы и уменьшается безработица, а в 2006 году она сократилась до 4.4%, что является наименьшей величиной за последние семь лет. Это означает, что болезненная реструктуризация начинает, наконец, приносить плоды.

Таким образом, словно в оправдание поэтического названия страны, экономическая ситуация в Японии в последнее время развивается по «восходящему» сценарию. И хотя пока акции японских компаний столь же перспективны, сколь и рискованны, набирающий темпы рост экономики страны обещает окончательно стабилизироваться уже в ближайшем будущем.

www.nwbroker.ru/analytics/review/16443

Текст 7.

ECONOMY: JAPAN

Japan is an island country in East Asia. Located in the Pacific Ocean, it lies to the east of China, Korea, and Russia, stretching from the Sea of Okhotsk in the north to the East China Sea in the south. Its capital is Tokyo, one of the 47 prefectures of Japan.

Archaeological research indicates that people were living on the islands of Japan as early as the upper paleolithic period. The written history of Japan begins with brief appearances in Chinese history texts from the 1st century AD. Japanese history has been marked by alternating periods of long isolation and radical influence from the outside world. Its culture today is a mixture of outside and internal influences.

At over 377,873 square kilometres, Japan is the 62nd largest country by area. It encompasses over 3,000 islands, the largest of which are Honshu, Hokkaido, Kyushu and Shikoku. Most of Japan’s islands are mountainous, and many are volcanic, including the highest peak, Mount Fuji. It ranks 10th in the world by population, with nearly 128 million people. The Greater Tokyo Area, with over 30 million residents, is the largest metropolitan area in the world.

Since it adopted its constitution on May 3, 1947, Japan has maintained a unitary constitutional monarchy with an emperor and an elected parliament, the Diet, which is one of the oldest legislative bodies in Asia. Japan has the world’s second largest economy, and is the sixth largest exporter and importer and is a member of the G8, G4, and APEC.

Macro-economic trend

This is a chart of trend of gross domestic product of Japan at market prices estimated by the International Monetary Fund with figures in millions of Japanese Yen.

For purchasing power parity comparisons, the US Dollar is exchanged at Y125.16. In 1950, Japan produced about 60% of the output of India and 50% of the output of China. By 1975, China produced just over 33% and India merely 20% of the output of Japan.

Agriculture and fishery

Because only 29% of Japan’s land is suitable for cultivation, a system of terrace farming is used to build in small areas. This results in one of the world’s highest levels of crop yields per unit area. However, Japan’s small agricultural sector is also highly subsidized and protected. Japan must import about 50% of its requirements of grain and fodder crops other than rice, and relies on imports for most of its supply of meat.

In fishery, Japan ranked second in the world behind China in tonnage of fish caught. Japan maintains one of the world’s largest fishing fleets and accounts for nearly 15% of the global catch.

Agriculture. Suburban rice fieldsOnly 15% of Japan’s land is suitable for cultivation. Due to this lack of arable land, a system of terraces is used to farm in small areas. This results in one of the world’s highest levels of crop yields per unit area, with an overall agricultural self-sufficiency rate of about 50% on fewer than 56,000 km? (14 million acres) cultivated.

Japan’s small agricultural sector, however, is also highly subsidized and protected, with government regulations that favor small-scale cultivation instead of large-scale agriculture as practiced in North America.

Imported rice, the most protected crop, is subject to tariffs of 490% and restricted to a quota of only 7.2% of average rice consumption in between 1968 and 1988 Imports beyond the quota are unrestricted in legal terms, but subject to a 341 yen per kilogram tariff. This tariff is now estimated at 490%, but the rate will soar to a massive 778% under new calculation rules to be introduced as part of the Doha Round.

Although Japan is usually self-sufficient in rice (except for its use in making rice crackers and processed foods) and wheat, the country must import about 50% of its requirements of other grain and fodder crops and relies on imports for most of its supply of meat. Japan imports large quantities of wheat, sorghum, and soybeans, primarily from the United States. Japan is the largest market for EU agricultural exports. Apples, Pears and Oranges are also grown, mostly in Hokkaido, as well as where they were first introduced by Dutch traders, in Nagasaki in the late 18th century.

Fishery. Japan ranked second in the world behind the People’s Republic of China in tonnage of fish caught – 11.9 million tons in 1989, down slightly from 11.1 million tons in 1980. After the 1973 energy crisis, deep-sea fishing in Japan declined, with the annual catch in the 1980s averaging 2 million tons. Offshore fisheries accounted for an average of 50 % of the nation’s total fish catches in the late 1980s although they experienced repeated ups and downs during that period.

Japan maintains one of the world’s largest fishing fleets and accounts for nearly 15% of the global catch, prompting some claims that Japan’s fishing is leading to depletion in fish stocks such as tuna. Japan has also sparked controversy by supporting quasi-commercial whaling.

Science and technology

The ASIMO robot from HondaJapan is a leading nation in scientific research and the production of innovative technological products. Some of the most important industrial contributions include chemicals, metals, semiconductors, robotics, entertainment, machinery, industrial robotics and optics. It is also one of the leading nations in health care and medical research and robotics having produced QRIO, ASIMO, and Aibo, and possesses more (402,200 out of 742,500) than half of world’s industrial robots used for manufacturing.

Japan is making headway into aerospace research and space exploration. It founded its aerospace exploration agency, Japan Aerospace Exploration Agency in October 1, 2003 and is involved in many missions and projects and a possible independent manned mission to the moon having shifted some of its focus away from international efforts beginning 2005. It is also a significant contributor to the International Space Station project, the most significant being the Japanese Experiment Module that will complete installation in 2007.

Trade

Buildings in the central business district of YokohamaExporting goods is an essential part of the Japanese economy. Its main export partners are the USA 22.7%, China 13.1%, South Korea 7.8%, Taiwan 7.4% and Hong Kong 6.3%. Japan’s main exports are transport equipment, motor vehicles, electronics, electrical machinery and chemicals.

As a nation that relies heavily on international trade, Japan also imports a wide variety of goods. Its main import partners are China 20.7%, US 14%, South Korea 4.9%, Australia 4.3%, Indonesia 4.1%, Saudi Arabia 4.1%, UAE 4% (as of 2004). Japan’s main imports are machinery and equipment, beef, fossil fuels, foodstuffs, chemicals, textiles and raw materials for its industries.

Current Economic Issues

The previous Junichiro Koizumi administration has enacted or attempted to pass (sometimes with failure) major privatization and foreign-investment laws intended to help stimulate Japan’s dormant economy. Although the effectiveness of these laws is still ambiguous, the economy has begun to respond, but Japan’s aging population is expected to place further strain on growth in the near future.

Heterodox economists tend to claim that Japan is far stronger economically than is usually appreciated. Some mainstream economists acknowledge that Japan, which unlike most other Western countries has maintained its industrial base, and has vast capital reserves, currently has a strong economic outlook.

The privatization of Japan Post, the Japanese postal system which also runs insurance and deposit-taking businesses, is a major issue. A political battle over privatization caused a political stalemate in August, 2005, and ultimately led to the dissolution of the Japanese House of Representatives. The Postal Savings deposits, which have until now been used to fund public works projects, many of which have had questionable economic value, stands in excess of 1.9 trillion U.S. dollars, and could be a major force in energizing the private sector.

The decline in the Japanese population as a result of a low birthrate threatens the long-term economic vitality of Japan. A higher percentage of elderly in the population will put pressures on the pension system, and will ultimately force a higher burden on the current generation of laborers.

www.ereport.ru

Текст 8.

OVERSEAS MERCHANDISE EXPORTS: QUEENSLAND, AUATRALIA

The nominal value of Queensland’s overseas merchandise exports rose by a substantial 59.7% in 2008-09. With the volume of overseas exports of goods rising only 3.8% in the year, the rise in the nominal value of exports was driven almost entirely by higher prices received for Queensland coal exports, as well as a depreciation in the A$ (from $US0.90 in 2007-08 to $US0.75 in 2008-09). These factors more than offset the negative impact of the global economic downturn on other export categories, particularly base metals.

• The nominal value of Queensland’s crude minerals exports rose 89.5% in 2008-09, to total $33.1 billion. Coal accounted for the majority of this category, and over half of the total value of Queensland’s merchandise exports in 2008-09. In Japanese Fiscal Year 2008-09 (April 2008 to March 2009), contract prices for hard coking and semi-soft coking coal more than tripled and prices for thermal coal doubled. In addition to substantially higher prices, the volume of Queensland coal exports also rose in 2008-09, supported considerably by unprecedented demand from China in the second half of the year. The volume of Queensland hard coking and thermal coal exports to China totaled 12.0 million tonnes in the first six months of 2009, compared with 0.8 million tonnes in the same period a year earlier. The rise in coal export volumes to China more than offset a large fall in demand from other major coal buyers in the year.

• In 2008-09, the nominal value of Queensland’s rural exports rose 23.4%, to total $6.3 billion. This increase was driven by a 12.0% rise in the value of meat exports and a 101.2% rise in cereals and cereal preparations. However, stronger meat export values largely reflected higher export prices. The volume of beef exports (which account for the majority of meat exports from Queensland) rose by a more modest 2.8% in the year. Strong demand from the US for lower-grade manufacturing beef saw export tonnages to the US rise 12.8%, while a more competitive A$ helped exports to Japan (the State’s largest export destination) increase 2.1%. In contrast, exports to South Korea fell 25.7%, following the removal of a ban on US imports into Korea. The value of cotton lint exports increased 47.9% in 2008-09, following large falls in 2007-08, with production benefiting from improved rainfall in particular. Sugar exporters benefited from the world raw sugar price approaching a record high over 2008-09.

• The nominal value of processed minerals and metals exports fell 17.0% in 2008-09, to $3.6 billion. The majority of the fall was driven by a 17.2% decline in non-ferrous metals, to $3.3 billion. This reflected lower industrial production, which weighed on base metals prices in 2008-09. The world prices of aluminium (down 29.8%), copper (down 36.5%), nickel (down 53.3%), lead (down 49.8%) and zinc (down 46.1%) were all much lower in the year. Further, output was affected as many mining companies responded to the weaker global environment and increased funding constraints by scaling back production.

Asian markets remained Queensland’s most important export destinations in 2008-09, with the top destination being Japan (accounting for 29.5% of total exports by value), followed by India (11.8%), South Korea (11.3%), China (9.3%) and Taiwan (5.8%).

www.treasury.qld.gov.au.

Текст 9.

NIESR PREDICTS NASTIER FUTURE FOR UK ECONOMY

Economic thinktank’s forecasts for UK GDP next year and the year after undershoot the expectations of the Office for Budget Responsibility

The UK economy will only limp out of recession this year and growth in the following years will undershoot the expectations of the government’s fiscal watchdog, according to a thinktank.

The National Institute of Economic and Social Research (NIESR) predicts Britain’s GDP will grow by 1.3% this year, which is slightly more optimistic than the 1.2% forecast by the Office for Budget Responsibility. But as consumer spending fails to rebound and the government’s austerity plans bite, it expects growth next year to be only 1.7% and 2.2% in 2012, compared with OBR forecasts of 2.3% and 2.8%.

The independent thinktank predicts that public sector spending cuts by the new coalition government will subtract from economic growth in every year from 2011 to 2015. The quarterly outlook for the UK is its first in-depth analysis of growth prospects since George Osborne’s emergency budget in late June.

After official data last week showed the economy growing almost twice as fast as most economists had expected in the second quarter, NIESR warned the path ahead would still be “bumpy”. While its outlook did not specifically mention the risk of a “double-dip recession” it did say there were risks of growth disappearing in some quarters. For the third quarter it expects growth of 0.1%, followed by 0.3% in the fourth quarter.

“We should not rule out the chances of negative quarters,” said NIESR research fellow Simon Kirby. “The plans in the budget will inevitably hold growth back somewhat.”

In predictions likely to be welcomed by the government in its bid to rebalance the UK economy away from over-dependence on domestic spending, NIESR is gloomy about the prospects for consumer spending. It forecasts that per capita consumer spending will not return to its pre-recession peak until 2015.

The thinktank predicts the world economy will grow by 5% this year. This compares with a dip of 0.6% last year, with a rebound in world trade playing a large role in the recovery. But it forecasts the trade effect will wane in 2011 and domestic demand in major economies will fail to pick up the slack. At the same time many countries will embark in ernest on their fiscal consolidation plans and so growth will ease off to 4.4%, NIESR predicts.

Asia will continue to drive the global recovery, with exceptionally strong growth in China, India and Taiwan in particular, NIESR says. It believes China will overtake the US as the world’s largest economy in 2019, a year sooner than previously thought, largely thanks to China suffering relatively little during the global economic crisis.

Following its financial crisis earlier this year and the subsequent bailout, Greece remains under significant pressure from “stubbornly high” bond yields, the group warns. It estimates that if yields could fall back relative to German government bonds – also know as Bunds – to a spread last seen in January it would improve Greece’s large deficit by 0.9% of GDP and also significantly boost growth. So far that is not happening, but NIESR senior research fellow Dawn Holland says last week’s European bank stress tests may pave the way for Greek bond yields to now ease off as market confidence returns somewhat.

“With any luck we will start to see those Bund spreads coming down over the next few months and that should improve prospects for growth,” she said.

Текст 10.

КРИЗИС РЕЗКО СОКРАТИЛ ОБЪЕМ ТОРГОВЛИ МЕЖДУ США И РОССИЕЙ

Объемы взаимной торговли между Россией и США за время кризиса сократились на 38 процентов. Об этом, как сообщает «Интерфакс», заявила министр экономического развития России Эльвира Набиуллина. «Все же мы считаем, что это – временное явление. Мировая торговля будет восстанавливаться, и будут восстанавливаться объемы взаимной торговли между Россией и Соединенными Штатами», – отметила министр.

По данным Набиуллиной, в 2008 году объемы товарооборота между двумя странами составляли 27 миллиардов долларов.США занимали восьмое место среди торговых партнеров России, а доля страны в совокупном объеме внешней торговли РФ была немногим менее четырех процентов. В то же время доля России во внешней торговле США составляла около одного процента.

«Это крайне мало, по сравнению с потенциалом наших стран, и с возможностью реализации проектов в разных сферах, которые отвечали бы интересам России и США», – сказала Набиуллина. По ее словам, наибольший интерес для упрочения торгового сотрудничества между США и Россией представляют энергоэффективность, энергосбережение, альтернативные источники энергии, атомная энергетика, транспорт, космос, экология, нано-, био- и информационные технологии.

В начале июля 2009 года президент США Барак Обама на Российско-американском бизнес-саммите отметил, что товарооборот между Россией и США не превышает 36 миллиардов долларов, что составляет около процента от внешней торговли США. «Мы способны на большее», – добавил Обама, предложив российским бизнесменам начать «перезагрузку» в отношениях с американскими коллегами. Ранее президент России Дмитрий Медведев также предложил бизнесменам налаживать связи с американцами, не дожидаясь политиков.

По итогам первого полугодия 2009 года профицит торгового баланса России составил 52,9 миллиарда долларов, что на 57 миллиардов долларов меньше показателя аналогичного периода 2008 года. Российский экспорт в страны дальнего зарубежья составил 105,1 миллиарда долларов, сократившись по сравнению с первыми шестью месяцами 2008 года на 47,1 процента.

Торговый оборот России начал снижаться в конце 2008 года из-за падения цен на нефть и металлы, а также спроса на российские товары за границей и на иностранные – в России. Нефть и нефтепродукты, а также газ составляют примерно две трети всего российского экспорта.

lenta.ru›Новости›…/trade

Текст 11.

RIO TINTO LAYS OFF 16,000 AS PROFITS SLUMP BY MORE THAN HALF

By Tim Webb

Rio Tinto has slashed spending and laid off 16,000 of its workforce after seeing profits slump by more than half following a collapse in the value of the minerals it produces.

The mining group said it had cut 2,000 more jobs than originally planned, a quarter of its 60,000 workforce, as it closed loss-making aluminium smelters and axed the development of new mines. Tom Albanese, its chief executive, said that further mass layoffs were not being planned.

Jan du Plessis, parachuted in as chairman to deal with the fiasco over the $20bn Chinalco fundraising, publicly backed Albanese, the principal architect of the aborted deal. Du Plessis said there were no plans to replace any executive directors, but indicated he would bring in some new blood to the non-executive board.

The miner said it had cut production of its highest cost aluminium smelters and would look at making further capacity cuts after the troublesome division made a loss of $689m (£417m). By the end of the year, it said that over a tenth of its smelting capacity would be mothballed or sold off.

Last week, Rio confirmed that it was shutting its Anglesey aluminium smelter next month, with the loss of about 400 jobs, because it would be too expensive to renew its electricity contract. A spokesman said that there were no plans to close Rio’s two other smelters in Britain – in Northumberland and Scotland.

Albanese attempted to sound upbeat about the second half of the year, despite reporting earnings of $2.6bn for the first six months of the year, compared with $5.5bn last year.

Rio said it was planning to increase spending for the year to develop new mines, particularly iron ore, to $5bn from its previous forecast of $4bn, as commodity prices started to recover.

The results mark what Albanese hopes will be the end of a torrid period. Rio bowed to shareholder pressure and scrapped the controversial Chinalco deal, opting instead for the rights issue it had originally decided against.

guardian.co.uk

Текст 12.

ВЫСТУПЛЕНИЕ ДМИТРИЯ МЕДВЕДЕВА НА V КРАСНОЯРСКОМ ЭКОНОМИЧЕСКОМ ФОРУМЕ

Стенограмма выступления первого заместителя председателя правительства РФ Дмитрия Медведева на V Красноярском экономическом форуме 5 февраля 2007 года, Красноярск.

Уважаемые участники форума! Рад, в свою очередь, приветствовать вас здесь, на сибирской земле, где зарождается один из центров роста российской экономики.

Неделю назад президент назвал главные ориентиры развития страны до 2020 года. Это – построение общества, которое задает лучшие стандарты жизни, предоставляет равные возможности для самостоятельной реализации талантов и умений людей. Это – развитие экономики инновационного типа и радикальное повышение ее эффективности. И, наконец, это формирование широкого среднего класса.

Такая Россия будет страной, в которой граждане гордятся не только ее великим прошлым, но и ее настоящим. Считают нашу страну лучшим местом для жизни в современном мире.

…

Для формирования нормальной инвестиционной среды мы многое делаем в финансовой сфере. Это и обеспечение макроэкономической стабильности, и развитие российских финансовых институтов, и создание возможностей для привлечения финансирования на международных рынках. В результате в последнее время наблюдаем настоящий инвестиционный бум.

Но его особенностью является концентрация инвестиций в сфере деятельности крупных и, прежде всего, государственных компаний. Надо признать, что мы фактически последние годы занимались «ручным» управлением экономикой.

Сегодня период точечных решений в экономике прошел. Для новой экономики нужен принципиально иной подход: экономика стимулов к инновациям, а не экономика директив. Это означает необходимость опоры на частную инициативу, на мотивацию к созданию и повсеместному внедрению технологических новшеств. То есть таких решений, таких технологий, за счет которых можно выиграть конкуренцию не только на российском, но и на мировых рынках. За счет которых можно быть в чем-то все время лучше других.

Развитие современной экономики должно опираться на активность не только нескольких крупных, но и сотен средних предприятий, на деятельность десятков тысяч малых предпринимателей. На их реальную экономическую свободу.

Одним из препятствий такому, по сути, инновационному прорыву является ситуация в налоговой сфере.

Мы с вами живем в глобальной экономике, а не на замкнутом острове, и наша налоговая система должна быть конкурентоспособна по отношению к налоговым системам других стран. Только тогда можно надеяться на то, что в нашу страну будут вкладывать деньги. Причем не только иностранцы, но, прежде всего, наш отечественный бизнес.

Государство должно собирать ровно столько налогов, чтобы, во-первых, обеспечить те функции государства, которые необходимы для существования самого общества, и, во-вторых, чтобы национальный бизнес не разбежался по другим странам. Чтобы экономика не пришла в упадок.

В этих целях в ближайшие годы в налоговой сфере должно быть сделано следующее. Первое, о чем недавно говорилось президентом: как можно быстрее нужно принять закон, определяющий сроки перехода на единую пониженную ставку НДС. Параллельно можно было бы продолжить анализ целесообразности и другого шага. А именно – замены НДС на налог с продаж. Исходя из того, что полностью решить проблемы вычетов, да и, по сути, воровства НДС из бюджета, от которых страдают наши налогоплательщики и налоговые органы, не удалось даже наиболее передовым странам Евросоюза.

Второе. Несколько решений следует принять по налогу на прибыль. Прежде всего, дать налогоплательщикам более гибко определять амортизационную систему, а также ввести механизмы, которые дополнительно стимулируют НИОКРы [научно-исследовательские и опытно-конструкторские разработки]. Например, на основе введения повышающего коэффициента при учете затрат на исследования и разработки. В течение 15 лет мы «убивали» мотивацию к НИОКРам у частных инвесторов. Сегодня мы просто обязаны, что называется, «вернуть долги».

Третье. Требуется изменить принципы установления налогов и экспортных пошлин таким образом, чтобы они стимулировали строительство новых производств с высокой глубиной переработки природных ресурсов. В частности, чтобы инвестиции в нефтепереработку были направлены на внедрение новейших технологий и выпуск нефтепродуктов по самым современным мировым стандартам. Ведь сегодня зачастую выгоднее производить мазут, чем бензин высокой степени очистки. Это абсурд.

Четвертое. Должно быть принято особое решение по малому бизнесу. Речь идет, прежде всего, о радикальном упрощении налоговой отчетности. Ее объем должен быть соразмерен масштабу бизнеса. Базовые налоговые декларации должны помещаться на одну страницу.

Предлагаемые налоговые меры могут привести к определенным потерям. Но уверен, что только в краткосрочной перспективе. Часть бизнеса, и это не секрет, все еще остается в тени, и потенциал роста налоговой базы за счет повышения собираемости налогов еще далеко не исчерпан.

Принятие решения по НДС позволит нам продвинуться и в вопросах налогового администрирования. Речь идет, прежде всего, о минимизации возможностей для регистрации компаний на подставные лица и адреса, о борьбе с неправомерным использованием налоговых льгот и специальных режимов, а также – считаю это одним из важнейших направлений – с занижением базы налогообложения по единому социальному налогу. И работодатели, и работники должны понимать, что сокрытие реальной заработной платы – это кража из кошелька любого российского гражданина. И что особенно печально – каждого пенсионера.

Кроме налогов другим важнейшим фактором комфортного инвестиционного климата является состояние финансовых рынков.

Сегодня мировая экономика переживает непростые времена. Особенностью является то, что, в отличие от предыдущих финансовых кризисов, проблемы пришли с тех рынков, которые еще вчера считались самыми стабильными – рынков Европы и США.

Растущая открытость нашей экономики является для нее сегодня безусловным благом. Но она приносит не только значительные выгоды, но и риски. За прошедший год наши граждане почувствовали их на себе. Рост цен на продовольствие, спад на фондовом рынке – это болезни, "приехавшие" к нам, прежде всего, из-за границы.

Последние события, фактически революция в финансовом мире, четко поставили перед нами задачу построения самостоятельной, мощной, но открытой финансовой системы. С одной стороны – для гарантии безопасного развития страны, а с другой – как вклада в стабильность мировой экономики в целом.

Сейчас в финансовом мире определяются правила игры на будущее. Идет пересмотр роли основных резервных валют. И мы просто обязаны этим воспользоваться и предпринять ряд действий, направленных на достижение заявленной Президентом долгосрочной цели – стать одним из крупнейших мировых финансовых центров, привлекательность которого была бы основана в том числе и на стабильности российской национальной валюты. Валюты, удобной для обращения на мировом финансовом рынке, когда фактически рубль станет, таким образом, одной из региональных резервных валют.

Нам нужна устойчивая финансовая система, которая не даст обесцениваться накоплениям граждан и которая имеет достаточные ресурсы для удовлетворения спроса со стороны предприятий, реализующих самые разнообразные проекты – от открытия ресторана до строительства электростанции. А также со стороны граждан, стремящихся улучшать свое благополучие, рассчитывая не только на текущие, но и на будущие доходы. В этих целях требуется осуществить целый комплекс мер.

Во-первых, нужно запустить инструменты долгосрочного рефинансирования банковской системы. Эта система у нас нуждается в длинных деньгах. Надо посмотреть, каким образом задействовать и средства Фонда национального благосостояния, и пенсионные накопления, для которых, в свою очередь, целесообразно создать систему страхования, подобную системе страхования банковских вкладов.

Во-вторых, требуется подготовить набор инструментов поддержки банковской системы на случай возникновения кризисных ситуаций. Российские банки должны знать, какими возможностями и при каких условиях они смогут воспользоваться.

В-третьих, надо сформировать комфортные правила регулирования финансового рынка. Имею в виду, прежде всего, развитие корпоративного и налогового законодательства. В частности, нужно рассмотреть возможность освобождения от налогов доходов от реализации ценных бумаг на территории России. Необходимо также максимально облегчить нормативы деятельности коммерческих банков и требования к банковской отчетности, а также создать благоприятный режим для размещения ценных бумаг на российском фондов рынке.

Хорошим примером того, насколько серьезно влияют эти регулятивные меры, является рынок акций «Газпрома». Напомню, что долгое время непрозрачное для инвесторов двойное регулирование ограничивало, сковывало рынок акций «Газпрома». Мы пошли в определенной ситуации на принятие единых правил обращения акций. Сегодня 49% акций "Газпрома" находятся в свободном обращении. А сам «Газпром» в результате этого стал одной из крупнейших в мире публичных компаний. Капитализация этой компании, напомню, за семь лет выросла приблизительно в 50 раз.

В-четвертых, надо стимулировать переход на оплату в рублях при экспорте сырья. В частности, нужно запустить биржевую торговлю соответствующими товарами, предусмотрев расчеты по новым контрактам исключительно в нашей национальной валюте.

В-пятых, требуется значительное расширение мер поддержки экспорта и инвестиций российских компаний за рубежом, улучшение имиджа российского бизнеса за рубежом.

…

http://ria-sibir.ru/viewnews/25577.html?cdate=2008-2-28

Текст 13.

AUSTRALIAN GOVERNMENT TO EXPORT URANIUM TO RUSSIA

By Benedict Coleridge

The Australian Government’s decision to sign an agreement to export uranium to Russia is one building block towards an Australia-Russia relationship of great potential.

The inevitable expansion of high level contacts that comes with a multi-billion dollar trade deal should be looked on as a positive development for Australia.

It connects Australia to a Russia that may be in the process of re-orienting itself from superseded manufacturing strength in the west to opportunity in its resource rich east.

In the wake of the Global Financial Crisis, which, according to some estimates deflated Russian GDP by up to ten per cent, Russia has been looking at ways to modernise and diversify its raw materials dominated economy. In this vein, Dmitry Trenin, an analyst at the Carnegie Moscow Centre, has suggested that the global power shift towards the Pacific and Asia presents great opportunities for Russia and that it ‘would do well to think of Vladivostok as its 21st century capital.’

Trenin argues that a new emphasis by Russia on the Pacific Rim will help develop resource rich Siberia and expand contacts with other Pacific Rim nations. As Moscow’s eye roves east, Russia will inevitably become more closely involved in the affairs of the Asia-Pacific region. Through APEC and bilateral relationships, Russia will cement its presence as a Pacific Rim nation.

This re-focusing of Russian attention is in fact already underway: in 2007, Russia allocated billions of dollars to constructing a new submarine base in the Pacific and modernising its Pacific fleet. Russian arms have already made their way to Indonesia: also in 2007, then President Putin signed a $1 billion deal for submarines, tanks and fighter jets with the Indonesian government.

It is clear then that Russian policies are already having a direct impact on Australia’s immediate neighbourhood. But we increasingly encounter each other in diverse contexts: this month in Afghanistan a Russian helicopter and its crew transported a damaged Australian Bushmaster armoured vehicle back to its base; where Australian capability was lacking, Russian heavy lifting stepped in.

Yet Russia is relevant to Australians not only in a strategic sense. Thousands of workers in Australia’s kangaroo meat industry know already how important Russian policy can be for Australian livelihoods; the Russian government banned imports of kangaroo meat due to sanitary concerns and 2500 rural workers lost their jobs.

While it may be distant geographically, Russia is present in our region and its presence should focus our attention.

The expanding relationship takes more various forms than just high level trade deals. On the books is a visit to Australia by the deputy governor of the Tomsk region in Siberia, Oksana Kozlovskaya: the visit was to take place this month but is to be rescheduled (the deputy governor has business with President Medvedev at that time).

The visit will be part of an exercise in building relationships based on knowledge transfer between institutions. She will explore the possibilities of a strategic relationship between Tomsk and faculties of The University of Melbourne, such as Science and Engineering.

Tomsk is at the forefront of a push by President Dmitry Medvedev to modernise Russia’s economy through technology and private enterprise. When visiting the city in February, the Russian President told a gathering of science and medical students that “the modernisation of Russia’s economy must be based on new technologies, innovation and the radical restructuring of the country’s internal economic structure.”

Tomsk is well situated to lead this effort, being a regional centre and the ‘Athens of Siberia,’ renowned for its six universities. One of the key regional industries is mineral extraction; Tomsk is nearby vast Siberian reserves of iron and titanium ores.

Even more significantly, the Tomsk region is home to almost a third of Russia’s oil deposits. In this context, the possibilities of an Australian/Russian relationship become clearer: Australian expertise in mineral extraction could play a role in developing this strategic region, and Australian agricultural technology could aid the revival of Russia’s once powerful agriculture sector.

In fact, contacts between Russian and Australian companies are already emerging; one such occurred in March last year, when the Andrew Forrest led Poseidon Nickel Ltd entered talks with Russian miner Norilsk Nickel over the Cawse nickel operation in Western Australia.

Benedict Coleridge is on the executive of the University of Melbourne Russian Society.

abs news

Текст 14.

FOSSIL FUELS

Fossil fuels or mineral fuels are fossil source, fuels, that is, carbon or hydrocarbons found in the earth’s crust. Fossil fuels range from volatile materials with low carbon: hydrogen ratios like methane, to liquid petroleum to nonvolatile materials composed of almost pure carbon, like anthracite coal. Methane can be found in hydrocarbon fields, alone, associated with oil, or in the form of methane clathrates. It is generally accepted that they formed from the fossilized remains of dead plants and animals by exposure to heat and pressure in the Earth’s crust over hundreds of millions of years. This biogenic theory was first introduced by Georg Agricola in 1556 and later by Mikhail Lomonosov in 1757.

It was estimated by the Energy Information Administration that in 2005, 86% of primary energy production in the world came from burning fossil fuels, with the remaining non-fossil sources being hydroelectric 6.3%, nuclear 6.0%, and other (geothermal, solar, wind, and wood and waste) 0.9 percent.

Fossil fuels are non-renewable resources because they take millions of years to form, and reserves are being depleted much faster than new ones are being formed. Concern about fossil fuel supplies is one of the causes of regional and global conflicts. The production and use of fossil fuels raise environmental concerns. A global movement toward the generation of renewable energy is therefore under way to help meet increased energy needs.

The burning of fossil fuels produces around 21.3 billion tons (21.3 gigatons) of carbon dioxide per year, but it is estimated that natural processes can only absorb about half of that amount, so there is a net increase of 10.65 billion tones of atmospheric carbon dioxide per year (one tonne of atmospheric carbon is equivalent to 44/12 or 3.7 tons of carbon dioxide). Carbon dioxide is one of the greenhouse gases that enhances radiative forcing and contributes to global warming, causing the average surface temperature of the Earth to rise in response, which climate scientists agree will cause major adverse effects, including reduced biodiversity.

www.lifeofearth.org/fossil-fuels

Текст 15.

WHAT IS NICKEL?

Nickel (symbol Ni, atomic weight 58.71, atomic number 28) is a lustrous, silvery-white metal discovered in 1751. It has a melting point of 1453°C, relatively low thermal and electrical conductivities, high resistance to corrosion and oxidation, excellent strength and toughness at elevated temperatures, and is capable of being magnetized. It is attractive and very durable as a pure metal, and alloys readily with many other metals.

Reflecting these qualities, nickel is widely used in over 300,000 products for consumer, industrial, military, transport/aerospace, marine and architectural applications. The public may recognise nickel in coins, as it is used for this purpose in pure or alloy forms by many countries, or as bright and durable electrolytically-applied coatings on steel (nickel plating). The biggest use, however, is as an alloying metal along with chromium and other metals in the production of stainless and heat-resisting steels. These are mostly used in industry and construction, but also for products in the home such as pots and pans, kitchen sinks, etc. Stainless steels are produced in a wide range of compositions to meet special industry requirements for corrosion and heat resistance, and also to facilitate a clean and hygienic surface for food and other processing.

In fact, about 65 per cent of nickel is used to manufacture stainless steels, and 20 per cent in other steel and non-ferrous (including “super”) alloys, often for highly specialized industrial, aerospace and military applications. About 9 per cent is used in plating and 6 per cent in other uses including coins and a variety of nickel chemicals.

Nickel occurs in nature principally as oxides, sulphides and silicates. Ores of nickel are mined in about 20 countries on all continents, and are smelted or refined in about 25 countries. Primary nickel is produced and used in the form of ferro-nickel, nickel oxides and other chemicals, and as more or less pure nickel metal. Nickel is also readily recycled in many of its applications, and large tonnages of secondary or “scrap” nickel are used to supplement newly mined metal.

Only about 1 million tonnes of new or primary nickel are produced and consumed annually in the world, compared with over 10 million tonnes of copper and nearly 800 million tonnes of steel.

Nickel processing

After Nickel ore is mined it is processed. Processing is where the nickel ore is removed from the waste and concentrated. There are 4 major stages in the processing of nickel. Nickel ore and waste rock are broken down into smaller pieces. The smaller pieces of ore and waste rock are ground down. Water is added to the grinding mill to create a slurry or fine paste. Air is bubbled into the slurry to create ore-covered froth. Ore articles are attracted to and attached to the bubbles. The froth is collected from the slurry. The flotation process occurs a number of times to increase the concentration of the ore in the liquid. The solution containing concentrated ore is filtered and dried before being sent to a smelter.

http://www.insg.org/recycling.aspx

Текст 16.

WHAT IS SMELTING?

Smelting is a form of extractive metallurgy; its main use is to produce a metal from its ore. This includes iron extraction (for the production of steel) from iron ore, and copper extraction and other base metals from their ores. Smelting uses heat and a chemical reducing agent and heat to change the oxidation state of the metal ore; the reducing agent is commonly a source of carbon such as coke, or in earlier times charcoal. The carbon or carbon monoxide derived from it removes oxygen from the ore to leave the metal. The carbon is thus oxidized in two stages, producing first carbon monoxide and then carbon dioxide. As most ores are impure, it is often necessary to use flux, such as limestone, to remove the accompanying rock gangue as slag.

Plants for the electrolytic reduction of aluminium, while not using carbon, are also generally referred to as smelters.

Process

Smelting involves more than just “melting the metal out of its ore”. Most ores are a chemical compound of the metal with other elements, such as oxygen (as an oxide), sulfur (as a sulfide) or carbon and oxygen together (as a carbonate). To produce the metal, these compounds have to undergo a chemical reaction. Smelting therefore consists of using suitable reducing substances that will combine with those oxidizing elements to free the metal.

Roasting

In the case of carbonates and sulfides, a process called “roasting” drives off the unwanted carbon or sulfur, leaving an oxide, which can be directly reduced. Roasting is usually carried out in an oxidizing environment. A couple practical examples:

Malachite, a common ore of copper, is primarily copper carbonate (CuCO3). This mineral undergoes thermal decomposition to CuO and CO2 in several stages between 250°C and 350°C. The carbon dioxide is expelled into the atmosphere, leaving copper oxide which can be directly reduced to copper as shown below.

Galena, the most common mineral of lead, is primarily lead sulfide (PbS). The sulfide is oxidized to a sulfate (PbSO3) which thermally decomposes into lead oxide and sulfur dioxide gas. (PbO and SO2) The sulfur dioxide (like the carbon dioxide in the example above) is expelled, and the lead oxide is reduced as below.

Reduction

Reduction is the final, high-temperature step in smelting. It is here that the oxide becomes the elemental metal. A reducing environment, (often provided by carbon monoxide in an air-starved furnace) pulls the final oxygen atoms from the raw metal. The required temperature varies over a very large range, both in absolute terms, and in terms of the melting point of the base metal. A few examples:

• iron oxide becomes metallic iron at roughly 1250°C, almost 300 degrees below iron’s melting point of 1538°C

• mercuric oxide becomes vaporous mercury near 550°C, almost 600 degrees above mercury’s melting point of -38°C

Fluxes

Fluxes are used in smelting for several purposes, chief among them catalyzing the desired reactions and chemically binding to unwanted impurities or reaction products. Calcium oxide, in the form of lime, was often used for this purpose, since it could react with the carbon dioxide or sulfur dioxide produced during roasting and smelting to keep them out of the working environment.

History

Historically, the first smelting processes used carbon (in the form of charcoal) to reduce the oxides of tin (cassiterite, SnO2), copper (cuprite, CuO) and lead (Lead(II) oxide, PbO), and eventually iron (hematite, Fe2O3) In all these reactions the reducing agent was actually carbon monoxide, as the charcoal and oxides remained solid and therefore could not react directly with each other. For copper and lead, important ores were actually the sulfides, chalcocite (CuS2) and galena (PbS); these first had to be converted to oxides by roasting them in air

Silver was generally found in the form of sulfides mixed with galena; it was smelted together with lead and was afterwards separated from it by cupellation.

The primary source of mercury was the sulfide ore (cinnabar, HgS). This was roasted to produce the oxide HgO, which decomposed into oxygen and mercury, which both left the furnace as a (highly toxic) vapor, that was condensed in appropriate containers.

In the Old World, humans learned to smelt metals in prehistoric times, more than 8000 years ago. The discovery and use of the “useful” metals – copper and bronze at first, then iron a few millennia later – had an enormous impact on human society. The impact was so pervasive that scholars traditionally divide ancient history into Stone Age, Bronze Age, and Iron Age.

In the Americas, the Incas and other civilizations of the Andes had mastered the smelting of copper and bronze by the time the first Europeans arrived in the 16th century.

Tin and lead

In the Old World, the first metals smelted were tin and lead. The earliest known cast lead beads were found in the Çatal Höyük site in Anatolia (Turkey), and dated from about 6500 BC, but the metal may have been known earlier.

Since the discovery happened several millennia before the invention of writing, we have no evidence about how it was made. However, tin and lead can be smelted by placing the ores in a wood fire, so it is possible that the discovery may have occurred by accident.

Although lead is a common metal, its discovery had relatively little impact in the ancient world. It is too soft to be used for weapons (except possibly as sling projectiles) or for structural elements. However, being easy to cast and shape, it came to be extensively used in the classical world of Ancient Greece and Ancient Rome for piping and storage of water. It was also used as a mortar in stone buildings, and as a writing material for commemorative plaques and curses.

Tin was much less common than lead and was only marginally harder, and had even less impact by itself.

Copper and bronze

After tin and lead, the next metal to be smelted appears to have been copper. How the discovery came about is a matter of much debate. Campfires are about 200 °C short of the temperature needed for that, so it has been conjectured that the first smelting of copper may have been achieved in pottery kilns. The earliest known instances in Europe and the Near East were found in Persia, dated about 6000 BC. The first smelted copper artifact was thought to be a mace head found in Can Hasan, Turkey and dated to 5000 BC. However, this now appears to be hammered native copper. The earliest current evidence of copper smelting, dating from between 5500 BC and 5000 BC, has been found in Pločnik and Belovode, Serbia.

The development of copper smelting in the Andes, which is believed to have occurred independently of that in the Old World, may have occurred in the same way.

By combining copper with tin and/or arsenic in the right proportions one obtains bronze, an alloy which is significantly harder than copper. The first copper/arsenic bronzes date of 4200 BC from Asia Minor. The Inca bronze alloys were also of this type. Arsenic is often an impurity in copper ores, so the discovery could have been made by accident; but eventually arsenic-bearing minerals were intentionally added during smelting.

Copper/tin bronzes, harder and more durable, were developed around 1500 BC or 3200 BC, also in Asia Minor.

The discovery of copper smelting and bronze manufacture had a significant impact on the history of the Old World. The metal was hard enough to make weapons, which were heavier, stronger, and more resistant to impact-related damage than their wood, bone, or stone equivalents. For several millennia, bronze was the material of choice for weapons such as swords, daggers, battle axes, spear and arrow points, as well as protective gear such as shields, helmets, shin guards, and other body armor. Bronze also supplanted stone, wood and organic materials in all sorts of tools and household utensils, such as chisels, saws, adzes, nails, blade shears, knives, sewing needles and pins, jugs, cooking pots and cauldrons, mirrors, horse harnesses, and much more. In turn, bronze tools brought about an increase in the quantity, quality, and complexity of manufactured products, from buildings to leather goods. Tin and copper also contributed to the establishment of trade networks spanning large areas of Europe and Asia, and had a major effect on the distribution of wealth among individuals and nations.

Casting bronze ding-tripods, from the Chinese Tiangong Kaiwu encyclopedia of Song Yingxing, published in 1637.

The process through which the smiths learned to produce copper/tin bronzes is once again a mystery. The first such bronzes were probably a lucky accident from tin contamination of copper ores, but by 2000 BC we know that tin was being mined on purpose for the production of bronze. This is amazing, given that tin is a semi-rare metal, and even a rich cassiterite ore only has 5% tin. Also it takes special skills (or special instruments) to find it and locate the richer lodes. But, whatever steps were taken to learn about tin, these were fully understood by 2000 BC.

Early iron smelting

The earliest evidence to date for the bloomery smelting of iron is found at Tell Hammeh, Jordan, and dates to 930 BC. However, based on the archaeological record of iron artifacts, it is clear that intentional reduction of iron metal from terrestrial ores (in the case of Hammeh a Haematite ore), must have started near the end of the Late Bronze Age (ca. 1600–1150 BC). Where and how iron smelting was discovered is widely debated, and remains uncertain due to the significant lack of production finds. Nevertheless, there is some consensus that iron technology originated in the Near East, perhaps in Eastern Anatolia.

In Ancient Egypt, somewhere between the Third Intermediate Period and 23rd Dynasty (ca. 1100–750 BC), there are indications of iron working. Significantly though, no evidence for the smelting of iron from ore has been attested to Egypt in any period. There is a further possibility of iron smelting and working in West Africa by 1200 BC. In addition, very early instances of carbon steel were found to be in production around 2000 years before the present in northwest Tanzania, based on complex preheating principles. These discoveries are significant for the history of metallurgy.

Most early processes in Europe and Africa involved smelting iron ore in a bloomery, where the temperature is kept low enough so that the iron does not melt. This produces a spongy mass of iron called a bloom, which then has to be consolidated with a hammer.

Later iron smelting

From the medieval period, the process of direct reduction in bloomeries began to be replaced by an indirect process. In this, a blast furnace was used to make pig iron, which then had to undergo a further process to make forgeable bar iron. Processes for the second stage include fining in a finery forge and, from the Industrial Revolution, puddling. However both processes are now obsolete, and wrought iron is now hardly made. Instead, mild steel is produced from a bessemer converter or by other means.

Base metals

Cowles Syndicate of Ohio in Stoke-upon-Trent England, late 1880s. British Aluminium used the process of Paul Héroult about this time.

The ores of base metals are often sulfides. In recent centuries, reverberatory smelters (sometimes called cupolas) have been used. These keep the fuel and the charge being smelted separate. Traditionally these were used for carrying out the first step: formation of two liquids, one an oxide slag containing most of the impurity elements, and the other a sulfide matte containing the valuable metal sulfide and some impurities. Such “reverb” furnaces are today about 40 m long, 3 m high and 10 m wide. Fuel is burned at one end and the heat melts the dry sulfide concentrates (usually after partial roasting), which is fed through the openings in the roof of the furnace. The slag floats on top of the heavier matte, and is removed and discarded or recycled. The sulfide matte is then sent to the converter. However the precise details of the process will vary for one metal to another.

http://www.ironsmelting.net/www/smelting

Текст 17.

РЫНОК ЦВЕТНЫХ МЕТАЛЛОВ В АПРЕЛЕ

Наталья Андреева

Снижение цен на цветные металлы во 2-й половине апреля обусловило ухудшение статданных о положении в ключевых экономиках, в т.ч., и проблемы Греции, снижающие деловой тонус в ЕС и курс евро. В то же время, основной проблемой цветмета остается не плохая статистика, а низкий спрос, реальный уровень которого пока не оправдал оптимистических ожиданий.

С наступлением 2-го квартала, традиционно самого сильного сезона в году, трейдеры ждали устойчивого инвестиционного спроса на базовые металлы и другое сырье. Первая половина апреля не разочаровала – биржевые цены росли, подорожание металлов улучшило для них технический прогноз, что вновь стимулировало волну спекулятивных закупок.

При этом большинство экспертов справедливо считают, что цены на цветные металлы выросли «слишком быстро и слишком сильно». Процесс экономического восстановления обещает быть длительным и медленным, значит стабильности на рынке ждать не стоит – цены будут реагировать на изменения курса валют, фондового рынка, макроэкономических показателей и, конечно, на форс-мажоры.

Очевидно, что цены на металлы не должны расти только под влиянием внешних факторов, необходим физический спрос, которого пока нет ни в Европе, ни в США, ни даже в КНР. О «неистощимом» китайском спросе, ссылаясь только на рост запасов на Шанхайской бирже, говорят все меньше. Не радует и уверенный рост ВВП Китая в 1 квартале, это может стать поводом дальнейшего ужесточения финансовой политики Поднебесной.

Во второй половине месяца уверенности в хороших перспективах стало гораздо меньше и стоимость металлов сразу снизилась. Обвинения в мошенничестве Goldman Sachs, слабые данные из США, ограничения на рынке недвижимости КНР (запрет на ипотеку тем, кто имеет более 2 домов), долговой кризис в Греции и связанное с этим падение евро определяли мрачное рыночное настроение к концу апреля. Кроме того, ситуация в сырьевой сфере вызвала обеспокоенность G20 и на следующей встрече руководителей будут обсуждать возможность регулирования сырьевых потоков. Сомнения в дальнейшем направлении движения рынка значительно ухудшили общую атмосферу и спровоцировали распродажу запасов. Медь, дорожавшая до $8000 за тонну, потеряла все свои достижения. Даже никель с его отличными фундаментальными факторами упал в цене.

В JPMorgan считают, что для восстановления активности на рынке цветных металлов необходимо дождаться улучшений и снижения рисков в ЕС. Для реальных же потребителей снизившиеся цены – отличный момент для закупки сырья, чем они непременно воспользуются.

Свинец

По статистике WBMS и ILZSG производство в январе – феврале оказалось выше потребления, тогда как по итогам января на рынке отмечался дефицит металла. Но в строй вошли ранее остановленные мощности и выпуск свинца предсказуемо увеличился. Сообщают о росте производства в США, в КНР. Печально известная по делу об отравлении птиц свинцом компания Magellan наращивала производство в течение марта и к концу года намерена выпускать 60 тыс. т свинца. Спрос рос медленнее. Но данные о восстановлении автомобилестроительной отрасли во всем мире вселяют оптимизм в производителей аккумуляторного металла. Китайские компании спешат воспользоваться случаем и быть готовыми удовлетворить аппетиты местного автопрома. Jiangxi Copper уже в следующем году запустит первую фазу проекта по производству свинца и цинка, на начальном этапе выпуск составит 100 тыс. т. Еще один китайский производитель Yuguang Lead планирует создать совместное с австралийской Kimberly Metals предприятие и вместе разрабатывать одно из крупнейший неразведенных свинцовых месторождений в мире – Sorby Hills.

Цинк

В начале апреля цены на цинк уверенно шли вверх, невзирая на рост производства металла в КНР и ввод в эксплуатацию новых плавильных мощностей на одном из заводов Hindustan Zinc на 3 месяца раньше запланированного срока. Стоило ли так спешить, когда на рынке и так избыток цинка (в январе-феврале – 192 тыс. т против 270 тыс. т избытка годом ранее)?

По прогнозам International Lead and Zinc Study Group, в 2010 г. производство превысит потребление на 418 тыс. т. Со второго полугодия только в Китае ждут начала работы предприятий по выпуску цинка суммарной мощностью 1 млн. т в год – и это при заполненных складах и невысоком спросе. Японская Mitsui Mining призывает своих коллег- конкурентов к осторожности и контролю за объемами производства. Сама компания решила в апреле-сентябре текущего года сократить выпуск цинка на 0,9% по сравнению с прошлым годом, ссылаясь на ослабление спроса на металл. Компания ориентируется на местного покупателя и не уверена в быстром выходе экономики из кризиса.

http://www.metaldaily.ru/news/news40301.html

Текст 18.

RUSSIA MINING

With bountiful and diverse minerals, Russia, the world’s largest country in land area, occupying 75% of the former Soviet Union, had a significant percentage of the world’s mineral resources and produced 14% of the world’s total mineral extraction. Mining was the country’s leading industry in 2002, and Russia was the largest producer of palladium and nickel (20% of world output), and ranked second in the production of aluminum and platinum-group metals (PGMs), third in potash, sixth in gold, and seventh in mine copper. Russia also produced a large percentage of the CIS’s bauxite, coal, cobalt, diamond, lead, mica, natural gas, oil, tin, zinc, and many other metals, industrial minerals, and mineral fuels. Enterprises considered part of the mineral and raw-material complex contributed 70% of the budget revenues derived from exports; petroleum, petroleum products, and natural gas were Russia’s leading export commodities in 2002; metals and chemicals also were leading export commodities.

More than half of Russia’s mineral resources were east of the Urals. The most significant regions for mining were Siberia, particularly East Siberia, for cobalt, columbium (niobium), copper (70% of Russia’s reserves), gold, iron ore, lead (76% of the country’s reserves), molybdenum, nickel (becoming depleted), PGMs, tin, tungsten, zinc, asbestos, diamond, fluorspar, mica, and talc; the Kola Peninsula, for cobalt, columbium, copper, nickel, rare-earth metals, phosphate (the majority, in the form of apatite), and tantalum; North Caucasus (copper, lead, molybdenum, tungsten, and zinc); the Russian Far East (gold, lead, silver, tin, tungsten, and zinc); the Urals, with bauxite, beryllium, cobalt, copper, iron ore, lead, magnesite, nickel, titanium, vanadium, zinc, asbestos, bismuth, potash (96% of the country’s reserves), soda ash, talc, and vermiculite; and the region near the Arctic Circle (cobalt, gold, mercury, nickel, tin, phosphate, and uranium). The Kaliningrad region contained 95% of the world’s amber deposits, and Russia possessed 10% of the world’s copper reserves. Metallurgical enterprises in Kola, North Caucasus, and the Urals were operating on rapidly depleting resource bases, and were experiencing raw material shortages.

A large percentage of Russian reserves was in remote northern and eastern regions that lacked transport, were distant from major population and industrial centers, and experienced severe climates, and enterprises built there in the Soviet era had curtailed operations sharply. Efforts to develop new large deposits of nonferrous metals near the eastern Baikal-Amur railroad were not progressing. One researcher proposed the creation of small mining enterprises to develop the rich small deposits of eastern Russia. Reserves of iron ore were sufficient to last 15-20 years; those of nonferrous metals, 10-30 years. Reserves of major minerals included potash, 1.8 billion tons; magnesite, 585 million tons; bauxite, 250 million tons; phosphate rock, 240 million tons; asbestos, 100 million tons; fluorspar, 60 million tons; manganese, 15 million tons; nickel, 6.3 million tons; vanadium, 5 million tons; zinc, 4 million tons; antimony, 3 million tons; and lead, 3 million tons.

Output of iron ore was 86.63 million tons in 2000, 81.31 million tons in 1999, and 72.34 million tons in 1998; increased demand from the domestic metallurgical sector spurred the rise. Iron ore output was at 77% of the 1990 level (better than other metals), and product quality has been maintained. The largest producer was Kursk Magnetic Anomaly, at Zheleznogorsk and Gubkin, with a 50 million ton per year capacity.

Output of copper was 570,000 tons in 2000, 530,000 in 1999, and 500,000 in 1998. The Noril’sk complex, in East Siberia, produced 70% of the country’s copper, and planned to increase output of cuprous ore from its Oktyabr’skiy underground mine, from 100,000 tons per year to 1.6 million tons, because the cuprous ores were 40% higher in copper content than the nickel-rich ores; the Oktyabr’skiy mine supplied 70% of Noril’sk’s copper output, and was planning to decrease production of the nickel-rich ores.

PGM production included 94,000 tons of palladium (85,000 in 1999, and 80,000 in 1998), and 30,000 tons of platinum (25,000 in 1998). Sixty percent of PGM output came from the Oktyabr’skiy mine, Noril’sk, and a plan to expand output at the mine of cuprous ores by a factor of sixteen was projected to yield more PGMs, as would two new nickel-rich mines, the Glubokiy and the Skalisty, that had a high PGM content; the Skalisty planned to reach a 2 million ton per year capacity by 2002.

The output of other metals in 2000 was: bauxite, 4.2 million tons (3.75 million tons in 1999, and 3.3 million tons in 1996); nickel, 270,000 tons (230,000 in 1996 – 40% less than the peak levels of the late 1980s; 96% came from the Kola Peninsula and East Siberia, and 197,300 tons were exported to non-CIS countries); zinc, 136,000 tons (86.7%, from the Urals); lead, 13,300 tons (23,000 in 1996; 62.8% came from the Russian Far East, and the Dalpolymetal mining and benefication complex, in Maritime territory, had a 20,000 ton per year capacity); magnesite, 1 million tons (from the Satka deposit, in Chelyabinskaya Oblast’, which had a 3.8 million tons per year capacity); tin, 5,000 tons (7,500 in 1997); titanium sponge, from the Perm region in the Urals, 30,000 tons (24,000 in 1999); molybdenum, 2,400 tons (2,000 in 1998); and cobalt, 3,600 tons. Gold mine output – from Yakut-Sakha, Buryat, Magadan, Krasnoyarsk, Maritime, and Tuva – was 143,000 kg (metal content), up from 125,870 in 1999. Russia also produced the metal minerals alumina, nepheline concentrate, antimony, white arsenic, bismuth, chromium, manganese, mercury, silver, tungsten, and baddeleyite zirconium. Russia, which had the capacity to mine vanadium, stopped mining beryllium in the mid-1990s, and continued producing cobbed beryl.

Industrial mineral production in 2000 included phosphate rock (apatite concentrate and sedimentary rock), 4.45 million tons (4.04 million tons in 1998, and 3.2 million tons in 1996; 90%, from the Kola Peninsula, where total capacity was 20.7 million tons per year); marketable potash, 3.7 million tons (all from the Verkhne Kamsk deposit, in the Urals, with a capacity of 6.3 million tons per year); mica, 100,000 tons; fluorspar concentrate, 187,600 tons (153,800 in 1999, and 6,200 in 1997); and gem and industrial diamonds, 11.6 million carats each (10.5 million each in 1996; 99.8% was mined from kimberlite deposits near Mirnyy, in the Sakha [Yakutiya] Republic, at a value of $1.623 billion). Russia also produced the industrial minerals amber, asbestos, barite, boron, hydraulic cement, kaolin clay, feldspar, graphite, gypsum, iodine, lime, lithium minerals, nitrogen, salt, sodium compounds, sulfur (including native and pyrites), sulfuric acid, talc, and vermiculite. Russia’s only producer of amber, Kaliningrad Amber Works, was the world’s largest producer, yielding 441.8 tons in 2000, 364.5 in 1999, and 512.2 in 1998.

Despite decreased metal output compared with the Soviet period (e.g., 20% as much tin), Russia was producing more aluminum, lead, and zinc in 2000 than during the Soviet era. Ten percent of the technology employed in the nonferrous mining and metallurgy sector was rated as world class, labor productivity was one-third below that of advanced industrialized countries, and energy expenditures were 20%-30% higher. Another problem was that the resource base for metallurgical enterprises was not competitive in terms of quality, with the exception of antimony, copper, nickel, and molybdenum. More than one-half of industrial mineral output was exported, depriving the domestic sector of needed supplies, especially barite, bentonite, crystalline graphite, and kaolin. Russia has not been successful in attracting foreign investment for developing its mineral deposits, because of high and unpredictable taxes, an unreliable legal system, insecure licensing, inequity in the treatment of domestic and foreign partners, a weak banking system, and the inability to directly export commodities.

Mining - Russia - export, problem, product, area, system, sector http://www.nationsencyclopedia.com/Europe/Russia-MINING.html#ixzz0vSQKebM7

Текст 19.

ИСТОРИЯ КОМПАНИИ «НОРИЛЬСКИЙ НИКЕЛЬ»

Бизнес «Норильского никеля» в самом конце 90-х – начале 2000-х активно развивался благодаря хорошей мировой конъюнктуре, но в 2001г. началось снижение цен на никель и аналитики тогда предрекали дальнейший спад рынка, говоря о циклическом изменении стоимости металлов. В целях диверсификации бизнеса в октябре 2002г. «Норильский никель» приобрел крупнейшего в России производителя золота – ЗАО «Полюс», а затем еще ряд золотодобывающих активов. Однако цены на основную продукцию компании, вопреки многочисленным прогнозам, не только не упали, но в течение нескольких лет росли невиданными темпами – в середине 2007г. стоимость тонны никеля в Лондоне превышала 50 тыс. долл. за тонну против 5 тыс. долл. в 1998г.

В 2005г. «Норникель» принял решение о выделении золотодобывающего бизнеса, все эти активы были объединены и на их основе в начале 2006г. была создана новая компания – ОАО «Полюс золото», акции которой были выведены на фондовую биржу.

Позднее «Норильский никель» начал приобретение профильных активов за рубежом. К марту 2007г. компания завершила сделку по покупке никелевого бизнеса американской OM Group. В число активов, которые приобрел «Норникель», вошли завод по рафинированию никеля в Финляндии, подразделение по добыче и выщелачиванию никелевой руды Cawse в Западной Австралии, 20% акций MPI Nickel Pty. Ltd. (MPI, компания, которая разрабатывает австралийские никелевые рудники Black Swan и Silver Swan и занимается реализацией проекта Honeymoon Well). Сумма сделки составила 408 млн долл. без учета задолженности. Впоследствии предприятие в Финляндии было переименовано в Norilsk Nickel Harjavalta, а в Австралии – в Norilsk Nickel Cawse.

В том же 2007г. «Норникель» приобрел и более дорогой актив – американскую LionOre Mining International Ltd., которая обошлась российской компании в 6,4 млрд долл. За покупку LionOre «Норильский никель» конкурировал со швейцарской Xstrata Plc. Предприятия LionOre по производству никеля расположены в Австралии, Ботсване и ЮАР. Кроме никеля, компания производит золото, медь, кобальт и металлы платиновой группы. «Дочки» LionOre – Tati Nickel (Ботсвана), Nkomati (ЮАР), Waterloo, Lake Johnston и Black Swan (Австралия) – вошли в состав «Норникеля» с 1 июля 2007г.

2007-й стал самым богатым на приобретения годом для «Норникеля». Кроме приобретения OM Group и LionOre «Норильский никель» решил поучаствовать в реформировании РАО «ЕЭС России» и купил контрольный пакет акций «Третьей оптово-генерирующей компании» (ОГК-3). В марте 2007г. «Норникель» заплатил за допэмиссию ОГК-3 (37,9% акций) 81,7 млрд руб. (3,1 млрд долл.), а затем выкупил у РАО ЕЭС его долю в ОГК-3 за 23,8 млрд руб.

Практически сразу «Норникель» предполагал на базе своих энергетических активов создать отдельную компанию с рабочим названием «ЭнергоПолюс». Ей предполагалось передать акции пяти генкомпаний, в том числе 65,15% акций ОГК-3; 1,72% акций ОГК-5; 7,37% акций ТГК-1; 1,63% акций ТГК-5, 27,69% акций ТГК-14, а также ряд других пакетов акций. «Норникель» оценивал активы «ЭнергоПолюса» в 6-7 млрд долл. Однако выделению энергоактивов, которое планировалось провести по аналогии с выделением активов «Полюс золота», помешал конфликт основных акционеров компании. (К настоящему моменту «Норильский никель» продал свою долю в ТГК-1 и вышел из состава ее акционеров.)

В январе 2007г. совладельцы «Норникеля» В.Потанин и М.Прохоров, совместно владевшие контрольным пакетом компании, объявили о разделе своих активов. После продолжавшихся более года разногласий М.Прохоров в апреле 2008г. продал 25% +1 акция «Норильского никеля» компании «Русал», контролируемой бизнесменом Олегом Дерипаской. В обмен группа «ОНЭКСИМ» (представляет интересы М.Прохорова) получила 14% акций «Русала» и денежные средства (по неофициальной информации 5-7 млрд долл).

После этой сделки конфликт акционеров «Норникеля» перешел в новую плоскость. «Русал» рассматривал различные возможности для своего объединения с «Норникелем». Однако крупнейший акционер компании В.Потанин (владеет около 30% акций «Норникеля») расценивал такой шаг как недружественное поглощение. Совместно с другими бизнесменом, владельцем холдинга «Металлоинвест» Алишером Усмановым он предложил альтернативный план по созданию в течение 5 лет международной горно-металлургической компании на основе своих активов, но с возможным участием «Русала». На собрании акционеров летом 2008г. В.Потанину удалось получить контроль над советом директоров «Норникеля», который он сам и возглавил, а впоследствии и над исполнительными органами ГМК. Генеральным директором «Норильского никеля» сначала стал представитель «Интерроса» Сергей Батехин, а затем его сменил бывший глава Ростуризма Владимир Стржалковский. «Русал» выступал против этих назначений.

25 ноября 2008г. В.Потанин и О.Дерипаска заявили, что им удалось преодолеть разногласия по ключевым вопросам дальнейшего развития их общего актива. В рамках достигнутых договоренностей В.Потанин получил гарантии, что в течение трех лет «Норникель» и «Русал» не будут вести переговоры об объединении, а также карт-бланш на дальнейший выкуп с рынка акций ГМК и возможное сотрудничество с «Металлоинвестом» А.Усманова. В свою очередь О.Дерипаска добился того, чтобы его представители получили доступ к оперативному управлению «Норникелем». Так, в совете директоров компании, избранном в конце июня 2009г., присутствует равное количество представителей «Русала» и «Интерроса». Возглавляет совет директоров «Норникеля» представитель ВЭБа Александр Волошин.

www.rian.ru/spravka/20100803/261218037.html

Текст 20.

NICKEL PROCESSING (UNITED STATES PATENT 5211745)

Description:

Thus, the present invention also provides a method of processing nickel sulphide concentrates, said method comprising extracting rock from a nickel ore body, subjecting the extracted rock to normal beneficiation processes, said beneficiation processes including crushing, grinding, flotation and thickening, to produce a nickel sulphide flotation concentrate, and subjecting the nickel sulphide flotation concentrate to an acid leach using sulphuric acid in order to dissolve substantially all of the acid soluble magnesium bearing minerals contained therein to provide an upgraded nickel concentrate residue and a leach solution.

Of course, the present invention also provides a method of processing nickel iron oxide calcine produced after roasting of an upgraded nickel concentrate residue, said method comprising subjecting the nickel iron oxide calcine to an acid leach with sulphuric acid, the upgraded calcine residue providing a calcine having a higher nickel concentration and a lower MgO/SiO 2 concentration than the feed nickel iron oxide calcine.

Depending upon the characteristics and composition of the intermediate nickel-bearing products, the leach solution may also contain economic levels of valuable base metals, including minor levels of nickel. While such dissolution of base metals may be minimised by use of lower acid strengths and/or minimum excess acid conditions, the present invention may be adapted to include the additional step of subjecting the separated leach solution to known methods to recover the dissolved nickel and valuable base metals.

This may include oxidation of the contained iron, together with selective precipitation of valuable base metals via pH adjustment with lime or other suitable bases to raise the pH to the region of 5 to 6 to precipitate, in particular, dissolved iron. Alternatively, the valuable base metals may be recovered via cementation on iron or other suitable metals, via sulphide precipitation, or via solvent extraction. Furthermore, in relation to the calcine leach, dissolved magnesium remains in solution as long as the pH is kept below that required for its precipitation (approximately pH9). Dissolved silica will also remain in solution at these levels.

As indicated above, the dissolution of the valuable base metals and the minor levels of nickel during the acid leach may be minimised by the use of comparatively lower acid strengths and/or minimum excess acid conditions. In practical terms, these minimum acid conditions are always preferred in order to reduce acid costs. The maximum utilisation of acid is enhanced by the use of extended leach times.

The two aspects of the present invention will now be illustrated by examples. The first example relates to the acid leach of the flotation concentrates while the second example relates to the acid leach of the calcine.

The first aspect of the present invention may be illustrated by reference to the first example where nickel sulphide flotation concentrates from the Yakabindie nickel deposit were subjected to an acid leach with sulphuric acid. The minerals providing the nickel in these deposits include pentlandite, violarite, nickeliforous pyrrhotite, millerite and heazelwoodite. The extracted rock is subjected to a normal beneficiation process, which comprises crushing, grinding, flotation and thickening, to produce the nickel sulphide flotation concentrate. It should be understood that the generality of the invention as described above is not to be limited due to reference to the following specific examples.

www.freepatentsonline.com/5211745.html

Текст 21.

CONTRACT No. 9760/82

Administration, Russia, hereinafter referred to as the Buyer, and Minat International Enterprises, Inc., hereinafter referred to as the Seller, have concluded this Contract for the following: