книги / Экономическая социология переходной России. Люди и реформы

работали проект указа Президента об учреждении обще­ ственного контроля за детскими учреждениями. Это бу­ дет не один человек, а Совет из 50 человек. Почему? По­ тому что одного человека всегда можно купить. И к тому же он будет иметь ту или иную политическую ориента­ цию. Но для реализации требуемого контроля люди должны быть неподкупными, высоконравственными и по­ литически нейтральными. У них должно быть одно право: в любое время дня и ночи войти в детское учреждение и разговаривать с сотрудниками и детьми. Этот Совет дол­ жен утвердить Президент, чтобы Совет имел авторитет, его должен утвердить Президент. Все члены Совета будут иметь право работать в любом из регионов страны, ника­ кого закрепления за одним регионом не будет.

Но как выбрать этих людей, где их взять? Ведь если они будут из среды чиновников или из “ручных” людей, то все провалится. Можно найти подходящих людей среди педа­ гогов, врачей, юристов, психологов, правозащитников. Но как их отобрать? Если назначать будет Президент, то по­ лучится, что Совет сформирован “сверху”. Кто-то должен представить ему этот список. Но чиновники в окружении Президента скажут — почему именно эти люди? К тому же могут попасть “банковские цепные собаки”, среди которых один — за Гусинского, другой — за Березовского. Но если их 50, то, может, все же кто-то порядочный попадет.

Это очень трудный момент. Но даже если из 50 полови­ на или 1/3 окажутся порядочными, то это уже неплохо. Сейчас мы готовимся к тому, чтобы ознакомить Президен­ та с этим проектом указа. Обстановка для успеха этого де­ ла сейчас хорошая, хотя 100%-й уверенности нет. Налажи­ вается взаимодействие между УИН (Управление по испол­ нению наказаний) при МВД РФ и общественными органи­ зациями. УИН ведет переговоры с правозащитниками, пус­ тило их посетить тюрьмы, но в тюрьмы попасть легче, чем, скажем, в армейскую часть. Тут есть традиции, а вот с ар­ мией будет сильнейшее сопротивление аппарата: ни феде­ ральные, ни региональные власти не хотят контроля со сто­ роны общественных организаций.

Есть многочисленные инициативы по созданию обществ венной аудиторской проверки бюджетного потока феде­ ральных денег в местный бюджет. Если будут созданы не­ зависимые аудиторские организации, то профсоюзы смогут к ним обращаться. За общественный контроль стоит Совет Европы. Поэтому чиновники, хотят они или не хотят, бу­ дут вынуждены с этим считаться.

Но на все такие акции нужны 2 — 3 поколения. Хотя сейчас мы страна с демократической Конституцией, но сможем что-то гарантировать гражданам еще не скоро.

Вопрос. На чем основана ваша уверенность, что все это для России достижимо?

Ответ. На том, что самые сильные страны Европы и США хотят этого из их собственных интересов. Это огром­ ный плюс для России. И это дает гарантию успеха. Хотя никакой Совет Европы нам гражданское общество не вы­ строит.

Вопрос. Как вы оцениваете реальный “потенциал россий­ ской демократизации”, т. е. внутренние силы? Ведь сейчас он близок к нулю.

Ответ: Нет, это не так. Сейчас быстро растет число правозащитных организаций. Если до 1993 г. были лишь де­ сятки, то за четыре года возникли тысячи таких организа­ ций по всей стране. Хотя они отдельной строкой не счита­ ются, а считаются вместе с обществами любителей живот­ ных и другими, но нет города (а их — 1086), где бы не бы­ ло таких организаций. Даже есть много городов с несколь­ кими правозащитными организациями. Пример и опыт За­ пада постепенно будут проникать и в нашу среду. Ведь, скажем, в США по любому поводу и мгновенно создаются общественные организации, которые ведут себя настолько активно, что добиваются своих целей. Когда я жила в Аме­ рике, то ощущала это непосредственно на себе. Не прохо­ дило и месяца, чтобы кто-то не приходил и не предлагал вступить в какой-то комитет. Это и есть гражданское об­ щество.

В России не нулевая активность. Есть очень сильные случаи. Например, я знаю старшего научного сотрудника в одном из химических НИИ в Екатеринбурге: ему платят “голодную” сумму зарплаты, по ночам он сторожит. Каза­ лось бы — при деле. Но при этом он организовал антифа­ шистский комитет.

Еще очень яркий пример. МХГ дала объявление, что ну­ ждается в опытных дипломированных юристах-волонтерах. Пришли 30 человек. Все они хорошо зарабатывают. Они разных возрастов, есть и молодые, и между собой они незнакомы. Я спросила одного, что его привело в МХГ. Он ответил: “А почему вы этим занимаетесь 30 лет? Я зараба­ тываю 3 тыс. долл, в месяц, работаю в хорошей фирме, но моя работа — помогать им укрываться от налогов. Мне противно заниматься только этим”. Так что люди не безна­ дежны.

Вопрос. Какова эффективность вашего движения?

Ответ. Ему не хватает эффективности, так как право­ защитники не знают, что делается в провинции, и общест­ во мало знает о нынешнем правозащитном движении.

Вопрос. Способна ли власть адаптироваться к требова­ ниям демократизации?

Ответ. Да, способна, но нет того гражданского общест­ ва, к которому ей нужно адаптироваться. Люди поражены неверием, цинизмом, но, приезжая в США, начинают нор­ мально работать, принимают правила работающего общест­ ва, быстренько покупают машины, дома. В 1978 г. в США был проведен социологический опрос выходцев из СССР.

Люди заполняли огромные анкеты. Опрос проходил при жестком контроле со стороны американских организато­ ров. Результаты опроса тщательно проверялись в повтор­ ных обследованиях. И что же? По оценке социологов, со­ ветская эмиграция оказалась одной из самых удачливых в США. У них используются стандартные критерии — время проживания в США, время покупки дома и машины, учат­ ся ли дети, в каком колледже учатся и др. По этим крите­ риям советские люди, которые считались неспособными к эффективному труду, в США получили высший балл по трудовым достижениям. Ведь в Америке зря денег не пла­ тят. Так что, попав в работающее общество, те же люди стали другими.

Вопрос. Как появляются правозащитные организации, как становятся правозащитниками?

Ответ. Правозащитники — это активные люди. Поло­ вина из них сами придумывают себе дела. Другие стано­ вятся правозащитниками в результате борьбы за собствен­ ные права. Например, власть кого-то “мордует”, человек начинает защищать себя, “пробивать” свое дело, ходить “по мукам”. После того как он выигрывает, он ощущает желание помочь кому-то, использовав свой опыт. И возни­ кает группа людей, пытающихся помочь самим себе. Часто самоорганизуются старые юристы, создают общественные приемные. Многие из них регистрируют общественные ор­ ганизации.

Вопрос. Что вы думаете о причинах недейственности за­ конов в России?

Ответ. Самое трудное — общественный контроль за су­ дом. Я знаю судью в Краснодарском крае, которая не при­ няла у милиции дело по обвинению человека из-за того, что были нарушены установленные правила обыска. И под­ судимый свободен. Конечно, ее теперь травят. Но она сто­ ит на том, что судья должен действовать только по закону.

Трудность не только в том, что эти законы надо хорошо знать, но и в том, чтобы уметь проявить смелость. Сейчас я редактирую интервью московского представителя амери­ канской правозащитной организации Human Rights WatchHelsinki, который посетил Бутырскую тюрьму и описал та­ мошние условия. Камера по норме на 32 человека, а натол­ кано 103. Сидеть могут только по очереди. Один парень си­ дит 4 года и 8 месяцев, но еще не было суда, т. е. он не при­ знан виновным. При таких условиях ясно, что правозащит­ ники, ввязывающиеся в борьбу за права человека, должны забыть про свое спокойствие и привыкнуть к отсутствию “гарантии безопасности”. Аресты правозащитников случа­ ются и в наши дни.

Главный вывод из приведенного интервью Людмилы Алек­ сеевой: до чего же трудно “вживаются” в российское обще­ ство те самые демократические принципы, которые не только провозглашены властью “реформаторов-демокра­ тов”, но и записаны в Конституции, принципы, которые поддержаны всем населением страны. Но как далека реаль­ ная жизнь от всех этих принципов. И никто не знает, сколько времени потребуется для их воплощения в жизнь, перейдут ли они когда-нибудь из области политических де­ клараций в повседневную жизнь граждан, смогут ли прин­ ципы демократии, многократно доказавшие свою великую силу в развитых странах Европы и Америки, “перерабо­ тать” российское общество, сделать его действительно гра­ жданским и действительно демократическим.

§ 64. Нужны интегрирующие ценности

Как уже отмечалось, российское общество расколото не только на богатых и оедных, работающих и безработных, но и на людей, которые разделяют разные идеологии, ис­ поведуют разные ценности.

В принципе те или иные ценностные различия людей ес­ тественны и имелись во всех обществах во все времена. Но в периоды, когда страны переживают политические ломки, когда происходит смена всей социальной системы, — в эти периоды ценностные различия начинают играть в обществе весьма серьезную (и часто негативную) роль.

Постсоветская Россия демонстрирует серьезную цен­ ностную дезинтеграцию. Она затронула нравственность

людей, политику, культуру, отношение к национальным традициям и многое другое. Будучи естественным следстви­ ем свободы, дезинтеграция тем не менее воспринимается обществом отрицательно. В частности, углубление полити­ ческой дезинтеграции, противостояние людей с разными политическими программами вызывают ощущение неста­ бильности, социальной напряженности. Поэтому с момента распада СССР, в котором интеграция и стабильность гаран­ тировались мощью аппарата КПСС и советского государств ва, российское общество ищет ту идею, тот идеал, ту цен­ ность, которые могли бы собрать вокруг себя большинство населения, сплотить людей, вдохнуть социальный смысл в социальные связи, оживить общество. От всего этого в ог­ ромной мере зависит ощущение осмысленности и каждой индивидуальной жизни. Отсутствие же этого ощущения, напротив, рождает пессимизм, влечет за собой разного ро­ да социальные патологии. Хотя сами люди, конечно, не все­ гда осознают причины всего этого.

Для выявления ценностей социологам приходится обра­ щаться не только к “простым людям” — носителям ценно­ стей, но и к тем, кто может считаться экспертом по ценно­ стному сознанию населения страны. В частности, в период работы с экспертами (1993—1994 гг.) мы попросили их от­ ветить на вопрос “Какая идея могла бы интегрировать рос­ сийское общество?” [9]. Вопрос был открытый, т. е. ника­ ких “подсказок” к нему мы не предлагали, эксперт должен был написать свой ответ на чистом листе бумаги. Произве­ денное затем распределение экспертов по названным ими идеям дало следующую картину (в %):

Как видно, круг названных экспертами идей довольно ши­ рок: от возрождения России как национального государств ва до коммунизма. Это значит, что, по мнению экспертов, интегрировать население страны могут весьма разные идеи. Если это так, то перед нами крошечная модель, представ­

ляющая ценностную дезинтеграцию российского общества. Однако нужны определенные оговорки.

Во-первых, опрос проходил в 1994 г., и к настоящему времени оценки, возможно, были бы другие. Во-вторых, для обоснованных выводов о ценностной дезинтеграции нужны не только экспертные опросы, но и опросы самих носителей ценностей, жителей страны. В-третьих, в переч­ не ценностей должны быть не только духовные, но и мате­ риальные (ценность работы, заработка, жилья, автомашины и др.).

Сегодня в обществе появилось много новых субъектов, социальных групп с особыми интересами. Эти “групповые интересы” ранее подавлялись. Теперь люди впервые начали реализовывать их. Общество уподобилось разжатой пру­ жине: никакой господствующей, охраняемой государством идеологии нет, активные силы могут действовать в соответ­ ствии с их интересами, никаких идейных (моральных, идео­ логических, гражданских) ограничений тоже нет, хотя бы таких, какими в СССР были “дружба народов”, “моральнополитическое единство” и “советский патриотизм”. Как бы наивно это сегодня ни звучало, но все это, как и принципы коллективизма, действовало, создавало те самые “скрепы”, на которых держалось общество как единый социальный организм.

Не могу сказать, что лучше: наличие навязанных “свер­ ху” ценностей, идейных императивов или отсутствие у об­ щества каких-либо разделяемых большинством ценностей вообще. Но сегодня в России — вторая ситуация. Одни ориентированы на западные ценности, другие — на нацио­ нальные. Одни хотят вернуть СССР, другие мыслят Россию как национальное государство русских. Одни жаждут рын­ ка и уже живут в нем, другие борются за возврат к госу­ дарственному регулированию экономики. Одни видят буду­ щее в полной демилитаризации, другие борются за возро­ ждение военной мощи страны. Одни видят спасение в уни­ тарном государстве, другие — в полном самоопределении всех регионов России. И все это на фоне огромной тяги к монопольной власти, которая почти буквально сжигает бо­ рющиеся политические слои элиты. Идущая внутри ее борьба, с одной стороны, тормозит решение всех проблем, что усиливает враждебность разных социальных групп друг к другу, с другой — “заражает^’ остальные слои, рождает эпидемию конфликтов [30; 35].

Хотя ценностная дифференциация — это естественное состояние всякого нормального общества, но при этом в нормальном обществе всегда есть некие “надгрупповые”

ценности, признаваемые приоритетными по сравнению с какими-либо групповыми. В здоровом обществе такие цен­ ности разделяет большинство населения и потому они вы­ полняют интегрирующую роль. Это придает обществу ус­ тойчивость, стабильность.

Классическим примером может служить послевоенная Германия. В последние годы много пишут о “социальной экономике”, связанной с именем Людвига Эрхарда. Но, описывая ее, чаще всего не обращают внимания на социаль­ ный аспект той системы мер, которая позволила ФРГ за­ нять лидирующее место среди стран Европы. На самом же деле социальный, причем именно ценностный, аспект в этой системе мер был если не самым важным, то, по крайней ме­ ре, весьма значительным фактором успеха.

В своей книге с выразительным названием “Благососто­ яние для всех” [31] Эрхард резко обрушивается на то, что он называет “групповые интересы”. Он пишет: “Хотя в лю­ бой экономике и существуют групповые интересы, но не они должны определять линию экономической политики. Столкновение частных интересов не ведет к плодотворно­ му синтезу. Поэтому нельзя допускать разложение народ­ ного хозяйства на составные части — групповые интересы. Так же как судья на футбольном поле не имеет права уча­ ствовать в игре, так и государство не должно принимать в ней участие... Основой всего рыночного хозяйства являет­ ся свободная конкуренция, которая возможна только там, где свобода основывается на моральном и правовом кодек­ се народа и является общеобязательным законом, больше того, наивысшей ценностью общества”. Главным условием, при котором может быть достигнут этот принцип, Эрхард считал ответственность государства за хозяйственную по­ литику, включая и гарантию от смешения групповых (част­ ных) и общественных интересов. “Мы обязаны ощущать се­ бя как некое единство и не допускать поэтому доминиро­ вания групповых интересов” [31].

Опыт всех развитых стран показывает, что формирова­ ние капиталистической экономики сопровождалось поиска­ ми нравственных принципов поведения граждан и государ­ ства, принципов, гарантирующих одновременно и свободу предпринимательства, и благоденствие граждан. Авторы уже цитировавшейся книги “Как Запад стал богатым” [22] рассказали о том, что государство на протяжении несколь­ ких веков строило свою экономическую политику так, что­ бы не провоцировать граждан на аморальные действия. К тому же Запад стал богатым потому, что сферы экономики и политики были с самого начала развития капитализма

разделены, а экономика децентрализована. Они пишут, что децентрализация власти предполагает существование клас­ са торговцев, предпринимателей, капиталистов, которые могут взять на себя принятие хозяйственных решений и со­ здать атмосферу конкуренции. “Ничто в западной истории не дает оснований считать, что такой класс можно создать произвольно: у него были собственные источники развития, и он возник, преодолевая политическое сопротивление...

Возможно ли, чтобы целенаправленная политика была спо­ собна вскормить и выпестовать такой класс, никто не зна­ ет наверняка. Самое большое, что можно предложить стра­ не, желающей следовать западным образцам, — это воздер­ живаться от разновидностей политики, явно несовмести­ мой с подъемом класса торговцев” [22].

Если говорить о России, то российское государство в ходе “строительства капитализма” нарушило все известные нравственные принципы управления экономикой (об этом уже писалось). В результате она оказалась в состоянии “полураспада”.

Иначе ведет себя общество. Разные социальные силы — партии, группы движения — уже много лет ищут “новую общенациональную идею” [32]. Одни выводят ее из русско­ го этноса, обосновывают “русскую идею” как базу для со­ циальной интеграции [33]. Другие доказывают необходи­ мость государственной идеологии, видят в ней “основу кон­ солидации общества, способ обретения им новой самоиден­ тификации” [31]. Сверхактивно ведет себя мощно подпира­ емая государством церковь. Вколачивая в массовое созна­ ние идею о том, что спасение России — в Боге, церковь весьма успешно использует в своих интересах ценностный вакуум, тот моральный кризис, который переживают люди. Со своей стороны государство прилагает все усилия для того, чтобы придать религии облик почти что государствен­ ной идеологии. Есть немало оснований полагать: нынешняя власть рассчитывает на то, что общество опять полностью идеологизируется, что место утраченной коммунистиче­ ской идеологии займет религиозная. Об этом свидетельств вует, например, заключение Договора между Московской патриархией и МВД России о совместной борьбе против подростковой преступности. Комментатор этого документа ничтоже сумняшеся говорил о том, что церковь будет дей­ ствовать своими средствами, а МВД — своими и таким об­ разом общими усилиями удастся снизить преступность. Од­ нако механически соединить религиозную и силовую идео­ логию невозможно. И сформировать религиозную идеоло­ гию на базе сугубо светского постсоветского общества пу­

тем организационных усилий государства тоже невозмож­ но. Религия должна возродиться без участия в этом МВД. Законы ее развития совсем иные. Но главное в другом: ре­ лигиозная идеология не может заменить идеологию свет­ скую, тот комплекс идей, который нужен для формирова­ ния гражданского общества и здоровой экономики. Поче­ му? Потому что для нормально работающей экономики не­ обходимо рациональное мышление. Не случайно люди за­ падного мира отличаются рациональностью (об этом шла речь в § 38 данной книги). Общеизвестно, что рациона­ лизм, прагматизм, реалистичность мышления — это те чер­ ты, без которых не может быть эффективного хозяйство­ вания. Поэтому (и не только поэтому) насаждение религи­ озной идеологии “сверху” экономических проблем России не решит.

Из сказанного видно, что пока идейной, ценностной ба­ зы, которая необходима для развития экономики, в стране нет. Хотя российские реформаторы достаточно прагматич­ ны, но никаках интегрирующих социальных идей они не выдвинули (см., например, [33]). О нравственных же и го­ ворить нечего. Своего Людвига Эрхарда Россия явно еще не родила. К тому же экономические условия в стране ра­ ботают не на интеграцию, а, напротив, на дезинтеграцию общества. Все это, вместе взятое, свидетельствует о том, что ни идейных, ни политических, ни экономических пред­ посылок для социальной интеграции в современной России нет. Групповые интересы разных (в идейном отношении) партий и групп сильны, а интегрирующих идейных “скрепов” нет. Экономическая и политическая реальность влия­ ет на общество сильнее, чем та или иная насаждаемая идео­ логия, тем более после той идеологизации общества, кото­ рая была в СССР, и после той работы по деидеологизации, которую провела команда Ельцина.

Кстати, одной из ее ошибок был недоучет того, что рос­ сийское общество, вышедшее из свсрхидеологизированного, чрезвычайно сильно нуждается в богатой социальной и духовной атмосфере, конечно, иной, чем она была в СССР.

Но бесспорно, что отказ от коммунистической идеологии не должен был означать деидеологизации общества вооб­ ще. Это была огромная ошибка.

Полная деидеологизация не только ошибочна, но и крайне опасна, ибо без целей, ценностей и приоритетов в обществе не может сформироваться главное — конструк­ тивная мотивация поведения людей во всех сферах их жиз­ недеятельности — от сферы труда до службы в армии. Не может возникнуть мотивация, которая связывает интересы