Мишель Монтень - Опыты

завещании немедленно после его кончины умертвитьгерцога Саффолка 92 . Недавняя трагедия в Брюсселе, которая была явлена намгерцогом Альбой и героями которой были несчастные графы Горн и Эгмонт,заключает в себе много такого, что заслуживает

внимания 93 . Так, например,граф Эгмонт, уговоривший своего товарища графа Горна отдаться в руки герцогуАльбе и уверивший его в безопасности этого шага, настойчиво домогалсяумереть первым; он хотел, чтобы смерть сняла с него обязательство, которымон связал себя по отношению к графу Горну. Но ясно, что в первом израссказанных случаев смерть не освобождала от данного слова, тогда как вовтором обязательство не имело никакой силы, даже если бы принявший его насебя и не умирал. Мы не можем отвечать за то, что сверх наших сил ивозможностей. И поскольку последствия и даже самое выполнение обещания вненашей власти, то распоряжаться, строго говоря, мы можем лишь своей волей:она-то и является неизбежно единственной основой и мерилом человеческогодолга. Вот почему граф Эгмонт, и душою и разумом сохранявший верностьданному им обещанию, хотя не имел никакой возможности его исполнить, безсомнения был бы освобожден от своего обязательства, если бы даже и пережилграфа Горна. Но бесчестность английского короля, намеренно нарушившего своеслово, никоим образом не может найти себе оправдание в том, что он отложилказнь герцога до своей смерти; равным образом, нет оправдания и томукаменщику у Геродота, который, соблюдая с безупречною честностью в течениевсей своей жизни тайну сокровищ египетского царя, своего владыки, умирая,открыл

еесвоим детям 94.

Явидел на своем веку немало таких людей, которые, хотя совесть иуличала их в том, что они утаивают чужое имущество, тем не менее легкомирились с этим, рассчитывая удовлетворить законных владельцев после своейкончины, путем завещания. Такой образ действий ни в коем случае нельзяоправдать: плохо и то, что они откладывают столь срочное дело, и то, чтожелают возместить причиненный ими убыток ценою столь малых усилий и стольмало поступаясь своей выгодой. Право, им надлежало бы поделиться тем, что имвзаправду принадлежит. Чем тяжелее им было бы заплатить, чем большетрудностей пришлось бы в связи с этим преодолеть, тем справедливее было бытакое возмещение и тем больше было бы им заслуги. Раскаяние требует жертв.

Еще хуже поступают те, которые в течение всей своей жизни таят злобу ккому-нибудь из своих ближних, выражая ее лишь в последнем изъявлении своейволи. Возбуждая в обиженном неприязнь к их памяти, они показывают тем самым,что мало пекутся о своей чести и еще меньше о совести, ибо не хотят угаситьв себе злобного чувства хотя бы из уважения к смерти и оставляют его житьпосле себя. Они подобны тем неправедным судьям,

92 Генрих VII — король английский (1485–1509), основатель династии Тюдоров.Филипп I, прозванный Красивым, — эрцгерцог австрийский, властитель Нидерландов(1478–1506); после его брака с королевой кастильской Хуаной Безумной считалсяноминально королем кастильским, вот почему к его имени иногда присоединяютчастицу «дон». Генрих VII был связан родством с Ланкастерской ветвьюпредшествующей династии Плантагенетов, боровшейся с другой ее ветвью, Йоркской.Отголоском этой распри была ненависть Генриха VII к Саффолку, быломуприверженцу Йорков. В гербе Ланкастеров была изображена алая роза, в гербеЙорков — белая; отсюда вошедшее в историю название: война Алой и Белой Розы(1455–1485).

93Граф Эгмонт (1522–1568) — участник национально-освободительной борьбыНидерландов против испанского ига. Представитель нидерландской крупной знати,Эгмонт принадлежал к дворянской оппозиции, добивавшейся такого политическогоустройства, которое обеспечило бы нидерландской аристократии и крупнойбуржуазии господство в стране. Заподозренный в том, что он является якобы однимиз вождей начавшегося восстания против испанского владычества, Эгмонт быларестован в 1567 г. наместником Филиппа II в Нидерландах герцогом Альбой,обвинен в измене и казнен. Вместе с Эгмонтом погиб на плахе и другойпредставитель нидерландской знати, выступивший против испанского владычества вНидерландах, упоминаемый Монтенем граф Горн (ок. 1520–1568).

94…тайну… открыл… своим детям. — Геродот, II, 121.

которые без концаоткладывают свой приговор и выносят его лишь тогда, когда ими уже утраченовсякое представление о сути самого дела.

Если только мне это удастся, я постараюсь, чтобы смерть моя не сказаланичего такого, чего ранее не сказала моя жизнь.

Глава VIII О праздности

Как пустующая земля, если она жирна и плодородна, зарастает тысячамивидов сорных и бесполезных трав и, чтобы заставить ее служить в наших целях,необходимо сначала подвергнуть ее обработке и засеять определеннымисеменами; как женщины сами собою в состоянии производить лишь бесформенныегруды и комки плоти, а для того, чтобы они могли породить здоровое и крепкоепотомство, их необходимо снабдить семенем со стороны, — так же и с нашимумом. Если не занять его определенным предметом, который держал бы его вузде, он начинает метаться из стороны в сторону, то туда, то сюда, побескрайним полям воображения:

Sicut aquae tremulum labris ubi lumen ahenis

Sole repercussum, aut radiantis imagine lunae

Omnia pervolitat late loca, iamque sub auras

Erigitur, summique ferit laquearia tecti. 95

И нет такого безумия, таких бредней, которых не порождал бы наш ум,пребывая в таком возбуждении,

velut aegri somnia, vanae Finguntur species. 96

Душа, не имеющая заранее установленной цели, обрекает себя на гибель,ибо, как говорится, кто везде, тот нигде:

Quisquis ubique habitat, Maxime, nusquam habitat. 97

Уединившись с недавнего времени у себя дома 98 , я проникся намерениемне заниматься, насколько возможно, никакими делами и провести в уединении ипокое то недолгое время, которое мне остается еще прожить. Мнепоказалось, что для моего ума нет и не может быть большего благодеяния, чемпредоставить ему возможность в полной праздности вести беседу с самим собою,сосредоточиться и замкнуться в себе. Я надеялся, что теперь ему будет легчедостигнуть этого, так как с годами он сделался более

95 Подобно тому, как трепещущая поверхность воды в медном сосуде, отражаясолнце или сияющий лик луны, посылает отблеск, который порхает повсюду,поднимается ввысь и касается резьбы на высоком потолке (лат.). — Вергилий.Энеида, VIII, 22 сл.

96Подобные сновиденьям больного, создаются бессмысленные образы(лат.). — Гораций. Наука поэзии, 7–8.

97Кто всюду живет, Максим, тот нигде не живет (лат.). — Марциал, VII, 73.

98Уединившись с недавнего времени… дома… — Монтень начал работунад «Опытами» на 39-м году жизни, в 1572 г. Первое издание «Опытов»,включавшее только I и II книги, вышло в Бордо в 1580 г., первое издание IIIкниги — в 1588 г.

положительным, болеезрелым. Но я нахожу, что

variam semper dant otia mentem 99

и что, напротив, мой ум, словно вырвавшийся на волю конь, задает себево сто раз больше работы, чем прежде, когда он делал ее для других. И,действительно, ум мой порождает столько беспорядочно громоздящихся друг надруга, ничем не связанных химер и фантастических чудовищ, что, желаярассмотреть на досуге, насколько они причудливы и нелепы, я начал переноситьих на бумагу, надеясь, что со временем, быть может, он сам себя устыдится.

Глава IX О лжецах

Нет человека, которому пристало бы меньше моего затевать разговоры опамяти. Ведь я не нахожу в себе ни малейших следов ее и не думаю, чтобы вовсем мире существовала другая память столь же чудовищно немощная. Всеостальные мои способности незначительны и вполне заурядны. Но в отношенииэтой я представляю собой нечто совсем исключительное и редкостное и потомузаслуживаю, пожалуй, известности и громкого имени.

Не говоря уже о понятных каждому неудобствах, которые я претерпеваю отэтого — ведь, принимая во внимание насущную необходимость памяти, Платон сдостаточным

основанием назвал ее великою и могущественною богинею 100, — вмоих краях, если хотят сказать о том или ином человеке, что он совершеннолишен ума, то говорят, что он лишен памяти, и всякий раз, как я принимаюсьсетовать на недостаток своей, меня начинают журить

иразуверять, как если быя утверждал, что безумен. Люди не видят различия между памятью испособностью мыслить, и это значительно ухудшает мое положение. Но онинесправедливы ко мне, ибо на опыте установлено, что превосходная памятьвесьма часто уживается с сомнительными умственными способностями. Онинесправедливы еще и в другом отношении: ничто не удается мне так хорошо, какбыть верным другом, а между тем, на моем наречии неблагодарностьобозначается тем же словом, которым именуют также мою болезнь. О силе моейпривязанности судят по моей памяти; природный недостаток перерастает, такимобразом, в нравственный. «Он забыл, — говорят в этих случаях, — исполнитьтакую-то мою просьбу и такое-то свое обещание. Он забывает своих друзей. Онне вспомнил, что из любви ко мне ему следовало сказать или сделать то-то ито-то и, напротив, умолчать о том-то

итом-то». Я, и в самом деле, могулегко позабыть то-то и то-то, но сознательно пренебречь поручением, данныммне моим другом, — нет, такого со мной не бывает. Пусть они удовольствуютсямоею бедой и не превращают ее в своего рода коварство, которому таквраждебна моя натура.

Кое в чем я все же вижу для себя утешение. Во-первых, в этом своемнедостатке я нахожу существенную опору, борясь с другим, еще худшим, которыйлегко мог бы развиться во мне, а именно с честолюбием, ибо последнееявляется непосильным бременем для того, кто устранился от жизни большогосвета. Далее, как подсказывают многочисленные примеры подобного рода изжизни природы, она щедро укрепила во мне другие способности в той же мере, вкакой обездолила в отношении вышеназванной. В самом деле, ведь я мог быусыпить

иобессилить мой ум и мою проницательность, идя проторенными путями,как это делает

целый мир, не упражняя и не совершенствуя своих собственныхсил, если бы,

99Праздность порождает в душе неуверенность (лат.). — Лукан, IV, 704.

100…Платон… назвал ее великою… богинею… — Платон. Критий, 108d.

облагодетельствованный хорошею памятью, имел всегда передсобою чужие мнения и измышления чужого ума. Кроме того, я немногословен вбеседе, ибо память располагает более вместительной кладовой, чем вымысел.Наконец, если бы память была у меня хорошая, я оглушал бы своей болтовнеюдрузей, так как припоминаемые мною предметы пробуждали бы заложенную во мнеспособность, худо ли хорошо ли, владеть и распоряжаться ими, поощряя, темсамым, и воспламеняя мои разглагольствования. А это — сущее бедствие. Яиспытал его лично на деле, в общении с иными из числа моих близких друзей;по мере того, как память воскрешает перед ними события или вещи со всемиподробностями и во всей их наглядности, они до такой степени замедляют ходсвоего рассказа, настолько загромождают его никому не нужными мелочами, что,если рассказ сам по себе хорош, они обязательно убьют его прелесть, если жеплох, то вам только и остается, что проклинать либо выпавшее на их долюсчастье, то есть хорошую память, либо, напротив, несчастье, то есть неумениемыслить. Право же, если кто разойдется, тому нелегко завершить своиразглагольствования или оборвать их на полуслове. А ведь нет лучшего способаузнать силу коня, как испытать его уменье останавливаться сразу и плавно. Нодаже среди дельных людей мне известны такие, которые хотят, да не могутостановить свой разгон. И, силясь отыскать точку, где бы задержать, наконец,свой шаг, они продолжают тащиться, болтая и ковыляя, точно люди,изнемогающие от усталости. Особенно опасны тут старики, которые сохраняютпамять о былых делах, но не помнят о том, что уже много раз повторяли своиповествования. И я не раз наблюдал, как весьма занимательные рассказыстановились в устах какого-нибудь почтенного старца на редкость скучными;ведь каждый из слушателей насладился ими, по крайней мере, добрую сотню раз.Во-вторых, я нахожу для себя утешение также и в том, что моя скверная памятьхранит в себе меньше воспоминаний об испытанных

мною обидах; как говаривалодин древний писатель 101, мне нужно было бы составить их список и хранитьего при себе, следуя в этом примеру Дария, который, дабы не забыватьоскорблений, нанесенных ему афинянами, велел своему слуге трижды возглашатьвсякий раз, как он будет садиться за стол: «Царь, помни об афинянах». Далее:местности, где я уже побывал прежде, или прочитанные ранее книги всегдарадуют меня свежестью новизны.

Не без основания говорят, что кто не очень-то полагается на своюпамять, тому нелегко складно лгать. Мне хорошо известно, что грамматикиустанавливают различие между выражениями: «говорить ложно» и «лгать». Ониразъясняют, что «говорить ложно» это значит — говорить вещи, которые несоответствуют истине, но, тем не менее, воспринимаются говорящим какистинные, а также, что слово «лгать» по-латыни — а от латинского словапроизошло и наше французское — означает почти то же самое, что «идти

противсобственной совести» 102. Здесь, во всяком случае, я веду речь лишь о тех,которые говорят одно, а про себя знают другое. А это либо те, чьи слова, таксказать, чистейший вымысел, либо те, кто лишь отчасти скрывает и искажаетистину. Но, слегка скрывая и искажая ее, они рано или поздно, если наводитьих снова и снова на один и тот же сюжет, сами изобличат себя во лжи, так какнемыслимо, чтобы в их воображении не возникало всякий раз то представление овещи, как она есть, которое первым отложилось в их памяти и затем прочнозапечатлелось в ней, закрепившись в процессе познания, а затем и знания еесвойств; а это первоначальное представление понемногу вытесняет из памятивымысел, который не может обладать такой же устойчивостью и прочностью,поскольку обстоятельства первого ознакомления с вещью, всплывая всякий разснова в нашем уме,

101…один древний писатель… — Цицерон. В защиту Лигария, 12.

102…идти против собственной совести. — В латинских словарях временМонтеня слово mentiri (лгать) имеет при себе пояснение: quasi contra meniemire, т. е. как бы идти против совести. По-французски лгать — mentir.

заслоняют воспоминание о привнесенном извне, ложном иизвращенном. В тех же случаях, когда все сказанное людьми — сплошной вымысели у них самих нет противоречащих этому вымыслу впечатлений, они, очевидно,имеют меньше оснований опасаться промаха. Однако и тут, раз их вымысел —призрак, нечто неуловимое, он так и стремится ускользнуть из их памяти, еслиона недостаточно цепкая.

Я частенько наблюдал подобные промахи, и, что всего забавнее, ониприключались именно с теми, кто, можно сказать, сделал своею профессиейстроить свою речь так, чтобы она помогала в делах, а также была бы приятнавлиятельным лицам, к которым обращена. Но раз обстоятельства, которым ониготовы подчинить душу и совесть, подвержены бесчисленным изменениям, то и имприходится бесконечно разнообразить свои слова. А это приводит к тому, чтоту же самую вещь они принуждены называть то серой, то желтой, и перед однимиз своих собеседников утверждать одно, а перед другим — совершенно другое.Если те при случае сопоставят столь несходные между собой суждения, то вочто превращается великолепное искусство этих говорунов? А кроме того, и онисами, забывая об осторожности, изобличают себя во лжи, ибо какая же памятьспособна вместить такое количество вымышленных, несхожих друг с другомобразов одного и того же предмета? Я встречал многих моих современников,завидовавших славе, которою пользуются обладатели этой блистательнойразновидности благоразумия. Они не замечают, однако, того, что слава славою,а толку от нее — никакого.

И, действительно, лживость — гнуснейший порок. Только слово делает наслюдьми, только слово дает нам возможность общаться между собой. И если бы мысознавали всю мерзость и тяжесть упомянутого порока, то карали бы егосожжением на костре с большим основанием, чем иное преступление. Я нахожу,что детей очень часто наказывают за сущие пустяки, можно сказать, ни за что;что их карают за проступки, совершенные по неведению и неразумию и невлекущие за собой никаких последствий. Одна только лживость и, пожалуй, внесколько меньшей мере, упрямство кажутся мне теми из детских пороков, сзарождением и укоренением которых следует неуклонно и беспощадно бороться.Они возрастают вместе с людьми. И как только язык свернул на путь лжи, прямоудивительно, до чего трудно возвратить его к правде! От этого и проистекает,что мы встречаем людей, в других отношениях вполне честных идобропорядочных, но покоренных и порабощенных этим пороком. У меня естьпортной, вообще говоря, славный малый, но ни разу не слышал я от него хотябы словечка правды, и притом даже тогда, когда она могла бы доставить емутолько выгоду.

Если бы ложь, подобно истине, была одноликою, наше положение было бызначительно легче. Мы считали бы в таком случае достоверным противоположноетому, что говорит лжец. Но противоположность истине обладает сотней тысячобличий и не имеет пределов.

Пифагорейцы считают, что благо определенно и ограниченно, тогда как злонеопределенно и неограниченно. Тысячи путей уводят от цели, и лишьодин-единственный ведет к ней. И я вовсе не убежден, что даже радипредотвращения грозящей мне величайшей беды я мог бы заставить себявоспользоваться явной и беззастенчивой ложью.

Один из отцов церкви сказал, что мы чувствуем себя лучше в обществезнакомой собаки, чем с человеком, язык которого нам не знаком: Ut externusalieno non sit hominis

vice. 103 Но насколько же лживый язык, как средствообщения, хуже молчания!

Король Франциск I хвалился, как ловко он обвел вокруг пальца посламиланского герцога Франческе Сфорца — Франческо Таверну, человека весьмапрославленного в искусстве заговаривать зубы своему собеседнику. Тот былпослан ко двору вашего короля, чтобы принести его величеству извинениясвоего государя в связи c одним весьма важным,

103 Так что чужеземец для человека иного племени не является человеком (лат.). —Плиний Старший. Естественная история, VII, 1.

излагаемым ниже делом.Король, которого незадолго до того вытеснили из Италии и даже из Миланскойобласти, желая располагать сведениями обо всем, что там происходит, придумалдержать при особе миланского герцога одного дворянина, в действительностисвоего посла, но проживавшего под видом частного человека, приехавшего тудаякобы по своим личным делам. И это было тем более необходимо, что герцог,завися больше от императора, чем от нас, а в то время особенно, так каксватался за его племянницу, дочь короля Дании, ныне вдовствующую герцогинюлотарингскую, не мог, не причиняя себе большого ущерба, открыто поддерживатьс нами сношения и вступать в какие либо переговоры. Лицом, подходящим дляподдержания связи между обоими государями, и

оказался некто Мервейль,королевский конюший и миланский дворянин 104. Этот последний, снабженныйтайными верительными грамотами и инструкциями, которые вручаются обычнопослам, а также, для отвода глаз и соблюдения тайны, рекомендательнымиписьмами к герцогу, относившимися к личным делам этого дворянина, провел примиланском дворе столь долгое время, что вызвал неудовольствие императора,каковое обстоятельство, как мы предполагаем, и явилось истинною причинойвсего происшедшего дальше. А случилось вот что: воспользовавшись какпредлогом каким-то убийством, герцог приказал в два дня закончить судебноеразбирательство и повелел в одну прекрасную ночь отрубить голову названномуМарвейлю. И так как король, требуя удовлетворения, обратился по поводу этогодела с посланием ко всем христианским государям, в том числе и к самомумиланскому герцогу, мессер Франческо, посол последнего, заготовилпространное и лживое изложение этой истории, которое и представил королю вовремя утреннего приема.

В нем он утверждал, стремясь обелить своего господина, что тот никогдане считал Мервейля не кем иным, как частным лицом, миланским дворянином исвоим подданным, прибывшим в Милан ради собственных дел и пребывавшим тамисключительно в этих целях; далее, он решительно отрицал, будто герцогу былоизвестно о том, что Мервейль состоял на службе у короля Франциска и даже,что этот последний знал его лично, вследствие чего у герцога не былорешительно никаких оснований смотреть на Мервейля, как на посла короляФранциска. Король, однако, тесня его, в свою очередь, различными вопросами ивозражениями, подкапываясь под него различными способами и прижав, наконец,к стене, потребовал у посла объяснения, почему же, в таком случае, казньбыла произведена ночью и как бы тайком. На этот последний вопрос бедняга,запутавшись окончательно и стремясь соблюсти учтивость, ответил, что герцог,глубоко почитая его величество, был бы весьма опечален, если бы подобнаяказнь была совершена днем. Нетрудно представить себе, что, допустив такойгрубый промах, к тому же перед человеком с таким тонким нюхом, как

корольФранциск I, он был тут же пойман с поличным 105.

Папа Юлий II направил в свое время посла к английскому королю споручением восстановить его против вышеназванного французского короля. Послетого, как посол

изложил все, что было ему поручено, английский король 106 ,отвечая ему, заговорил о трудностях, с которыми, по его мнению, сопряженаподготовка к войне со столь могущественной державой, как Франция, и привел вподкрепление своих слов несколько соображений. Посол весьма некстати заметилна это, что и он подумал обо всем этом и даже сообщил о своих сомненияхпапе. Эти слова, очень плохо согласовавшиеся с целями

104…некто Мервейль… — После захвата Милана французами (1499 г.)некоторые из них осели в миланском герцогстве и стали миланскими дворянами.Миланским дворянином был и упоминаемый Монтенем Мервейль. Подробнее обитальянских походах французов и о борьбе за миланское герцогство см. прим.6, Гл. XIV.

105…был тут же пойман с поличным. — Описанное происшествие имеломесто в 1533 г.

106Папа Юлий II направил… посла… — Папа Юлий II (1503–1513),французский король Людовик XII (1498–1515) и английский король Генрих VIII(1509–1547).

посольства,состоявшими в том, чтобы побудить английского короля немедленно же начатьвойну, вызвали у этого последнего подозрение, впоследствии подтвердившеесяна деле, что посол в душе был на стороне Франции. Он сообщил об этом папе;имущество посла было конфисковано, и сам он едва не поплатился жизнью.

Глава Х О речи живой и о речи медлительной

Не всем таланты все дарованы бывают 107

Это относится, как мы можем убедиться, и к красноречию; однимсвойственна легкость

иживость в речах, и они, как говорится, за словом вкарман не полезут, во всеоружии всегда

ивезде, тогда как другие, болеетяжелые на подъем, напротив, не вымолвит ни единого слова, не обдумавпредварительно своей речи и основательно не поработав над нею. И подобнотому, как дамам советуют иногда, в каких играх и телесных упражнениях имлучше

участвовать, чтобы выставить напоказ все, что в них есть самогопривлекательного 108, так и я на вопрос, какой из этих двух видовкрасноречия, которым в наше время пользуются преимущественно проповедники иадвокаты, под стать первым и какой — вторым, я посоветовал бы человеку,говорящему медлительно, стать проповедником, а человеку, говорящему живо,адвокатом. Ведь обязанности первого предоставляют ему сколько угодно досугадля подготовки, а кроме того, его деятельность постоянно протекает в одномнаправлении, спокойно и ровно, в то время как обстоятельства, в которыхживет и действует адвокат, в любое мгновение могут принудить его к поединку,причем неожиданные наскоки противника выбивают его подчас из седла и ему тутже на месте приходится изыскивать новые приемы защиты.

Между тем, при свидании папы Климента с королем Франциском,происходившем в

Марселе, вышло как раз наоборот. Господин Пуайе 109,человек, всю жизнь выступавший в судах, можно сказать, там воспитавшийся ивысоко там ценимый, получив поручение произнести приветственную речь папе,имел достаточно времени, чтобы хорошенько поразмыслить над нею и, какговорят, привез ее из Парижа в совершенно готовом виде. Но в тот самый день,когда эта речь должна была быть произнесена, папа, опасаясь, как бы вприветственном слове ему не сказали чего-нибудь такого, что могло бы задетьнаходившихся при нем послов других государей, уведомил короля о желательноми, по его мнению, соответствующем месту и времени содержании речи. Кнесчастью, однако, это было совсем не то, над чем трудился господин Пуайе,так что подготовленная им речь оказалась ненужною, и ему надлежало вкратчайший срок сочинить новую. Но так как он почувствовал себя неспособнымк выполнению этой задачи, ее пришлось взять на себя

господину кардиналу ДюБелле 110.

107 Не всем таланты все дарованы бывают. — Из стихотворения Ла Боэси(1530–1563), опубликованного среди прочих его произведений Монтенем.

108…выставить напоказ все, что в них есть… привлекательного… —Заимствовано из Кастильоне, III, 8 (см.

прим. 29, Гл. XLVIII).

109Пуайе — известный в свое время юрист, канцлер Франции с 1538 по 1542 г. Описанный случай имел

место в 1533 г.; папа Климент VII (1523–1534) былсоюзником Франциска I в войнах против императора Карла V.

110 Кардинал Жан Дю Белле (1492–1560) — видный государственный деятель,покровительствовавший свободомыслящим ученым и писателям. Рабле дваждысопровождал Дю Белле в качестве врача во время его поездок сдипломатическими поручениями в Рим.

Труд адвоката сложнее труда проповедника, и все же мы встречаем,по-моему, больше сносных адвокатов, чем проповедников. Так, по крайней мере,обстоит дело во Франции.

Нашему остроумию, как кажется, более свойственны быстрота ивнезапность, тогда как уму — основательность и медлительность. Но как тот,кто, не располагая досугом для подготовки, остается немым, так и тот, ктоговорит одинаково хорошо, независимо от того,

располагал ли он перед этимдосугом, представляют собою крайности. О Севере Кассии 111 рассказывают, чтоон говорил значительно лучше без предварительного обдумывания своей речи ичто своими успехами он скорее обязан удаче, чем прилежанию. Рассказываюттакже, что ему шло на пользу, если его раздражали во время произнесенияречи, и что противники

остерегались задевать его за живое, опасаясь, как быгнев не удвоил его красноречия 112. Я знаю, по личному опыту, людей с такимскладом характера, с которым несовместима кропотливая и напряженнаяподготовка. Если у таких людей мысль в том или ином случае не течет легко исвободно, она становится не способною к чему-либо путному. Мы говорим обиных сочинениях, что от них несет маслом и лампой, так как огромный труд,который в них вложен авторами, сообщает им отпечаток шероховатости инеуклюжести. К тому же стремление сделать как можно лучше и напряженностьдуши, чрезмерно скованной и поглощенной делом, искажают ее творение,калечат, душат его, вроде того, как это происходит иногда с водой, котораябудучи сжата и стеснена своим собственным напором и изобилием, не находитдля себя выхода из открытого, но слишком узкого для нее отверстия.

У людей с таким характером, о котором я здесь говорю, бывает иногдатак: им вовсе не требуется толчков извне, пробуждающих бурные страсти, как,например, ярость Кассия, — такое волнение было бы для них слишком грубым; ихнатура нуждается не в возбуждении, а во вдохновении — в каких-либо особыхвпечатлениях, неожиданных и внезапных. Человек подобного душевного склада,предоставленный себе, бывает вял и бесплоден. Легкое волнение придает емужизнь и пробуждает талант.

Я плохо умею управлять и распоряжаться собой. Случай имеет надо мнойбольшую власть, чем я сам. Обстоятельства, общество, в котором я нахожусь,наконец, звучание моего голоса извлекают из моего ума больше, чем я мог быобнаружить в себе, занимаясь самоисследованием или употребляя его на потребусебе самому.

Мои речи, вследствие этого, стоят больше, чем мои писания, если вообщедопустимо выбирать между вещами, которые не имеют никакой ценности.

Со мной бывает и так, что я не нахожу себя там, где ищу, и, вообще, ячаще нахожу себя благодаря счастливой случайности, чем при помощисамоисследования. Допустим, что мне удалось выразить на бумаге нечто тонкоеи остроумное (я очень хорошо понимаю, что для другого может быть плохо то,что для меня очень хорошо; оставим ложную скромность: каждый старается вмеру своих способностей). И вдруг моя мысль настолько от меня ускользает,что я уже больше не знаю, что я хотел сказать; и случается, что стороннийчеловек понимает меня лучше, чем я сам. Если бы я пускал в ход бритву всякийраз, когда в этом

является надобность 113, от меня бы ровно ничего неосталось. Но может настать такой час, когда забытое мною озарится светомболее ясным, чем белый день, и тогда я буду только удивляться моейтеперешней растерянности.

Глава XI

111Кассий Север — римский оратор при императоре Августе. Подвергнутыйизгнанию из Рима в 8 г. н. э., умер в изгнании в 33 г.

112…опасаясь, как бы гнев не удвоил его красноречия. — СенекаСтарший. Контроверзы, III.

113Если бы я пускал в ход бритву… — т. е. если бы я пытался отсечь отсебя все мои слабости и недостатки.

О предсказаниях

Относительно оракулов известно, что вера в них стала утрачиваться ещезадолго до пришествия Иисуса Христа. Мы знаем, что Цицерон пыталсяустановить причины постигшего их упадка: Cur isto modo iam oracula Delphisnon eduntur non modo nostra aetate sed

iamdiu ut modo nihil possit essecontemptius? 114 Но что касается другихпредсказаний: по костям и внутренностям приносимых в жертву животных, укоторых, по мнению Платона,

строение внутренних органов в известной мереприспособлено к этому 115, по тому, как роются в земле куры, по полетуразличных птиц, aves quasdam rerum augurandarum causa natas

esse putamus, 116 помолнии, по извилинам рек, multa cernunt aruspices, multa augures

provident,multa oraculis declarantur, multa vaticinationibus, multa somniis, multaportentis 117 и

иным приметам, на которых древние по большей части основывалисвои начинания, как государственные, так и частные, то наша религияупразднила их. Но все же и у нас сохраняются кое-какие способы заглядывать вбудущее: при помощи звезд, духов, различных телесных признаков, снов и ещемногого другого, что служит ясным свидетельством неудержимого любопытстванашей души, жаждущей заглянуть в будущее, точно ей не хватает забот внастоящем:

cur hans tibi rector Olympi Sollicitis visum mortalibus addere curam, Noscant venturas ut dira per omina clades, Sit subitum quodcunque paras, sit caeca futuri

Mens hominum fati, liceat sperare timenti. 118

Ne utile quidem est scire, quid futurum sit. Miserum est enim nihilproficientem angi, 119 и

это,действительно, так, ибо наша душа бессильна перед обстоятельствами.

Вот почему случившееся с Франческо, маркизом Салуцким, показалось мневесьма примечательным. Командуя той армией короля Франциска, что находиласьпо ту сторону гор, бесконечно обласканный нашим двором, обязанный королюсвоим титулом и своими владениями, конфискованными у его брата и отданнымимаркизу, не имея, наконец, ни малейшего повода к измене своему государю, темболее, что душа его противилась этому, он

114 В чем же причина того, что не только в наше время, но и давноуже из Дельф не исходят больше подобные прорицания, так что ничем непренебрегают в такой степени, как ими? (лат.). — Цицерон. Огадании.

II, 57.

115…в известной мере приспособлено к этому… — Платон. Тимей.

116Мысчитаем, что некоторые птицы предназначены для гадания (лат.). — Цицерон. О природебогов, II, 64.

117Многое видят парусники, многое предвидят авгуры, многоевозвещается оракулами, многое пророчествам, многое снами, многое знамениями (лат.). — Цицерон. О природе богов, II, 65. —Гаруспики — предсказатели, гадавшие по внутренностям жертвенных животных;авгуры — предсказатели, гадавшие по полету птиц, их крику.

118… к чему тебе, правитель Олимпа, угодно была прибавлять к мучениямсмертных еще и эту заботу? К чему тебе, чтобы они через грозные предсказаниязнали о грядущих своих несчастьях? Пусть будет внезапным все, что тыготовишь, пусть ум у людей не видит того, на что они обречены в будущем;позволь надеяться объятому страхом (лат.). — Лукан, II, 4 сл.

119Да и нет пользы знать, что случится. Ведь терзаться, небудучи в силах чем-либо помочь, — жалкая доля (лат.). — Цицерон.О природе богов, III, б.

позволил запугать себя (как быловыяснено впоследствии) предсказаниями об успехах, ожидающих в будущемимператора Карла V, и о нашем неминуемом поражении. Об этих нелепыхпредсказаниях толковали повсюду, и они проникли также в Италию, где получилинастолько широкое распространение, что, вследствие слухов о грозящем намякобы разгроме, в Риме бились об заклад, что именно так и случится, ставяогромные суммы. Маркиз Салуцкий нередко с горестью говорил своимприближенным о несчастьях, неотвратимо нависших, по его мнению, надфранцузской короной, а также о своих французских друзьях. В конце концов, онподнял мятеж и переметнулся к врагу, что оказалось для него величайшимнесчастьем, каково бы ни было расположение звезд. Но он вел себя при этомкак человек, раздираемый противоположными побуждениями, ибо, имея в своихруках различные города и военную славу, находясь всего в двух шагах

отнеприятельских войск под начальством Антонио де Лейва 120, он мог бы,пользуясь нашим неведением о задуманной им измене, причинить значительнобольше вреда. Ведь его

предательство не стоило ни одной жизни, ни одногогорода, кроме Фоссано 121, да и то после долгой борьбы за него.

Prudens futuri temporis exitum Caliginosa nocte premit Deus, Ridetque si mortalis ultra

Fas trepidat.

. . . . . . . . . . . . . . . . .

Ille potens sul

Laetusque deget, cui licet in diem Dixisse: Vixi. Cras vel atra

Nube polum paler occupato Vel sole puro. 122

Laetus in praesens animus, quod ultra est,

Oderit curare. 123

Напротив, глубоко заблуждается тот, кто согласен со следующими словами:Ista sic

reciprocantur, ut et, si divinatio sit, dii sint; et, si dii sint,sit divinatio. 124 Гораздо разумнее говорит Пакувий:

Nam istis qui linguam avium intelligunt,

Plusque ex alieno iecore sapiunt quam ex suo,

Magis audiendum quam auscultandum censeo. 125

120Антонио де Лейва — видный испанский военачальник Карла V.

121Фоссано — город в Пьемонте. Описанное происшествие имело место в1533 г.

122Бог разумно скрывает во мраке ночи грядущее; и ему смешно, еслисмертный трепещет больше, чем подобает. Тот независим и счастлив, кто можетсказать о сегодняшнем дне : «Пережит. Завтра пусть отец занимает свод хотьчерною тучей, хоть ясным солнцем» (лат.). — Гораций. Оды, III, 29,29 сл.

123Душа, довольная настоящим, не станет думать о будущем (лат.). — Гораций. Оды, II, 16, 25 сл.

124Такова взаимосвязь: раз существует гадание, значит должныбыть и боги; а раз существуют боги, значит должно быть и гадание(лат.). — Цицерон. О гадании, I, в.

125Что до тех, кто разумеет язык птиц и знает лучше чужую печень, нежелисобственную, то Полагаю, что