Мишель Монтень - Опыты

Rides nos, Coracine, nil olentes

Malo quam bene olere nil olere 848

и в другом месте:

Posthume, non bene olet, qui bene semper olet. 849

Тем не менее я очень люблю вдыхать приятные запахи и до крайностиненавижу дурные, ибо к ним я чувствительнее, чем кто-либо другой:

Namque sagacius unus odoror,

Polypus, an gravis hirsutis cubet hircus in alis.

Quam canis acer ubi lateat sus. 850

Самые простые и естественные запахи для меня всего приятнее. И это вособенности касается женщин. Во времена самого грубого варварства скифскиеженщины, помывшись, пудрили и мазали себе лицо и тело ароматическимснадобьем, распространенным в их стране; перед тем, как сблизиться смужчиной, они снимали эти притирания, и тело их становилось гладким иблагоухающим.

Удивительно, до какой степени пристают ко мне всевозможные запахи, докакой степени моя кожа обладает способностью впитывать их в себя. Тот, ктожалуется, что природа не наделила человека особым орудием для того, чтобыподносить запахи к носу, неправ, ибо запахи сами проникают в нос. Мне же, вчастности, очень помогают в этом отношении мои пышные усы. Стоит мнеподнести к ним мои надушенные перчатки или носовой платок, и запах будетдержаться на них потом целый день. По ним можно обнаружить, откуда я пришел.Когда-то, в дни юности, крепкие поцелуи, сладкие, жадные и сочные, прилипалик ним и часами удерживались на них. И, однако, я мало подвержен темповальным болезням, которые передаются при соприкосновении человека счеловеком или чрез зараженный воздух. В свое время я счастливо избег такихзаболеваний, свирепствовавших в наших городах и среди войск. О Сократе мычитаем, что хотя он не покидал Афин в то время, как их несколько разпосещала чума, он один ни разу ею не

заразился 851 . Я полагаю, что врачимогли бы лучше использовать запахи, чем они это делают, ибо часто замечал,что от запахов изменяется мое состояние, так они действуют на мое настроениев зависимости от своих свойств. И в этом я нахожу подтверждение моеговзгляда, что употребление ладана и других ароматов в церквах,распространенное с древнейших времен среди всех народов и во всех религиях,имеет целью пробудить, очистить и возвеселить наши чувства, сделав нас темсамым более способными к созерцанию.

Чтобы лучше судить об этом, я хотел бы попробовать стряпню тех поваров,которые умеют приправлять кушанья различными ароматическими веществами, какэто бросалось в глаза во время трапез короля тунисского, который в наши дниприбыл в Неаполь для

848 Ты смеешься надо мной, Корацин, что я ничем не пахну; но я предпочитаюничем не пахнуть, чем благоухать (лат.) — Марциал, VI,55, 4.

849Постум, нехорошо пахнет тот, кто всегда благоухает (лат.) — Марциал, II, 12, 4.

850Мое обоняние, Полип, различает козлиный запах волосатых подмышеклучше, чем пес с самым острым нюхом чует логово вепря (лат.) — Гораций.Эподы, XII, 4 сл.

851…он один ни разу ею не заразился. — Диоген Лаэрций, II, 25.

свидания с императором Карлом 852. У него кушаньяначинялись душистыми пряностями, и притом так щедро, что один павлин и двафазана, приготовленные по их способу, обходились в, сотню дукатов. Когда ихразрезали, то не только в пиршественной зале, но и во всех комнатах дворца идаже в соседних домах распространялись сладостные испарения, которыеулетучивались не скоро.

Отыскивая себе жилье, я прежде всего забочусь о том, чтобы избежатьтяжелого и зловонного воздуха. Пристрастие, которое я питаю к прекраснымгородам Венеции и Парижу, ослабляется из-за острого запаха стоячей воды вВенеции и грязи в Париже.

Глава LVI

Омолитвах 853

Япредлагаю вниманию читателя мысли неясные и не вполне законченные,подобно тем, кто ставит на обсуждение в ученых собраниях сомнительныевопросы: не для того, чтобы найти истину, но чтобы ее искать. И подчиняю этисвои мысли суждению тех, кто призван направлять не только мои действия и моиписания, но и то, что я думаю. Мною принято будет и обращено мне же напользу осуждение так же, как и одобрение, ибо сам я сочту нечестием, еслиокажется, что по неведению или небрежению позволил себе высказать что-либопротивное святым установлениям католической апостольской римской церкви, вкоторой умру и в которой родился. И все же, отдаваясь всегда во власть ихцензуры, которой целиком подчиняюсь, я имею дерзновение коснуться здесьподобных предметов.

Не знаю, ошибочно ли мое мнение, но поскольку богу угодно было поособой своей милости и благоволению предписать нам и продиктоватьсобственными устами особый вид молитвы, мне всегда казалось, что мы должныбыли бы пользоваться ею чаще, чем это делаем. И по моему убеждению, передедой и после еды, перед сном и после пробуждения и при всех обстоятельствахвообще, когда мы обычно молимся, христианам следовало бы читать «Отче наш»,если не в качестве единственной молитвы, то во всяком случае неизменно.Церковь может увеличить количество молитв, разнообразить их, наставляя нас втом или ином отношении по мере надобности: ибо я хорошо знаю, что сущностьих и предмет всегда одни и те же. Но этой именно молитве подобало бы отдатьпредпочтение, чтобы она постоянно была у всех на устах. Ибо не подлежитсомнению, что в ней сказано все необходимое и что она подходит для всехслучаев жизни. Это единственная молитва, которой

япользуюсь неизменно, и яповторяю ее, вместо того, чтобы заменить другой.

Благодаря этому ни одной молитвы я не помню так хорошо, как эту.

Теперь я думаю о том, откуда взялось у нас ошибочное стремлениеприбегать к богу во всех наших намерениях и предприятиях, призывать его вовсех наших нуждах и во всех делах, в которых нам по слабости нашей требуетсяпомощь, не заботясь о том, справедливы или несправедливы наши желания, ивзывать к имени его и могуществу во всяком положении и во всяком деле, дажев самом порочном.

Конечно, он — единственный наш защитник, и в его власти все средства,чтобы нам помочь. Но, не говоря уже о том, угодно ли ему будет удостоить нассвоей сладостной отеческой милости, он так же справедлив, как благостен ивсемогущ. И справедливость свою он являет чаще, чем всемогущество,благодетельствуя нам в меру ее требований, а не

852 … во время трапез короля тунисского… — Имеется в виду МулейГасан, тунисский султан, который в 1543 г. прибыл в Неаполь, надеясьвстретить там Карла V, чтобы обратиться к нему за помощью против своихвосставших подданных.

853 Эта глава, как и глава LIV, показательна для отношения Монтеня ккатолической церкви. Весь первый абзац — вставка, сделанная Монтенем в 1582 г.,по возвращении из Италии, после того как его «Опыты» были проверены папскимцензором, которому Монтень обещал изменить инкриминировавшиеся ему в разныхглавах места.

согласно нашим просьбам.

Платон в своих законах указывает на три ошибочных суждения о богах: чтоих вовсе нет, что они не вмешиваются в наши дела и что они ни в чем неотказывают нам, когда мы прибегаем к ним с молитвами, обетами ижертвоприношениями. По его мнению, никогда не бывает, чтобы первое изназванных заблуждений прочно укоренялось в человеке с детства до

старости.Два других могут оказаться более упорными 854.

Справедливость божия и его могущество нераздельны. Тщетно призываем мысилу его к себе на помощь в неправом деле. Хотя бы в то мгновение, когда мыобращаемся к нему с молитвой, душа у нас должна быть чистой и свободной отпорочных страстей; в противном случае мы сами подносим ему те бичи, которымион нас карает. Вместо того чтобы очиститься от греха, мы удваиваем его,прибегая к тому, у кого должны просить прощения, с чувстваминеблагоговейными и полными ожесточения. Вот почему я не слишком восхищаюсьтеми, кто молится богу особенно часто и усердно, если их поступки,совершаемые после молитвы, не свидетельствуют о раскаянии и исправлении:

si, nocturnus adulter, Tempera sanctonico velas adoperta cucullo. 855

И поведение человека, который сочетает гнусную жизнь с благочестием,кажется мне гораздо более достойным осуждения, чем поведение человека,верного себе во всем и всегда отвергает человека, упорствующего вкаком-нибудь важном грехе, и закрывает перед ним свои двери.

Молимся мы по обычаю и по привычке или, вернее сказать, мы просточитаем или произносим слова молитв. В конце концов, это всего-навсего личинаблагочестия.

Мне противно бывает, когда люди трижды осеняют себя крестом во времяbenedicite 856 и столько же раз во время благодарственной молитвы, а во всеостальные часы дня упражняются в ненависти, жадности и несправедливости; итем более противно мне это, что сам я весьма почитаю крестное знамение,постоянно осеняю себя крестом и даже, зевая, крещу себе рот. Порокам свойчас, богу — свой; так люди словно возмещают и уравновешивают одно другим.Просто диву даешься, как это столь разные дела совершают они одно за другими с таким неизменным рвением, что при этом не заметно никакого перерыва,никакого изменения даже при переходе от одного к другому.

Поистине чудовищной должна быть совесть, которая остается невозмутимой,давая приют под одной кровлей, в столь согласном и мирном сообществе, ипреступнику и судье! Что может говорить о делах своих господу человек, укоторого на уме одно только распутство и который знает, сколь мерзостно онопред лицом всевышнего? Он обращается к богу лишь для того, чтобы тотчас жеснова пасть. Если, как он уверяет, мысль о божьем правосудии и ощущение егово время молитвы поражают и потрясают его душу, то, как бы кратко ни былораскаяние, один страх божий так часто возвращал бы его мысль к покаянию, чтоон тотчас же побеждал бы угнездившиеся и укоренившиеся в нем пороки. Но чтосказать о тех, вся жизнь которых основана на том, что они пожинают плоды ивыгоды порока, зная, что это смертный грех? А сколько у нас занятий идолжностей по самой природе своей порочных! Один человек, открывшись мне,признался в том, что всю свою жизнь исповедовал догматы религии и выполнялее обряды, хотя и отвергал их в душе, для того,

854Платон… указывает на три ошибочных суждения о богах… — Платон.Законы, X, 888 c-d.

855…если ты, ночной прелюбодей, скрываешь свое лицо под галльскимплащом с капюшоном (лат.) — Ювенал. Сатиры, VIII, 144сл.

856Benedicite («Благословите») — латинская католическая молитва,читаемая перед принятием пищи.

чтобы не утратить своеговысокого положения и почетных должностей. Как хватило у него духу сделатьподобное признание? Каким языком говорят эти люди, обращаясь к правосудиюбожию? Не дано им право перед богом и перед нами ссылаться на своераскаянье, ибо оно проявляется лишь в чисто внешнем и поверхностномисправлении. Или они дерзновенно решаются просить прощения, даже не помышляяоб искуплении и раскаянии? Я полагаю, что с ними дело обстоит так же, как ис теми, о которых я говорил раньше, только упорство их труднее побороть. Этапротиворечивость, эта столь внезапная резкая переменчивость мнений, которуюони выказывают, притворяясь перед нами, кажется мне каким-то чудом.

Они являют нам душу в состоянии невыносимой агонии. Каким извращеннымпредставлялось мне воображение тех людей, которые в недавнее время имелиобыкновение упрекать каждого, кто сохранял ясность мысли, исповедуякатолическую веру, якобы в притворстве, да еще к тому же утверждать, —по-видимому, желая ему польстить, — что он лишь с виду католик, а в душе неможет не признавать истинной религию, реформированную на их лад! Какоедокучное и болезненное заблуждение — мнить себя столь мудрым, что даже недопускать мысли о возможности кому-либо другому думать совсем иначе! А ещехуже то, что подобные люди полагают, будто этот другой готов переменчивостьземных судеб поставить выше надежд на вечное спасение и угрозы вечногопроклятия. Они могут мне поверить. Ибо если в мои юные годы что-нибудь моглосовратить меня, то честолюбивое стремление бросить вызов судьбе и преодолетьвсе опасности, связанные с недавними событиями, сыграло бы здесьнемаловажную роль.

Не без достаточных оснований, думается мне, церковь запрещает слишкомсвободно, смело и неосмотрительно пользоваться теми священными ибожественными песнопениями, которые дух святой вложил в уста царя Давида.Примешивать бога к делам нашим допустимо лишь с должным благоговением иосторожностью, проникнутой почитанием и уважением. Голос этот — слишкомбожественный, чтобы воспроизводить его только ради упражнения легких иудовольствия, доставляемого нашему слуху; эти слова должна повторять совестьнаша, а не язык. Безрассудно было бы допускать, чтобы какой-нибудь приказчикиз лавки забавлялся и развлекался ими вперемешку со своими суетными ипустыми помыслами.

Столь же неразумно было бы позволять, чтобы в общей зале или на кухневалялись священные книги, излагающие божественные тайны нашей веры. Предметстоль важный и достойный почитания нельзя изучать в сутолоке и мимоходом. Кнему надо приступать сосредоточенно и степенно, предпосылая изучению, вкачестве вступления, слова, которыми

начинается церковная служба: Sursumcorda 857, и даже тело наше необходимо привести в положение,свидетельствующее об особом внимании и уважении.

Это занятие не для всех и каждого: оно подобает лишь тем, кто посвятилсебя ему, кто призван для этого богом. Дурным и невежественным людям онопринесет только вред. Священная история рассказывается не для развлечения —ей должно внимать благоговейно, смиренно и с почтением. Как смешны люди,возомнившие, что сделали ее доступной народу, изложив на народном языке!Словно ему достаточно разобраться в словах, чтобы понять все, что написано!Я сказал бы даже больше: вместо того, чтобы приблизить простого человека ксвященной книге, они удаляют его от нее. Полное незнание, во всемполагающееся на других, было более спасительным и более мудрым, чем этачисто словесная и пустая наука, питающая в людях самомнение и дерзость.

Я думаю также, что в предоставлении каждому свободы распространятьслово божие на всевозможных языках гораздо больше опасности, чем пользы.Евреи, магометане и почти все другие народы приняли и почитают тот язык, накотором впервые открылись им тайны их веры. И не без основания у нихзапрещено заменять его каким-либо другим. Можем ли мы сказать, что у басковили бретонцев найдутся судьи, достаточно сведущие для того,

857 Sursum corda («Ввысь да стремятся сердца») — первые слова латинскойкатолической молитвы.

чтобыустановить, правильно ли переведено Священное писание на их язык? Для церквивселенской вопрос этот, самый насущный и трудный. В проповедях и словесныхпоучениях даются толкования менее определенные, более свободные и текучие, ик тому же — по отдельным вопросам, так что это совсем не одно и то же.

Один из греческих историков-христиан справедливо порицает свое время зато, что тайны христианской веры свободно распространялись тогда на площадях,попадая в руки каких-нибудь ничтожных ремесленников, и что каждый могобсуждать их и толковать по-своему. Он говорит также, что для нас, поблагодати божией обладающих чистейшими тайнами благочестия, — величайшийстыд допускать, чтобы тайны эти опошлялись в устах простых и невежественныхлюдей, — ведь даже язычники запрещали Сократу, Платону и другим величайшиммудрецам говорить и рассуждать о предметах, порученных ведению дельфийскихжрецов. Говорит он и о том, что, когда государи берут ту или иную сторону вбогословских спорах, они бывают вооружены не религиозным рвением, но гневом,что рвение воодушевляется божественным разумом и справедливостью и потомувсегда спокойно и умеренно в своих проявлениях, однако увлекаемое страстьючеловеческой, может превратиться в ненависть и зависть, и тогда вместопшеницы и винограда оно производит плевелы и крапиву. Другой историк, даваясоветы императору Феодосию, правильно указывал, что диспуты не столькоустраняют несогласия в церкви, сколько возбуждают и воодушевляют еретическиеучения, и что поэтому следует избегать всяческих споров и словопрений иопираться исключительно на предписания и догматы, установленные древними. Аимператор Андроник, встретив у себя во дворце двух вельмож, споривших

сЛопадием 858 по одному из важнейших вопросов нашей веры, сурово выбранил ихи даже пригрозил утопить в реке, если они тотчас же не перестанут.

В наши дни дети и женщины оспаривают мнения людей самого почтенноговозраста и наиболее умудренных в вопросах церковных законов, между тем какпервый же закон Платона запрещал им даже осведомляться об основанияхгражданских законов, которые для них должны были являться установлениямибожественными. Разрешая старцам обсуждать вопросы законодательства междусобой и с должностными лицами, этот платоновский закон добавляет: с тем,чтобы это не происходило в присутствии молодежи или непосвященных.

Некий епископ писал, что на другом конце света есть остров, у древнихназывавшийся

Диоскоридой 859, который отличается здоровым климатом,плодородием, изобилует всякого рода деревьями и плодами и населен племенем,исповедающим христианство, имеющим церкви и алтари, украшенные одним лишькрестом без всяких других изображений. Люди эти тщательно соблюдают посты ипраздники, усердно платят десятину священникам и столь целомудренны, что ниодин из них не может знать больше одной женщины за всю жизнь. Впрочем, онитак довольны своей судьбой, что, живя на острове посреди моря, не имеютпонятия о кораблях, и настолько простодушны, что ни слова не разумеют врелигиозном учении, которому так старательно следуют. Это могло быпоказаться невероятным тому, кто не знает, что некоторые язычники —ревностные идолопоклонники — о богах своих не ведают ничего, кроме их имен истатуй.

Старинное начало «Меланиппы», трагедии Эврипида, гласило:

О Юпитер! Ибо ничего не знаю я о тебе,

858…император Андроник, встретив… двух вельмож… — Монтень,по-видимому, имеет в виду византийского императора Андроника II Палеолога(1258–1322); имя Лопадий введено Монтенем по недоразумению; такоеисторическое лицо неизвестно.

859Некий епископ… — Имеется в виду епископ Озорно (см. прим. 10 к гл.XIV). — Диоскорида — древнее название острова Сокотра, находящегося вИндийском океане, в 180 км от мыса Гвардафуй.

Кроме одного твоего имени 860.

В наше время мне приходилось слышать жалобы на некоторые произведения,которые упрекают за то, что содержание их — слишком человеческое ифилософское без всякой примеси богословских рассуждений. Но на подобныежалобы можно не без основания возразить, что божественному учению гораздолучше занимать особое место, подобающее ему, как царствующему игосподствующему; что оно всюду должно быть главенствующим, а не игратьподсобной и второстепенной роли; что рассуждения человеческого ифилософского характера подкреплять примерами из грамматики, риторики, логикигораздо уместнее, чем из предмета столь священного, и что их также лучшебрать из области театра, игр и публичных зрелищ; что божественныеустановления рассматриваются с большим уважением и почитанием, взятые вотдельности и в соответствующих им выражениях, а не в связи с рассуждениямио человеческом; что гораздо чаще грешат богословы, употребляющие слишкомземные слова, чем гуманисты, пишущие недостаточно возвышенно (философия,говорит Иоанн Златоуст, изгонялась святой наукой, как бесполезная служанка,не достойная видеть даже мимоходом, с порога, хранилище священных сокровищнебесного учения); что человеческой речи свойственны формы более низменные ией не подобают возвышенное достоинство, величие и царственность слова божия.Я бы предоставил ей

говорить verbis indisciplinatis 861 о судьбе, предназначении, случайности, счастье инесчастье, о богах и употреблять другие, свойственные ей выражения.

Я предлагаю домыслы человеческие, и в том числе мои собственные, простокак человеческие, взятые обособленно, а не как установленные и упорядоченныенебесным повелением и потому не подлежащие сомнению и непререкаемые: это —дело взгляда на вещи, а не дело веры; как то, что я обсуждаю, согласносвоему разумению, а не как то, во что я верю по слову божию. Они подобны темупражнениям, которые задают детям и которые никак не поучительны, анаоборот, сами нуждаются в поучении. Все это я обсуждаю с мирской точкизрения, а не церковной, хотя и в глубоко благочестивом духе.

И не следует ли считать основательным, во многих отношениях полезным исправедливым предписание о том, чтобы по вопросам религии лишь счрезвычайной осторожностью писали все те, кто предназначен для этого посвоему положению? Мне же, быть может, лучше всего не говорить о подобныхвещах.

Меня уверяли, что даже те, кто не принадлежит к нашей вере, запрещают усебя употреблять имя божие в повседневной речи. Они не желают, чтобы импользовались для призывов и восклицаний, для клятв или сравнений, и янахожу, что в этом они правы. При каких обстоятельствах ни призывали бы мыбога среди наших мирских дел и в общении друг с другом, — это должносовершаться серьезно и благоговейно.

Кажется, у Ксенофонта есть одно место, где он говорит, что нам следуетреже молиться богу, поскольку не так легко привести свою душу в состояниесосредоточенности, чистоты и благоговения, в котором ей следует находитьсяво время молитвы. Иначе моления наши не

только тщетны и бесполезны, но дажегреховны 862 . Прости нам, говорим мы, как мы прощаем своим обидчикам. Чтоэто значит, если не то, что мы отдаем ему свою душу, очищенную от вражды ижажды мщения? И тем не менее мы обычно взываем к помощи божией даже вгреховных своих стремлениях и молим его совершить несправедливость:

860О Юпитер! Ибо ничего не знаю я о тебе… — Монтень цитирует здесьфранцузский перевод Амио (см. прим. 1, Гл. XXIV) трактата Плутарха «О любви»XII.

861Словами грубыми и простыми (лат.) — Августин. О граде божием, X, 29.

862…у Ксенофонта есть одно место… — Монтень, по-видимому,допускает ошибку. Подобные рассуждения можно встретить в «Алкивиаде II»Платона.

Quae, nisi seductis, nequeas committere divis. 863

Скупец молится о сохранении своих суетных и излишних сокровищ,честолюбец — о победах, о возможности свободно отдаваться своей страсти; ворпросит помочь ему преодолеть опасности и затруднения, противостоящие егозловредным замыслам, или же благодарит за легкость, с какой ему удалосьограбить прохожего. У порога дома, в который грабители пытаются проникнутьпо приставной лестнице или взломав замок, возносят они молитвы, питаянамерения и надежды, полные жестокости, жадности и сластолюбия:

Hoc ipsum quo tu Iovis aurem impellere tentas,

Dic agedum Staio: Pro Iuppiter, о bone, clamet,

Iuppiter! at sese non clamet Iuppiter ipse. 864

Королева Маргарита Наваррская рассказывает о некоем молодом принце (и,хотя она не называет его, легко догадаться, кто это), что, направляясь налюбовное свидание с женой одного парижского адвоката, он должен былпроходить мимо церкви, и всякий раз, дойдя до

этого святого места, онпроизносил молитву 865. Предоставляю вам самим судить, для чего ему,преисполненному столь благих помыслов, нужна была помощь божия. Впрочем,королева Наваррская упоминает об этом в доказательство его исключительногоблагочестия. Но не один этот пример свидетельствует о том, что женщинысовершенно не способны рассуждать на богословские темы.

Истинная молитва, истинное примирение с богом не могут быть доступныдуше нечистой, да еще в тот миг, когда она находится во власти сатаны. Тот,кто призывает помощь божию в порочном деле, поступает так, как поступил бывор, залезший в чужой кошелек и в то же время взывающий к правосудию, иликак те, кто упоминает имя божие, лжесвидетельствуя:

tacito mala vota susurro Concipimus. 866

Мало найдется людей, которые решились бы открыто высказать то, о чемтайно просят

бога:

Haud cuivis promptum eat murmurque humilesque susurros

Tollere de templis, et aperto vivere voto. 867

863Ты просишь у богов такое, о чем можешь сказать им только тайком(лат.) —Персий. Сатиры, II, 4.

864Скажи-ка Стаюто, чем ты стремишься поразить слух Юпитера, — он,конечно, воскликнет: «О Юпитер, о всеблагой Юпитер!» Да и Юпитер сам неудержится от такого же восклицания (лат.) — Персий. Сатиры, II, 21сл.

865…Маргарита Наваррская рассказывает о… принце… — МаргаритаНаваррская, Гептамерон, III, 25; Маргарита Наваррская (1492–1549) — королеваНаварры, сестра французского короля Франциска I, даровитая писательница XVI в. (сборник новелл «Гептамерон», поэтический сборник «Перлы перловпринцессы» и проч.). Комментаторы полагают, что в своем рассказе о молодомпринце она имеет в виду будущего короля Франциска I.

866…мы потихоньку бормочем преступные молитвы (лат.) — Лукан, V, 104.

867Не всякий откажется от бормотания и постыдного шепота в храме иоткрыто вознесет свои молитвы богам (лат.) — Персий. Сатиры, II,6–7.

Вот почему пифагорейцы требовали, чтобы люди молились публично и вслух,дабы у бога не просили они о вещах недостойных и неправедных, в таком,например, роде:

clare cum dixit: Apollo! Labra movet, metuens audiri: Pulchra Laverna,

Da mihi fallere, da iustum sanctumque videri. Noctem peccatis et fraudibus obiice nubem. 868

Боги выполнили неправедные молитвы Эдипа для того, чтобы жестокопокарать его за них. Он молил о том, чтобы дети его силою оружия решилимежду собою спор о наследовании его престола, и имел несчастье бытьпойманным на слове. Не о том следует просить, чтобы все шло по нашемужеланию, а о том, чтобы все шло согласно требованиям разума.

И в самом деле, кажется, что мы пользуемся нашими молитвами, словнокаким-то условным языком, подобно тем, кто святые и божественные словаприменяет для волшебства

имагических целей, и что мы полагаем, будтодействие молитвы зависит от расположения и последовательности слов, от ихзвучания или от движений, которые мы делаем во время молитвы. Ибо с душой,полной вожделений, не затронутой раскаяньем или подлинным желанием вновьпримириться с богом, мы обращаем к нему эти слова, которые подсказывает нампамять, и надеемся таким образом искупить свои прегрешения. Нет ничего болеекроткого, ласкового и милосердного к нам, чем божественный закон: онпризывает нас к себе, как бы мерзостны и грешны мы ни были; он открывает намобъятия и принимает в лоно свое, как бы мы ни были гнусны, грязны иотвратительны и сейчас и в будущем. Но зато

имы должны взирать на негочистыми очами. Мы должны принимать это прощение с величайшей благодарностью,и хотя бы в то мгновение, когда обращаемся к богу, ощущать всей душой своейотвращение к своим грехам и ненависть к страстям, которые заставили наспреступить божий закон. Ни боги, ни благомыслящие люди, говорит Платон,

непринимают даров от злых 869.

Immunis aram si tetigit manus,

Non sumptuosa blandior hostia,

Mollivit aversos Penates

Farre pio et saliente mica. 870

Глава LVII

Овозрасте

Яне знаю, на основании чего устанавливаем мы продолжительность нашейжизни. Я вижу, что, по сравнению с общим мнением на этот счет, мудрецысильно сокращают ее срок.

868 …сначала воззвав зычным голосом к Аполлону, он затем едва шевелитгубами, боясь, что его услышат: «О дивная Лаверна, помоги мне обмануть,помоги мне казаться честным и правдивым! Прикрой мои прегрешения ночнойтьмою и плутни — облаком» (лат.) — Гораций. Послания, I, 16, 59сл.

869Ни боги, ни… люди… не принимают даров от злых. — Платон.Законы, IV, 716е-717а.

870Если коснуться алтаря чистой рукой, то можно смягчить суровостьпенатов не только богатыми приношениями, но и горсткой полбы, благочестивопредложенной вместе с солью (лат.) — Гораций. Оды, III, 23, 17 сл.

«Как, — сказал Катон Младший тем, кто хотелпомешать ему покончить с собой, — неужели, по-вашему, я настолько молод еще,что заслуживаю упрека в желании слишком рано уйти из

жизни?» 871. А ему быловсего сорок восемь лет. Сообразуясь с тем, что лишь немногие люди достигаютэтого возраста, он считал его весьма зрелым и преклонным. Те же, ктоссылается на какой-то другой срок, который они считают естественным икоторый обещает еще несколько лет жизни, могли бы делать это с некоторымоснованием, если бы обладали преимуществом, избавляющим их от бесчисленныхслучайностей, которым каждый из нас подвержен по самой природе вещей икоторые всегда могут сократить этот положенный, по их мнению, срок. Какоетщетное мечтание — надеяться на смерть от истощения сил вследствие глубокойстарости и считать, что этим определяется продолжительность нашей жизни!Ведь этот род смерти наиболее редкий и наименее обычный из всех. Мы называеместественным только его, как будто для человека неестественно сломать себешею при падении, утонуть во время кораблекрушения, схватить чуму иливоспаление легких, и как будто обычные условия нашего существования неподвергают нас всем подобным бедствиям. Не будем обольщаться приятнымисловами: естественным гораздо правильнее считать то, что оказываетсянаиболее распространенным, обычным и всеобщим. Умереть от старости — этосмерть редкая, исключительная и необычная, это последний род смерти,возможный лишь как самый крайний случай, и чем более удалена от нас такаявозможность, тем меньше основании на нее рассчитывать. Разумеется, это тотпредел, который мы никогда не переступим и который закон природы неразрешает нам переступать; и этот закон лишь очень редко позволяет намдожить до предела. Это исключительный дар, которым природа особо награждаеткакого-нибудь одного человека на протяжении двух-трех столетий, избавляя егоот опасностей и трудностей, непрерывно встречающихся на столь долгомжизненном пути.

Поэтому, на мой взгляд, достигнутый нами возраст надо рассматривать кактакой, которого достигают лишь немногие люди. Поскольку обычно людям не данобывает дойти до него, это признак того, что нам удалось далеко зайти. И размы перешли обычные границы, которые и являются подлинной мерой длительностинашего существования, нам не следует надеяться на то, что путь наш ещеудлинится. Мы уже избежали стольких случаев умереть, постоянноподстерегающих человека, что должны признать столь необычно поддерживающеенас счастье совершенно исключительным и не рассчитывать на то, что оно продлится.

Сами законы наши повинны в том, что нами овладевает это ложноесамообольщение: они не считают человека способным располагать его имуществомдо двадцати пяти лет, а ведь ему далеко не всегда удается дожить до этоговозраста. Август сбавил пять лет по сравнению со старинными римскимиустановлениями, объявив, что для занятия судейских должностей достаточноиметь тридцать лет. Сервий Туллий освободил всадников, достигших сорока семилет, от военной повинности; Август еще снизил этот срок до сорока пяти лет.Мне же кажется, что нет особых оснований отпускать людей на покой ранеепятидесяти пяти — шестидесяти лет. Мое мнение таково, что в интересахобщества — дать нам возможность как можно дольше исправлять занимаемые намидолжности, но я считаю, с другой стороны, что нам следует открывать к нимдоступ раньше. Сам Август девятнадцати лет решал судьбы мира, а в то жевремя он издает указ, что надо достигнуть тридцати лет, чтобы решать вопросо том, где установить какой-нибудь сточный желоб.

Яже считаю, что к двадцати годам душа человека вполне созревает, как идолжно быть,

ичто она раскрывает уже все свои возможности, Если до этоговозраста душа человеческая не выказала с полной очевидностью своих сил, тоона уже никогда этого не сделает. Именно к этому сроку наши природныекачества и добродетели должны проявить себя с полной

871 …сказал Катон… тем, кто хотел помешать ему покончить с собой… — Монтень опирается здесь на рассказ Плутарха (Жизнеописание КатонаУтического, 69).

силой и красотой или жеони никогда не проявят себя:

Раз шип не острый с первых дней, Потом не станет он острей, —

говорят в Дофине.

Из всех известных мне прекрасных деяний человеческих, каковы бы они нибыли, гораздо больше, насколько мне кажется, совершалось до тридцатилетнеговозраста, чем позднее. Так было в древности, так и в наше время, и часто вжизни одного и того же человека: ведь это с полной уверенностью можносказать о Ганнибале и о его великом противнике Сципионе. Добрая половина ихжизни была прожита за счет славы, которую они стяжали в молодости: позже онитоже были великими людьми, но лишь по сравнению с другими, а не с самимисобой. Что до меня, то я с полной уверенностью могу сказать, что с этоговозраста мой дух и мое тело больше утратили, чем приобрели, больше двигалисьназад, чем вперед. Возможно, что у тех, кто умеет хорошо использовать своевремя, знание и опыт растут вместе с жизнью, но подвижность, быстрота,стойкость и другие душевные качества, непосредственно принадлежащие нашемусуществу, более важные и основные, слабеют и увядают:

ubi iam validis quassatum eat viribus aevi Corpus, et obtusis ceciderunt viribus artus,

Claudicat ingenium, delirat linguaque mensque. 872

Иногда первым уступает старости тело, иногда душа. Я видел достаточнопримеров, когда мозг ослабевал раньше, чем желудок или ноги. И это зло темопаснее, что оно менее заметно для страдающего и проявляется не так открыто.Вот почему я и сетую не на то, что законы слишком долго не освобождают насот дел и обязанностей, а на то, что они слишком поздно допускают нас к ним.Мне кажется, что, принимая во внимание бренность нашей жизни и все теестественные и обычные подводные камни, которые она встречает на своем пути,не следовало бы придавать такое большое значение происхождению и уделятьстолько времени обучению праздности.

Книга вторая

Глава I

О непостоянстве наших поступков

Величайшая трудность для тех, кто занимается изучением человеческихпоступков, состоит в том, чтобы примирить их между собой и дать им единоеобъяснение, ибо обычно наши действия так резко противоречат друг другу, чтокажется невероятным, чтобы они

исходили из одного и того же источника. МарийМладший 873 в одних случаях выступал как сын Марса, в других — как сынВенеры. Папа Бонифаций VIII 874, как говорят, вступая на

872После того, как тело расслабили тяжкие удары времени, после того, какруки и ноги отяжелели, утратили силу, разум тоже начинает прихрамывать, языкзаплетаться и ум убывать (лат.) — Лукреций, III, 451 сл.

873Марий Младший — см. прим. 3, т. I, гл. XLIV. — Указанное в текстесообщение см. Плутарх. Жизнеописание Гая Мария, XVI.

874Бонифаций VIII — папа римский (1294–1303). До избрания папойБонифаций успел проделать при римской курии весьма разнообразную карьеру иразбогатеть; он был посвящен во все интриги папского двора