Мишель Монтень - Опыты

жизнеописании Фламиния во французскомПлутархе одно место, где автор, говоря о споре между этолийцами и римлянами — кто из них больше прославился в совместно выигранной ими битве, — кажется,придает значение тому, что в греческих песнях этолийцев называли раньшеримлян, если только в переводе этого места на французский не допущенакакая-нибудь двусмысленность.

Женщины принимали мужчин в банях; там же их рабы мужеского поларастирали их и умащали:

Inguina succinctus nigra tibi servus aluta

Stat, quoties calidis nuda foveris aquis. 816

Чтобы меньше потеть, женщины присыпали кожу особым порошком.

Древние галлы, свидетельствует Сидоний Аполлинарий, спереди носилидлинные волосы, а затылок выстригали — этот обычай недавно перенял нашизнеженный и расслабленный век 817.

Римляне платили судовладельцам за перевоз при отплытии; мы жерасплачиваемся по прибытии к месту назначения:

dum as exigitur, dum mula ligatur, Tota abit hora. 818

Женщины ложились на краю постели. Вот почему Цезаря прозвали spondamregis

Nicomedis. 819.

Они пили вино меньшими глотками, чем мы, и разбавляли его водой:

quia puer ocius Restinguet ardentis falerni

Pocula praetereunte lympha? 820

Наглые выходки наших лакеев были в ходу и у их слуг:

O Iane, a tergo quem nulla ciconia pinsit,

Nec manus auriculas imitata est mobilis albas,

Nec linguae quantum sitiet canis Apula tantum… 821

Аргивянки и римлянки носили траур белого цвета, как женщины и у насделали в

816 Раб с прикрытыми черным передником чреслами прислуживает тебе всякийраз, когда ты, нагая, обливаешься теплой водой (лат.) — Марциал, VII, 35, 1–2.

817…свидетельствует Сидоний Аполлинарий… — Сидоний Аполлинарий,VII, 239 сл.

818…пока уплатили, пока впрягли мула, прошел целый час (лат.) — Гораций. Сатиры, I, 5,13–14.

819Краем ложа царя Никомеда (лат.) — Светоний. Божественный Юлий, 49.

820…какой другой мальчик скорее охладит чаши пламенного фалерна влагойпротекающего рядом ручья? (лат.) — Гораций. Оды, II,11, 18 сл.

821О Янус! Тебе никто не мог бы показать сзади кукиш, или быстрымдвижением рук — ослиные уши, или язык, длинный, как у апулийской собаки,которой хочется пить (лат.) — Персий. Сатиры,1, 68 сл.

старину и, на мой взгляд, должны были бы делать и ныне. Но обо всех этих вещах написаны целые томы.

Глава L

О Демокрите и Гераклите

Рассуждение есть орудие, годное для всякого предмета, и онопримешивается всюду. По этой причине в моих опытах я пользуюсь им при любомслучае. Если речь идет о предмете, мне неясном, я именно для того и прибегаюк рассуждению, чтобы издали нащупать брод и, найдя его слишком глубоким длямоего роста, стараюсь держаться поближе к берегу. Но уже понимание того, чтопереход невозможен, есть результат рассуждения, притом один из тех, которымиспособность рассуждения может больше всего гордиться. Иногда же я применяюрассуждение к предмету возвышенному и часто разрабатывавшемуся; в этомслучае ничего своего не найдешь — дорога уже настолько избита, что можноидти только по чужим следам. Тогда игра рассуждающего состоит в том, чтобыизбрать путь, который ему представляется наилучшим, и установить, что изтысячи тропок надо предпочесть ту или эту. Я беру наудачу первый попавшийсясюжет. Все они одинаково хороши. И я никогда не стараюсь исчерпать мой сюжетдо конца, ибо ничего не могу охватить в целом, и полагаю, что не удается этои тем, кто обещает нам показать это целое. Каждая вещь состоит из многихчастей и сторон, и я беру всякий раз какую-нибудь одну из них, чтобы лизнутьили слегка коснуться, хотя порою вгрызаюсь и до кости. Я стараюсь повозможности идти не столько вширь, сколько вглубь, и порою мне нравитсясмотреть на вещи под необычным углом зрения. Если бы я знал себя хуже, то,может быть, и попытался бы досконально исследовать какой-нибудь вопрос. Ябросаю тут одно словечко, там другое — слова отрывочные, лишенные прочнойсвязи, — не ставя себе никаких задач и ничего не обещая. Таким образом, я необязываю себя исследовать свой предмет до конца или хотя бы все времядержаться его, но постоянно перебрасываюсь от одного к другому, а когда мнезахочется, предаюсь сомнениям, неуверенности и тому, что мне особенносвойственно, — сознанию своего неведения.

Каждое наше движение раскрывает нас. Та же самая душа Цезаря, котораяпроявилась в воинском искусстве во время битвы при Фарсале, обнаружила себяи в его досужих и любовных похождениях. О лошади мы должны судить не толькопо тому, как она несется вскачь, но и по тому, как она идет шагом и даже какведет себя, когда спокойно стоит в своем стойле.

Среди отправлений человеческой души есть и низменные: кто не видит иэтой ее стороны, тот не может сказать, что знает ее до конца. И случается,что легче всего постичь душу человеческую тогда, когда она идет обычнымсвоим шагом. Ибо бури страстей захватывают чаще всего наиболее возвышенныеее проявления. Вдобавок она предается вся целиком каждому затронувшему еепредмету, отдает ему все свои силы, никогда не увлекается сразу двумяпредметами и всегда рассматривает то, что в данное время притягивает ее,исходя не из его сущности, а из своей собственной. Вещи, находящиеся вне ее,может быть, и обладают своим весом, своими мерами, своими свойствами, новнутри нас, в нашем душевном восприятии, мы перекраиваем их на свой лад.Смерть представляется ужасной Цицерону, желанной Катону, безразличнойСократу. Здоровье, сознание, власть, наука, богатство, красота и все, что импротивоположно, совлекают с себя у порога все свои облачения и получают отнашей души новые одежды такой расцветки, какая ей больше нравится —коричневой, зеленой, светлой, темной, яркой, нежной, глубокой,поверхностной. И притом каждая душа судит по-своему, ибо они не согласуютмежду собой свои стили, правила и формы: каждая сама себе госпожа. Поэтомуне будем ссылаться на внешние свойства вещей: мы сами представляем их себетакими, а не иными. Наше счастье или несчастье зависят только от нас самих.

Вот куда нам следует обращаться с дарами и обетами, а не к судьбе. Нашинравы

зависят не от нее, наоборот, они увлекают ее за собой и придают ей тотили иной облик по образу своему и подобию. Разве не могу я составить себемнение об Александре на основании того, как ведет он себя за столом, какбеседует и пьет или как он играет в шахматы? Каких только струн его души незатрагивала эта пустая детская игра? Я лично терпеть ее не могу и всяческиизбегаю именно за то, что она — недостаточно игра и захватывает нас слишкомвсерьез; мне совестно уделять ей столько внимания, которое следовало быотдать на что-либо лучшее. Александр не больше ломал себе голову над планомпохода на Индию, или какой-либо другой великий человек, — разыскивая путь,от которого зависит спасение человечества. Посмотрите, как наша душа придаетэтой смешной забаве значение и смысл, как напрягаются все наши нервы и какблагодаря этому она дает возможность любому человеку познать себя самого инепосредственно судить о себе. Какие только страсти не возбуждаются при этойигре! Гнев, досада, ненависть, нетерпение и пламенное честолюбивоестремление к победе в состязании, в котором гораздо извинительнее было быгордиться поражением, ибо недостойно порядочного человека иметь редкие,выдающиеся над средним уровнем способности в таком ничтожном деле. То, что яговорю по поводу этого примера, может быть сказано о любом другом. Каждаямелочь, каждое занятие человека выдает его полностью и показывает во весьрост так же, как и всякий другой пустяк.

Демокрит и Гераклит — два философа; из коих первый, считая судьбучеловека ничтожной и смешной, появлялся на людях не иначе, как с насмешливыми смеющимся лицом. Напротив, Гераклит, у которого тот же удел человеческийвызывал жалость и сострадание, постоянно ходил с печальным лицом и полнымислез глазами:

alter

Ridebat, quoties a limine moverat unum Protuleratque pedem; flebat contrarius alter. 822

Настроение первого мне нравится больше — не потому, что смеятьсяприятнее, чем плакать, а потому, что в нем больше презрения к людям, и оносильнее осуждает нас, чем настроение второго; а мне кажется, что нет такогопрезрения, которого мы бы не заслуживали. Жалость и сострадание всегдасвязаны с некоторым уважением к тому, что вызывает их; тому же, над чемсмеются, не придают никакой цены. Я не думаю, чтобы злонамеренности в насбыло так же много, как суетности, и злобы так же много, как глупости: в насменьше зла, чем безрассудства, и мы не столь мерзки, сколь ничтожны. Так,Диоген, который бездельничал в уединении, катая свою бочку и воротя нос отвеликого Александра, и считал нас чем-то вроде мух или надутых воздухомпузырей, был судьей более язвительным и жестоким, а следовательно, на мойвзгляд, и более справедливым, чем Тимон,

прозванный человеконенавистником 823 . Ибо раз мы ненавидим что-либо, значит, принимаем это близко к сердцу.Тимон желал нам зла, страстно жаждал нашей гибели и избегал общения с нами,как с существами опасными, зловредными и развращенными. Диоген же ставил насни во что; общение с нами не могло ни смутить его, ни изменить егонастроения; он не желал иметь с нами дела не из каких-либо опасений, но отпрезрения к нашему обществу, считая нас не способными ни к добру, ни ко злу.

Такого же рода был ответ Статилия Бруту, склонявшему его присоединитьсяк заговору против Цезаря: замысел этот он нашел справедливым, но не виделлюдей, достойных того,

822 Как только они выходили за порог дома, один смеялся, другой же,напротив, плакал (лат.) — Ювенал. Сатиры, X, 28.

823 …Тимон, прозванный человеконенавистником. — Афинянин (V в. до н.9.). В античных источниках мы находим множество рассказов о его отвращении кроду человеческому. Образ Тимона отражен Шекспиром в его трагедии «ТимонАфинский».

чтобы сделать ради них хоть малейшее усилие. Тут онследовал учению Гегесия 824, который утверждал, что мудрец должен заботитьсятолько о себе самом, ибо лишь он один и достоин

того, чтобы для него былочто-нибудь сделано, а также учению Феодора 825, считавшего, что было бынесправедливо, если бы мудрец рисковал собой для блага своей родины имудрость подвергал опасности ради безумцев.

Наши природные и благоприобретенные свойства столь же нелепы, как исмешны.

Глава LI

О суетности слов

Один ритор былых времен говорил, что его ремесло состоит в том, чтобывещи малые изображать большими. Пригонять большие сапоги к маленькой ноге —искусство сапожника. В Спарте его подвергли бы бичеванию за то, что онсделал своим ремеслом обман и надувательство. Я думаю, что Архидам, которыйбыл царем Спарты, не без удивления

выслушал ответ Фукидида 826 на свойвопрос, кто сильнее в единоборстве — он или Перикл. «Это, — сказал Фукидид, — было бы трудно проверить; ибо если бы я свалил его на землю, он сумел быубедить зрителей, что он не упал, а одержал верх». Те, кто изменяет иподкрашивает лица женщин, причиняет меньше вреда, ибо не видеть ихприродного облика — потеря небольшая. Люди, пытающиеся обмануть не глазанаши, а разум и извратить и исказить истинную сущность вещей, гораздовреднее. Государства, в управлении которыми господствовал твердый порядок,как, например, критское или лакедемонское, не придавали большого значенияораторам.

Аристон 827 мудро определяет риторику: искусство убеждать народ; Сократи Платон:

искусство льстить и обманывать 828 , а те, кто отвергает такоеобщее определение, подтверждают его правильность в своих частныхнаставлениях.

Магометане запрещают обучать своих детей риторике ввиду еебесполезности. А афиняне, у которых она была в большом почете, заметив,сколь губительно оказываемое ею действие, предписали устранить из нее самоеглавное — все, что возбуждало волнение чувств, вместе со вступлениями изаключениями.

Это орудие, изобретенное для того, чтобы волновать толпу и управлятьнеупорядоченной общиной, применяется, подобно лекарствам, только внездоровых государственных организмах. Ораторы во множестве расплодилисьтам, где простонародье, невежды и вообще все без разбору пользовалисьвластью, как, например, в Афинах, на Родосе, в Риме, и где вся общественнаяжизнь протекала бурно. И действительно, в этих государствах было маловлиятельных людей, которые выдвинулись бы без помощи красноречия: при егоподдержке достигли, в конце концов, высших должностей такие люди,

какПомпей, Цезарь, Красс, Лукулл, Лентул, Метелл 829, и оно помогло им больше,чем сила

824Гегесий — см. прим. 57, Гл. XXVI.

825Феодор — древнегреческий философ (IV в. до н. э.), проповедовавшийневерие в богов.

826…выслушал ответ Фукидида… — Речь идет не о Фукидиде, сыне Олора, — историке, а о Фукидиде, сыне Мелесия, — афинском политическом деятеле,вожде аристократической партии, яром противнике Перикла, подвергшемсяостракизму в 443 г. до н. э.

827Аристон — древнегреческий философ-стоик (III в. до н. а.).

828…искусство льстить и обманывать… — Платон. Горгий, 465 Ь.

829Публий Лентул Сура — римский консул 71 г. до н. а., участникзаговора Катилины, казненный вместе с другими заговорщиками Цицероном (63 г.); Квинт Метелл Непон — народный трибун 63 г., консул 57 г. до н. э.

оружия, вопреки воззрениям лучших времен. Ибо Луций Волумний,выступая публично в пользу избрания консулами Квинта Фабия и Публия Деция,сказал: «Это — мужи, рожденные для войны, великие в действии, суровые всловесных схватках, истинно консульские умы; утонченные, красноречивые иученые, они хороши для городских должностей в качестве преторов,отправляющих правосудие».

Красноречие процветало в Риме больше всего тогда, когда его дела шлихуже всего, когда его потрясали бури гражданской войны, подобно тому как наневозделанном и запущенном поле пышнее всего разрастаются сорные травы. Изэтого можно сделать вывод, что государства, где правит монарх, нуждаются вкрасноречии меньше, чем все другие. Ибо массе свойственны глупость илегкомыслие, из-за которых она позволяет вести себя куда угодно,завороженная сладостными звуками красивых слов и не способная проверитьразумом и познать подлинную суть вещей. На подобном легкомыслии, говорю я,не так легко играть, когда речь идет об одном человеке, которого к тому желегче предохранить хорошим воспитанием и добрыми советами от этого яда.Недаром из Македонии или Персии не вышло ни одного знаменитого оратора.

Все сказанное пришло мне в голову после недавнего разговора с однимитальянцем,

который служил дворецким у кардинала Караффы 830 до самой егосмерти. Я попросил его рассказать мне о должности, которую он отправлял. Онпроизнес целую речь об этой науке ублаготворения глотки со степенностью иобстоятельностью ученого, словно толковал мне какой-нибудь важныйбогословский тезис. Он разъяснил мне разницу в аппетитах — какой у человекабывает натощак, какой после второго и какой после третьего блюда; изложилсредства, которыми его можно или просто удовлетворить, или возбудить иобострить; дал обстоятельное описание соусов, сперва общее, а затем частное,остановившись на качестве отдельных составных частей и на действии, котороеони производят; рассказал о различии салатов в зависимости от времени года, — какие из них следует подогревать, какие лучше подавать холодными, какимспособом их убирать и украшать, чтобы они были еще и приятны на вид. Послеэтого он стал распространяться о порядке подачи кушаний, высказав многопрекрасных и важных соображений:

nec minimo sane discrimine refert

Quo gestu lepores, et quo gallina secetur. 831

И все это в великолепных и пышных выражениях, таких, какие употребляют,говоря об управлении какой-нибудь империей. Этот человек привел мне напамять следующие строки:

Hoc salsum est, hoc adustum est, hoc lautum eat parum,

Illud recte: iterum sic memento; sedulo

Moneo quae possum pro mea sapientia.

Postremo, tanquam in speculum, in patinas, Demea,

Inspicere iubeo, et moneo quid facto usus sit. 832

830…у кардинала Караффы… — Монтень имеет в виду, надо полагать,кардинала Карло Караффу, осужденного на смерть папой Пием IV и казненного в1561 г. Караффа — знаменитая в XVI в. неаполитанская фамилия.

831…и вовсе не безразлично, каким образом следует разрезать курицу илизайца (лат.) — Ювенал.Сатиры,

V, 123.

832«То пересолено, а то подгорело, а то получилось слишком сухим; а вотэто хорошо приготовлено; запомни же, чтобы и другой раз так сделать». Так-тоучу я их старательно, в меру моего разумения. Словом, Демеа, я велю имсмотреть в кастрюли, словно в зеркало, и наставляю по части всего, чтоСледует делать (лат.) — Теренций.Братья, 439.

Впрочем, даже греки весьма хвалили порядок и устройство пиршества,которое Павел

Эмилий 833 дал им по своем возвращении из Македонии; но здесья говорю не о существе дела, а о словах.

Не знаю, как у других, но когда я слышу, как наши архитекторы щеголяютпышными словами вроде: пилястр, архитрав, карниз, коринфский и дорическийордер, и тому

подобными из их жаргона, моему воображению представляетсядворец Аполидона 834; а на самом деле я вижу здесь только жалкие доски моейкухонной двери.

Вы слышите, как произносят слова метонимия, метафора, аллегория идругие грамматические наименования, и не кажется ли вам, что обозначаютсятаким образом формы необычайной, особо изысканной речи? А ведь они могутприменяться и к болтовне вашей горничной.

Подобный же обман — давать нашим государственным должностямвеликолепные римские названия, хотя наши должности по характеру выполняемыхобязанностей имеют очень мало общего с римскими, а по размерам власти имогущества — еще меньше. Укажу еще на один обман, который, по-моему,когда-нибудь будет приводиться в доказательство исключительной умственнойограниченности нашего времени, — это наделять без всяких оснований когоугодно славными прозваниями, которыми древние почтили только одного-двухвыдающихся людей на протяжении целых столетий. Прозвание «божественный» былодано Платону всеобщим признанием, и никто не стал бы его у него оспаривать.Но итальянцы, которые не без основания могут похваляться тем, что ум у нихболее развит, а суждения более здравы, чем у других народов нашего времени,недавно почтили этим

прозвищем Аретино 835 , который, на мой взгляд, ничемне возвышается над средним уровнем писателей своего времени, если не считатьего пышной и заостренной манеры, не лишенной изысканности, но искусственнойи надуманной, и кроме того — обычного красноречия, а уж до «божественности»в том смысле, какой придавали этому слову древние, ему далеко. А прозвище«великий» мы часто даем государям, которые отнюдь не возвышаются над любымсредним человеком.

Глава LII

О бережливости древних

Аттилий Регул 836 , командовавший римскими войсками в Африке, в самыйразгар своей славы и своих побед над карфагенянами обратился к республике списьмом, в котором сообщал, что слуга, которому он поручил управлять своимимением, состоявшим из семи арпанов земли, бежал, захватив с собой всеземледельческие орудия; поэтому Регул просил предоставить ему отпуск, чтобыон мог вернуться и привести свое хозяйство в порядок, так

833 Луций Эмилий Павл (Павел) — римский полководец, нанесший поражениеПерсею в битве при Пидне (3-я Македонская война 168 г. до н. э.),завоеватель Македонии.

834 …дворец Аполидона… — роскошный, воздвигнутый при помощиволшебства дворец, описанный в «Амадисе Галльском» — позднерыцарскомиспанском романе, переведенном в XVI в. на французский язык.

835Пьетро Аретино (1492–1554) — выдающийся итальянский сатирик,публицист и драматург эпохи Возрождения. В произведениях Аретино,проникнутых духом вызывающего свободомыслия, встречаются эпизоды, отмеченныецинизмом, непристойностью. Этим, а также неряшливостью слога Аретино иобъясняется строгий отзыв о нем Монтеня.

836Марк Аттилий Регул — римский полководец III в. до н. э., успешновоевавший с карфагенянами, принудивший их начать переговоры о мире, но, вконце концов, предательски захваченный ими в плен.

как он боялся, чтоего жена и дети могут от этого пострадать. Сенат позаботился о том, чтобы вимение Регула был послан другой управляющий, велел возместить Регулу всеубытки и, кроме того, распорядился, чтобы его жена и дети получалисодержание от государства.

Катон Старший, возвращаясь из Испании, чтобы занять должность консула,продал лошадь, каковой пользовался, желая сберечь деньги, которые пришлосьбы заплатить за ее перевозку морем в Италию. Будучи правителем Сардинии, онпо всем своим делам ходил пешком в сопровождении одного лишь служителя,состоявшего на жалованье у республики и носившего за ним его мантию и сосуддля совершения жертвоприношений; чаще всего, впрочем, свою поклажу он носилсам. Он хвалился тем, что никогда не имел одежды, стоившей дороже десятиэкю, и никогда не тратил на рынке больше десяти су в день; хвалился он такжеи тем, что ни один из его деревенских домов не был оштукатурен и

побеленснаружи. Сципион Эмилиан 837 , после того как он получил два триумфа и дваждыбыл избран консулом, отправился легатом в провинцию в сопровождении всегосеми слуг. Утверждают, что у Гомера никогда не было больше одного слуги, уПлатона более трех, а у Зенона, главы стоической школы, не было даже иодного.

Когда Тиберий Гракх, бывший тогда первым среди римлян, уезжал по деламреспублики, ему назначали содержание в размере всего пяти с половиной су вдень.

Глава LIII

Об одном изречении Цезаря

Если бы мы хоть изредка находили удовольствие в том, чтобыприсматриваться к самим себе, и время, которое мы затрачиваем на наблюдениеза другими и ознакомление с вещами, до нас не касающимися, употребляли наизучение самих себя, то быстро поняли бы, какое ненадежное и хрупкоесооружение наше «я». Разве не является удивительным свидетельствомнесовершенства неспособность наша по-настоящему удовлетвориться чем-либо,равно как и то обстоятельство, что даже в желании и воображении не способнымы выбрать то, что нам нужнее всего? Об этом ясно свидетельствует извечныйвеликий спор между философами — в чем заключается высшее благо для человека, — который еще продолжается и будет продолжаться вечно, не находя ни решения,ни примирения;

dum abest quod avemus, id exuperare videtur Cetera; post aliud cum contigit illud avemus,

Et sitis aequa tenet. 838

С чем бы мы ни знакомились, чем бы ни наслаждались, мы все времячувствуем, что это нас не удовлетворяет, и жадно стремимся к будущему, кнеизведанному, так как настоящее не может нас насытить: не потому, на мойвзгляд, что в нем нет ничего, могущего нас насытить, а потому, что самиспособы насыщения у нас нездоровые и беспорядочные:

Nam, cum vidit hic, ad usum quae flagitat usus,

Omnia iam ferme mortalibus esse parata,

Divitiis homines et honore et laude potentes

Affluere, atque bona natorum excellere fama,

Nec minus esse domi cuiquam tamen anxia corda,

837 Публий Корнелий Сципион Эмилиан Африканский Младший — знаменитыйримский полководец, взявший и разрушивший Карфаген (146 г. до н. э.) иНуманцию (133 г. до н. э.).

838 …пока у нас нет того, к чему мы стремимся, нам кажется, что эта вещьпревосходит все прочее; а получив ее, мы начинаем столь же страстно желатьчего-то другого (лат.) — Лукреций, III,1082 сл.

Atque animum infestis cogi servire querelis:

Intellexit ibi vitium vas efficere ipsum,

Omniaque illius vitio corrumpier intus,

Quae collata foris et commoda quaeque venirent. 839

Наше алкание неустойчиво и ненадежно: оно не способно ничего удержать,не способно дать нам чем-либо насладиться по-настоящему. Человек, полагая,что недостаток — в самих вещах, начинает вкушать и поглощать другие вещи,которых он доселе не знал, с которыми еще не ознакомился; к ним устремляетон свои желания и надежды, их он уважает и чтит, как об этом сказал Цезарь:Communi fit vitio naturae ut invisis, latitantibus atque incognitis

rebusmagis confidamus, vehementiusque exterreamur. 840

Глава LIV

О суетных ухищрениях

Часто люди пытаются добиться одобрения путем легкомысленных суетныхухищрений. Таковы поэты, которые сочиняют длинные творения, состоящие изстихов, начинающихся с какой-либо одной буквы; так в древности грекиподбирали размеры своих стихов, удлиняя или укорачивая строки таким образом,чтобы из сочетания этих строк образовывались какие-нибудь фигуры — яйца,шарики, крылья, топоры; такова же была мудрость и того человека, которыйувлекся вычислением, сколькими различными способами можно расположить буквыалфавита, обнаружив, в конце концов, как рассказывает об этом Плутарх,

чтосуществует невероятное количество таких комбинаций 841. Я нахожу правильныммнение о подобных вещах одного человека, которому показали искусника,научившегося так ловко метать рукой просяное зерно, что оно безошибочнопроскакивало через ушко иголки; когда этого человека попросили вознаградитьстоль редкое искусство каким-либо подарком, он отдал забавное и, по-моему,вполне правильное приказание выдать искуснику две-три меры

проса, чтобы онмог сколько угодно упражняться в своем прекрасном искусстве 842 . Ипоразительное свидетельство немощности нашего разума заключается в том, чтоон оценивает всякую вещь с точки зрения ее редкости и новизны, а такжемалодоступности, хотя бы сама по себе она и не содержала в себе ничегохорошего и полезного.

Недавно у меня в доме мы занялись игрой — кто подберет большееколичество слов, выражающих два совершенно противоположных значения, как,например, sire, которое обозначает титул, присвоенный самой высокой особе внашем государстве — королю, но применимо также и к простым людям, напримерторговцам, не касаясь, однако, лиц, занимающих промежуточное между нимиположение. Женщину высокопоставленную называют — dame, женщину среднегосословия — demoiselle, а женщин самого низкого состояния опять-таки — dame.Балдахины над столами допускаются только у особ

839 Когда он [Эпикур] увидел, что смертные обладают почти всем необходимыми что даже те из них, которые наделены богатствами, почестями и уважением икоторых отличает добрая слава их сыновей, в душе и в сердце своем все жетерзаются тревогой, а их душа поневоле предается горестным жалобам, онпонял, что все зло — в самом сосуде, обладающем неким изъяном и потомупортящем самую драгоценную влагу, вливаемую в него (лат.) — Лукреций, VI, 9 сл.

840 Таков порок, присущий нашейприроде; вещи невидимые, скрытые и непознанные порождают в нас и большуюверу и сильнейший страх (лат.) — Цезарь. Записки огражданской войне, II, 4.

841…как рассказывает… Плутарх… — Плутарх. Застольные беседы,VIII, 9.

842…он отдал забавное и… правильное приказание… — Согласно Квинтилиану(Обучение оратора, II, 20), это приказание было отдано АлександромМакедонским.

королевской крови и втрактирах.

Демокрит утверждал, что боги и звери обладают более остройчувствительностью, чем

люди, которые в этом отношении находятся на среднемуровне 843 . Римляне носили одинаковые одежды в траурные и в праздничные дни.Установлено с несомненностью, что предельный страх и предельный пылхрабрости одинаково расстраивают желудок и вызывают понос.

Прозвище «дрожащий», полученное двенадцатым королем Наварры Санчо,доказывает, что смелость заставляет наши члены дрожать, подобно страху.Однажды слуги, надевая на своего господина доспехи и видя его дрожь,пытались ободрить его и стали приуменьшать опасность, которой ему предстоялоподвергнуться, но он сказал им: «Вы плохо меня знаете. Если бы тело моепредставляло себе, куда увлечет его сейчас моя храбрость, оно бы, объятоесмертным холодом, упало на землю».

Слабость, овладевающая нами вследствие холодности и отвращения квенериным играм, возникает у нас также и от чрезмерных желаний инеобузданной пылкости.

Слишком сильный холод и слишком сильный жар могут варить и жарить.Аристотель утверждает, что слитки свинца размягчаются и плавятся от холода иот зимних морозов так

же, как от сильного жара 844. Вожделение и пресыщениев равной мере заставляют страдать нас и когда мы еще не достиглинаслаждения, и когда мы перешли его границы. Глупость и мудрость сходятся водном и том же чувстве и в одном и том же отношении к невзгодам, которыепостигают человека: мудрые презирают их и властвуют над ними, а глупцы неотдают себе в них отчета; вторые, если можно так выразиться, не доросли доних, первые их переросли. Мудрые, хорошо взвесив и рассмотрев свойства нашихнесчастий, измерив их и обсудив их истинную природу, возвышаются над нимимощным и мужественным порывом: они презирают их, попирают ногами, ибообладают такой силой и крепостью духа, что стрелы злого рока, попадая в них,неизбежно должны отскакивать и притупляться, как от встречи с твердым телом,в которое им не проникнуть. Люди обыкновенные, средние, находятся междудвумя этими крайностями — они сознают свои беды, ощущают их и не имеют силыих перенести. Детство и старческая дряхлость сходны умственной слабостью,алчность и расточительность — стремлением приобретать, увеличивать своедостояние.

Есть все основания утверждать, что невежество бывает двоякого рода:одно, безграмотное, предшествует науке; другое, чванное, следует за нею.Этот второй род невежества так же создается и порождается наукой, как первыйразрушается и уничтожается ею.

Простые умы, мало любознательные и мало развитые, становятся хорошимихристианами из почтения и покорности; они бесхитростно веруют и подчиняютсязаконам. В умах, обладающих средней степенью силы и средними способностями,рождаются ошибочные мнения. Они следуют за поверхностным здравым смыслом иимеют некоторое основание объяснять простотой и глупостью то, что мыпридерживаемся старинного образа мыслей, имея в виду тех из нас, которые непросвещены наукой. Великие умы, более основательные и проникновенные, являютсобой истинно верующих другого рода: они длительно и благоговейно изучаютСвященное писание, обнаруживают в нем более глубокую истину и, озаренные еесветом, понимают сокровенную и божественную тайну учения нашей церкви. Всеже мы видим, что некоторые достигают этой высшей ступени черезпромежуточную, испытав при этом величайшую радость и убежденность в том, чтоими достигнута последняя грань христианского просвещения, и наслаждаютсясвоей победой, нравственно перерожденные, исполненные

843Демокрит утверждал… — Источник Монтеня — Плутарх (Мненияфилософов, IV, 10).

844…слитки свинца… плавятся от холода… — Аристотель. Проблемы,50.

умиления,благодарности и величайшей скромности. Но в их число я не хотел бы включатьтех людей, которые, желая очиститься от всякого подозрения в склонности ксвоим прежним заблуждениям и убедить нас в своей твердости, впадают вкрайность, становятся нетерпимыми и несправедливыми в отстаивании нашегодела и пятнают его, вызывая постоянные упреки в жестокости.

Простые крестьяне — честные люди; честные люди также философы, натурыглубокие и просвещенные, обогащенные обширными познаниями в области полезныхнаук. Но метисы, пренебрегшие состоянием первоначального неведения всех науки не сумевшие достигнуть второго, высшего состояния (то есть сидящие междудвух стульев, как, например, я сам и многие другие), опасны, глупы и вредны:они-то и вносят в мир смуту. Что касается меня, то я стараюсь, насколько этов моих силах, вернуться к первоначальному, естественному состоянию, котороесовсем напрасно пытался покинуть.

Народная и чисто природная поэзия отличается непосредственной свежестьюи изяществом, которые уподобляют ее основным красотам поэзии, достигшейсовершенства

благодаря искусству, как свидетельствуют об этом гасконскиевилланели 845 и поэтические произведения народов, не ведающих никаких наук идаже не знающих письменности. Поэзия посредственная, занимающая место международною и тою, которая достигла высшего совершенства, заслуживаетпренебрежения, недостойна того, чтобы цениться и почитаться.

Однако, предавшись подобным умственным изысканиям, я увидел, как эточасто бывает, что мы принимали за трудную и необычную работу то, что насамом деле не таково; находчивость наша, обострившись, обнаруживаетбесконечное количество подобных примеров. Я приведу здесь только один: еслистоит говорить об этих моих «Опытах», то может случиться, думается мне, чтоони не придутся по вкусу ни умам грубым и пошлым, ни умам исключительным ивыдающимся. Те их не поймут, эти поймут слишком хорошо; и придется имудовольствоваться читателем среднего умственного уровня.

Глава LV

Озапахах

Онекоторых людях — к ним относится Александр Великий — говорят, что ихпот издавал приятный запах, благодаря каким-то редким и исключительнымособенностям их

телесного устройства. Причину этого пытались выяснитьПлутарх и другие 846. Но обычно человеческие тела устроены совсем по-иному:лучше всего, если они вовсе не имеют запаха. Самым чистым и сладостнымдыханием — например, дыханием здорового ребенка — мы восхищаемся потому, чтооно лишено какого бы то ни было неприятного запаха. Вот почему, как говоритПлавт,

Mulier tum bene olet, ubi nihil olet. 847

Лучше всего ведет себя та женщина, о поведении которой ничего не знаюти не слышат. Что же касается приятных запахов, заимствованных извне, то мнекажется правильным мнение, что люди пользуются духами для того, чтобы скрытькакой-нибудь природный недостаток. Отсюда такое отождествление у древнихпоэтов: благоухание у них часто означает вонь —

845Вилланель — лирическое стихотворение из шести строф по три стиха иодной заключительной строчки, всего на две рифмы.

846Причину этого пытались выяснить Плутарх и другие. — Плутарх.Жизнеописание Александра, 4.

847Женщина пахнет хорошо, когда она ничем не пахнет (лат.) — Плавт.Привидение, I, 3