Мишель Монтень - Опыты

кто-нибудь сумелобъединить нас в настоящее время и направить весь наш народ на одно общеедело, то вновь могла бы расцвести наша древняя военная слава. Не подлежитсомнению, что награждение орденом в прежние времена имело в виду не толькоэто соображение, оно предусматривало и более далекую цель. Присвоение орденавсегда было награждением не просто лишь доблестного воина, но прославленноговоеначальника. Умение повиноваться не заслуживало столь почетной награды.Для получения ордена в прежние времена требовался более всеобъемлющийвоенный опыт; военному человеку надо было обнаружить самые выдающиесяспособности: Neque enim eaedem militares et imperatoriae artes

sunt 1044, и, крометого, он должен был по своему положению подходить к этому званию. Но если быдаже оказалось, что в настоящее время найдется гораздо больше людей,заслуживающих этой награды, чем раньше, то все же я считаю, что не следовалобы раздавать ее с большей легкостью, и было бы даже предпочтительней недавать ее всем тем, кто заслужил эту награду, чем навсегда свести на нет —как это делается у нас — столь полезный обычай. Ни один благородный человекне сочтет возможным хвалиться тем, что у него есть общего со многимидругими, и те, кто в настоящее время менее заслужил эту награду, делают вид,будто относятся к ней с пренебрежением, чтобы таким образом стать в рядытех, кого обижают слишком частой раздачей этой обесцениваемой таким путемнаграды, которая только этим последним и подобает.

Но трудно рассчитывать на то, чтобы, ослабив и уничтожив этот орден,можно было создать и сделать высоко почетной другую подобную ему награду. Втот смутный и

испорченный век, в какой мы живем, новый, недавно учрежденныйорден 1045 с самого же начала будет подточен действием тех же причин, которыеразрушили орден св. Михаила. Чтобы придать этому новому ордену авторитет,его следовало бы раздавать с величайшей осмотрительностью и в весьма редкихслучаях; а между тем в наше бурное время невозможно вести это дело с большойстрогостью, твердо держа его в руках. Кроме того, чтобы оно обрелопопулярность, нужно было бы вытравить память о первом ордене и о томпренебрежении, в которое он впал.

Этот вопрос мог бы послужить темой для рассуждения о доблести и ееотличии от других добродетелей; но так как Плутарх неоднократно возвращалсяк этой теме, я не стану ее касаться и приводить то, что он говорит по этомуповоду. Но стоит отметить, что наш народ выделяет доблесть (vaillance) издругих добродетелей и придает ей первостепенное значение, что явствует ужеиз самого ее названия, происходящего от слова «достоинство» (valeur). Равнымобразом, когда мы говорим, что такой-то весьма достойный или порядочныйчеловек в стиле нашего двора или нашего дворянства, то это означает, чторечь идет о храбром, доблестном человеке, то есть мы употребляем этоназвание в том же смысле, как это принято было в древнем Риме.Действительно, у римлян самое название «добродетель» (virtus) проистекало отслова «сила» (то есть храбрость). Военное призвание — самое важное, самоеподходящее и единственное призвание французского дворянства. Весьмавозможно, что первой добродетелью, появившейся среди людей и давшей одним изних превосходство над другими, и была именно эта самая добродетель, спомощью которой более сильные и более храбрые приобрели власть над болееслабыми и заняли особое положение: с тех пор за ними сохранилась эта честь иназвание.

Однако возможно также, что эти народы, будучи весьма воинственными,особенно высоко оценили ту из добродетелей, которая была им наиболее близкаи казалась наиболее достойной этого названия. Нечто подобное можно наблюдатьу нас и в другой области: неусыпная забота о целомудрии наших женщинприводит к тому, что, когда мы говорим

1044 Усолдата и у полководца не одно и то же искусство (лат.). — Тит Ливий, XXV,19.

1045 … новый, недавно учрежденный орден… — Имеется в виду орден св.Духа, учрежденный во второй половине XVI в.

«хорошая женщина», «порядочнаяженщина», «почтенная и добродетельная женщина», то имеем при этом в виду нечто иное, как «целомудренная женщина», и похоже на то, что, стремясьзаставить женщин быть целомудренными, мы придаем мало значения всем прочимих добродетелям и готовы простить им любой порок, лишь бы они зато соблюдалицеломудрие.

Глава VIII

О родительской любви

Госпоже д’Этиссак 1046

Сударыня, если меня не спасут новизна и необычность моей книги, нередкопридающие цену вещам, то я никогда не выйду с честью из этой нелепой затеи;но она так своеобразна и столь непохожа на общепринятую манеру писать, что,может быть, именно это послужит ей пропускным листом. Первоначально фантазияприняться за писание пришла мне в голову под влиянием меланхолическогонастроения, совершенно не соответствующего моему природному нраву; оно былопорождено тоской одиночества, в которое я погрузился несколько лет томуназад. И, так как у меня не было никакой другой темы, я обратился к себе иизбрал предметом своих писаний самого себя. Это, вероятно, единственная всвоем роде

книга с таким странным и несуразным замыслом 1047. В ней нетничего заслуживающего внимания, кроме этой особенности, ибо такую пустую иничтожную тему самый искусный мастер не смог бы обработать так, чтобы стоилоо ней рассказывать. Однако, сударыня, задавшись целью изобразить в этойкниге мой собственный портрет, я упустил бы в нем одну весьма важную черту,если бы не упомянул о том почтении, которое я всегда питал к вашим заслугам.Я хотел отметить это в посвящении этой главы тем более, что среди другихваших прекрасных качеств одно из первых мест занимает та привязанность,которую вы неизменно выказывали по отношению к вашим детям. Тот, кто знает,в каком молодом возрасте ваш муж, господин д’Этиссак, оставил вас вдовой;тот, кто знает, какие почетные и выгодные предложения делались с тех порвам, как одной из знатнейших дам Франции; тот, кто знает твердость ипостоянство, которое вы неизменно проявляли в течение всех этих лет вуправлении имуществом и ведении дел ваших детей в самых различных уголкахФранции, что бывало часто связано с огромными трудностями; тот, кто знает,как счастливо они разрешались только благодаря вашей предусмотрительностиили удаче, — тот несомненно согласится со мной, что нет в наше время примераболее глубокой материнской любви. Я благодарю бога, сударыня, за то, что эталюбовь принесла столь добрые плоды, ибо большие надежды, подаваемые вашимсыном, господином д’Этиссаком, сулят, что, выросши, он выкажет вампризнательность и повиновение. Но так как из-за своего малолетства он до сихпор еще не был в состоянии оценить те неисчислимые услуги, которыми он вамобязан, я хотел бы, чтобы эти строки, если они когда-нибудь попадут ему вруки, когда меня уже не будет и я не смогу сказать ему этого, я хотел бы,повторяю, чтобы он воспринял их как чистую правду; она будет ему ещеубедительнее доказана теми благими последствиями, которые он ощутит на себе.Правда эта состоит в том, что нет дворянина во Франции, который был быбольше обязан своей матери, чем он, и что он не может дать в будущем лучшегодоказательства своей добродетели, чем признав, насколько он вам обязан.

Если существует действительно какой-либо естественный закон, то естьнекое исконное

1046 Госпожа д’Этиссак — близкая приятельница Монтеня, одна извысокопоставленных придворных дам. От брака с бароном д’Этиссаком, умершим в1565 г., у нее был сын Шарль д’Этиссак (о котором идет речь в тексте),сопровождавший Монтеня во время его поездки в Италию в 1580 г.

1047 Это, вероятно, единственная… книга с таким странным и несуразнымзамыслом. — Ср. примерно такое же высказывание Монтеня выше, гл. VI.

и всеобщее влечение, свойственное и животным, и людям (чтодалеко, впрочем, не бесспорно), то, по-моему, на следующем месте послеприсущего всем животным стремления оберегать себя и избегать всеговредоносного стоит любовь родителей к своему потомству. И так как природакак бы предписала ее нам с целью содействовать дальнейшему плодотворномуразвитию вселенной, то нет ничего удивительного в том, что обратная любовьдетей к родителям не столь сильна.

К этому надо еще добавить наблюдение Аристотеля 1048, что делающийкому-либо добро любит его сильнее, чем сам им любим; и что заимодавец любитсвоего должника больше, чем тот его, совершенно так же, как всякий мастербольше любит свое творение, чем любило бы его это творение, обладай оноспособностью чувствовать. Мы ведь дорожим своим бытием, а бытие состоит вдвижении и действии, так что каждый из нас до известной степени вкладываетсебя в свое творение. Кто делает добро, совершает прекрасный и благородныйпоступок, а тот, кто принимает добро, делает только нечто полезное; полезноеже гораздо менее достойно любви, чем благородное. Благородное твердо ипостоянно; оно доставляет тому, кто сделал его, прочное чувствоудовлетворения. Полезное легко утрачивается и исчезает; оно не оставляет посебе столь живого и отрадного воспоминания. Мы больше ценим те вещи, которыедостались нам дорогой ценой; и давать труднее, чем брать.

Так как богу угодно было наделить нас некоторой способностью суждения,чтобы мы не были рабски подчинены, как животные, общим законам и моглиприменять их по нашему разумению и доброй воле, то мы должны до известнойстепени подчиняться простым велениям природы, но не отдаваться полностью еевласти, ибо руководить нашими способностями призван только разум. Чтокасается меня, то я мало расположен к тем склонностям, которые возникают унас без вмешательства разума. Я, например, не могу проникнуться тойстрастью, в силу которой мы целуем новорожденных детей, еще лишенныхдушевных или определенных физических качеств, которыми они способны были бывнушить нам любовь к себе. Я поэтому не особенно любил, чтобы их выхаживалиоколо меня. Подлинная и разумная любовь должна была бы появляться и расти помере того, как мы узнаем их, и тогда, если они этого заслуживают,естественная склонность развивается одновременно с разумной любовью и мылюбим их настоящей родительской любовью; но точно так же и в том случае,если они не заслуживают любви, мы должны судить о них, всегда обращаясь кразуму и подавляя естественное влечение. Между тем очень часто поступаютнаоборот, и чаще все мы больше радуемся детским шалостям, играм и проделкамнаших детей, чем их вполне сознательным поступкам в зрелом возрасте, словнобы мы их любили для нашего развлечения, как мартышек, а не как людей. Инередко тот, кто щедро дарил им в детстве игрушки, оказывается очень скупымна малейший расход, необходимый им, когда они подросли. Похоже на то, что мызавидуем, видя, как они радуются жизни, между тем как нам необходимо ужерасставаться с ней, и эта зависть заставляет нас быть по отношению к нимболее скаредными и сдержанными: нас раздражает, что они идут за нами попятам, как бы убеждая нас уйти поскорее. И если бы мы должны были этогобояться — ибо в силу извечного порядка вещей они действительно могут житьлишь за счет нашего существа и нашей жизни, — то нам не следовало быстановиться отцами.

Что касается меня, то я нахожу жестоким и несправедливым не уделятьдетям части нашего имущества, не делать их совладельцами наших благ исоучастниками в наших имущественных делах, когда они стали уже способными ихвести; я нахожу, что мы обязаны урезывать наши блага в их пользу, ибо ведьдля этого мы породили их на свет. Это величайшая несправедливость — когдастарый, больной и еле живой отец один пользуется, греясь у очага, доходами,которых хватило бы на содержание нескольких детей; когда он

1048 … надо… добавить наблюдение Аристотеля… — Никомахова этика, IX,7.

заставляет их,за недостатком средств, терять лучшие годы, не имея возможности продвинутьсяна государственной службе и узнать людей. Их приводят этим в отчаяние ипобуждают стараться всякими путями, как бы дурны они ни были, обеспечитьсебя; и в самом деле, я видел на своем веку немало молодых людей из хорошихсемей, ставших такими закоренелыми ворами, что их ничем нельзя было ужевернуть на путь истинный. Я знаю одного такого человека из хорошей семьи, скоторым я однажды говорил по этому поводу по просьбе его брата, весьмапорядочного и почтенного дворянина. Бедняга прямо признался мне, что на этотзлополучный и грязный путь его толкнули черствость и скупость его отца и чтоон теперь так привык к этому, что не может жить иначе; и действительно,вскоре после этого он был изобличен в том, что украл кольца у одной дамы, наутреннем приеме которой он находился вместе с другими людьми. Это напомниломне рассказ, который мне довелось услышать от другого дворянина, такпристрастившегося с молодых лет к этому злосчастному занятию, чтовпоследствии, вступив во владение своим имуществом и решив избавиться отсвоего порока, он не в состоянии был удержаться и пройти мимо лавки, неукрав какой-нибудь вещи, которая была ему нужна, с тем чтобы потом послатьденьги за нее. Я видел людей, до того пристрастившихся к этому пороку ипогрязших в нем, что даже у своих товарищей они крали вещи, которые потомвозвращали. Я — гасконец, но не знаю порока, который был бы мне болеенепонятен. Я его еще больше ненавижу чувством, чем разумом. Даже в помыслемоем я не мог бы ни у кого ничего похитить. Гасконцы пользуются в этомотношении более дурной славой, чем другие народы Франции, хотя мы не развидели в наши дни, что в руки правосудия попадали родовитые люди из другихчастей страны, уличенные в гнусных кражах. Я подозреваю, что в этомбеспутстве отчасти повинен названный порок отцов.

Быть может, мне приведут в виде возражения то, что сказал один разумныйвельможа, заявивший, что он копит богатства лишь для того, чтобы бытьпочитаемым и ценимым своими близкими, и, так как старость отняла у него вседругие возможности, это единственное оставшееся ему средство поддержать своювласть в семье и избежать

всеобщего презрения (напомним, что, по словамАристотеля 1049, не только старость, но и всякая вообще умственная слабостьпорождает скупость). В этом есть некоторая доля истины, но ведь это лишьлекарство против болезни, самого возникновения которой не следует допускать.Жалок отец, если любовь детей к нему зависит лишь от того, что они нуждаютсяв его помощи. Да и можно ли вообще называть это любовью? Следует внушатьуважение своими добродетелями и рассудительностью, а любовь — добротой имягкостью. Даже прах благородного человека заслуживает уважения: мы привыкливоздавать почет и окружать поклонением даже останки выдающихся людей. Учеловека, достойно прожившего свою жизнь, не может быть настолько убогой ижалкой старости, чтобы она из-за этого не внушала уважения, в особенностиего собственным детям, которых с малолетства надлежало приучить к исполнениюсвоего долга убеждением, а не принуждением, грубостью, скупостью илисуровостью:

Et errat longe, mea quidem sententia,

Qui imperium credat esse gravius aut stabilius

Vi quod fit, quam illud quod amicitia adiungitur. 1050

Я осуждаю всякое насилие при воспитании юной души, которую растят вуважении к чести и свободе. В суровости и принуждении есть нечто рабское, ия нахожу, что того, чего

1049 … по словам Аристотеля… — Никомахова этика, IV, 3.

1050 По-моему, глубоко заблуждается тот, кто считает более прочной итвердой власть, покоящуюся на силе, чем ту, которая основана на любви(лат.). — Теренций. Братья, 65.

нельзя сделать с помощью разума, осмотрительности иуменья, нельзя добиться и силой 1051. Такое воспитание получил я сам.Рассказывают, что в раннем детстве меня всего два раза высекли, и то лишьслегка. Своих детей я воспитывал в том же духе; к несчастью, все они умиралив младенческом возрасте; этой участи счастливо избежала лишь только дочь

мояЛеонор 1052 , к которой до шестилетнего возраста и позднее никогда неприменялось никаких других наказаний за ее детские провинности, кромесловесных внушений, да и то всегда очень мягких (что вполне отвечалоснисходительности ее матери). И если бы даже мои намерения в отношениивоспитания и не оправдали себя на деле, это можно было бы объяснить многимипричинами, не опорочивая моего метода воспитания, который правилен иестественен. С мальчиками в этом отношении я рекомендовал бы быть особенносдержанными, ибо они еще в меньшей мере созданы для подчинения ипредназначены к известной независимости; я поэтому постарался бы развить вних пристрастие к прямоте и непосредственности. Между тем от розог я невидел никаких других результатов, кроме того, что дети становятся от нихтолько более трусливыми и лукаво упрямыми.

Если мы хотим, чтобы наши дети любили нас, если мы хотим лишить ихповода желать нашей смерти (хотя никакой вообще повод для такого ужасногоположения нельзя считать

законным и простительным — nullum scelus rationemhabet 1053), то нам следует разумно сделать для них все, что в нашей власти. Поэтомунам не следует жениться очень рано, дабы не получалось, что наш возрасточень близок к возрасту наших детей, так как это обстоятельство создает длянас большие неудобства. Я особенно имею в виду наше дворянство, котороеведет праздную жизнь и живет, как выражаются, только своими рентами, ибо втех семьях, где средства к существованию добываются трудом, наличие большогочисла детей облегчает ведение хозяйства, так как оно означает наличиедополнительного числа рабочих рук или орудий.

Я женился, когда мне было тридцать три года, и поддерживаюприписываемое

Аристотелю мнение 1054, что жениться следует в тридцать пятьлет. Платон требует 1055, чтобы женились не ранее тридцати лет, но он прав,когда смеется на теми, кто вступает в брак после пятидесяти лет, и считает,что потомство таких людей не пригодно к жизни.

Фалес 1056 установил в этом вопросе наиболее правильные границы. Когдаон был очень молод и мать убеждала его жениться, он отвечал ей, что еще непришло время, а состарившись, заявлял, что уже поздно. Следует отказыватьсяот всяких несвоевременных действий.

Древние галлы считали весьма предосудительным иметь сношения сженщиной, не достигнув двадцатилетнего возраста, и настойчиво советовалимужчинам, готовившимся к военному поприщу, по возможности дольше сохранятьдевственность, ибо близость с

1051 … нельзя добиться силой. — Свои передовые и пронизанные глубокойгуманностью взгляды на воспитание Монтень изложил в особой главе «Опытов»(см. гл. «О воспитании детей»).

1052 Леонор — иногда употреблявшаяся на юге Франции испанская форма именидочери Монтеня Элеоноры

(1571–1616).

1053 Никакое преступление не может иметь законного основания (лат.) — Тит Ливий,XXVIII, 28.

1054 … поддерживаю приписываемое Аристотелю мнение… — Аристотель.Политика. VII, 16. — Аристотель говорит, что «в 35 лет и немногим раньше».

1055 Платон требует… — Государство, VI, 460 с.

1056 Фалес из Милета — см. прим. 43, т. I, гл. XIV. — Приводимое в текстесм. Диоген Лаэрций, 1, 26.

женщинами ослабляет мужество 1057.

Ма hor congiunto à giovinetta sposa, Lieto homai de’figli, era invilito

Ne gli affetti di padre e di marito. 1058

Из истории Греции мы знаем, что Икк Тарентский, Крисон, Астил, Диопомпи другие, желая сохранить свои силы нерастраченными для олимпийских игр,гимнастических и других

состязаний, воздерживались во время подготовки к нимот всяких любовных дел 1059.

Султан Туниса Мулей Гасан 1060, которого император Карл V восстановилна троне, не смог простить своему отцу даже после его смерти егонепрестанных похождений с женщинами и называл его бабой, плодящей детей.

В некоторых областях Америки, завоеванных испанцами, мужчинамзапрещалось жениться ранее сорокалетнего возраста, женщинам же разрешалосьуже в десять лет вступать

в брак 1061 . Тридцатипятилетнему дворянину еще невремя уступать место своему двадцатилетнему сыну: это возраст, когда он ещесам может участвовать в военных походах и являться ко двору своего государя.Ему самому нужны для этого деньги; он, разумеется, должен уделять часть изних детям, но такую лишь, чтобы это не стесняло его самого. Это положениеправильно отражает тот ответ, который обычно на устах у отцов и которыйгласит: «Я не хочу раздеваться раньше, чем мне придется лечь спать».

Но отец, отягощенный годами и болезнями, лишенный из-за своих немощей истарости возможности занимать свое место в обществе, поступает несправедливопо отношению к своим детям, продолжая бесплодно оберегать свои богатства.Если он умен, то вполне уместно, чтобы у него явилось желание раздетьсяпрежде, чем лечь спать, — раздеться не до рубашки, а вплоть до очень теплогохалата; все же остальные роскошества, которые ему уже не по зубам, он долженс готовностью раздать тем, кому они должны по закону природы принадлежать.Вполне естественно, чтобы он предоставил детям пользоваться ими, посколькуприрода лишает его самого этой возможности; иначе здесь проявится злая воляи зависть. Лучшим из поступков императора Карла V было умение признать (попримеру некоторых древних мужей под стать ему), что разум повелевает намраздеться, если наше платье отягощает нас и мешает нам, и что следует лечь,если ноги нас больше не держат. Почувствовав, что он не в силах больше вестидела с прежней твердостью и силой, он

отказался от своих богатств, почестейи власти в пользу сына 1062.

1057 … близость с женщинами ослабляет мужество. — Буквально то же самоеЦезарь говорит о древних германцах. Монтень, по-видимому по ошибке, перенесэто на древних галлов (см. Гай Юлий Цезарь. Записки о галльской войне, VI,21).

1058 Теперь, соединившись с молодой супругой, он счастлив тем, что у негобудут дети; отцовские и супружеские чувства изнежили его (ит.). — Тассо.Освобожденный Иерусалим, X, 39.

1059 Из истории Греции мы знаем… — Приводимое в тексте Монтеньзаимствует у Платона. — Икк Тарентский — гимнаст, упоминается также вдиалоге Платона «Протагор» 316 е. — Крисон — скороход, также упоминается вПлатоновом «Протагоре» 335 d. — Астил — победитель на играх в 73-юолимпиаду. — Диопомп (у Платона — Диополис) — упоминается Платоном в числеизвестных древних атлетов в «Законах», VIII, 840 а.

1060 Мулей Гасан — см. прим. 7, т. I, гл. LV. — Приводится: Паоло Джовио.История моего времени,

XXXIII.

1061 В некоторых областях Америки… — Монтень опирается на сочинениеЛопеса де Гомара «Общая история Индий» (французский перевод: L. Gomara.Histoire générale des Indes. 1586).

1062 … он отказался от своих богатств… в пользу сына. — Имеется ввиду отречение императора Карла V от

Solve senescentem mature sanus equum, ne

Peccet ad extremum ridendus, et ilia ducat. 1063

Это неумение вовремя остановиться и ощутить ту разительную перемену,которая с возрастом естественно происходит в нашем теле и в нашей душе(причем, на мой взгляд, эта перемена в одинаковой мере относится и к телу, ик душе, а возможно, что к душе даже больше), погубило славу многих великихлюдей. Я видел на своем веку и близко знавал весьма выдающихся людей, укоторых на моих глазах поразительным образом угасали былые качества, послухам, отличавшие их в их лучшие годы. Я предпочел бы, чтобы они, ради ихсобственной чести, удалились на покой и отказались от тех государственных ивоенных постов, которые стали им не по плечу. Я когда-то, как свой человек,бывал в доме одного дворянина-вдовца, очень старого, но еще бодрого. У негобыло несколько дочерей на выданье

исын, которому пришло время показыватьсяв свет, что было связано с множеством расходов

ис посещениями разныхпосторонних людей, бывавших в отеческом доме. Все это вызывалонеудовольствие отца, не столько по причине лишних расходов, сколько потому,что ввиду своего преклонного возраста он усвоил образ жизни, глубокоотличный от нашего. Однажды я довольно смело, как обычно с ним говорил,заявил ему, что ему следовало бы освободить для нас место, что лучше емубыло бы предоставить сыну главный дом (ибо только он один был хорошорасположен и обставлен), а самому устроиться в одном из соседних егопоместий, где никто не будет нарушать его покоя, так как иначе он не сможетизбавиться от тех неудобств, которые связаны с образом жизни его детей. Онпоследовал моему совету и остался доволен.

Яне хочу, однако, этим сказать, что нельзя взять назад уступленныхдетям прав. Я предоставил бы детям (и в ближайшем будущем намерен сам такпоступить) возможность пользоваться моим домом и моими поместьями, но справом отказать им в этом, если они дадут к тому повод. Я предоставил бы импользование всем моим имуществом, когда это стало бы для меняобременительным; но общее управление им я сохранил бы за собой в той мере, вкакой мне было бы это желательно, так как я всегда считал, что длясостарившегося отца должно быть большой радостью самому ввести своих детей вуправление своими делами

ииметь возможность, пока он жив, проверять ихдействия, давать им советы и наставления на основании своего опыта; большойрадостью должно быть для него иметь возможность самому поддерживатьблагополучие своего дома, перешедшего в руки его преемников, и укрепитьсятаким образом в надеждах, которые он может возлагать на них в будущем.Поэтому я не стал бы сторониться их общества, а, наоборот, хотел бынаходиться около них и наслаждаться — в той мере, в какой мне это позволилбы мой возраст, — их радостями и их увеселениями. Если бы даже я не жилобщей с ними жизнью (так как в этом случае я омрачал бы их общество печалямимоего возраста и моих болезней, а кроме того, меня это вынудило бы нарушитьмой новый образ жизни), я бы, по крайней мере, постарался жить около них вкакой-нибудь части моего дома, не в самой парадной, но в наиболее удобной. Яне хотел бы повторить того, что мне пришлось видеть несколько лет назад напримере декана монастыря св. Илария в Пуатье; подавленный тяжелоймеланхолией, он жил таким отшельником, что перед тем, как я вошел в егокомнату, он двадцать два года ни разу не выходил из нее, и, несмотря на это,был в полном здравии, не считая того, что изредка страдал желудком. Оченьнеохотно разрешал он кому-нибудь хоть раз в неделю его проведать и всегдасидел взаперти, в полном одиночестве. Только раз в день к нему входил слуга,приносивший пищу, после чего сразу же уходил. Все его занятия состояли втом, что он

престола в 1555 г. , когда он передалпрестол Филиппу II.

1063 Вовремя, если разумен, выпрягай стареющего коня, чтобы он не сталспотыкаться и задыхаться от усталости на потеху всем (лат.). — Гораций. Послания, I, 1, 8.

расхаживал по комнате или читал какую-нибудь книгу — ибо он былне чужд литературе, — твердо решив так и окончить свою жизнь, что с ним вскором времени и случилось.

Я бы попытался в сердечных беседах внушить моим детям искреннюю дружбуи неподдельную любовь к себе, чего нетрудно добиться, когда имеешь дело сдобрым существом; если же они подобны диким зверям (а таких детей в наш вектьма-тьмущая), их надо ненавидеть и бежать от них. Мне не нравится обычайнекоторых отцов, запрещающих детям применять к ним обращение «отец» ивменяющих детям в обязанность называть их более уважительными именами, какесли бы природа недостаточно позаботилась о соблюдении нашего авторитета.Называем же мы всемогущего бога отцом, так почему же мы не хотим, чтобы нашидети так называли нас? Безрассудно и нелепо также со стороны отцов не желатьподдерживать со своими взрослыми детьми непринужденно-близкие отношения ипринимать в общении с ними надутый и важный вид, рассчитывая этим держать ихв страхе и повиновении. Но на деле это бессмысленная комедия, делающая отцовв глазах детей скучными или — что еще хуже — потешными: ведь их дети молоды,полны сил, и им, следовательно, море по колено, а потому им смешны надменныеи властные гримасы бессильного и дряхлого старца, напоминающего пугало наогороде. Если бы речь шла обо

мне, я бы скорее предпочел, чтобы меня любили,чем боялись 1064.

Старость связана с множеством слабостей, она так беспомощна, что легкоможет вызывать презрение; поэтому наилучшее приобретение, какое она можетсделать, это любовь и привязанность близких. Приказывать и внушать страх —не ее оружие. Я знал одного человека, который в молодости был необычайновластным; а теперь, состарившись, он, сохраняя превосходное здоровье, сталбросаться на людей, дико ругаться, драться, словом, сделался величайшимбуяном во Франции; денно и нощно его гнетут заботы о хозяйстве, и он зоркоследит за ним. Но все это сплошная комедия, так как все его домашние взаговоре против него: хотя он бережет как зеницу ока ключи от всех замков,другие широко пользуются его житницами, его кладовой и даже его кассой. В товремя как он скаредничает и старается выгадать на своей пище, в его доме, вразных частях его, расшвыривают, проигрывают и растрачивают его добро,посмеиваясь над его бессильным гневом и бдительностью. Все в доме на стражепротив него. Стоит кому-нибудь из слуг проявить преданность к нему, кактотчас же домашние стараются вызвать в нем к этому слуге подозрительность,которая старикам весьма свойственна. Он неоднократно похвалялся мне, чтодержит своих домашних в узде, что они полностью повинуются ему и относятся кнему с почтением, хвастался тем, как проницательно ведет свои дела, —

Ille solus nescit omnia. 1065

Я не знаю человека, который обладал бы более подходящими природными илиприобретенными качествами, необходимыми для управления имуществом, чем этотдворянин, и при всем том он беспомощен, как ребенок. Вот почему я и выбралего как наиболее яркий пример среди многих других известных мне подобных жеслучаев.

Лишь предметом бесплодного школьного диспута мог бы явиться вопрос: чтодля этого старца лучше: знать ли правду или чтобы все обстояло так, как оноесть? С виду все ему повинуются. Мнимое признание его власти заключается втом, что ему никогда ни в чем не перечат: ему верят, его боятся, еговсячески почитают. Если он выгоняет слугу, тот складывает свои пожитки иуходит, но в действительности только исчезает с его глаз.

1064 … я… предпочел бы, чтобы меня любили, чем боялись. — Монтеньнеоднократно настаивает на этой мысли и, по-видимому, противопоставляет ееизвестным словам Калигулы — «Пусть ненавидят, лишь бы боялись» (Светоний,29, IV), повторенным позднее Макиавелли в «Государе»: «Лучше, чтобы тебябоялись, чем любили».

1065 Один только он ни о чем не знает (лат.). — Теренций. Братья, 550.

Старость так малоподвижна, зрение и прочие чувства у стариков так ослаблены, что слуга можетцелый год жить и исполнять свои обязанности в том же доме, оставаясьнезамеченным. А когда наступает подходящий момент, то делают вид, будтооткуда-то из дальних краев пришло жалобное, умоляющее письмо, полноеобещаний исправиться, и слугу прощают и восстанавливают в должности. Еслистарик-хозяин совершает какое-нибудь действие или отдает письменноераспоряжение, которые не угодны его домашним, то их не выполняют, а затемпридумывают тысячу предлогов, оправдывающих это. Письма со стороны никогдане передаются ему тотчас же по их получении, кроме тех, которые считаютвозможным довести до его сведения. Если же какое-нибудь нежелательное письмослучайно попадет ему в руки, то — так как он всегда поручает кому-нибудьчитать ему вслух — немедленно устраивается так, что он получает то, чтожелательно окружающим: например, что такой-то просит у него прощения, междутем как в письме содержатся самые оскорбительные вещи. Не желая огорчатьстарика или вызывать его гнев, ему представляют его дела в извращенном иприукрашенном виде, лишь бы только он был доволен. Я встречал довольно многосемей, где в течение долгого времени, а иногда даже постоянно, жизнь шлаподобным же образом, лишь с небольшими различиями.

Жены всегда склонны перечить мужьям. Они используют любой повод, чтобыпоступить наоборот, и малейшее извинение для них равносильно уже полнейшемуоправданию. Я знал одну женщину, которая утаивала от своего мужа изрядныесуммы, чтобы, как она призналась своему духовнику, иметь возможность болеещедро раздавать милостыню. Верь, кто хочет, этому благочестивому предлогу!Всякое распоряжение деньгами кажется им недостаточно почтенным, если оносовершается с согласия мужа; они должны обязательно захватить его в рукилибо хитростью, либо упрямством, но всегда каким-нибудь способом: без этогоони не почувствуют ни полноты своей власти, ни удовольствия от нее. И когдатакие их действия — как в только что описанном случае — направлены противнесчастного старика и в пользу детей, они хватаются за этот предлог и даютволю своей страсти, составляя заговор против господства главы дома. Если унего есть взрослые и полные сил сыновья, они быстро, лаской или таской,подчиняют себе домоправителя, казначея и всех прочих служащих. Если же убедняги нет ни жены, ни сыновей, он не так легко попадает в эту беду, нозато, когда это случается, он

страдает еще более жестоко и унизительно.Катон Старший говорил 1066 в свое время, что сколько у человека слуг,столько у него и врагов. Не хотел ли он нас предупредить, что у нас будетстолько же врагов, сколько жен, сыновей и слуг: ведь его время славилосьбольшей чистотой нравов, нежели наше. При старческой немощи большимоблегчением является благодетельная способность многого не замечать, незнать и легко поддаваться обману. Но что сталось бы с нами, если бы мы всеэто сознавали, особенно в наше-то время, когда судьи, призванные решать нашитяжбы, обычно становятся на сторону детей и потому бывают пристрастны.

Допуская даже, что я не замечаю этого надувательства, я во всякомслучае отлично вижу, что могу стать его жертвой. Найдется ли достаточнослов, чтобы выразить, сколь ценен — по сравнению с такими общественнымисвязями — истинный друг? Один образ такой дружбы, которую я наблюдаю в самомчистом виде среди животных, преисполняет меня чувством почтительности иблагоговения.

Если другие меня обманывают, то я во всяком случае не обманываюсь исознаю, что неспособен уберечь себя от обмана. Однако я и не ломаю себеголову над тем, чтобы этого достигнуть. От подобных обманов я спасаюсь тем,что ухожу в себя, но побуждаемый к тому не смятением и тревожнойлюбознательностью, а скорее по внутреннему решению и чтобы отвлечься. Когдамне рассказывают о делах какого-нибудь постороннего человека, я не

1066 Катон Старший говорил… — Монтень цитирует приводимое изречение поСенеке (Письма, 47, 5). Но Сенека не называет при этом Катона.

смеюсьнад ним, а обращаю тотчас же свой взор на себя и смотрю, как обстоит дело уменя самого. Все, что касается другого, относится и ко мне. Приключившаяся сним беда служит мне предупреждением и настораживает меня. Ежедневно иежечасно мы говорим о других людях то, что мы скорее сказали бы о себе, еслибы умели так же строго судить себя, как судим других.

Так поступают многие авторы: они вредят делу, которое защищают,безрассудно нападая сами на своих противников и бросая им такие упреки,которые должны были бы быть обращены против них же самих.

Покойный маршал де Монлюк 1067, потеряв сына, смелого и подававшегобольшие надежды человека, погибшего на острове Мадейре, горько жаловался мнена то, что среди многих других сожалений его особенно мучит и угнетает то,что он никогда не был близок с сыном. В угоду личине важного и недоступногоотца, которую он носил, он лишил себя радости узнать как следует своегосына, поведать ему о своей глубокой к нему привязанности и сказать ему, каквысоко он ценил его доблесть. Таким образом, рассказывал Монлюк, бедныймальчик встречал с его стороны только хмурый, насупленный ипренебрежительный взгляд, сохранив до конца убеждение, что тот не смог ниполюбить, ни оценить его по достоинству: «Кому же еще мог я открыть этунежную любовь, которую я питал к нему в глубине души? Не он ли должен былиспытать всю радость этого чувства и проявить признательность за него? А ясковывал себя и заставлял себя носить эту бессмысленную маску; из-за этого ялишен был удовольствия беседовать с ним, пользоваться его расположением,которое он мог выказывать мне лишь очень холодно, всегда встречая с моейстороны только суровость и деспотическое обращение». Я думаю, что эта жалобабыла справедлива и основательна, ибо хорошо знаю по опыту, что когда умираютнаши друзья, то нет для нас лучшего утешения, чем сознание, что мы ничего незабыли им сказать и находились с ними в полнейшей и совершенной близости.

Я открываюсь моим близким, насколько могу; с большой готовностью явыражаю им свое расположение и высказываю свое суждение о них, так же как яделаю это по отношению ко всякому человеку. Я спешу проявить и показать своеотношение, так как не хочу вводить на этот счет в заблуждение в каком бы тони было смысле.

У наших древних галлов, по словам Цезаря 1068, в числе других особенныхобычаев был следующий: сыновья могли появляться перед отцами и находитьсяпри народе около них только после достижения воинского возраста; этим самымкак бы хотели сказать, что наступил момент, когда отцы должны принять их всвой круг и сблизиться с ними.

Мне пришлось столкнуться и с другого рода несправедливостью некоторыхотцов в мое время: не довольствуясь тем, что они в течение долгой своейжизни лишали своих детей причитавшейся им доли имущества, они еще завещалисвоим женам всю власть над всем своим имуществом и право распоряжаться им посвоему усмотрению. Я знал одного сеньора, из числа виднейших служителейкороны, который должен был получить в наследство ренту более чем в пятьдесяттысяч экю, а умер в нужде и обремененный долгами на шестом десятке, междутем как его совсем уже дряхлая мать пользовалась всем состоянием, ибо таковобыло распоряжение его отца, прожившего около восьмидесяти лет. Такоеотношение к детям отнюдь не кажется мне разумным.

Я нахожу неразумным, когда человек, дела которого идут хорошо, ищетсебе жену с большим приданым: деньги со стороны всегда приносят в семьюбеду. Мои предки обычно придерживались этого правила и я со своей сторонытакже последовал ему. Но те, кто не советуют нам жениться на богатыхневестах, ссылаясь на то, что с ними труднее иметь дело и

1067 Блез де Монлюк (1502–1577) — один из видных французскихполководцев, мемуары которого были прозваны «библией солдата». Сын его,Пьер-Бертран Монлюк, умер в 1566 г.

1068 у… древних галлов, по словам Цезаря… — Записки о галльскойвойне. VI, 18.