3305

ток времени, либо одно из действий сопровождает другое, проявляясь пе-

риодически: Раздираемое молниями небо дрожало, дрожала и степь, то вся вспыхивая синим огнем, то погружаясь в холодный, тяжелый и тесный сумрак, странно суживавший ее (М. Горький); – Батюшки! на что ты похож! – сказал Сергей Иванович, в первую минуту недовольно оглядываясь на брата (Л. Толстой)

В.В. Виноградов отмечал, что в том случае, если в предложении «подчеркивается видовое значение повторяемости, кратности, обычности», деепричастие НСВ может обозначать действие, сопутствующее основному, «хотя бы в порядке предшествования» [Виноградов 1972: 320]: Часов в де-

сять дом, как всегда, был уже тёмен, только горела свеча в кабинете за гостиной, где он жил, приезжая (И. Бунин).Значение предшествования формируется и рядом других факторов, в том числе использованием в составе обособленных деепричастных оборотов наречий и предложнопадежных сочетаний со значением предшествования: – По мере того как я читал, вы улыбались, но я до половины не дошел, как вы остановили меня, позвонили и вошедшему слуге приказали попросить Татьяну Павловну, которая немедленно прибежала с таким веселым видом, что я, видя ее накануне, почти теперь не узнал (Ф. Достоевский).

Значение следования не характерно для конструкций с деепричастиями НСВ, однако в ряде случаев действие, выраженное деепричастием НСВ, может следовать за действием, выраженным сказуемым: Их [дни]

проводили на воздухе, возвращаясь в вагон только на ночёвку (Б. Пастер-

нак).Это значение может подчеркиваться при помощи наречий времени, предложно-падежных сочетаний со значением следования, без которых между деепричастием НСВ и глаголом-сказуемым сложилось бы иное временное соотношение, в частности, значение одновременности, наиболее обычное для обособленных конструкций подобного типа: И он, и она прислушивались к этим звукам, уловляли их и спешили выпевать, что каждый слышит, друг перед другом, не подозревая, что завтра зазвучат другие звуки, явятся иные лучи, забывая на другой день, что вчера было

101

пение другое (И. Гончаров).Ср.: И он, и она прислушивались к этим звукам, уловляли их и спешили выпевать, забывая, что вчера было пение другое.

Глагольное и деепричастное действия могут мыслиться как сопутствующие друг другу на протяжении достаточно длительного периода времени. В этом случае возможно возникновение недифференцированных временных отношений между действиями, когда в пределах целостного периода времени действия не упорядочены относительно друг друга: От-

ряд по-настоящему побаивался одного Арбузова, который никогда не повышал голоса, часто заходясь в кашле (Б. Васильев).

Кроме названных случаев соположенности действий можно выделить и примеры, в которых действия только представляются одновременными, не являясь таковыми. Для обозначения временного соотношения таких действий предлагается термин «псевдоодновременность» [ТФГ 1987: 250]. Наиболее типичные случаи проявления псевдоодновременности связаны с тем, что деепричастия могут иметь интерпретативно-оценочный характер, т.е. характеризовать глагольное действие с другой стороны, отражая точку зрения отправителя речи. В этом случае представлено не два различных действия, а одно действие, сопровождающееся его оценкой или интерпетацией: Он знал, что нанимать рабочих надо было как можно дешевле; но брать в кабалу их, давая вперед деньги, дешевле, чем они стоят, не надо было, хотя это и было очень выгодно (Л. Толстой).

Препятствуют возникновению отношений одновременности деепричастия НСВ и глагола и субъективно-модальные значения неуверенности, предположительности, которые могут возникать в предложении при наличии специализированных модально-вводных слов (видимо, видно, должно быть,кажется, наверно, очевидно и т.д.),: Он спохватился и покраснел, видимо стыдясь собственной разговорчивости (В. Белов); сравнительных союзови частиц (словно, будто, точно, как будто, как, якобы), сочетаний

будто бы, словно бы и др., служащих для ввода деепричастной конструкции в состав предложения: Они исчезли покорно, без борьбы, словно зная о справедливости: всему свой черед и свое место (В. Белов); Выдержала па-

102

узу: посмотрела сквозь вино на свет, повернула голову, как бы желая увидеть далёкое, за горизонт заглянуть, вернулась к присутствующим, оглядела их по очереди, слабо улыбнулась, подарив им одобрение… (Н. Несте-

рова).Для таких конструкций характерна модальность «кажимости» [Арутюнова 1998: 833], которая представляет собой одну из разновидностей ирреальной модальности. В указанных конструкциях между деепричастиями НСВ и глаголом также формируются отношения псевдоодновременности.

Названные ранее относительные временные значения деепричастий СВ (предшествование, одновременность и следование) также нуждаются в некоторых комментариях. Прежде всего следует отметить, что для конструкций с деепричастиями СВ основным темпоральным значением следует признать значение разновременности деепричастного и глагольного действий. Разновременность чаще всего реализуется в предложении как значение предшествования деепричастия. Препозицию можно считать сильной позицией для выражения значения предшествования деепричастием СВ, так как именно эта позиция способствует возникновению указанно-

го темпорального значения: Надолго загнав обиду внутрь, он стал лелеять мысль стать когда-нибудь судьёй между жизнью и коверкающими её тёмными началами, выйти на её защиту и отомстить за неё (Б. Пастернак).

В постпозиции могут проявляться отношения и предшествования, и следования, и одновременности деепричастного и глагольного действий:

Первое, что он увидел, проснувшись поздно утром, был сидевший против него на диване с газетой в руке Мефодий Исаевич Тоффель (А. Куприн) – предшествование; И все ушли в деревню, рассказав старикам, что там лежит нездешний, ничего не бает (И. Гончаров) – следование; Пантелей и Вася сидели на крутом берегу, свесив вниз ноги, и глядели на купающихся

(А. Чехов) – одновременность. При этом одновременность чаще всего связывается с ослаблением самостоятельности действия, выраженного деепричастием СВ, и наблюдается в случаях, когда деепричастие обозначает

103

действие-состояние, возникающее как непосредственный результат, следствие глагольного действия, представляющего собой качественную характеристику этого действия, когда деепричастное и глагольное действия представляют собой один сложный акт или деепричастное действие является составной частью действия, выраженного глаголом: Пообедали вме-

сте по очереди, порядочно выпив водки и катехинского, разговаривая о недавно созванной Государственной думе, спросили кофе (И. Бунин).

Употребляясь в составе «многоплановой темпоральной ситуации» [ТФГ 1987: 238], то есть ситуации, не объединенной целостным периодом времени, деепричастие может обнаруживать связь с моментом речи говорящего, то есть абсолютную временную ориентацию. Это значение может наблюдаться при соотнесении деепричастного действия с глаголом в форме будущего времени или сослагательного наклонения: – Эдаким манером,

два дня не евши, мы с голоду помрём… (Б. Пастернак); Наше дворянство и теперь, потеряв права, могло бы оставаться высшим сословием, в виде хранителя чести, света, науки и высшей идеи… (Ф. Достоевский). Как от-

мечает А.А. Камынина, при отнесении деепричастия СВ к глаголу в форме будущего времени деепричастие «называет по отношению к моменту речи действие реальнопрошедшее, тогда как финитная форма относит действие к плану реального будущего» [Камынина 1980: 302]. Вместе с тем нередко в указанных типах конструкций деепричастие обозначает действие, которое реально не осуществилось, но воспринимается как предшествующее действию, названному глаголом в форме будущего времени или ирреального наклонения, являясь одновременно условием или причиной его существования. Это придает деепричастию значение ирреальной модальности, что предполагает значение временной неопределённости, которая может быть конкретизирована как значение неопределённого предшествования деепричастной конструкции сказуемому: Когда Гордон проезжал околи-

цей, издававшей запах аптекарской ромашки и йодоформа, он думал, что не будет заночёвывать у Живаго, а, проведя день в его обществе, вечером выведет назад на железнодорожную станцию к оставшимся товарищам

104

(Б. Пастернак); Рудин, умный, проницательный Рудин, не в состоянии был сказать наверное, любит ли он Наталью, страдает ли, будет ли страдать, расставшись с нею (И. Тургенев); Закрыв глаза, смело отдайтесь воле стихии (Н. Нестерова).

В постпозиции деепричастия СВ к глаголу могут возникать и недифференцированные временные отношения: – Прощай, старая Обломов-

ка! – сказал он, оглянувшись в последний раз на окна маленького домика (И. Гончаров); Команда отступила, выставив вперёд бледного и взволнованного Василия Степановича (М. Булгаков). Действия, названные деепри-

частиями, могут как предшествовать глагольным, следовать за ними, так и совпадать по времени.

Субъективно-модальные значения предположительности, неуверенности и т.п., а также интерпретативно-оценочный характер деепричастия способствуют возникновению в деепричастной конструкции значения, которое, на наш взгляд, может быть определено как «псевдовременность» (по аналогии с термином «псевдоодновременность»), так как временного соотношения между деепричастием и глаголом в данном случае не возника-

ет: Из первого подъезда выбежал швейцар, поглядел вверх, немного поколебался, очевидно, не сообразив сразу, что ему предпринять, всунул в рот свисток и бешено засвистел (М. Булгаков);Два воробья, видимо осмысливши, что зиму они почти одолели и что дело идет к теплу, весело подпрыгивали у крылечка (В. Белов); У Шергина были те же иллюзии, как у Сергея в финскую; получить высшую награду, доказав этим, что не может быть врагом человек, воспитавший такого сына (В. Кондратьев).

Таким образом, относительное временное значение деепричастий не всегда может быть охарактеризовано как одновременность / предшествование / следование по отношению к глаголу-сказуемому. Между деепричастием и глаголом могут возникать также временные отношения недифференцированного типа, псевдовременности, а также временной неопределенности. Возникновению данных значений способствуют некоторые субъективно-модальные значения (предположительности, неуверенности),

105

сочетание деепричастия с глаголом в форме будущего времени или в форме ирреальных наклонений, а такжеинтерпретативно-оценочный характер деепричастия. Кроме того, деепричастия способны обнаруживать и абсолютную временную ориентацию, то есть ориентацию не на время глагольного действия, а на момент речи.

Литература

1.Арутюнова Н.Д. Язык и мир человека. – М.: Школа «Языки русской культуры», 1998. – 895 с.

2.Виноградов В.В. Русский язык (грамматическое учение о слове). Издание 2-е. – М.: Высшая школа, 1972. – 614 с.

3.Камынина А.А. О синтаксической связи деепричастий в современном русском языке // Проблемы учебника русского языка как иностранного. Синтаксис. – М., 1980. – С. 226-305.

4.Камынина А.А. Современный русский язык. Морфология: Учебное пособие для студентов филологических университетов государственных университетов. – М.: Изд-во МГУ, 1999. – 240 с.

5.Краткая русская грамматика. – М.: Русский язык, 1989. – 640 с.

6.Киржаева В.П. Становление и развитие системы обучения русскому языку мордвы во второй половине XVIII – начале XX века: Дисс.

...докт.пед. наук. – Саранск, 2005. – 609 c.

7.Русская грамматика. В 2 тт. / Гл. ред. Н.Ю. Шведова. – М.: Наука,

1980. – Т. 1. – 748 с.

8.Теория функциональной грамматики: Введение. Аспектуальность. Временная локализованность. Таксис / Отв. ред. А.В. Бондарко. –

Л.: Наука, 1987. – 348 с.

9.Чуглов В.И. Осложненное предложение: полупредикативные и пояснительные конструкции в современном русском литературном языке (структурно-семантический аспект): Автореферат …доктора филологиче-

ских наук: 10.02.01. – Ярославль, 2012 // http://www.dissers.ru/avtoreferati- doktorskih-dissertatsii1/a10.php

106

Склизкова А.П.

Новая «новая» религия в драме-сказке Гауптмана «Потонувший колокол»

Известно, что в эпоху романтизма складывается новое религиозное миросозерцание, оно присуще всем натурфилософским построениям Шеллинга, открыто проявляется у Шлейермахера, яркое религиозное чувство вносит Вакенродер, религиозен с детства Новалис. Религиозное мыщление романтиков является закономерным выводом из их размышлений, связанных с мистической сущностью бытия. Представляя божественный мир в непрестанном становлении и развитии, в тотальном многообразии, которое и являет сущность единства, романтики утверждают, что: «Всё в едином, единое есть всё»,- так, к примеру, пишет Ф. Шлегель в «Трансцендентной философии» [ 8, 131]. Новое мистическое чувство, принимающее мир и всякую отдельную личность, составляет глубокую внутреннюю суть новой религии романтиков. Романтическое томление по сверхземному связано в первую очередь с размышлениями о постижении бесконечного через конечное, смерти через жизнь. Романтики колебались, правда, между ходом личного бессмертия и томлением по растворению в природе, но слова Новалиса о таинственной дороге после смерти («Куда уходим мы — всегда домой») остаются лозунгом романтического движения. Задача художникамыслителя — почувствовать и объяснить видимый мир, внутренним оком ощутить непостижимое. Религия для романтиков есть любовь, религия есть искусство, именно в любви проявляется бессознательная мистика мира, в искусстве создаётся ощущение целого.

В литературоведении утвердилась точка зрения, согласно которой между двумя рубежными эпохами (конец XVIII - начало XIX и конец XIX - начало XX) выявляется определённое сходство. В связи с этим романтизм определятся как немецкая судьба, как великое национальное движение, как спасение от духовной деградации» [10, 24]. В хаотичную эпо-

107

ху «заката Европы» идея Всеединства раннего немецкого романтизма оказывается наиболее актуальной. Чем больше хаос, чем больше стремления к целому, чем богаче многообразие, тем настоятельнее потребность в единстве, — данная мысль Ф. Шлегеля, высказанная им в работе «О ценности изучения греков и римлян», становится одной из ведущих в рубеж веков."Узловым пунктом, в котором соединяется линия романтиков с линией модернизма является новое религиозное миросозерцание, именно в нём проявляется основной принцип одухотворённого единства" [5, 271]. Возрождённый в модернизме романтизм сохранил старое содержание (идею всеединства, чувство присутствия конечного в бесконечном, осознание мистической сущности жизни), но приобрёл новые формы — драматические. Намеченные постулаты конца 18 века получили художественное воплощение в конце 19, проступили в концентрированном виде через столе-

тие [11, 8].

Г. Гауптман был одним из тех писателей-модернистов, кому присуще романтическое, религиозное видение мира. Он подчёркивал, что нашёл у Ф. Шлегеля девиз для себя: «Вся святая игра искусства есть отражение игры мира» [17, 56], Гауптман восхищается «Речами о религии» Шлейермахера, создаёт для себя, подобно иенцам и своим современникам, индивидуальную религию, называет её «Homo Religiosus“. Немецкий драматург утверждает важность для себя рецепций из Новалиса, ему близко высказывание «пророка романтизма». Как называли Новалиса: «Мы — дети солнца

ивраги ночи», считает, что в нём сквозит мысль о грандиозной борьбе универсума (день-ночь), в которой каждый человек принимает участие. Связь с романтиками проявляется у Гауптмана в стремлении воспринять всё бытиё как единое целое, осознать множественность как единство, показать мир и человека в непрестанном развитии и становлении. Между тем Гауптман является не только продолжателем романтической традиции, но

иеё творческим модификатором. Одно из самых сложных и неоднозначных его творений «Потонувший колокол» является ярким тому примером.

108

Сюжет драмы напоминает романтические произведения, идейный центр которых составляет личность художника-творца. Мастер Генрих, неудовлетворённый своим деянием — церковным колоколом — уходит в горы с феей Раутенделейн, забывает о жене Магде, о своих сыновьях. В итоге он отталкивает Раутенделейн, а сам Генрих покидает этот мир, понимая, что близким он принёс лишь страдания, творческие порывы его безнадёжно иссякли.

Следует отметить, что в первых действиях Гауптман посредством драматической каузальности воссоздаёт то, что Шеллинг наметил в «Системе трансцендентного идеализма»: теоретическую декларацию Я, становление Я интеллигенцией через собственное субъективное восприятие [7, 67]] воссоздавая тем самым ведущие постулаты новой религии романтиков. Что же касается финальных действий, то внимательное их прочтение позволяет говорить о том, что герой утрачивает прежний религиозный романтический синтез. Отныне Генрих, по замыслу Гауптмана, должен проникнуть в глубины собственной разорванной, хаотичной души и, как герой эпохи модерна, принять этот хаос и постараться вновь прийти к высокоорганизованному единству.

Врамках статьи имеет смысл сосредоточится именно на последних частях драмы, поскольку в них в полной мере раскрывается концепция новой религии Гауптмана. Мастер Генрих понимает, что способен создавать лишь прекрасные части работы, но не в состоянии соединить их с целым. Одного магического искусства феи Раутенделейн оказалось недостаточно для ощущения глобального Всеединства, необходимо особое внутренне прозрение. Оно призвано изменить ракурс видения — почувствовать не только творящее Я, но и Я кающееся, тогда, по Гауптману, - индивид поймёт волю мира, соединит с ней собственные стремления, с радостью подчинится великому космическому решению.

Вэтом плане необходимо иметь в виду оценку Генриха, которую даёт ему Водяной. Он говорит о вине мастера («Schuld bleibt Schuld“), о расплате, которая будет равнозначна вине («Schuld in Verdienst, Strafe in

109

Lohn“), о его одежде, которая вся пропитана кровью («Blutig starrt Dein Kleid“) [16, 158]. В данной сцене драматически представлена внутренняя работа мысли Генриха, исследование Я в качестве монады высшего порядка, как называет Э. Фон Гартман творческого индивидуума [[2, 142]. Генрих, как сказано в ремарках, грезит с открытыми глазами, что, по Гауптману, равнозначно бессознательному погружению в сон. Он находится на границе сознания, она «чрезвычайно зыбкая, как и разница между мыслимым и немыслимым» [17, 249]. Отсутствие чётких границ, их намеренная размытость драматически представлено через образ тумана, который, как подчёркивает Гауптман, проникает в отверстие стены и окутывает всё кругом. Из тумана появляется Водяной и предвещает Генриху грядущие беды. Несомненно, что Водяной как художественный образ, драматический персонаж, значим сам по себе, но в данном случае можно говорить о его весьма ощутимой метафизической сущности, что в какой-то мере возвышает его над текстом, отчасти выводит за рамки жизненной драмы — Водяной выполняет роль трансцендентного субъекта, который, как писал К. Дюпрел, «находится в нас самих, управляет бессознательной жизнью души,... его можно назвать трансцендентной энтелехией, поскольку трансцендентный субъект служит бытию, является корнем нашей индивидуальности» [4, 457, 489]. Гауптман был знаком с произведением Дюпрела «Философия мистики», во многом соглашается с его выводами о необходимой самокритичности и самооценки человеческой энтелехии («индивид все свои жалобы должен обращать к себе самому», пишет Дюпрел) [4. 24]. Гауптман сходным образом утверждает, что «самым страшным для человека является сам человек» [17, 352], который, однако, может внутренне прозреть, увидеть «себя страшного», ощутить свою тяжёлую нравственную вину. Подобное, по Гауптману, может происходить во сне, или в состоянии близком к нему. Немецкому драматургу знакомы сочинения психолога И. Ф. Гербарта (1776-1841), научная значимость работ которого на рубеже XIX – XX века была неоспорима. Гауптман не соглашается с его методом «математической психологии», но драматургу переходной эпохи

110