7
Ислам и политика в армии
ДВАДЦАТЬ ВОСЬМОГО января 1944 года, когда мусульманские части вермахта и СС сражались на всех фронтах, Гиммлер выступил на съезде функционеров Расово-политического управления НСДАП, на котором также присутствовал Геббельс[1153]. С гордостью рассказывая о европейских новобранцах в войсках СС, рейхсфюрер вдруг начал говорить о своей боснийской дивизии: «В лице этой мусульманскобоснийской дивизии СС наконец-то развернуло соединение, абсолютно религиозное по своей природе». Антиклерикальные партийные идеологи, должно быть, затаили дыхание, услышав подобные слова,– но Гиммлер, похоже, ожидал такую реакцию. «Вы правильно поняли: тотально религиозное и исключительно мусульманское соединение»,– подтвердил он. У каждого батальона имеется свой имам, и он, Гиммлер, «с разрешения фюрера» даже восстановил старые привилегии, которыми боснийцы пользовались при Габсбургах: «Благочестивые мусульмане [дивизии] получают пищу, которую требует их религия и полностью свободны в следовании своим религиозным практикам, обычаям и обрядам». Затем, воздав хвалу религиозному характеру дивизии, Гиммлер раскрыл свое личное отношение к особым условиям, созданным для новобранцев-мусульман: «Я ничего не имею против ислама, потому что он воспитывает людей в этом подразделении в нужном мне духе и обещает им рай после того, как они погибнут в бою. Практическая и привлекательная религия для солдат!». Речь Гиммлера встретили бурными, продолжительными аплодисментами.
Высказываемое за закрытыми дверями и среди товарищей по партии, мнение Гиммлера об исламе оказывалось более прагматичным и менее идеалистическим, чем можно было заключить из его речи перед мусульманскими добровольцами в Силезии. Выступление рейхсфюрера в партийной аудитории демонстрировало, что его представления о солдатах-мусульманах диктовались скорее доводами рассудка, нежели идеологическим пылом. Оно также показало, что Гиммлер, создавая мусульманскую дивизию, осознавал значимость
ислама и был убежден, что ислам укрепляет военную дисциплину и боевой дух.
Ввермахте и СС многие разделяли эту точку зрения. После того как мусульманские подразделения были сформированы, важно было поддерживать моральный дух солдат. Считалось, что исламские религиозные чувства будут способствовать укреплению воинской дисциплины и готовности сражаться. Немецкие официальные лица воспринимали ислам как агрессивную религию и считали, что он будет мотивировать солдат в бою. Считалось, что ислам сделает войну справедливой и законной в глазах мусульман. Более того, представление о принципиальной несовместимости ислама и большевизма и, в некоторых случаях, идея конфликта между исламом и иудаизмом, превращали веру в идеальную опору для мусульманских подразделений. Ислам – а именно его ритуалы, законы и священнослужители – казался потенциальным инструментом укрепления дисциплины и порядка в частях. Кроме того, ислам, как казалось, обеспечивает прочные связи между солдатами и офицерами, укрепляет сплоченность личного состава. Корпоративный дух в германских мусульманских частях мог опираться на чувство как религиозной, так и полковой солидарности.
Врезультате вермахт и СС не только терпели религиозные практики в мусульманских подразделениях, но и активно поддерживали
ииспользовали их. Европейские военные структуры и практики (строевые и тактические занятия, командная вертикаль) сливались с религиозными обычаями и нормами мусульман. Этот феномен хорошо известен по истории европейских колониальных армий, в первую очередь сипайских полков в Британской Индии[1154]. Считалось, что
эффективность соединения в целом обусловлена тем, насколько прочно военная организация связана с религиозными убеждениями солдат.
Религия и комплектование личным составом
Побуждая мусульманских военнопленных и гражданских лиц вступать в ряды германской армии, власти рейха с самого начала привлекали к решению этой задачи религиозных деятелей, от улемов на оккупированных восточных территориях и Балканах до известных мусульман-коллаборационистов в Берлине. Некоторые религиозные деятели охотно переводили призывы записаться добровольцем на религиозный язык, тем самым придавая процессу вербовки религиозную и моральную легитимность.
Одним из ранних примеров использования местных улемов в рекрутировании добровольцев стало формирование ополчения, которым занималась 11 я армия Манштейна в Крыму. Заседание мусульманского комитета в Симферополе, состоявшееся 3 января 1942 года, стало вехой, которая обозначила начало вербовки крымских татар[1155]. Среди немецких участников встречи были офицеры айнзацгруппы D, включая Олендорфа, который представлял немецкое командование. Мероприятие носило ярко выраженный религиозный характер: в нем присутствовала обрядовая составляющая, реализуемая местным имамом. Изложив общий план борьбы с большевизмом, известный мулла из Симферополя обратился к своим землякам-татарам, объяснив, что их вера предписывает им принять участие в священной битве плечом к плечу с немцами и что уничтожение советской власти вернет им свободу вероисповедания. «Для нас большая честь сражаться под руководством Адольфа Гитлера, величайшего фюрера немецкого народа»,– добавил председатель комитета. Довольный Олендорф поблагодарил татар, в свою очередь сообщив им о том, что он говорил со своими подчиненными и что они тоже признают необходимость совместной борьбы с безбожниками. Затем на глазах Олендорфа и его свиты мусульмане отметили начало своей борьбы молитвой. Все присутствовавшие татары торжественно встали и повторили слова муллы, молясь за «достижение быстрой победы и за долгую жизнь фюрера Адольфа Гитлера»[1156]. После еще двух молитв – за германский народ и его армию, а также за немецких солдат, павших в бою,– собрание закончилось. Неделю спустя Симферопольский комитет расширил перечень своих целей, добавив, что он «считает
своим священным долгом участие совместно с германской армией в освобождении мусульман Советского Союза»[1157].
Подобные церемонии проходили и в других мусульманских районах, где вермахт и СС занимались вербовкой новобранцев. Наиболее активно улемов использовали в Боснии. Фактически эсэсовцы передали местным религиозным организациям полномочия по набору добровольцев-мусульман. Официальная брошюра, посвященная вербовке солдат в «Ханджар», призывала мусульман записываться в войска в местных религиозных центрах, что полностью отстраняло усташские власти от этого процесса[1158]. По всему балканскому региону религиозные лидеры и имамы с энтузиазмом принялись за вербовку[1159]. Одной из самых важных фигур в этом деле стал Мухамед Панджа[1160]. Хасан Байрактаревич, военный имам «Ханджара», описывал его как «истинного инициатора, величайшего пропагандиста и агитатора, неутомимого борца за создание и пополнение дивизии»[1161]. По словам имама, именно Панджа убедил «мусульманское духовное руководство» поддержать создание новой дивизии Гиммлера; оно, в свою очередь, развернуло «мощнейшую пропаганду» и предоставило имамов для ведения этой работы. В итоге успех в привлечении новобранцев в значительной степени был обеспечен именно религиозными учреждениями и лицами – прежде всего, самим Панджой. По словам Байрактаревича, «хорошо известно, что всё рекомендуемое Панджой есть истинно исламское и патриотическое [дело]». В некоторых городах новобранцы, прежде чем явиться на призывной пункт дивизии, должны были сначала увидеться с Панджой, который словесно готовил их к предстоящей миссии[1162]. При этом Бергер стремился целиком и полностью отдать вербовку в руки имамов[1163]. Позже Зауберцвейг также использовал военных имамов своей дивизии для привлечения добровольцев. Например, в ноябре 1943 года он направил Байрактаревича и двух других имамов «Ханджара» в Боснию и Герцеговину для вербовки пополнения[1164]. Как позже докладывали имамы командованию, с первого же дня они находились в «постоянном контакте» с местным мусульманским руководством[1165]. Авторы отчета СС отмечали, что исламское духовенство внесло «значительный вклад» в формирование дивизии[1166]. При этом эсэсовское командование на Балканах пыталось поддерживать своих вербовщиков, санкционируя расклейку плакатов с
религиозной символикой, на которых, в частности, изображалось зеленое знамя пророка Мухаммада[1167].
На восточных территориях в вербовке военнопленных-мусульман принимал участие Якуб Шинкевич, новоназначенный муфтий
Остланда[1168], который посвящал рекрутов в бойцы в ходе специальной религиозной церемонии[1169]. В начале 1944 года, обращаясь к прибалтийским новобранцам, он подчеркивал, что «мусульмане, по причинам политическим и религиозным, никогда не станут союзниками большевизма – идеологии безбожия». К мобилизации мусульманских добровольцев привлекались и исламские коллаборационисты, работавшие в немецкой столице. В начале 1942 года объединенное военное командование вермахта поручило Алимджану Идрису курировать вербовку и принесение присяги несколькими тысячами мусульман-военнопленных, которые содержались в лагере на территории Генерал-губернаторства[1170]. Учитывая, что Идрис работал с пленными в годы Первой мировой войны, он казался фигурой, особенно подходящей для такой задачи. Получив указание, Идрис сразу же отправился в лагерь, где раздавал не только сигареты, но и исламскую литературу вместе с листовками. Интересно, что его визит вызвал определенную озабоченность среди чиновников Восточного министерства[1171]. В соответствии с полученными инструкциями Идрис обсуждал с новобранцами-мусульманами религиозные и политические вопросы, представая перед ними в качестве, прежде всего, исламского священнослужителя.
На Балканах Гиммлер и Бергер привлекли к комплектованию дивизии «Ханджар» муфтия Иерусалима. Его упоминавшееся выше турне весны 1943 года предпринималось не только ради укрепления доверия среди мусульманского населения, но и для рекламы новой дивизии, а также для придания религиозной санкции эсэсовской вербовочной работе на Балканах. Здесь, как и на Востоке, СС, привлекая мусульман, широко использовали панисламские аргументы. Мобилизационная брошюра, призывавшая «всех мусульман» записываться в только что созданное Восточномусульманское соединение CC, не оставляла никаких сомнений в том, что Германия и весь мусульманский мир сражаются на одной стороне[1172]. «Наши общие враги,– заявляли эсэсовские авторы, – заинтересованы в том, чтобы истребить во время войны как можно больше мусульман»: это
позволило бы им эффективнее грабить и эксплуатировать мусульманские страны. Читателю напоминали, что большинство исламского населения мира, «232 миллиона мусульман», по-прежнему вынуждено страдать «под иноземным игом англичан, американцев, французов и русских». Лишь в случае немецкой победы, говорилось в тексте, мусульмане смогут обрести независимость: «Если Германия потерпит поражение, последняя надежда мусульман стать свободными также померкнет».
Использование священнослужителей и пропагандистская поддержка придавали вербовочной кампании религиозную легитимность. Тем не менее вопрос о том, была ли борьба за ислам и свободу вероисповедания решающим фактором, убеждавшим последователей ислама вступать в ряды немецкой армии, остается дискуссионным. Разумеется, некоторые новобранцы воодушевлялись религиозной ненавистью и идеологическим рвением, с восприимчивостью относясь к лозунгам исламских авторитетов, привлеченных Берлином. Однако в целом мусульмане, вступающие в добровольческие части, руководствовались вполне мирскими мотивами. Солдаты Красной Армии, завербованные в лагерях для военнопленных, в основном преследовали материальные интересы. Денежное довольствие и армейский паек были явно предпочтительнее лагерных страданий от голода, холода и болезней. Многие просто надеялись, что немецкая форма поможет им пережить войну. В конце 1942 года пропагандистский отдел вермахта распространил среди добровольцев анкеты, предназначенные для выяснения того, что заставило их пойти на фронт. Наиболее часто в ответах указывалось желание избежать ужасных лагерных условий. Важную роль играли также антибольшевизм и ненависть к советскому государству[1173]. Там, где вермахт и СС набирали людей среди мусульманского гражданского населения,– в частности, в Крыму и на Балканах,– добровольцы надеялись использовать немецкое оружие для защиты своих семей. Историки подчеркивают, что в привлечении крымских мусульман в немецкие формирования «ключевую роль» сыграло обретение жителями Крыма религиозной свободы[1174]. Тем не менее и в Крыму многие новобранцы воспринимали военную службу как возможность обезопасить себя от бандитов и партизан и упрочить положение своих родственников. Аналогичным образом на Балканах добровольцы-
мусульмане рассчитывали уберечь свои деревни от четников, партизан и усташских частей. После того как первые усилия по мобилизации не привели здесь к ожидаемому приросту добровольцев, в некоторых районах немцы начали привлекать мусульман силой. Например, в Травнике, расположенном в Центральной Боснии, был случай, когда мусульманских новобранцев забрали в «Ханджар» прямо во время молитвы: вербовщики вошли в мечеть и насильно увели мужчин, которые, по их мнению, годились для военной службы[1175]. Впрочем, уже на следующее утро некоторые из этих «новобранцев» убежали в леса.