5

Ислам и битва за Балканы

ПРОДВИГАЯСЬ по территории Королевства Югославия весной 1941 года, немецкие войска были удивлены восторженным приемом, который им оказывала значительная часть мусульманского населения. Антон Босси Федриготти, офицер связи министерства иностранных дел во 2 й армии Максимилиана фон Вейхса, писал, что солдаты были поражены приветственными криками ликующих мусульман. Впрочем, дипломат не замедлил пояснить: это вполне естественная реакция, поскольку мусульмане всегда были самыми непримиримыми противниками православных сербов, доминирующих в королевстве[873]. В Сараево, отметил Федриготти, исламские лидеры призвали своих последователей украсить улицы флагами, чтобы выразить радость по поводу немецкого вторжения[874]. На следующий день после оккупации города толпа мусульман одобрительно аплодировала, когда немцы снимали мемориальную доску, посвященную убийству эрцгерцога Франца Фердинанда. Позже местные жители участвовали в немецком военном параде, который прошел вдоль берегов Миляцки[875]. «Настрой мусульманского населения в тот день демонстрировал, что и здесь, вдали от Германии, фюрера неслыханно обожают»,– писал Федриготти. Несколько дней спустя, по случаю дня рождения Гитлера, руководители мусульманской общины организовали массовые митинги и праздничные молитвы в мечетях, пригласив туда представителей военной администрации[876]. Безусловно, к отчетам немцев об энтузиазме мусульманского населения следует относиться с осторожностью: гитлеровцы записывали только то, что видели, а мусульмане, недовольные агрессией стран Оси, тогда молчали или выражали свое беспокойство в частных беседах. Но, хотя однозначно оценить отношение мусульман к захвату Югославии довольно трудно, большинство из них все же не испытывало особой привязанности к поверженному королевству (фото. 5.1).

ФОТО 5.1. Немецкие солдаты и мусульмане в Сараево после разгрома Югославии, 1941 (источник: архив Исторического музея Боснии и Герцеговины, Сараево)

Мусульмане этого региона на протяжении большей части своей истории пользовались особыми правами и определенной автономией религиозной жизни, сначала при османском правлении, затем, с 1878 года, при габсбургской монархии, а после 1918 года – в Югославии. Однако королевство довольно скоро показало себя менее терпимым, нежели его имперские предшественники[877]. Хотя мусульмане под руководством Мехмеда Спахо, председателя могущественной Югославской мусульманской организации (Jugoslovenska Muslimanska Organizacija), в основном сохранили свою религиозную автономию в межвоенный период, большинство из них чувствовало себя ущемленными гегемонией православных сербов (те же чувства испытывали многие хорваты-католики). Поэтому в 1941 году многие из них приветствовали падение Югославии.

Сначала немцы почти не предпринимали попыток работать с мусульманским населением Балкан[878]. При разделе Югославии весной 1941 года Гитлер, собственно говоря, не собирался заниматься мусульманскими территориями. Немецкие войска оккупировали только Сербию, а мусульманские районы попали под власть итальянцев (Черногория, в том числе Новипазарский санджак), болгар (Македония) и, прежде всего, нового хорватского государства усташей (Босния и Герцеговина). Именно под властью последнего оказалось большинство мусульман бывшего королевства. И только эскалация войны в конце 1942 года в итоге заставила немцев вступить в политические отношения с мусульманами региона.

ФОТО 5.2. Немецкие солдаты говорят с мусульманками в Сараево

(источник: Ullstein)

Как выяснилось довольно скоро, отношение режима усташей (с их фашистским проектом католической Хорватии) к мусульманским

подданным оказалось далеким от уважительного. И все же убивая евреев и преследуя православных сербов, Анте Палевич, поглавник (лидер) Независимого государства Хорватия, пытался делать миролюбивые жесты в адрес мусульманского населения, по крайней мере формально. При нем ислам стал второй государственной религией, а мусульмане официально объявлялись «цветом хорватского народа»[879]. Режим также привлек к сотрудничеству ряд исламских лидеров, наиболее заметным из которых, вероятно, был Исмет Муфтич, муфтий Загреба, который стал энергичным сторонником новой державы. Хорватские власти как минимум на словах поддерживали шариатские суды (šeriat на боснийском), медресе и вакуф (vakuf на боснийском). В центре Загреба новое правительство даже открыло колоссальную Мечеть Поглавника (Poglavnikova Džamija). Вскоре, однако, мусульманское население Хорватии попало под перекрестный огонь ожесточенной гражданской войны.

С начала 1942 года Балканы охватил острый конфликт между хорватским режимом, партизанами-коммунистами и православными сербами-четниками[880]. Партизаны, которыми руководил бывший унтер-офицер габсбургской армии и революционер-большевик Иосип Броз (более известный как Тито), воевали как с усташскими частями, так и с формированиями четников. Последние, во главе с Драголюбом (Дражей) Михаиловичем, боролись за восстановление сербской монархии и за «Великую Сербию», сражаясь не только против солдат усташей и ополченцев католических деревень, но и против партизан Тито. На мусульманское население постоянно нападали все три стороны. Усташский режим привлекал мусульманские подразделения для борьбы с партизанами Тито и ополченцами-четниками, а также для сохранения контроля над сербскими (православными) территориями. Вскоре партизаны и четники начали мстить мусульманам, разоряя их селения. Особенно жестокие расправы четники чинили против мусульман восточной и южной Боснии, а также некоторых районов Герцеговины, где власть усташей всегда была неустойчивой. Люди Михаиловича сжигали целые деревни. Они внушали ужас тем, что перерезали горло своим жертвам. Число пострадавших мусульман, по некоторым оценкам, дошло до десятков тысяч. Несмотря на теплые слова Павелича об исламе, усташские власти в целом мало что делали для предотвращения этих массовых убийств. Хуже того, в тех районах,

где лидеры мусульман договаривались с четниками и партизанскими командирами о перемирии, части усташей-католиков подвергали мусульман репрессиям. Отчеты германских военных указывали на нарастающие противоречия между мусульманами и хорватским государством[881]. По этой причине постоянно росло число исламских лидеров Боснии и Герцеговины, просивших о независимости. Попытки организовать мусульманское ополчение для самообороны в целом оказались неудачными. Доведенные до крайности, знатные представители мусульманского сообщества обратились к немцам. В меморандуме от 1 ноября 1942 года, адресованном Гитлеру, они просили о мусульманской автономии в Боснии и Герцеговине под протекторатом Германии[882]. Оплакивая бедственное положение мусульманского населения, они бранили католическую церковь, четников-православных и партизан-коммунистов, изъявляя свою «любовь и верность» Гитлеру[883]. Примечательно, что для усиления своих позиций мусульмане пытались использовать панисламистские аргументы, подчеркивая, что боснийцы – неотъемлемая часть «300 миллионов мусульман» мира и что они идут в одном строю с державами Оси против «иудейства, масонства, большевизма и английских эксплуататоров». Они также упомянули о других «угнетаемых исламских народах», лидеры которых обратились за защитой к германскому режиму[884].

Немцы оказались перед дилеммой. Берлин признал государство усташей и его власть над мусульманскими территориями Боснии и Герцеговины. Ранее Гитлер ограничился отправкой в Загреб только дипломатических и военных представителей – Эдмунда Глейзе фон Хорстенау, австрийского нациста и опытного генерала, ставшего военным атташе, а также обергруппенфюрера СА Зигфрида Каше, назначенного послом. Последний не очень симпатизировал мусульманам и до самого конца поддерживал усташский режим. Хотя Каше верил в политическое значение ислама и неоднократно предупреждал о глобальных последствиях политики Германии в отношении мусульман Юго-Восточной Европы («реакции исламского мира», по его выражению), он прекрасно понимал, что его собственное политическое влияние как немецкого посла в Хорватии будет зависеть, прежде всего, от стабильности режима усташей[885].

Однако положение вещей менялось[886]. С осени 1942 года, когда ситуация в некоторых районах хорватского государства, особенно в Боснии и Герцеговине, начала выходить из-под контроля, немецкие войска все чаще появлялись на мусульманских территориях. Все районы войсковых операций были подчинены командованию вермахта, что заставило Павелича де факто отказаться от суверенитета над частью страны. В конце 1942 года Глейзе фон Хорстенау был вынужден разделить полномочия с генералом Рудольфом Лютерсом, который стал «командующим немецкими войсками в Хорватии». В начале 1943 года началось крупное наступление против повстанцев в центральной части Хорватии, Боснии и Герцеговине. Вскоре в регионе начали действовать и войска СС. В конце марта 1943 года Гиммлер отправил в Загреб бригаденфюрера Константина Каммерхофера, назначив его своим уполномоченным в Хорватии. Каммерхофер был невысокого мнения и об усташах, и о немецком посланнике Каше. Игнорируя все возражения, он немедленно передал часть северной Хорватии непосредственно под власть СС. Представители вермахта, понимая, что СС будут действовать эффективнее, чем слабеющие части усташей, согласились с этой инициативой. Каше все больше оттесняли и изолировали. К концу 1943 года влияние СС сделалось еще более значительным. С весны до осени 1944 года эсэсовцы фактически самостоятельно управляли мусульманскими территориями между Савой, Дриной, Спречой и Босной.

В отличие от министерства иностранных дел и немецкого посольства, авторитет усташей заботил СС гораздо меньше – в мусульманах же они видели полезных союзников. В своих отчетах и служебных записках военные постоянно упоминали о якобы прогерманских настроениях балканских мусульман и влиянии последних на «большой» мусульманский мир. Именно исламский универсализм, писал Лютерс весной 1943 года, вызывал ярость четников. «Наднациональное и религиозно обусловленное поведение особенно злит серба, обуреваемого национальной гордостью»[887]. Инструктируя немецких солдат, действующих в Боснии, их командир подчеркивал не только прогерманские чувства мусульман, но и то, что «950 тысяч мусульман» Боснии и Герцеговины «очень хорошо знают, что они представляют перед великим германским рейхом и странами Оси около полумиллиарда магометан мира [sic]»[888]. Поддержка

мусульманского населения со стороны немцев, следовательно, будет оказывать пропагандистское воздействие на «иные магометанские [sic] страны». Подобные взгляды разделяли и сотрудники разведки СС, а также немецкие официальные лица на местах[889]. Исходя именно из этих соображений – из наличия прогерманских настроений среди балканских мусульман и значимости этой группы в «большом» исламском мире – вермахт и СС с 1943 года, умиротворяя регион, приступили к налаживанию сотрудничества с местными исламскими сообществами.

Вскоре после активизации немецких военных на Балканах вермахт и СС распространили ту же ориентированную на мусульман линию на регионы, оккупированные итальянцами. В начале 1943 года немецкие войска втянулись в боевые действия в Санджаке – мусульманском горном районе, лежащем между Черногорией и Сербией. Формально Санджак находился под властью итальянцев, которые, несмотря на эскалацию гражданской войны в бывшей Югославии, закрывали глаза на расправы четников с мусульманским населением. Немецкое армейское командование немедленно приказало солдатам считать союзниками только мусульман, одновременно поощряя их жесткое обращение с остальным населением[890]. Осенью 1943 года, когда Италия перешла на сторону союзников и вывела свои войска с Балкан, Санджак официально заняли немцы. Более того, мусульманская Албания и Косово, которые находились под итальянским владычеством с 1939 года, теперь также попали под контроль немцев, установивших там марионеточный режим[891]. В Эпире, на северо-западе Греции (эта территория граничила с Албанией и управлялась Италией) германские военные искали сотрудничества с албанским меньшинством (чамами): их мусульманское ополчение помогало немцам усмирять регион[892]. Действия немцев на этих территориях контролировал Герман Нойбахер, полномочный представитель Гитлера в Юго-Восточной Европе, отвечавший за Албанию, Черногорию, Сербию и Грецию и решительно поддерживавший союз с мусульманами на Балканах.

Как обычно, Гитлер полностью одобрил «заигрывание» немцев с мусульманами. Нойбахер, регулярно обсуждавший ситуацию в регионе с фюрером в его ставке, после войны вспоминал, что Гитлер твердо поддержал «позитивную мусульманскую политику» (positive Muselmanenpolitik), проводимую на местах[893]. По мнению Нойбахера,

на взгляды Гитлера относительно мусульман на Балканах также повлияли соображения о панисламских последствиях немецкой политики. Обсуждая «политическое значение балканского ислама для Ближнего Востока», Нойбахер попытался объяснить Гитлеру эту связь максимально наглядно: «Когда вы избиваете мусульманина в Санджаке, возмущается каирский студент!». Этот аргумент нашел отклик у фюрера: по-видимому, он был настолько впечатлен фразой Нойбахера, что вскоре сам ее использовал. Спустя годы после войны Нойбахер снова высказал ту же позицию, утверждая, что за судьбой балканских мусульман внимательно следили правоверные по всему исламскому

миру[894].

Действительно, при стратегическом картографировании региона религия выступала основным критерием обособления мусульманского населения[895]. Такой подход в значительной степени диктовался ситуацией на местах. На Балканах именно религия, а не этнос или язык, выступала основным маркером разграничения общин друг от друга. Между единоверцами, будь то католики, православные, иудеи или мусульмане, складывались наиболее прочные связи. Конечно, ни одно из местных религиозных сообществ не было однородным, а границы между ними зачастую оказывались проницаемыми, однако именно они формировали социальный и политический ландшафт во всем регионе. Даже в эпоху разрушающихся империй и укрепляющихся национальных государств большинство приверженцев ислама, как в городских центрах, так и в сельской местности, по-прежнему считали себя в первую очередь «мусульманами». Хотя некоторые из них принимали новую национальную идентичность (например, «хорватскую» или даже «сербскую»), а многие подчеркивали свою региональную («боснийскую» или «герцеговинскую») или городскую («сараевскую» или «загребскую») идентичность, верность религии оставалась решающей. Более того, религия имела политическое значение: религиозные лидеры и институты пользовались серьезным влиянием. В столкновениях Второй мировой войны политикоконфессиональные различия вышли на поверхность наиболее радикальным образом, а немцы с готовностью поощряли и использовали их в своих политических и военных целях.

По сути, религия стала решающим фактором немецкой политики в регионе. Стремясь заручиться поддержкой мусульман, командование

немецкой армии и, что более важно, СС, приложили значительные усилия для развертывания религиозно насыщенной пропаганды и взаимодействия с местными лидерами, включая представителей духовенства. Более того, немецкие официальные лица рассматривали политику в отношении ислама на Балканах в контексте кампании по мобилизации мусульман в других частях мира. Ниже на примерах Санджака, а также Боснии и Герцеговины, будет показано, как именно немецкие официальные лица продвигали Третий рейх в качестве защитника ислама на Балканах. Этот курс был взят весной 1943 года, когда началось формирование мусульманской дивизии СС (о ней рассказывается в последней части книги), а муфтий Иерусалима был отправлен в большое пропагандистское турне по Балканам.