Реалии войны и реакция советской власти
Пропагандистские сообщения союзников о том, что немцы в Польше не видят разницы между мусульманами и евреями, нельзя считать полным вымыслом. Немецкие солдаты, воспитанные в духе расовой догмы и постоянно «подогреваемые» нацистской пропагандой, которая поносила азиатские народы Советского Союза, объявляя их представителей «недочеловеками», не были готовы к встрече с мусульманами на восточных территориях. В первые месяцы операции «Барбаросса» в прифронтовых районах многих мусульман, особенно военнопленных, уничтожили отряды СС: считалось, что обрезание доказывает их еврейское происхождение[830]. Летом 1941 года на совещании с участием высоких чинов вермахта, СД и Восточного министерства под председательством генерала Германа Рейнеке полковник Эрвин фон Лахузен (он представлял абвер), вступил в яростную перепалку с начальником гестапо Генрихом Мюллером по поводу именно этих казней. В частности, был поднят вопрос об отборе сотен мусульман (вероятно, крымских татар), которых «подвергли особому обращению», приняв их за евреев. Мюллер спокойно признал, что его подчиненные допустили определенные ошибки. По его словам, сам он впервые слышит, что мусульман также подвергают обрезанию. 12 сентября 1941 года Рейнхард Гейдрих разослал директиву, где требовал от айнзацгрупп СС большей внимательности: «обрезание» и «еврейская внешность» тюрков-мусульман, говорил он, не являются достаточными «доказательствами еврейского происхождения»[831]. Мусульман не следовало путать с евреями. Накануне летней кампании в мае 1942 года Восточное министерство издало директиву об идентификации «евреев» на оккупированных восточных территориях, уточнив, что только на западе России обрезание следует рассматривать как маркер еврейства[832]. «В тех районах, где присутствуют мусульмане, мы не можем определять еврейское происхождение человека только по обрезанию»,– говорилось в документе. На мусульманских территориях необходимо учитывать другие характеристики, такие как имя, происхождение и этнический облик.
Однако на южных окраинах Советского Союза немецкие расстрельные команды по-прежнему испытывали трудности в
различении мусульман и евреев. Когда айнзацгруппа D начала истреблять еврейское население Кавказа и Крыма, она столкнулась с особым положением трех еврейских общин, которые долгое время жили среди мусульман: караимов и крымчаков в Крыму, а также иудеев-татов (известных как «горские евреи») на Северном Кавказе[833]. В Крыму сотрудников СС привели в замешательство тюркоязычные караимы и крымчаки. После встречи с Олендорфом в Симферополе в декабре 1941 года два офицера вермахта, старший советник военной администрации Фриц Доннер и майор Эрнст Зейферт, сообщили, что для них было неожиданностью узнать о том, что «значительная часть евреев в Крыму исповедует магометанство» и что «есть ближневосточные расовые группы несемитского происхождения, которые странным образом приняли еврейскую веру»[834]. Действительно, караимы и крымчаки (обе группы, по сути, исповедовали иудаизм) привели немцев в серьезное замешательство. В итоге караимов классифицировали как этнических тюрков и пощадили, тогда как крымчаков сочли этническими евреями и уничтожили. По мнению Вальтера Гросса, главы управления расовой политики НСДАП, караимов оставили в живых из-за их тесных отношений с татарамимусульманами, союзниками немцев[835]. Несколько сотен караимов даже были завербованы в крымскотатарские добровольческие части[836]. На Кавказе таты-иудеи обратились с ходатайством в Нальчикский комитет[837], который оперативно обсудил их вопрос с армейским руководством. Оберфюрер СС Вальтер Биркамп, к тому времени ставший начальником айнзацгруппы D, рассказал Бройтигаму об удивительном гостеприимстве, которое ему оказали «горские евреи», когда он лично посетил их под Нальчиком[838]. Биркамп выяснил что, за исключением религии, у них нет ничего общего с евреями. Наоборот, он констатировал явное влияние на них ислама, так как таты практиковали полигамию. Биркамп приказал не трогать этот народ, а вместо термина «горные евреи» предписал называть их «татами»[839].
Когда немцы начали прочесывать оккупированные территории Советского Союза в поисках цыган, они вскоре столкнулись с мусульманами[840] – в Крыму таких представителей народа рома было большинство[841]. На протяжении столетий они вливались в татарский этнос, и теперь татары продемонстрировали поразительную солидарность со своими единоверцами. Мусульманские комитеты
вскоре после своего учреждения направили немцам прошения, призывая защитить цыган-мусульман. В статье, напечатанной 27 марта 1942 года в Azat Kirim, объяснялось, что эта группа отличается от «обычных цыган» своим «языком, ритуалами и поведением», а этнически она связана с «иранскими племенами»[842]. Пользуясь поддержкой татар, многие цыгане пытались выдавать себя за членов этого этноса, чтобы избежать депортации и смерти. Ислам также использовался для достижения этой цели. Характерный пример – облава на цыган в Симферополе в декабре 1941 года, когда арестованные пытались с помощью религиозных символов доказать немцам, что их задержали по ошибке. Свидетель событий записал в своем дневнике:
Цыгане во множестве прибывали на подводах к зданию ТалмудТоры. <…> Они зачем-то высоко выставили зеленый флаг, символ магометанства, а во главе своей процессии посадили муллу. Цыгане старались уверить немцев, что они не цыгане, некоторые выдавали себя за татар, другие за туркмен, но их протестам не вняли – и всех отправили под охрану в большое здание[843].
В конечном итоге многие рома-мусульмане были убиты. Тем не менее, поскольку немцам было трудно отличить цыган-мусульман от татар, около 30 % выжили; как и в случае с караимами, часть их даже была завербована в татарские вспомогательные части. Когда в ходе суда над айнзацгруппами Олендорфа спросили о преследовании цыган в Крыму, тот объяснил, что отбор был затруднен, поскольку многие рома и крымские татары исповедовали одну и ту же религию: «В этом и заключалась трудность: некоторые, если не все, цыгане были мусульманами, а мы придавали большое значение тому, чтобы не иметь проблем с татарами. Таким образом, эту задачу решали сотрудники, хорошо знающие местность и людей»[844].
Среди мусульман Кавказа и Крыма первоначальные надежды на лучшее отношение к себе, которые немцы всячески поощряли, угасли довольно скоро. Многие мусульмане постепенно понимали, что немцы были просто завоевателями, которые используют их в качестве орудия для реализации собственных планов. Несмотря на все усилия Германии по предоставлению уступок в религиозной сфере и постановке ярких зрелищ, призванных привлечь мусульман Кавказа и Крыма, в повседневной жизни часто преобладали жестокие реалии войны. Так,
румынские войска с самого начала не проявляли никакого уважения к исламу. С кавказского фронта немецкие офицеры сообщали в штаб группы армий «А» о «неблагоприятных последствиях поведения румынских союзников» по отношению к мусульманам[845]. Генералквартирмейстер Эдуард Вагнер, набрасывая план своего разговора с Гитлером в Берлине, писал о своих встречах с румынскими солдатами на Кавказе как о «наихудшем опыте», упоминая о «грабежах и насилиях», которые неминуемо вызовут «самую острую реакцию» среди мусульман[846]. Румынская администрация в своей крымской оккупационной зоне благоволила православному населению в ущерб мусульманам. Армейские православные священники, которые пришли вместе с румынскими частями, даже пытались вмешиваться в религиозную жизнь Крыма[847]. Однако обеспокоенные немцы, стремившиеся проводить собственную политическую линию, пресекли нежелательную деятельность военного духовенства собственных союзников.
Ивсе-таки за время оккупации власти рейха постепенно охладели
кмусульманскому населению Крыма[848]. Ближе к концу войны немцев
все больше тревожило просачивание партизан в татарские поселения – и они реагировали на это очень жестко. По словам Кырымала, с декабря 1943 го по январь 1944 года люфтваффе сбросили зажигательные бомбы на более чем сто горных деревень в южных и внутренних районах Крыма[849]. В начале 1944 года некоторые крымскотатарские деревни были полностью снесены. Мародерство, насилие и дискриминация распространились и на мусульманские районы. Ситуация на Кавказе была ненамного лучше[850]. Снабжение армии здесь осуществлялось с перебоями, и немецкие солдаты часто не выполняли приказы о реквизициях и оплате продуктов питания. В домах престарелых, больницах, детских домах и санаториях, в том числе в Кисловодске, больных и инвалидов подвергали жестокому обращению и даже убивали, чтобы экономить еду. Из-за своей паранойи по поводу действий партизан немцы за непродолжительный период оккупации убили сотни (или, по некоторым оценкам, тысячи) гражданских лиц[851]. Разрушения на Северном Кавказе были чудовищными.
Реакция Советского Союза на исламскую кампанию Германии на Ближнем Востоке была двоякой. С одной стороны политика Кремля в
отношении ислама изменилась – был сделан ряд уступок в области религии, а пропаганда начала обращаться к религиозным чувствам
советских мусульман[852]. В конце концов в Красной армии сражались десятки тысяч мусульман, многие из них – из Крыма и с Кавказа[853]. Сразу после немецкого вторжения Габдрахман Расулев, назначенный Кремлем на пост муфтия Уфы, призвал мусульман Советского Союза «встать на защиту своей родины, молиться в мечетях о победе Красной армии и благословить свои сыновей, которые сражаются за правое дело»[854]. Гитлер задался целью «искоренить мусульманскую веру»,– предупреждал муфтий. Несколько недель спустя Расу-лев заявил, что «массы мусульман поднялись» на борьбу с немецкими захватчиками[855]. По его словам, «исламской цивилизации, которая присутствует повсюду в мире, сегодня угрожает уничтожение со стороны немецко-фашистских банд – если только мусульмане всего мира не примут вызов и не будут бороться». В сентябре 1941 года он призвал советских мусульман «защищать нашу страну во имя религии»: «В мечетях и в личных молитвах обращайтесь к Аллаху, чтобы Он помог победить врага Красной армии»[856]. Пятидесятидвухлетний Расулев, сын известного религиозного деятеля и представитель уважаемой башкирской семьи, стал наиболее значительным сталинским пропагандистом в мусульманских районах Советского Союза и за его пределами. 15 мая 1942 года его полномочия как главы всех советских мусульман были подтверждены на съезде мусульманского духовенства в Уфе. Религиозные деятели воспользовались этим случаем, чтобы рассказать миру о зверствах Германии в отношении мусульман Крыма. Немцев обвинили в «разрушении мечетей», «ликвидации священных символов», «запрете публичных молитв» и «попрании национальных и религиозных обычаев всеми возможными способами»[857]. Постепенно Москва создала обширную структуру религиозного контроля над своими подданными-мусульманами, основу которой составили так называемые духовные управления. Первым стало Центральное духовное управление в Уфе, которым руководил Расу-лев. В октябре 1943 года на съезде (курултае) улемов в Ташкенте было учреждено суннитское Духовное управление мусульман Средней Азии и Казахстана, а возглавил его уважаемый восьмидесятипятилетний узбекский муфтий Эшон Бабахан[858]. Год спустя Кремль учредил Духовное управление
мусульман Северного Кавказа во главе с муфтием Хизри Гебековым, которое располагалось в Буйнакске. Для шиитов Азербайджана также было создано свое духовное управление, работавшее в Баку. Его руководителя на съезде в мае 1944 года избрали сами богословы – им стал Ахунд Ага Ализаде, обучавшийся шиитскому богословию в 1890 х годах в Кербеле и Наджафе. Съезд шиитов направил верноподданническое послание Сталину, назвав его «Посланным Богом мудрым руководителем советского правительства»[859]. «Да осветит Аллах победный путь наших бойцов и да поможет им навсегда очистить землю от фашистской нечисти!»,– заявили делегаты. Ирония судьбы заключалась в том, что и Расулаев, и Гебеков, и Бабахан, и Ализаде успели побывать в тюрьме или в ссылке (а иногда и там, и там) до того, как Сталин решил использовать их ради своей победы в войне.
Отчаянно стремясь добиться тотальной военной мобилизации, советская пропаганда обращалась к религиозным чувствам мусульман и призывала к джихаду против немецких захватчиков. Сталина восхваляли как покровителя ислама. Немцев, напротив, обличали как самых безжалостных врагов мусульман и их веры. Уфимское управление Расулева распространяло брошюры на узбекском, туркменском, таджикском и персидском языках, где правоверным приказывалось, по выражению Корана, «убивать врага, где бы вы ни нашли его»[860]. 31 октября 1942 года, когда битва за Кавказ достигла кульминации, вся вторая страница «Правды» была напечатана на узбекском языке (напротив был дан русский перевод): «Вот судьба мусульманских народов Крыма и Кавказа; их мирные деревни сжигают и грабят немцы»[861]. Советская пропаганда в итоге даже обратилась к памяти о священной войне, которую вел имам Шамиль. Как сообщалось в советских газетах, мусульмане Дагестана пожертвовали 25 миллионов рублей на создание танковой колонны под названием «Шамиль»[862]. Во вновь открывшихся мечетях по всему СССР имамы обязаны были начинать проповеди с утвержденной властями формулировки: «Советская власть ниспослана Аллахом. Поэтому каждый, кто восстает против советской власти, восстает против Аллаха и Мухаммада, Пророка его»[863].
Впрочем, политика Кремля в отношении исламского населения имела и свою оборотную сторону. Сталин жестоко ответил на то, что, по его мнению, было откровенным сотрудничеством мусульман Крыма
и Кавказа с врагом. Во время войны советская пропаганда изображала крымских татар жертвами предателей, которые ввели этот народ в заблуждение, и обещала полное прощение, если они перейдут на сторону советской власти. Призывали пропагандисты и сражаться с мусульманами-коллаборационистами[864]. В последние недели немецкой оккупации на исламских территориях вспыхнула паника. Многие мусульмане в Крыму и на Кавказе решили бежать с немецкими колоннами. Кавказцы шли за отступающей немецкой армией, терпя лишения. Десятки тысяч человек, сообщало американское OSS, покинули Кавказ вместе с немцами[865]. В Крыму лидеры татарской общины пытались уговорить власти рейха эвакуировать хотя бы самых известных коллаборантов-мусульман[866]. Они даже обратились за помощью к аль-Хусейни в Берлине. Обращаясь к палестинцу как к «религиозному лидеру мусульманского мира, который марширует вместе с Германией», они предупреждали о надвигающемся физическом уничтожении крымских мусульман[867]. Но бессильный муфтий был не в том положении, чтобы помочь им. Немцев же заботило исключительно спасение собственных войск. В итоге лишь небольшому количеству мусульман, в том числе членам Симферопольского мусульманского комитета, включая его бывшего главу Эреджепа Курсаидова и начальника религиозного отдела Алимсеита Джамилова, удалось покинуть полуостров на самолете или на корабле[868]. Попавшие в Германию крымские мусульмане при посредничестве аль-Хусейни обратились к немцам с просьбой поселить их в одном регионе, чтобы они могли жить сообща и воспитывать своих детей в исламском духе[869].
После отступления немцев с Кавказа и из Крыма Сталин депортировал тех мусульман, кого он счел предателями – наряду с поволжскими немцами-христианами и калмыками-буддистами[870]. 17 и 18 мая 1944 года все мусульманское татарское население Крыма было насильственно отправлено в Среднюю Азию и Казахстан. После возвращения советских войск многие крымские мусульмане, которых посчитали коллаборационистами, были казнены НКВД. В мусульманских кварталах Симферополя тела висели на телефонных столбах и деревьях. На Кавказе советские власти обвинили карачаевцев, балкарцев, чеченцев и ингушей в государственной измене. В случае балкарцев празднование Курбан-байрама выступало едва ли
не главным доказательством их вины[871]. В ноябре 1943 года все карачаевцы были депортированы в Среднюю Азию и Казахстан, а в начале марта 1944 года балкарцев переселили в Казахстан и Киргизию. Несмотря на то что Чечено-Ингушетия никогда не была полностью оккупирована немцами, разрозненные антисоветские выступления в этом регионе тоже вызвали гнев Кремля. Чеченцев и ингушей депортировали в конце февраля 1944 года. Прощаясь со своими домами, кто-то шептал слова молитвы: Ла ила-ха илла Аллах («Нет бога, кроме Аллаха»)[872].