Насилие и разрушенные надежды

Обещания, которые мусульманам давали немцы, жаждущие показать себя защитниками ислама, резко контрастировали с реалиями войны. На практике немцы просто были не в состоянии восстановить мир и порядок в мусульманских районах. Сотрудничество мусульманских лидеров с оккупантами подпитывало ненависть к первым со стороны партизан-коммунистов и четников[978]. Хотя немцы обещали, что единственной задачей мусульманской дивизии СС останется защита и умиротворение мусульманских районов Боснии и Герцеговины, Гиммлер отправил ее на боевую подготовку во Францию, а затем и в Германию. Оставшееся без защиты мусульманское население подвергалось акциям возмездия. Осенью 1943 года партизаны Тито начали крупное наступление в Боснии, в ходе которого погибли тысячи гражданских лиц. Десятки тысяч вскоре покинули родные места (фото 5.4). Особенно часто партизаны нападали на родственников добровольцев-мусульман. В своих отчетах с мест офицеры СС сообщали, что беженцы сотнями прятались на складах, в амбарах, конюшнях и подвалах[979]. У многих не было теплой одежды, они страдали от недоедания. За развитием событий на Балканах внимательно следили по всему исламскому миру. После того, как о бедственной ситуации сообщили в египетской прессе, Наххаспаша[980] пожертвовал беженцам крупную сумму. 11 января 1944 года высший руководитель СС и полиции в Хорватии Константин Каммерхофер, обеспокоенный, по-видимому, не только локальными проблемами, но и их последствиями для «большого» мусульманского мира, писал Гиммлеру:

В результате партизанской борьбы в Хорватии в настоящее время около 230 000 человек стали беженцами, из них около 210 000 – из Боснии. Положение этих людей – наихудшее из того, что можно себе представить. В настоящее время никто не в состоянии описать трагедии, которые происходят среди этих масс. <…> Большинство беженцев составляют мусульмане… С учетом того, что мусульмане воюют в 13 й боснийско-герцеговинской добровольческой горной дивизии СС, а исламская проблема имеет общемировой аспект [Weltmuselmanen-Problem], упомянутой ситуации необходимо уделить

Наконец, в конце февраля 1944 года СС отправили дивизию «Ханджар» обратно на Балканы. На короткое время ситуация для мусульман – по крайней мере в некоторых областях – улучшилась. Мусульмане ответили на это благодарностью. Так, например, 20 апреля 1944 года, согласно донесению Кремплера, молитвы за Гитлера прошли во всех городах Санджака[987]. Делегация местных мусульман направила фюреру верноподданническую телеграмму:

Мусульмане Санджака, которые плечом к плечу с храбрыми немецкими солдатами сражаются с бандитами, сегодня отмечают ваш день рождения и возносят горячие молитвы всемогущему Аллаху о вашем долголетии и счастье, в глубокой и непоколебимой вере в окончательную победу германского народа и в спасение нас, мусульман[988].

Гитлер поблагодарил мусульман и сообщил им, что был «очень рад» этому посланию[989]. Далее последовали похожие проявления верности. В июле 1944 года мусульмане Санджака выслали фюреру граммофонную запись с благодарственной и хвалебной молитвой за Гитлера – на арабском языке[990]. Получив ее в Берлине, Рудольф Брандт передал запись в отдел пропаганды СС, чтобы ей воспользовались либо сами СС, либо геббельсовское министерство пропаганды[991].

Весной 1944 года северная и восточная Босния фактически попали под контроль СС и мусульманской дивизии Гиммлера (фото 5.5). Печально известное эсэсовское «Руководство по обеспечению общественного спокойствия в Боснии» дает хорошее представление о том, какой оккупационный режим планировалось установить в этой области и какую поддержку ему должна была оказывать религия[992]. В городах и деревнях офицерам СС предписывалось найти надежных местных лидеров, которые выступали бы посредниками между местным населением и немцами. Каждую пятницу, в день джуманамаза (общей молитвы), эти посредники должны были зачитывать вслух еженедельные пропагандистские лозунги СС. Школы предлагалось подчинить доверенным местным жителям, «учителям, имамам, подходящим женщинам», но – «никакой интеллигенции». Что еще более важно, план предусматривал массовое переселение по религиозному признаку с целью создания городов и деревень с

однородным исламским населением. «Нашей целью, при любых обстоятельствах, является создание общин, состоящих из людей одного и того же вероисповедания»,– говорилось в документе. Более того, в инструкции одобрялась война на уничтожение против партизан и других враждебных групп, а также агрессивное подчинение гражданского населения. «Главное – уничтожить врага»,– однозначно заявлялось в плане, требующем от командиров СС «жесткости». В своем дневнике Геббельс признал, что Гиммлер «остановил террор против магометанского населения»[993]. Однако в итоге власть СС над регионом оказалась слишком скоротечной, а работа немецкой бюрократии слишком хаотичной, чтобы эти схемы полностью воплотились в жизнь. Тем не менее солдаты мусульманской дивизии успели снискать зловещую славу из-за своей исключительной жестокости – они наводили страх и ужас.

ФОТО 5.5. Германские танки в мусульманской деревне. Босния, 1944 (источник: Ullstein)

В какой-то степени переселения, предусмотренные инструкциями СС, отражали требования некоторых исламских автономистов. Но, хотя Гиммлер тешил себя мыслью создать в будущем военный протекторат, или заново выстроить «военную границу» (Wehrgrenze),

существовавшую в эпоху Габсбургов, СС находились не в том положении, чтобы удовлетворить надежды мусульман-автономистов Боснии и Герцеговины[994]. Аналогичным образом, когда в последние месяцы войны Бедри Педжани, видный албанский политикмусульманин, обратился к муфтию Иерусалима за помощью в создании мусульманского государства на Балканах, которое объединило бы Косово (очищенное от православных сербов), Санджак, Боснию и Герцеговину с Албанией, немцы быстро сорвали эти замыслы[995]. Лидеры мусульман должны были понять, что о немедленной независимости их территорий не могло быть и речи.

По мере того как положение Германии на фронтах становилось все более тяжелым, многие мусульмане теряли надежду на победу стран Оси. В июле 1944 года в докладе вермахта отношение мусульманского населения к немцам характеризовалось как неустойчивое – теперь их считали «в высшей степени ненадежными»[996]. В последние месяцы войны многие из них, не рассчитывая на помощь Германии, искали альтернативы. Множились группы самообороны, подобные Движению мусульманского освобождения Панджи[997]. Молодые мусульмане, сообщалось в отчете немецкой армии в июне 1944 года, организуются в подразделения местной самообороны[998]. Это было правдой: различные ополчения, самым заметным из которых были Zeleni Kader («Зеленые кадры») прогерманского военачальника Нешада Топчича, привлекали все больше мужчин-мусульман. Пользуясь поддержкой религиозных лидеров (таких, как Мехмед Ханджич), они не только защищали мусульманские деревни, но и совершали зверские набеги на православные поселения. Попытки четников набирать мусульман в свои ряды, как и следовало ожидать, имели лишь ограниченный успех[999]. С другой стороны, партизаны Тито казались жизнеспособной альтернативой как немцам, так и мусульманским боевикам. Зимой 1943– 1944 годов, когда положение на фронтах ухудшилось, в их ряды вливалось всё больше мусульман. «Мусульмане в Боснии, которые когда-то приветствовали нас с таким энтузиазмом, полностью отвернулись от нас и массово пошли к партизанам»,– отмечал Хорстенау[1000]. «Усташские преступники втянули множество мусульман в немецкую бойню и кровавую гражданскую войну, а четники Дражи Михайловича совершили неслыханные преступления против мусульманского населения. Теперь мусульманам ясно, что

только участие в народно-освободительной борьбе спасет их от полного уничтожения» – с такой воодушевляющей речью партизанский командир и идеолог Милован Джилас обратился тогда к своим товарищам[1001]. Первый отряд партизан-мусульман был сформирован еще летом 1941 года, а маршал Тито охотно повторял клише московской религиозной пропаганды, согласно которым коммунизм представал единственной надеждой ислама. В брошюре Muslimani u Sovjetskom Savezu: Religija u Sovjetskom Savezu («Мусульмане в Советском Союзе: религия в Советском Союзе»), которая распространялась партизанскими пропагандистами осенью 1944 года, сталинское государство изображалось раем для благочестивых верующих[1002].

С мусульманами, которые подозревались в предательстве, немцы обращались с чудовищной жестокостью[1003]. Во время карательных акций против мусульманских деревень и сел, жители которых обвинялись в пособничестве партизанам, немецкие войска казнили даже женщин и детей. Нападениям подвергались и мечети. В конце 1944 года немецкие войска ворвались в здание El-Hidaje в Сараево, чтобы найти улики против нескольких «Молодых мусульман», подозреваемых в работе на противника. Несмотря на все официальные усилия по продвижению Германии в качестве защитника балканского ислама, низшие чины на местах часто не испытывали никакого уважения к мусульманам и их религии. Когда солдат вермахта Эгберт Корбахер прибыл в сербский город Ниш, он сделал в дневнике глумливую запись: «В Нише начинается Восток. Это не преувеличение: грязь, его главное свойство, настолько убедительна, что не надо даже мечетей и минаретов». Впрочем, добавлял он, «дело не в том, насколько нечистоплотны албанцы – главное, что тут нет евреев»[1004].

Геноцид евреев и цыган на Балканах сразу же затронул и мусульманскую общину. В течение нескольких месяцев после разгрома Югославии многие евреи пытались избежать репрессий, переходя в ислам[1005]. В одном только Сараево не менее 20% еврейского населения, по некоторым оценкам, перешли в ислам или католичество в период с апреля по октябрь 1941 года. Встревоженные усташские власти осенью того же года вмешались в этот процесс, официально запретив переходы в иные вероисповедания. Новообращенные, впрочем, в любом случае не были застрахованы от преследований,

поскольку в глазах усташских бюрократов еврейство оставалось расовой, а не религиозной категорией. Даже рейс-уль-улема Фехим Спахо поддерживал эту официальную линию, публично заявив в конце 1941 года, что переход в другую веру не влияет на расу и что еврейские «новые мусульмане» с расовой точки зрения по-прежнему остаются евреями. С другой стороны, Спахо прилагал значительные усилия, чтобы как-то помочь еврейским новообращенным, призывая усташские власти защитить их и увещевая улемов дать им убежище. Некоторым евреям, принявшим ислам, действительно удавалось спастись, а кто-то ради этого действительно переодевался в мусульманские одежды[1006]. Отношение мусульман к преследованию необращенного еврейского населения не было однозначным. Как и везде, кто-то сотрудничал с нацистами и наживался на бедах евреев, а кто-то сочувствовал жертвам и, в некоторых случаях, проявлял солидарность с ними. Вскоре после падения Сараево Федриготти заметил, что «десятки магометан» разобрали медную крышу Большой сефардской синагоги, чтобы продать металл на базаре[1007]. Merhamet принял на себя руководство большой текстильной фабрикой, которая была экспроприирована у еврея и вскоре стала основным поставщиком для немецкой армии[1008]. Другие люди, напротив, помогали гонимым. Дервиш Коркут, мусульманин и хранитель книг в городском музее, не только спрятал легендарную Сараевскую Агаду (украшенную прекрасными иллюстрациями рукопись XIV века) от немецких чиновников, которые пытались конфисковать ее, но и приютил молодую еврейскую девушку, которая потом смогла уйти к партизанам[1009]. Мусульманский бизнесмен Мустафа Хардага из Сараево прятал целую еврейскую семью. Албанские мусульмане тоже прославились тем, что спасли многих своих соотечественников-евреев[1010]. Немцы же, со своей стороны, были уверены, что их антиеврейская пропаганда, насыщенная религиозными образами, в мусульманских районах пала на плодородную почву.

Наконец, мусульман на Балканах напрямую затронули преследования цыган – многие цыгане принадлежали к исламской вере. Стремясь интегрировать мусульман в хорватское государство, усташи сделали для преимущественно оседлых «белых цыган» – мусульманского сообщества, проживавшего в Боснии и Герцеговине,– исключение, избавив их от гонений и депортаций[1011].

Покровительство властей, оказанное «белым цыганам», спровоцировало волну переходов цыган-христиан в ислам. Однако, как и в случае с новообращенными евреями, подобные переходы быстро были ограничены хорватским министерством внутренних дел. На протяжении всей войны улема-меджлис проявлял озабоченность по поводу безопасности цыган-мусульман и неоднократно жаловался загребским властям на аресты «белых цыган». По просьбе Фехима Спахо правительство усташей вмешивалось даже в дела оккупированной Сербии, призывая немецкие власти и там не преследовать мусульман как цыган[1012]. В Македонии и Албании, где большинство рома были мусульманами, их религиозная принадлежность тоже давала им некоторую защиту, хотя болгарская оккупационная администрация в Македонии не слишком уважала ислам[1013]. В отличие от официальных лиц Хорватии и Германии, болгарские оккупанты даже не пытались заигрывать с мусульманами[1014]; вскоре после оккупации Скопье болгарские власти заняли здание, в котором размещались исламские чиновники (а также медресе), и конфисковали вакуфные фонды, оставив сотрудников религиозной администрации без жалованья. Мужчины-мусульмане в фесках и женщины-мусульманки в парандже подвергались оскорблениям на улицах. В конце концов в ситуацию вмешался Фехим Спахо. Поскольку реис-уль-улема, находясь в Сараево, руководил двумя религиозными центрами – в самом Сараево и в Скопье,– он, чувствуя ответственность за македонских мусульман, попросил усташские власти оповестить немцев об этих происшествиях. Министерство иностранных дел Хорватии действительно связалось с немецкой дипломатической миссией в Загребе и попросило воздействовать на Софию в защиту мусульман Скопье. Неизвестно, однако, возымело ли это обращение действие. В целом же преследование как цыганмусульман, так и перешедших в ислам евреев, показало масштабы и пределы влияния исламской администрации, функционировавшей под властью стран Оси.

После войны мусульман по всем Балканам активно преследовали как пособников нацистов. Тем не менее коммунистический режим в Югославии первоначально воздерживался от прямых нападок на ислам[1015]. Казнили только самых одиозных исламских коллаборационистов – вроде Исмета Муфтича, загребского муфтия при

Павеличе. Другие религиозные лидеры, такие как Салих Башич, остались на своих постах. Мухамеда Панджу и Али Агановича приговорили к длительному тюремному заключению (Мехмед Ханджич умер в 1944 году). Мечеть Поглавника закрыли, а ее минареты взорвали. Но, укрепив свои позиции, новые балканские правители начали более сурово преследовать ислам; кульминацией стала легендарная кампания против паранджи, которую развернул Женский антифашистский фронт Тито. В только что образованной Народной Республике Албания Энвер Ходжа начал настолько ожесточенную атаку на религиозные учреждения, что по размаху ее можно было сопоставить со сталинскими репрессиями против религии 1920–1930 х годов[1016]. Проживавших в Эпире греческих чамов обвинили в предательстве. На них нападали ополченцы-националисты Народной республиканской греческой лиги Наполеона Зерваса, убившие многих мусульман, грабившие и сжигавшие их деревни, а оставшихся в живых изгонявшие в Албанию[1017]. Иначе говоря, за попытками стран Оси заигрывать с мусульманами во время войны последовали акции возмездия в отношении обвиняемых в коллаборационизме, а потом и долгие годы репрессий против ислама по всей Юго-Восточной Европе.