Ivanov_N_A_Osmanskoe_zavoevanie_arabskikh_stran_1516-1574
.pdfпосле смерти султана Османа вообще отказались признавать сю зеренитет Хафсидов [87, с. 1] и основали самостоятельную рес публику. Их примеру последовало население Триполитании. Ее жители отложились от Хафсидов и перешли под власть местного марабута. Вслед за ними открытое восстание поднял владетель Туггурта Мухаммед бен Тиллис, создавший независимое государ ство в Сахаре. Даже в Каир пришли известия о кровопролитном сражении, которое в январе 1520 г. произошло между хафсидскими войсками и повстанцами. По слухам, дошедшим до Ибн Ийаса, в нем погибло около 40 тыс. человек [51, т. 5, с. 331].
Абу Абдаллах Мухаммед V не имел ни сил, ни возможностей навести порядок в государстве. Основу его вооруженных сил со ставляли ополчения все тех же феодалов. Старый альмохадский джунд полностью разложился и утратил всякое военное значение. Его заменила сравнительно небольшая профессиональная армия,
состоявшая из андалусских кондотьеров, черных |
абидов |
(вольно |
||
отпущенных африканских рабов) |
и |
наемников |
с Востока [74, |
|
с. 372]. В случае внешней угрозы |
к |
ним присоединялись |
ополче |
ния бедуинских племен и горожан. Особу самого султана охраняла христианская гвардия численностью около 1,5 тыс. человек.
Оснащение и подготовка вооруженных сил далеко не соответ ствовали требованиям времени. Лишь иностранные наемники и кочевая знать имели огнестрельное оружие. Основная масса войск была вооружена копьями и луками. Оборонительные сооружения, даже приморских крепостей, оставляли желать много лучшего. Стены г. Туниса, например, не имели рвов и парапетов. В осо бенно плохом состоянии находились хафсидский флот и артилле рия. Пушек было мало; они устарели и содержались из рук вон плохо. Столичная крепость имела всего лишь восемь небольших орудий, к тому же без лафетов и колесного хода [59, с. 127].
Хафсидская армия, которая считалась одной из лучших в С е верной Африке, была совершенно непригодна для борьбы с серь езным противником. Тунисский флот не мог противостоять кораб лям Испании и итальянских государств; он был бессилен даже в борьбе с христианскими корсарами, непрерывно опустошавшими берега Восточного Магриба. В 1510 г. граф дон Педро де Н авар ро без особого труда захватил города Алжир, Беджайю и Трипо ли, совершил нападение на Джербу. Абу Абдаллах Мухаммед V ничего не предпринимал, чтобы вернуть утраченные города. Един
ственными, кто оказывал сопротивление, были сами горожане, а также крестьяне из близлежащих селений. При этом хафсидские власти ничего не делали для их организации и вооружения. При осаде Беджайи во «избежание беспорядков, безумия и бесполез ных потерь» [76, с. 27] хафсидский наместник распорядился даже эвакуировать население. Оставленный им гарнизон «оказал лишь видимость сопротивления» [14, с. 300]. Что касается крестьян, многочисленные отряды которых пришли на помощь гарнизону, то они лишь на какой-то миг сдержали натиск крестоносцев. «Неорга низованные и без надлежащих средств, — пишет алжирский исто рик, — они не смогли воспрепятствовать конечному штурму и оккупации города» (5 января 1510 г.) [76, с. 27]. Хафсидский эмир, управлявший им, бежал в Константину, перепоручив защиту хинтерланда местным кабильским вождям.
Борьба против крестоносцев в Беджайе, а затем и в Триполи, по существу, явилась началом широкого народного движения. Оно было направлено как против иностранных захватчиков, так и про тив местных феодалов. Династия и правящая верхушка устрани лись от борьбы с крестоносцами. В этих условиях народное дви жение становилось единственной силой, способной спасти Тунис. «Только хорошо руководимые народные восстания против захват чиков, — писал в связи с этим Махмуд Буали, — могли отныне сохранить, спасти и защитить уже существующую (мусульманоифрикийскую) самобытность страны» [64, с. 136].
Решающее значение для судеб народного движения имела ге роическая оборона Джербы в 1510 г. Именно здесь восставший народ одержал свою первую победу и обрел внешних союзников. В глазах испанцев Джерба была прежде всего одной из главных баз османских и андалусских корсаров. Именно поэтому сразу же после взятия Триполи граф дон Педро де Наварро направился к острову. 30 июля 1510 г. его восемь галер подошли к Джербе [45, с. 105; 64, с. 137]. Правители этой крошечной республики, во главе которой стоял шейх Абу Закария Яхья ас-Семумни, катего рически отказались капитулировать и признать сюзеренитет испан ской короны. Парламентеры графа были убиты. Дон Педро де Наварро был вынужден вернуться в Триполи. Здесь он подгото вил новую и более серьезную экспедицию. 23 августа 1510 г. его корабли — на этот раз 120 парусов — вновь появились у острова и 30 августа высадили десант. Он насчитывал 15 тыс. человек
(12 тыс. из Триполи и 3 тыс. из Беджайи). Среди них было много знатных рыцарей, в том числе дон Гарсия де Толедо, гер цог Альба, выделявшийся своими латами и великолепным скаку ном в яблоках. Едва ступив на землю, самоуверенные идальго без должной подготовки двинулись на позиции мусульман. Несколько километров по песку в тяжелых доспехах под знойным африкан ским солнцем полностью измотали «врагов Аллаха». Многие ли шились сил, пали жертвой солнечного удара. Остальное сделали защитники острова. Когда испанцы подошли к колодцам и смеша ли свои ряды, мусульмане, скрывавшиеся в тени пальмовых и оливковых рощ, ринулись в яростную атаку. Испанский авангард был окружен и полностью уничтожен. Погибло, по разным сведе
ниям, от 1,5 тыс. до 3 тыс. |
крестоносцев; среди них дон |
Гарсия |
де Толедо. В довершение |
ко всему на море разразилась |
буря; |
18 испанских кораблей было выброшено на берег и стало добычей мусульман вместе с экипажами и несметными богатствами, «по добных которым, — как пишет местный историк, — никто не видел» [45, с. 108].
Активное участие в обороне Джербы принимали османские гази. Среди них, несомненно, были братья Барбаросса [43, с. 106, примеч. 3], незадолго до этого прибывшие на остров. Возможно, что здесь они проявили те организаторские таланты, которые вы двинули их в число лидеров антииспанского движения в Северной
Африке. Как |
бы то ни было, отныне они связали свою судьбу |
||||
с |
Магрибом. |
«Нельзя, не совершая несправедливости, — пишет |
|||
в |
связи |
с этим современный тунисский историк Т .Гига, — не |
|||
считать |
их |
крупными национальными деятелями страны» |
[81, |
||
с. 16]. |
|
|
|
|
|
|
Союз |
с |
гази был подготовлен широким распространением |
ос- |
манофильства в Тунисе. Народные массы, истосковавшиеся по праведному халифату, видели в «Великом Турке» носителя особой божественной миссии. Его верные паши, как они воспринимались туркофилами разных стран, его неподкупные кадии и амины не сли, по убеждению масс, правду и справедливость. Они творили, по их мнению, честный суд, карали отступников и истребляли «врагов Аллаха». Крестьяне и бедняки, вообще все те, кто нена видел феодальные порядки, глубоко верили, что с приходом турок жизнь изменится к лучшему, станет счастливой и беззаботной. Жители Туниса, писал анонимный автор «Газават», «в глубине
души желали его (Барбароссы. — Н.И.) прихода и были полны решимости содействовать его намерениям» [86, т. I, с. 315]. Ибн
Абу |
Динар, Хусейн Ходжа и |
другие авторы тунисских хроник |
X V II |
— начала X V III в. были |
насквозь пропитаны подобного |
рода настроениями. Их позиция, по словам Мухаммеда Хеди Шерифа, была «предельно ясна: турки и автохтоны, братья по вере, гармонично объединились для блага всех» [71, с. 40]. Это безграничное туркофильство тунисских летописцев до сих пор изумляет историков. Тауфик Башруш, например, не без удивления пишет, что «приверженность, которую автор (Ибн Абу Динар. — Н.И.) проявляет в отношении турецкого господства, такова, что он отказывается усматривать в нем тиранию, полагая, что это в природе вещей, несомненно в силу того политического учения, которое говорит, что смирение перед угнетателем предпочтитель нее, чем волнения фитны» [59, с. 10]. Так это или нет, но в большинстве своем тунисцы ждали прихода османских гази. Их появление, пишет Т.Гига, «было вызвано и приветствовалось соз нательными элементами местного населения» [81, с. 17]. Насто
роженность |
и даже враждебность |
к |
туркам, о которой |
говорит |
М .Х .Ш ериф |
со ссылкой на один |
из |
документов конца |
X V I в., |
была, видимо, нехарактерна для подавляющего большинства насе ления [71, с. 3 9 —50].
Победа на Джербе, последовавший затем отпор крестоносцам у побережья Сахеля, их разгром на о-ве Керкена в том же, 1510 г., легендарные подвиги на морях, утверждение турок в г. Алжире (1516 г.), отражение испанских атак на Махдию (1519 г.) и вто рично на Джербу (1520 г.) — все это укрепило престиж осман ских гази, способствовало их небывалой популярности. Они стали неотъемлемой частью и надеждой всего антииспанского движения. Можно смело утверждать, что именно в эти годы сложился самый тесный союз между османскими гази и тунисскими повстанцами. Уже зимой 1510/11 г. Хайраддин Барбаросса был принят в г. Тунисе как настоящий народный герой. Он устроил здесь свой триумф, раздавал хлеб беднякам, подолгу беседовал с улемами и самыми почтенными гражданами города. Сам султан был вынужден принимать его и оказывать ему почести (см. [86, т. I, с. 2 4 —26]).
Все это свидетельствовало о возникновении сильной «протурецкой партии» в стране. Ее приверженцы видели в османских гази единственную силу, способную противостоять испанцам и бедуй-
нам. Влияние протурецких элементов было значительно. Они до минировали в сознании масс, разделяли их иллюзии и надежды. Их основную опору составляло крестьянство и плебейские слои города. Во главе туркофилов находились улемы и другие предста вители мусульманского духовенства, которые были тесно связаны с оседлым населением и поддерживали близкие отношения с Хайраддином Барбароссой.
Более осторожную позицию занимали имущие слои города, ту нисский патрициат — хранитель изыска и утонченной культуры раннего средневековья. Купцы, арматоры, управители казенных и вакфных имуществ, служители хафсидских судов и канцелярий — все они привыкли жить под сенью твердой и сильной власти. Им хотелось лишь одного: возрождения былого могущества Хафсидов, которые вновь смогли бы защищать их от кочевых феодалов и заморских захватчиков. К туркам эти утонченные горожане питали явное недоверие. Они считали их варварами, людьми низшей культуры, неспособными уважать их моральные и материальные ценности. В лучшем случае они относились к ним как к тому Баба Осману, который предстает в тунисском фольклоре этаким «гру бым неотесанным турком, лихим рубакой и головорезом, но про стодушным тупицей, удобной мишенью для всякого рода шуток и проделок со стороны хитроумных тунисских горожан» [71, с. 46]. При всем этом османские гази были для них несомненно меньшим злом, чем испанские конкистадоры.
Бедуинские эмиры и послушные им племена не имели четкой позиции. С одной стороны, они были заинтересованы в ослабле нии центральной власти, с другой — разделяли антииностранные лозунги марабутов. В любом случае бедуины не хотели расста ваться со своими феодальными правами и привилегиями. Икта и сахмы были для них всего дороже, и обладание ими в конеч ном счете предопределяло их конкретную политическую позицию. В зависимости от обстоятельств они становились то на одну, то на другую сторону. Однако в целом кочевые феодалы были враж дебны к османским гази, не без основания усматривая в них глав ную угрозу своим «вольностям». Ради этого они были не прочь сотрудничать с испанцами.
Феодальная знать города и династия были против турок. И з двух зол — испанское господство и власть османских гази — они явно предпочитали первое. Определяющим здесь была их отчуж
денность от собственного народа, ненависть, которую питало к ним население Туниса. Одним словом, османофильство масс рож дало у них туркофобию. Они утратили всякое доверие к своим мусульманским подданным, окружали себя наемниками и испан скими телохранителями. Испанцы были их последней надеждой, и они без колебаний обращались к ним за поддержкой. Некоторые принимали даже христианство. В частности, это произошло с эми ром Абдаллахом — сыном хафсидского наместника Беджайи, или «короля», как его именовали испанские документы. Он принял католичество и уже в качестве «инфанта» Эрнандо пытался содей ствовать испанской политике в Кабилии [106, с. 42; 79, с. 67].
Открытый разрыв между Хафсидами и османскими гази про изошел, как уже отмечалось, в 1515 г. Сразу после второй осады Беджайи, когда братья Барбаросса привели под стены этого горо да тысячи восставших крестьян, Абу Абдаллах Мухаммед V из менил фронт. Он объявил братьев «мятежниками» и начал с ними непримиримую борьбу. Он рассылал письма к мусульманским правителям Северной Африки, пытаясь склонить их на свою сто рону. Хафсидские эмиссары побывали в Тлемсене, установили связи с «султаном» Куко Ахмедом ибн аль-Кади, алжирскими нотаблями и даже с ближайшими сподвижниками Барбароссы. Интриги стали особенно опасными после гибели Оруджа: Х ай раддин Барбаросса был очень обеспокоен этим и осенью 1518 г. направил специальное послание Абу Абдаллаху Мухаммеду V [86, т. I, с. 159]. Вместо ответа хафсидский султан двинул против него свои войска. В сражении при Умм-эль-Лиле в Кабильских горах они потерпели поражение, и лишь измена Ахмеда ибн альКади, перешедшего на сторону Хафсидов, спасла их от оконча тельного разгрома. В качестве ответной акции Хайраддин Барба росса начал войну на море. Весной 1520 г. его эскадра совершила рейд к берегам Ифрикийи, захватила несколько тунисских судов и много пленных [86, т. I, с. 190—191].
Население Туниса не хотело воевать с Хайраддином Барбарос сой. «Протурецкая партия» продолжала поддерживать с ним сер дечные отношения. Зимой 1516/17 г. он даже находился в хафсидской столице, «слушая лекции и беседы улемов, которые укре пили его религиозные добродетели» [86, т. I, с. 64]. В 1519 г. он укрывался на о-ве Джерба, в 1520 г. принимал делегацию городов Сахеля, которая прибыла к нему без ведома султана. П о ходатай
ству горожан Хайраддин Барбаросса отпустил тунисских пленни ков, попавших к нему во время морской экспедиции 1520 г. Д е вять кораблей тунисских арматоров присоединилось к его флоту, вдвое усилив его боевую мощь. Многочисленные рекруты из Туниса пополнили его армию и в немалой степени содействовали его успехам в 1521—1525 гг.
8 февраля 1526 г. умер хафсидский султан Абу Абдаллах Мухаммед V . Н а трон вступил его сын Мулай Хасан (1526— 1543) — 27-й султан этой династии. Современник Медичи и Макиавелли, он был очень сложной и противоречивой фигурой. Испанские и особенно османские источники рисуют его в исклю чительно мрачных тонах. В отличие от тунисских хроник они под черкивают его беспредельный цинизм и аморальное стремление к власти. По их словам, престол был для него лишь средством для удовлетворения порочных наклонностей. «Король Туниса Мулай Хасан, — говорилось в одном из испанских донесений, датиро ванных 1533 г., — человек примерно 35 лет, скорее белый, неже ли черный. Он изнежен, занят только своими удовольствиями и настолько порочен в своем образе жизни, что об этом невозможно говорить. Он редко живет в городе и проводит большую часть времени на своих многочисленных дачах, где занимается соколи ной охотой или поет и бренчит на гитаре среди своих женщин» (цит. по [86, т. I, с. 50]).
Большое влияние на него оказывала его мать Джазия — беду инская княжна из рийахидского племени улед яхья. Ради власти она не останавливалась ни перед чем. Говорили даже, что она отравила своего мужа султана Абу Абдаллаха Мухаммеда V и при посредстве темных интриг возвела на трон своего сына Мулай Хасана, который, будучи младшим из братьев, не имел прав на престол [64, с. 134, 146]. Заняв трон, он продолжал следовать советам матери и «всегда слушался ее, как ребенок». Именно по ее настоянию, утверждают испанские документы, он учинил кро вавую расправу над двумя старшими братьями, а затем и над се страми, которые также вызывали подозрительность султаншиматери. Османские источники говорят уже о 45 убиенных братьях [82, т. V , с. 246]. Лишь одному из них, Мулай Рашиду, удалось избежать этой участи. Некоторое время он провел среди бедуи нов, а затем перебрался в Алжир, где нашел отнюдь не бескоры стное покровительство со стороны Хайраддина Барбароссы.
Придя к власти, отмечают тунисские историки, Мулай Хасан пытался было восстановить величие Хафсидов. Тени прошлого не давали ему покоя. Прежде всего он хотел поднять авторитет цен трального правительства, возродить благочестивые принципы альмохадского движения и таким образом укрепить хафсидское государ ство. Он «пытался устранить беззакония, — пишет Ахмед ибн Абу Дийаф, — отменил все незаконные налоги (мукус) и правил людь ми по обычаю своего деда Османа» [50, с. 191]. Начало было до вольно многообещающим. В городах и селениях забрезжил луч на дежды. Мулай Хасан вернул доверие подданных, во всяком случае тех, кого не устраивали ни турки, ни бедуины. «В начале своего правления, — отмечает Хасан Хусни Абд аль-Ваххаб, — он по ступал по справедливости и доброте, и обратились к нему сердца подданных» [44, с. 124]. Даже в Кабилии и Константине, нахо дившихся под властью Хайраддина Барбароссы, оживились сторон ники хафсидского правления. Они подняли ряд восстаний, изгоняя турецких и андалусских начальников; в Константине горожане уби ли местного каида.
Однако симпатии подданных оказались лишь половиной дела. Политика хафсидского возрождения встретила решительное сопро тивление со стороны противников режима. В 1526—1527 гг. Х ай раддин Барбаросса безжалостно подавил выступления сторонников хафсидской ориентации и с беспримерной жестокостью сокрушил восстание в Константине. Западные и сахарские провинции были окончательно утрачены. В восточных районах поднялись бедуины. Под угрозой всеобщего восстания племен Мулай Хасан был вы нужден отказаться от своих начинаний и восстановил прежние порядки. Более того, чтобы умиротворить бедуинов, он даровал им право взимать дополнительную дань в размере 60 тыс. динаров. Это составляло 40% его собственных доходов. Причем границы территорий, с которых должна была взиматься дань, не были точ но установлены, и шейхи занялись самым разнузданным грабежом [50, с. 191; 64, с. 134].
Капитуляция Мулай Хасана резко изменила обстановку в Тунисе. О т пробудившихся надежд не осталось и следа. Грабежи и бесчинст ва кочевников ввергли страну в новый водоворот мятежей и волнений. Подданные, которые сначала любили Мулай Хасана, пишет тунис ский историк Т . Гига, отвернулись от него. Они стали проклинать его за притеснения и связи с бедуинскими племенами [81, с. 50].
Пытаясь что-то предпринять, Мулай Хасан установил дру жественные отношения с христианами. В них он видел неприми римых противников Хайраддина Барбароссы и его йолдашей. С помощью христиан Мулай Хасан хотел отвоевать утраченные провинции, в частности Триполитанию. С этой целью он пошел даже на заключение союза с орденом Св. Иоанна Иерусалимско го, который в 1530 г. перенес свою штаб-квартиру на Мальту. По соглашению с орденом он в 1532 г. направил свои войска в Триполитанию, где они в течение двух лет вели изнурительную борьбу с ливийскими повстанцами [117, с. 130].
Макиавеллистский союз с орденом привел к полной изоляции Мулай Хасана среди мусульман. Резко ухудшились отношения с Портой. Мулай Хасан решительно отклонил ее предложение о сотрудничестве. 11 июня 1534 г он даже не разрешил войти в га вань г. Туниса двум турецким галиотам, на которых находилось посольство Порты, прибывшее со специальным посланием от С у леймана Великолепного. Послы были вынуждены бросить свиток на берег и с проклятиями отправиться обратно [81, с. 15, 48].
Враждебностью к туркам Мулай Хасан рыл себе могилу. Х ай раддин Барбаросса давно уже мечтал утвердиться в Тунисе, кото рый привлекал его, по словам мусульманского летописца, «важ ностью своего положения, многочисленностью своих ресурсов и надежностью своих портов» (цит. по [64, с. 145]). Османские агенты без устали обличали «узурпатора» и готовили почву для прихода «долгожданного освободителя». Их ловили и подвергали наказаниям. Но каждая расправа, особенно с участием испанских наемников или мальтийцев, как это было в Триполитании, еще больше усиливала ненависть населения к Мулай Хасану. Даже респектабельные горожане выражали негодование и все чаще об ращали свои взоры к Мулай Рашиду — единственному из остав шихся в живых претенденту на престол, которого Хайраддин Бар баросса в 1533 г. предусмотрительно взял с собой в Стамбул.
Среди сановников Порты Хайраддин Барбаросса примыкал к сторонникам активной экспансии в Европе, особенно в Западном Средиземноморье. Причем основой успеха он считал приобретение Туниса. Ему удалось убедить в этом Сулеймана Великолепного, который давно уже вынашивал планы завоевания Испании. П ре жде чем начать крупномасштабные операции, говорил Хайраддин Барбаросса, надо взять Тунис и стать твердою ногой на всем по
бережье Северной Африки. «Тогда, по его мнению, — писал Сандоваль, — можно было бы осуществить завоевание Испании с
такой же |
легкостью, с какой это сделали некогда мавры М арок |
ко» [86, |
т. II, с. 220]. |
Сулейман Великолепный одобрил планы Барбароссы. Сам он был занят войной на Востоке и для операций на Западе выделил сравнительно небольшие силы. В распоряжение Хайраддина Бар бароссы было предоставлено 84 боевых корабля, транспортные суда, деньги и большое количество артиллерии. Экспедиционный корпус насчитывал 8,3 тыс. человек, в том числе 1,8 тыс. янычар. Остальное составляли албанские и греческие контингенты, а также рекруты из Мараш^. В Тунисе к ним присоединились отряды местных повстанцев [81, с. 36; 82, т. V , с. 247; 79, с. 37].
1 августа 1534 г. османский флот прошел Мессинский пролив. Совершив нападение на прибрежные города и крепости Неаполи танского королевства, он вызвал панику в Риме, а затем повернул на юг, к берегам Африки. Воспользовавшись шквальными ветра ми, корабли Хайраддина Барбароссы молниеносно пересекли Тирренское море и 13 августа появились на рейде Бизерты. Вой ска и население приветствовали их, изгнали хафсидского каида и провозгласили в городе власть турецкого султана. Немаловажным фактором успеха была деморализация антиосманских элементов. Она была осуществлена Хайраддином Барбароссой при помощи несложной пропагандистской стратегемы. Сразу же по прибытии в Бизерту турки распустили слух, будто пришли в Тунис лишь для того, чтобы положить конец «постыдному царствованию» Мулай Хасана. Вместо него они обещали возвести на трон его брата Мулай Рашида, который якобы находился на одном из кораблей эскадры [82, т. V , с. 247; 106, с. 34]. Н а самом деле еще в Стамбуле он был брошен в Семибашенный замок, откуда так никогда и не вышел. Жителям же Бизерты объявили, что эмир остался на корабле «из-за чрезмерной жары и легкого недомога ния» [86, т. II, с. 227]. При этом жену и родственников эмира просили побеспокоиться об обеде и подготовить апартаменты, в которых мог бы разместиться будущий султан Туниса.
Этот пропагандистский ход сыграл большую роль в успехе ос манской экспедиции. Н а первых порах он полностью нейтрализо вал сторонников хафсидского правления. Ни один человек, даже завзятые противники Порты, не поднял оружия в защиту Мулай