Khrestomatia_po_istorii_Dalnego_Vostoka_Kniga_1
.pdfЕ. БУРАЧЕК
ЖИЗНЬ ВО ВЛАДИВОСТОКЕ. 1861 ГОД
(записки первого коменданта города)
...Так назван пост в бухте Золотой Рог, на южном берегу полуострова Муравьев-Амурский. Действитель но, бухта имеет вид рога. От юга к северу, почти по ме ридиану, на протяжении мили, тянется ее начало, в вы соких, крутых, обрывистых берегах, покрытых травой, кустарником и редким лесом, преимущественно дубом. Потом она круто поворачивает на восток до 6 верст в длину. Наибольшая ширина ее 21/2 версты. Северный берег гористый; на южных отлогостях его расположены здания поста; тут предполагается и устройство будуще го города. Южный берег высокий, холмистый. Самая бухта находится на южной оконечности полуострова. Муравьев-Амурский. Он омывается с восточной стороны Уссурийским, с западной — Амурским заливами; с юга пролив Босфор Восточный отделяет от него большой высокий гористый остров Казакевича.
На юго-запад от этого острова тянется целая гряда, оканчивающаяся тремя голыми островами, покрытыми роскошною растительностью. Лес как на полуострове, так и на островах смешанный: дуб, ясень, орех, липа, клен, вяз, береза, ильма, яблоновое дерево, ель, кедр, виноградники, кустарники очень густые, перевитые раз ными вьющимися растениями; сосны почти нет, лугов также: трава, осока, растет на низменных болотистых местах.
Порода берегов различна: глинистый песчаник, конг ломерат, местами гранит. В нескольких местах видны обнажения каменноугольных пластов. Но положитель ных разысканий его до сих пор не было произведено по неимению на то средств. Вообще все берега, подвер женные непосредственному действию морских ветров и туманов, безлесны. Причины объяснить не умею; зато травы на них лучше, но далеко не то, что в верховьях Суйфуна и около озера Ханка.
В морском стратегическом отношении рейд, гавань и местность Владивостока далеко не лучшие из других той же полосы, — об этом, впрочем, надеюсь поговорить в особой статье. Теперь же, сбираясь познакомить чи тателя с жизнью, которую мне пришлось вести во Вла-
480
дивостоке, я считаю необходимым сказать несколько слов и о себе самом, и о том, каким образом и на каких основаниях я попал туда.
В течение кругосветного моего плавания, как водится не скупого на добрые погоды и волнение, на клипере «Разбойник» развилась во мне серьезная болезнь — кро вотечение, едва утолимое, возобновляющееся при малей шей качке, особливо впоследствии, в должности стар шего офицера, всегда ответственной, заботливой, не до пускавшей покоя. Между тем 22 июня 1861 года кли пер наш пришел на край света восточной Руси, на стан цию корвета «Гридень», во Владивосток, расположен ный на берегу моря. В это время болезнь моя уже до вела меня до такого истощения, что судовые медики прописали мне лишь несколько недель жизни, если я не отрекусь от моря и не уеду в Россию, к обилию врачеб ных средств и в родной климат.
Когда мы входили на клипере в бухту, почти против самого входа, на северном берегу стоял офицерский флигель. Далее от него к востоку, саженях в 40, дере вянная казарма на 48 человек солдат, составлявших команду поста. Позади казармы, в нескольких саженях от нее, в сторону — кухня; возле нее загорожен скот ный двор, на крутом берегу оврага. По низу его бежит едва заметный ручей, впрочем, чистой и приятной воды. В 200 саженях к востоку от казармы только что зало жена была церковь во имя Успения Божией Матери. К востоку от церкви, не более полуверсты, раскинуты были строения корвета «Гридень», зимовавшего здесь с 1860 на 1861 год.
Команда корвета «Гридень» построила для себя карцерский флигель с мезонином, мастерскую и баню. Весь смысл заключался в том, что корвет заблаговременно рубил себе лес и в плотах прибуксировал его в бухту, рубку леса производил в заливе Новик и в Амурском заливе, верстах в 20 от поста. Корвет прибыл на зи мовку в августе 1860 года и постройки окончил в но
ябре.
Солдаты 3 роты 4 линейного батальона Восточной Сибири были высажены с транспорта «Маньчжур» 20 июня 1860 года, из части 40 человек при одном офи цере. Им оставили одно десантное орудие. Солдаты пре доставлены были своим собственным средствам: для по строек они рубили лес за 20 и более верст от поста, по
16 Хрестоматия по истории ДВ 481
берегу Амурского залива, и на себе привозили плоты в бухту. Сплошь и рядом случалось при поднимавшемся ветре и разыгравшемся прибое у берегов плоты разби
вало. Счастье, если бревна выкинет на берег, работа не пропала. Но большею частью бревна разносило по за ливу.
Несмотря на все эти трудности, при крайне дур ной пище, солдаты окончили постройку зданий к октяб рю месяцу того же 1860 года.
Нужно отдать справедливость постройкам солдат, они чрезвычайно отчетливы. И неудивительно: эта рота с своим командиром1 с 1854 года не знала постоянного места. Почти все первые постройки по Амуру произведе ны солдатами этой роты. Такова участь некоторых ли нейных батальонов Восточной Сибири! едва обстроятся на одном месте, обзаведутся хозяйством, огородом, их переводят в другое, для новых построек; от того такие команды очень бедны.
24 июля прибыл в пост командир Сибирской флоти лии и портов Восточного океана вместе с начальником эскадры на клипере «Абрек». В этот день решена была моя судьба. Совершенно расстроенный здоровьем, я про сил об отправлении себя берегом в Петербург; но меня назначили начальником поста и команд во Владивосто ке на смену сухопутному офицеру, с обещанием отпу стить меня, когда я поправлюсь. Никогда еще в жизни своей не противившись распоряжениям начальства, я остался и поместился во флигеле, построенном корве том «Гридень».
26 июля все суда, бывшие на рейде, ушли в Посьет; я остался больной во Владивостоке с ничтожными сред ствами и с огромнейшим желанием сделать все посиль ное для основания столь важного поста будущего воен ного и купеческого порта.
К великому благополучию, я знаком с гомеопатией, имел с собой запас нужных книг и полную аптеку, ко торая часто спасала и меня и команду, состоявшую из 40 человек, из которых 25 бывали в разных команди ровках; кроме того, в посте находились с эскадры: боль ной гардемарин С.2 и в лазарете 30 человек больных мат росов, при которых на короткое время был оставлен ме
1 Того же батальона капитан Иван Францевич Черкавский. 2 К. Станюкович (прим. ред.).
482
дик и фельдшер с клипера «Разбойник». Для доволь ствия больных было отпущено провизии на 11/2 месяца и несколько быков, из которых три японские, привезен ные на клипере, были очень плохи.
Оставшись один, я начал работы. Поручено было окончить церковь добровольною работою нижних чи нов, в свободное время от казенных работ; построить магазин для помещения провианта, который должен быть доставлен из Кронштадта; построить казарму на 250 че
ловек: продолжить начатую корветом «Гридень» при стань до глубины 13 фут, для выгрузки с коммерческого судна орудий, отправленных из Кронштадта в 1859 го ду; перенести с правого берега р. Суйфуна на левый станок, т. е. поселение.
В распоряжении моем было наличных 15 человек. Из них 10 необходимо было тотчас отправить на Суйфун к станку, который был срублен зимой, там, где оказал
ся под руками строевой лес, без всякого внимания к местности; когда растаяло, оказалось, что станок по ставлен на болоте, без малейшей возможности подойти к нему. А потому и надобно было в теплое время разо брать его и перенести на назначенное место. С 5 чело веками предстояло производить постройки; оказалось, лесу готового нет; нужно было отправиться на рубку. Стоявшие в течение июня и июля дожди до того раз жидили почву, сложившуюся от самого потопа из еже
годных слоев падавшей листвы, что в лесу, на высоких местах, человек проваливался до колена. Правильной рубки производить было нельзя; пришлось ограничить ся теми деревьями, которые можно было подтащить к берегу. В посту было несколько лошадей, послуживших хорошим подспорьем малочисленной команде, находив шейся на рубке леса; но так как лошади эти работали без овса, на подножном корме, то к октябрю пришли в такую негодность, что не лошади возили тяжести, а лю ди таскали лошадей с места на место.
В начале моего поступления я не заметил, что коман да не имеет свободных и праздничных дней. И было трудно заметить: все наличные находились в лесу на рубке. При первых работах в посту я стал замечать, что солдаты ходят рваные, не чинят своего платья. На вопрос мой — они отвечали: «У нас все будни — празд ников не знаем». Это меня озадачило. Я потребовал фельдфебеля, спросил его, что это за ответ? Оказалось,
16* |
483 |
что действительно и в праздничные дни команду высы лали на работу, и это вошло уже в обыкновение. Я при казал, чтобы с этой минуты по субботам работы про должались только до 12 часов, а остальное время на значалось на уборку и мытье казарм, на чищение ружей и амуниции, на починку, мытье и осмотр собственных своих вещей и пр. Баня у солдат была грязная и совсем сквозная, а в корветской бане мылись больные, и по тому я решился построить новую баню.
На транспорте «Японец» было прислано в пост до 300 пуд пороху в бочках. Погреба не было, и порох сложили на южном берегу бухты в палатке из брезен тов. Кроме того, я получил несколько бумаг, на основа нии которых должен был приготовиться принять этою же осенью 60 тысяч пуд муки и следующей весной еще 200 тысяч, отправленных из Кронштадта на коммерчес ких судах; из этой муки должен был печь сухари.
Известие это сильно меня встревожило: когда я ус пею построить столько магазинов для помещения тако го огромного количества муки, да еще в рогожных кулях? Нужно было сделать пороховой погреб, казар му, пристань, перевозные шлюпки, сухарное заведение.
Рабочих рук мало, годного инструмента нет, бревен готовых тоже, а работы бездна, надобно будет налечь на команду. Вот отчего я дал им несколько дней отды ха, чтобы они заработали на себя, не роптали.
В это же время случилось происшествие на шкуне, так что пришлось производить следствие: писарь наде лал больших дерзостей командиру; оказалось, что пи сарь был из каторжных, попал в поселенцы, из них по найму пошел в солдаты и, как грамотей, успел добить ся, чтобы его взяли писарем в штаб, а оттуда — на
шкуну.
Дома, куда мы вернулись на шестой день к обеду, мне объявили, что в лазарете прибыло трое шкунских, в цинге. Известие это очень сильно озадачило меня. Чем лечить цинготных? В отряде черемши заготовлено мало, а весной цинга может показаться между солдатами...
Что тогда я буду делать?.. Раздумывая об этом, я пока приказал топить баню три раза в неделю, заставлять больных париться, в суп наливать каждому по несколь ко ложек кислого квасу, мяса варить по полтора фунта, для того чтобы и завтрак цинготным был мясной. Меж ду тем к этим заботам присоединилась возня с неко
484
торыми из нижних чинов и еще новое горе: дали знать, что все свежее мясо вышло в лазарете. Я было приго товил для себя на зиму трех быков; нечего делать, при шлось теперь отдать одного; но этого было недостаточ но, так как едва начался декабрь месяц. Чем мне кор мить потом больных? Солониной? — то же, что дать им яду. Мысли эти не давали мне покоя. К тому же и денег у меня не стало: следовавшего мне жалованья и столо вых денег из Николаевска не выслали, хотя транспорт «Японец», заходивший сюда, ушел оттуда в начале ок тября; продовольствия же для больных эскадры было оставлено только с 25 июля на полтора месяца в тех видах, что все больные будут взяты из Владивостока ранее зимы.
Я пошел было к купцам просить у них денег взаймы под расписку; но один вежливо объявил, что денег у не го нет, а товару сколько угодно; другой, поверенный амурской К0, отказал наотрез.
Но Бог не без милости! Унтер-офицер Б. предложил мне взять у него пять быков, по двадцати долларов за штуку, с тем чтобы отдать ему деньги монетой, в мае месяце.
— Хотел было спустить их на транспорт, говорил он, да офицеры не захотели, а кормить их зимой нечем, так чем им пропадать от голоду, лучше без барышей про дать.
В тот же день все пять быков были убиты: чистого мяса оказалось в них около двадцати шести пудов. Странным может показаться такая легкость бычачьих туш; но китайский способ кормления животных, назна чаемых в продажу, объясняет это: животное целый день держится на привязи, и только утром и вечером ему дают фунтов по пяти травы или ветоши. Б. купил этих быков уже в половине октября, когда по ночам были морозы, травы уже не было, и хотя быков и выпускали на подножий корм, но отъесться они уже не могли. За готовленного мяса не хватило бы однако, так как при ходилось расходовать ежедневно по 30 фунтов, для то го, чтобы бульон имел достаточную крепость. И этому горю помог случай: двое из больных имели собственные деньги. Они просили меня взять их к себе на сохране ние, а я предложил им отдать эти деньги мне взаем, чтобы для них же купить скота. У обоих нашлось до двухсот долларов.
485
А. П. ЧЕХОВ
ПУТЕШЕСТВИЕ НА САХАЛИН
(из дневника)
А. С. СУВОРИНУ
27 июнь. Благовещенск (1890 г.)
Здравствуйте, драгоценный мой! Амур очень хорошая река; я получил от него больше, чем мог ожидать, и давно уже хотел поделиться с Вами своими восторгами, но канальский пароход дрожал все семь дней и мешал писать.
К тому же еще описывать такие красоты, как амурские берега, я совсем не умею; пасую перед ними и признаю себя нищим. Ну как их опишешь? Представь те себе Сурамский перевал, который заставили быть берегом реки, — вот Вам и Амур. Скалы, утесы, леса, тысячи уток, цапель и всяких носатых каналий, и сплош ная пустыня. Налево русский берег, направо китайский. Хочу — на Россию гляжу, хочу — на Китай. Китай так же пустынен и дик, как и Россия: села и сторожевые избушки попадаются редко. В голове у меня все пере путалось и обратилось в порошок; и немудрено, Ваше превосходительство! Проплыл я по Амуру больше ты сячи верст и видел миллионы пейзажей, а ведь до Аму ра были Байкал, Забайкалье... Право, столько видел богатства и столько получил наслаждений, что и поме реть теперь не страшно. Люди на Амуре оригинальные, жизнь интересная, не похожая на нашу. Только и разго вора, что о золоте. Золото, золото и больше ничего. У меня глупое настроение, писать не хочется, и пишу я коротко, по-свински; сегодня послал Вам четыре лист ка об Енисее и тайге, потом пришлю о Байкале, Забай калье и Амуре.
Вы не бросайте эти листки, я соберу их и по ним, как по нотам, буду рассказывать, что не умею пе редать на бумаге. Теперь я пересел на пароход «Муравьев», который, говорят, не дрожит; авось, буду писать.
486
Я в Амур влюблен; охотно бы пожил на нем года два. И красиво, и просторно, и свободно, и тепло. Швей цария и Франция никогда не знали такой свободы. По следний ссыльный дышит на Амуре легче, чем самый первый генерал в России. Если бы Вы тут пожили, то написали бы очень много хорошего и увлекли бы пуб лику, а я не умею...
ЧЕХОВЫМ
29 июнь.
Пароход «Муравьев» (1890 г.)
В каюте летают метеоры — это светящиеся жучки, похожие на электрические искры. Днем через Амур пе реплывают дикие козы. Мухи тут громадные. Со мной в одной каюте едет китаец Сон-Люли, который непрерыв но рассказывает мне о том, как у них в Китае за всякий пустяк «голова долой». Вчера натрескался опиума и всю ночь бредил и мешал мне спать. 27-го я гулял по китайскому городу Айгуну. Мало-помалу вступаю я в фантастический мир. Пароход дрожит, трудно писать. Вчера вечером послал я папаше в Сумы поздравитель ную телеграмму. Получили?
Завтра буду в Хабаровке.
Китаец запел по нотам, которые написаны у него на веере.
Будьте здоровы.
Ваш Antoine
Привет Линтваревым.
ЧЕХОВЫМ
(Николаевск. 1890 г. Июль 1).
Сии гиероглифы начертаны моим спутником китай цем Сун-Лоли (или, как я его прежде звал, Сон-Люли) и означают: «Я еду в Николаевск. Здравствуй те».
Если судить по «последним» газетам, которые я вче ра читал в Хабаровке в Военном собрании, то это письмо Вы получите в октябре. Газеты мартовские и ап рельские, значит, шли сюда 2—21/2 месяца, отсюда же, против течения почта идет дольше. Сегодня 1-й июль.
487
Значит, плыву я уж 10 дней. Надоело. Пора бы к при стани. Днем жарко, ночью душно; обливаюсь потом. После Хабаровки Амур становится шире Волги. Кача ет. Гостил ли на Луке Семашко? Была ли Жамэ? Часто ли бывал Иваненко? В Москве опять возьмите пиани но. Поклон всем.
Votre a tous Antoine.
Иван хорошо бы сделал, если бы сообщил мне свой московский адрес.
ОСТРОВ САХАЛИН
Рассказ Егора
Доктор, у которого я квартировал, уехал на материк вскоре после увольнения от службы, и я поселился у одного молодого чиновника, очень хорошего человека. У него была только одна прислуга, старуха-хохлушка, каторжная, и изредка, этак раз в день, наведывался к нему каторжный Егор, дровотаск, который прислугою его не считался, но «из уважения» приносил дров, уби рал помои на кухне и вообще исполнял обязанности, которые были не под силу старушке. Бывало, сидишь и читаешь или пишешь что-нибудь, и вдруг слышишь какой-то шорох и пыхтенье, и что-то тяжелое ворочает ся под столом около ног; взглянешь — это Егор, босой, собирает под столом бумажку или вытирает пыль. Ему лет под сорок, и представляет он из себя человека не уклюжего, неповоротливого, как говорится, увальня, с простодушным, на первый взгляд глуповатым лицом и с широким, как у налима, ртом. Он рыжий, бородка у него жидкая, глаза маленькие. На вопрос он сразу не отвечает, а сначала искоса посмотрит и спросит: «Чаво?» или «Кого ты?» Величает вашим высокоблагоро дием, но говорит ты. Он не может сидеть без работы ни одной минуты и находит ее всюду, куда бы ни пришел. Говорит с вами, а сам ищет глазами, нет ли чего уб рать или починить. Он спит два-три часа в сутки, пото му что ему некогда спать. В праздники он обыкновен но стоит где-нибудь на перекрестке, в пиджаке поверх красной рубахи, выпятив вперед живот и расставив но ги. Это называется «гулять».
488
Здесь, на каторге, он сам построил себе избу, дела ет ведра, столы, неуклюжие шкапы. Умеет делать вся кую мебель, но только «про себя», то есть для собствен ной надобности. Сам никогда не дрался и бит не бы вал; только когда-то в детстве отец высек его за то, что горох стерег и петуха впустил.
Однажды у меня с ним происходил такой раз говор:
—За что тебя сюда прислали? — спросил я.
—Чаво ты говоришь, ваше высокоблагородие?
—За что тебя прислали на Сахалин?
—За убийство.
—Ты расскажи мне с самого начала, как было
дело.
Егор стал у косяка, заложил назад руки и на чал:
— Ходили мы к барину Владимиру Михайлычу, ря дились о дровах, о пилке и поставке на станцию. Хо рошо. Порядились и пошли домой. Этак не далеко отошедши от села, послал меня народ в контору с усло вием — засвидетельствовать. Я был на лошади. По до роге к конторе Андрюха воротил меня: был большой разлив, нельзя было проехать. «Завтра, говорит, я поеду в контору об земле своей рендовой и это условие засви детельствую». Ладно. Отсюда пошли мы вместе: я на лошади, а кумпания пешком. Дошли мы до Парахина. Мужики зашли закуривать к кабаку, мы с Андрюхой сзади остались на тротуаре около трактира. Он и гово рит: «Нет ли у тебя, братко, пятачка? Выпить, говорит, хотно». А я ему: «Да ты, брат, говорю, такой человек: зайдешь выпить на пятачок, да тут и запьянничаешь». А он говорит: «Нет, не буду, выпью, да и пойду домой». Подошли к мужикам, сговорили на четверть, собрали на четверть, в кабак зашли, четверть водки купили. Се ли за стол пить.
—Ты покороче, — замечаю я.
—Постой, не перебивай, ваше высокоблагородие. Распили мы эту водку, вот он, Андрюха то есть, еще взял перцовки сороковку. По стакану налил себе и мне. Мы по стакану вместе с ним и выпили. Ну, вот тут по шли весь народ домой из кабака, и мы с ним сзади по шли тоже. Меня переломило верхом-то ехать, я слез и сел тут на бережку. Я песни пел да шутил. Разговору не было худого. Потом это встали и пошли.
489