Khrestomatia_po_istorii_Dalnego_Vostoka_Kniga_1

—Но может быть, я возьму еще одно судно в Ая­ не. Тут нет никаких удобств. Я строил это судно для себя.

Как объяснить ему, что именно здесь ей хочется ид­ ти. Именно в этой маленькой каюте без всяких удобств, где он жил так долго. Тогда можно почувствовать, как он жил, что думал.

—Какой веселый наш-то! — говорили матросы на «Байкале», проводив капитана с женой.

—Вот он прошлый-то год дичал! — сказал Иван Подобин. — Как она ему голову-то вскрутила! А какая милая! Но вежливая, здоровается со всеми за ручку и расспрашивает.

—Попал Геннадий Иванович в штрафную! — смея­ лись матросы.

—У меня почти все готово,— говорил Невельской, возвратившись домой,— а бумаг нет. Я держу судно, до зарезу нужное в другом месте, Завойко проклянет ме­ ня. Он и так ненавидит меня. Я понимаю, что ему нуж­ ны суда.

Утром вошел вестовой.

—Геннадий Иванович, к вам курьер...

—Слава богу! — просветлел Невельской. — Ангел мой, как я счастлив! — сказал он, целуя жену. — Я иду!

Первый офицер

— Мичман Бошняк, честь имею явиться! — предста­ вился стройный и рослый, совсем юный офицер с лицом, забрызганным грязью, пыльный и, видимо, порядком измученный.

Ему не более двадцати лет. Он гнал всю дорогу сло­ мя голову, стараясь как можно быстрей доставить бу­ маги капитану Невельскому, о котором много наслы­

шался.

Бошняк, как и многие другие офицеры, приходил в Петербург в гостиницу «Бокэн», но не застал там Не­ вельского. Его родственники — костромичи, земляки от­ крывателя Амура. Через родственников Геннадия Ива­ новича они пытались хлопотать за юного Николая, но капитан уже уехал. Бошняк добился посылки его курье­ ром в Охотск.

— Не ваш ли батюшка Константин Карлович? — спросил Невельской.

420

—Да, это мой батюшка! — сильно покраснев, отве­ тил Бошняк.

—Так я очень рад земляку, очень рад, — крепко по­ жимая сильную руку офицера, сказал капитан. — Давно знаю вашего батюшку! Как он поживает? Садитесь, по­ жалуйста, Николай Константинович.

Невельской тут же вскрыл и просмотрел бумаги. На этот раз все было благополучно и прислали их почти вовремя.

—Как же вы доехали, Николай Константинович?

Невельской очень рад был, что бумаги прибыли и что доставил их такой славный малый, сын хороших зна­ комых.

На щеках юноши снова вспыхнул густой румянец. Его черные брови взлетели вверх, а синие глаза метну­ ли воинственные огни.

Он с чувством говорил про дорогу через Сибирь, ноздри его раздувались, когда он описывал, какие по­ токи набухали в горах во время дождей и как он пере­ плывал их с опасностью для жизни. Все лицо его ожило. Столько душевного огня, возможно, совсем не надо бы­ ло вкладывать в рассказ о таких простых событиях. Но мичмана все вдохновляло, все казалось необыкновен­ ным: Сибирь, скачка верхом, расстояния, трудности пе­ реезда. Душа его ликовала, что он исполнил все хоро­ шо и прибыл вовремя и что перенес стремительное пу­ тешествие от Якутска. Он, кажется, считал это подви­ гом.

Невельской понимал его прекрасно, он сам еще кое в чем не отвык от такого удальства, но именно это и понравилось ему в Бошняке. Он слушал мичмана, улы­ баясь, как бы видя самого себя.

А Бошняк думал: «Я счастлив, что вижу самого Не­ вельского».

Он продолжал рассказыватьпро ужасные затрудне­ ния в пути, про бурю в горах, ломавшую столетние де­ ревья, когда в комнату вошла Екатерина Ивановна.

Бошняк знал, что капитан приехал в Охотск с женой, но он не интересовался подробностями, как многие молодые люди, погруженные в самих себя и в свои ощу­ щения, в свои воображаемые страдания и подвиги.

И вдруг он увидел перед собой спокойное, юное ли­ цо, немного возбужденный взор, чуть выпуклый белый благородный лоб, золотистые локоны. Она в голубом

421

платье, в котором какая-то смесь, непонятная для моло­ дого мичмана, не то это что-то вроде утреннего капота, не то что-то похожее на вечерний туалет, но для вечер­ него, кажется, слишком светло.

Бошняк сильно смутился.

Капитан представил его земляком и сыном добрых знакомых.

Мичман готов был сквозь землю провалиться, опаса­ ясь, что жена капитана слыхала, что он тут говорил. Ему только сейчас пришло в голову, что ведь она сама про­ ехала этими дорогами, и ему стало стыдно своего хвас­ товства.

А она с кротким и нежным взглядом, как в насмешку, спросила про дорогу.

Бошняк стал сам не свой — менять мнение о дороге было поздно и неловко, уверять, что она тягостна,— того глупей.

Екатерина Ивановна, видя его замешательство, ска­ зала, что по приезде в Охотск она несколько дней не могла подняться с постели.

За обедом Невельской расспрашивал Бошняка о Пе­ тербурге и Николае Николаевиче, Екатерина Иванов­ на — о Екатерине Николаевне и очень сожалела, что мичман не задержался в Иркутске и не привез оттуда никаких новостей.

Потом Невельской стал рассказывать прошлогоднюю экспедицию, хотя Екатерина Ивановна слыхала это мно­ го раз, но была очень внимательна, так как муж сегод­ ня был в ударе и говорил все по-новому, рисуя особен­ но яркие картины, а ее очень интересовало, какое впе­ чатление производит все на мичмана.

После обеда офицеры отправились в порт, где закан­ чивались последние приготовления к отплытию. Невель­ ской, желая, чтобы Бошняк взглянул на Охотское мо­ ре, пошел дальним путем и поднялся со своим гостем на гребень косы. Время от времени на берег накатывал огромный вал и с глухим гулом рушился в гальку.

Бошняк с наслаждением подставил лицо свежему ветру. Ему захотелось как-то выразить охватившее его чувство, признаться в чем-то сокровенном. Он был в вос­ торге от того, что стоял на берегу Тихого океана, ря­ дом со знаменитым капитаном.

— Вы любите Лермонтова? — вдруг с жаром спро­ сил он.

422

— Очень люблю! — ответил Невельской, понимая состояние собеседника, попыхивая трубкой и улыбаясь.

Рядом с этим юнцом он чувствовал себя солидным, пожилым человеком.

— Да, это прекрасно! — сказал Бошняк.— Я люблю его стихи безмерно.— И он подумал — как хорошо, что Невельской тоже любит Лермонтова.

«Играют волны, ветер свищет,— вспомнил он,— увы...» Еще более сильное чувство охватило его. Ему хо­ телось заплакать от радости и восторга и еще от чегото, похожего на тайное горе. Еще он вспомнил:

На севере диком стоит одиноко На голой вершине сосна...

Ему казалось, что он сейчас как северная сосна на каменном побережье Охотского моря, бесплодно мечтаю­ щая о пальме знойного юга.

Они пошли по гальке, направляясь к бухте — боль­ шому ковшу, выкопанному лопатами каторжников в те­ чение многих лет, посреди кошки. «Байкал» стоял у стенки ковша.

Невельской остановился, взяв Бошняка за пуговицу и держа ее крепко, долго еще говорил про экспедицию.

На корабле Бошняк присутствовал при разговорах капитана с матросами и заметил, что Невельского здесь очень любят.

Он узнал, что Невельской сам набирал этот экипаж. Бошняк, несмотря на молодость, имел опыт, он видел, как разумно загружается судно и в каком все замеча­ тельном порядке.

«Ах, если бы у нас в России было больше гласности! Если бы можно было опубликовать в газетах о подви­ гах Невельского, об этой необыкновенной подготовке к экспедиции! Как бы тогда вся Россия завидовала мне, впервые услыхавшему все это здесь, на палубе «Бай­ кала», от самого Невельского, да еще где — на край­ нем востоке, в Охотске. Но в России это невозможно...

Я бежал из России»,— с пылом размышлял он.

Прощай, немытая Россия, Страна рабов, страна господ, И вы, мундиры голубые...

Хотя в роду Бошняков были люди, служившие и в жандармерии и в 3-м отделении, но Николай Констан­ тинович любил эти стихи, и вид жандармского мундира всегда вызывал в нем нехорошие чувства.

423

«Да, у нас всюду тайны! Какой позор, какая узость понятий! Тогда как «это» должно быть тайной».

Он твердо решил теперь, после того как все увидел и услышал, поговорить с капитаном Невельским. Еще до самого сегодняшнего дня он колебался.

Когда офицеры пришли домой, Геннадий Иванович сказал жене:

— Катя! Николай Константинович поступает в нашу экспедицию. Я беру его, и он идет с нами на «Байкале». Прошу любить и жаловать первого из офицеров, от­ правляющегося со мной добровольно в экспедицию.

Это намерение Бошняка сразу расположило к нему обоих супругов. Остаток вечера провели в дружеских разговорах, как в своей семье. Екатерина Ивановна за­ метила, что Бошняк раза два смутился, когда речь за­ ходила об иркутских ссыльных, пострадавших за де­ кабрьское восстание.

После ужина мичман отправился на отведенную ему квартиру. Он не обратил внимания на бедную обстанов­ ку. Он думал о Невельском и его жене.

Бошняку все еще было стыдно. Смольнянка совер­ шила такое же путешествие, но не придает ему никакого значения. Она едет с мужем! Какой героизм! Ка­ кой необычайный человек! И какие глаза! Какая чисто­ та взора, ясность мысли, женственность, благородство...

Образы женщин, которых он желал презирать по­ добно Печорину, исчезли из его головы и разлетелись в пух и прах. Его байроническое настроение и любовь к Печорину получили первый и сильный удар. И где? В Охотске! Он чувствовал, что тут все не так, как в сто­ лицах, все наоборот, что это Екатерина Ивановна мо­ жет презирать его, а не он ее.

Не презирать ее, а удивляться, молиться на нее я должен. Откуда, как, почему явилась она здесь, в Охот­ ске? Любовь! Любовь ее ведет на подвиг. Она идет ту­ да, а я считаю подвигом свою поездку в Охотск... Я, кажется, счастлив тем, что она будет рядом, что она хоть изредка посмотрит на меня.

На миг подумал он, что мог бы вернуться в Петер­ бург. Уж там он выказал бы все свое разочарование и презрение, сравнив суетный свет с подвигами героев на Востоке. Он, кажется, и ехал в Сибирь ради того, чтобы потом показать «свету», как устал и как всем пренебрег, хотя бы по службе в это время приходилось

424

исполнять разную черную работу и школить матросню, натаскивая ее в шагистике. Теперь он почувствовал, что все это смешная игра — все его былые замыслы — и что жизнь предоставляет ему случай совершить настоящие подвиги, о которых, быть может, никто не узнает, но он все же будет участвовать в великом деле.

«Я пойду с экспедицией! — решил он.— Неужели я, полный сил, здоровья, испугаюсь жизни в пустыне, ког­ да юная женщина не боится? Смею ли я довольство­ ваться тем, что видел только подготовку?»

Желание вернуться в Петербург еще жило в нем и боролось с жаждой подвига.

—Какой прекрасный молодой человек,— говорил же­ не Невельской на другой день вечером, — сама судьба послала его мне. Он быстр, распорядителен, настойчив, умеет слушать, сошелся с людьми, всем интересуется.

—Я счастлива, если он будет тебе хорошим помощ­

ником.

Утром на пристани чернела толпа людей. Катя, по­ дойдя к шлюпке, увидела женщин с маленькими деть­ ми. Всюду были разбросаны вещи, сундучки, узлы. Ли­ ца женщин скорбны. Вид у всех такой, как будто про­ исходит народное бедствие.

—Люди ждут отправки в Петровское,— хладно­ кровно сказал муж.— И тут же собрались провожаю­ щие, и, видно, зевак немало.

Он как будто не видел страданий, что написаны бы­ ли на лицах бедных женщин.

У Кати сжалось сердце. Она подошла к толпе. Жен­ щины стали кланяться ей поясными поклонами. Она разговорилась с ними. Оказалось, что эти семьи пяти матросов ждут погрузки на «Байкал». У трех семей от­ цы зимовали в заливе Счастья, а у двух — отправля­ лись вместе со всеми на «Байкале».

Невельской заметил беспокойство жены, велел за­ гребному со своего вельбота взять людей и написал записку командиру «Байкала» Шарипову, чтобы тот не держал женщин с детьми на берегу и на палубе, а сра­ зу же поместил их в каюте.

Вечером Невельские приехали на судно. Погрузка уже закончилась, и те женщины, которых видела Ека­ терина Ивановна на берегу, находились в каюте на од­ них нарах с матросами. Тут же приютились дети. Все загромождено было вещами.

425

Екатерина Ивановна, видя женщин с детьми в таком тесном помещении, подумала, что офицеры могли бы уступить им одну-две каюты. Но она с удивлением ус­ лыхала от самих женщин, что они очень довольны.

—Разве вам тут удобно? — спросила она, присажи­ ваясь на краешек нары и заигрывая с черномазым маль­ чиком, которого мать держала за пояс, в то время как он тянул пухлые ручонки к локонам капитанской жены,

аногами выделывал такие штуки, как будто хотел бе­ жать к ней по воздуху.

—Тут-то хорошо, барыня! — ласково отвечала его мать, еще молодая, скуластая женщина.

—Как же, госпожа! — бойко молвила другая, длин­

ноносая, с выбившимися из-под платка прямыми русы­ ми волосами, возясь на нарах.— Чай, место нам доста­ лось.

—Разве можно путешествовать без места?

—Всякое бывает, матушка! — заговорила старая черноглазая женщина.— Промышленников в Ситху ве­ зут, навалят их, как рыбу. Скотину так не возят. Вон, барыня, на Камчатку народ отправляли. Уж, казалось, распоряжение было, чтоб всем по месту досталось, а как пошли сюда, люди и на палубе улеглись. Вот мы из Америки тот год шли с зятем, с Бауриным, так и на нарах некоторым места даже не досталось.

Кате стало стыдно, что ее фортепиано и мебель красного дерева так превосходно упакованы и уложе­ ны, она опасалась, что этим отнято место у людей. Правда, часть мебели на палубе. Но она слыхала, как муж ссорился из-за каждого лишнего дюйма на кораб­ ле. Он говорил, что если загромоздить палубу, то в случае опасности артиллеристам неудобно будет. Но все же отрадно было подумать, что куплена прекрас­ ная мебель и старенькое, но все же милое фортепиа­ но. И муж, кажется, не только не стыдился, что взял столько собственного груза, но даже и не подумал об

этом.

Утром судно выходило из бухты. Разжалованный Охотск уже не салютовал. Пушки с его батарей, часть которых привезена была Невельским через Камчатку из Кронштадта, теперь были сняты и увезены обратно

на Камчатку.

Впервые в жизни Екатерина Ивановна выходила в море. Она стояла на юте между мужем, который ко-

426

мандовал, и Николаем Константиновичем, около руле­ вого Ивана Подобина и командира корабля Шарипова и с жадным любопытством смотрела, как навстречу

как разбежались по мачтам люди и как плавно и тор­ жественно стали распускаться над палубой паруса.

На волнах множество нерп, они перевертываются через гребни, показывают спины и светлые животы в пятнах.

Вдруг ударил морской ветер, раздался свист в снас­ тях, послышались тревожные крики чаек, подлетавших к самому судну, словно для того, чтобы схватить на палубе какую-то добычу. Чайки верещат как-то осо­ бенно, словно предвещают сердцу грядущую бурю.

Ветер, море, нерпы-акробаты, тревожные чайки, вы­ сокие волны в пене — все сразу как-то нахлынуло на Екатерину Ивановну.

Она посмотрела на берег. Волны подходили к нему косо, ударяясь сначала где-то далеко в насыпь из гальки, с силой вышибая белые столбы, а потом вдоль берега по отмели мчалось зеленое колесо в белых брызгах, сердцевина его блестит на солнце как гране­ ное зеленое стекло.

Видна огромная кошка, за ней бескрайняя марь, с мелким лесом и гнилыми пнями, а дальше зубчатые голубые горы, гряда над грядой, усеянные мелкими вершинами, как насыпанными из голубого песка.

А зеленое колесо бежит по берегу, налетает на об­ ломок огромного пня, ударяет, поднимается туча водяной пыли.

Над бухтой и над крышами Охотска синяя большая гора вдруг вся засеребрилась, как в снегу; поднялась и разлетелась во все стороны огромная туча чаек, ка­ жущихся снежинками...

Бар пройден, опасное место миновали. Невельской бросает последний взгляд на порт, на синие горы. Вряд ли он видит тучи чаек и зеленые колеса, кото­ рые одно за другим катятся под кошкой.

— Командуйте, Василий Васильевич,— говорит он, обращаясь к командиру «Байкала».

Капитан козырнул. Коренастый черноглазый штур­ ман Шарипов вытянулся и приложил руку к козырьку.

427

Невельские отправились вниз.

Вот Катя в каюте с мужем. Ей все тут нравится. Она представляет себе, как он жил тут, что думал.

В сумерках она снова поднялась на палубу. Море потемнело. Вид был грозный. Бесконечныеве­ реницы волн шли откуда-то издалека, из темного сум­ рака. Казалось, мрак надвигается навстречу. Ей стало

жутко. А на западе море горит и клубится дым.

Вечером на вахту заступил Бошняк. Ветер свежел. Николай Константинович втайне мечтал, что Екатерина Ивановна подымется на палубу и что-нибудь спросит. Это было бы величайшим счастьем для него. Иногда Бошняку казалось, что он влюблен в нее, но он старался откинуть эту мысль прочь. «Я боготворю капитана!— говорил он себе.— Играют волны, ветер свищет...»—в сотый раз повторял он мысленно.

Чем темнее становилась ночь, тем сильнее чувства охватывали Николая Константиновича. Невельской дал ему мотив и тему для чувствования и размышле­ ний. Он жаждал подвига. Знакомые настроения охва­ тили его с новой силой. Он понимал, что отправляется далеко от своих, что будет трудиться вдали от Родины.

Предстоят великие открытия, со временем люди уз­ нают о них и поймут все и вспомнят его, юного мич­ мана Бошняка, который уже сейчас все отлично пони­ мает и готов пожертвовать собой.

«Я здесь, может быть, погибну, но я погибну ради будущего. — На миг он подумал: — А что если я в са­ мом деле не вернусь? Как-то странно болело сердце сегодня, когда покидали порт».

«Играют волны, ветер свищет»,— снова звучит в голове.

—Ветер заходит! — недовольно произносит руле­

вой.

—Пошел на брасы! — командует Бошняк так зыч­

но, что никому бы и никогда в ум не пришло, что это голос человека, который недавно еще был разочаро­ ван.

Темнеет. Охотский ветер не шутит. Потянуло сту­ жей.

—Одерживай! — громко и внятно командует мич­

ман.

—Есть одерживай! — отзывается рулевой.

Бошняк решает переменить курс. И от сознания,

428

что распорядился правильно, что идет там, где плава­ ние — редкость, к устью реки, к Сахалину, что все бу­ дут удивлены его подвигом, даже одним тем, что он туда отправился, он чувствовал прилив гордости. Он знал дело, видел, что Невельской доволен им, доверя­ ет. Он готов был служить великой цели капитана, го­ тов боготворить его за то, что в скучной и однообраз­ ной жизни, которую видел перед собой Бошняк, Не­ вельской вдруг открыл ему цель.

Он мысленно сочинял письмо своим родственни­ кам: «Кто плавал по Охотскому морю, тот может себе представить, какое наслаждение производит...»

Бошняк чувствовал в себе здоровье, силу, отвагу, и он все готов был отдать за Невельского и его цель. Он готов даже умереть на виду у него и у Екатерины Ивановны. Он представлял, как ей будет жаль тогда его, как она станет раскаиваться, что приняла его при первой встрече за труса.

Играют волны, ветер свищет,

Имачта гнется и скрипит, Увы, он счастия не ищет

Ине от счастия бежит...

Пока Бошняк размышлял столь романтически и ждал, что, быть может, Екатерина Ивановна выйдет на палубу, ее жестоко рвало. В каюте был тяжелый воздух. Дуня то и дело подавала тазик и затирала пол.

Невельской поднялся на палубу очень озабочен­ ный. Положение жены, которая, едва началась качка, опять заболела, очень тревожило его. Она, видимо, со­ вершенно не переносила море. Но что же будет даль­ ше! Все средства, какие капитан знал, он пустил в ход, но ей не легче. Невельской думал о ней, только о ней, и все вокруг казалось ему укором, что он смало­ душничал и согласился взять жену. Но уж теперь вы­ ход один — поддерживать в ней мужество всеми воз­ можными средствами. Если же ничего не поможет, то на крайний случай—оставить ее в Аяне.

«Слава богу, что со мной Бошняк. Он настоящий офицер, прекрасно держится в любом положении. Не­ даром его рекомендовали известные моряки, как ока­ залось, он привез их письма, но не хотел показывать сразу».

Ветер ударил снова.

— На фальм!

429