Khrestomatia_po_istorii_Dalnego_Vostoka_Kniga_1

Она знала, что муж никогда не упрекнет ее.

Сначала у Кати болели только ноги и спина. Но за последние дни появились острые боли в животе. «Это от непривычки,— полагала она,— надо терпеть!» Она бледнела, худела, но улыбалась.

Муж тревожился. Начались отроги последнего хребта, приходилось переходить горные потоки.

В душе Кате ужасно нравилось, что муж такой ге­ рой, а так тревожится за нее, так пугается каждого признака ее страданий и озабоченно расспрашивает, когда что-нибудь замечает. Он очень чуток и видит все.

Она успокаивала его и переносила боль, чувствуя, что это все ради него. Лишь сон успокаивал ее. Она каждый вечер ждала, что наутро уже привыкнет и бо­ ли прекратятся и она встанет такая же здоровая, ка­ кой была всегда. И на самом деле она вставала бод­ рая и веселая. Но стоило пуститься в путь, как тело начинало ныть, настроение падало, начинались боли в животе... Она терпела, ждала остановки на обед, ло­ жилась в гамак, а потом ждала ночлега и опять на­ деялась, что утром встанет здоровая...

«Зачем я ее взял? — упрекал себя Невельской. Ког­ да-то он сам говорил ей, что не надо поддаваться ус­ талости, а теперь сетовал на себя за это. Его советы оборачивались против него самого. А она так упрямо следовала его советам.— Что я наделал! Если бы я знал, я бы никогда не говорил ей ничего подобного».

В полдень на остановке Екатерина Ивановна подъ­ ехала и подняла сетку. По ее потному, посеревшему лицу видно было, что ей очень плохо. Она положила обе руки ему на плечи и, сделав усилие, стала сле­ зать.

—Что с тобой?

—Я должна закалиться и привыкнуть, не бойся за меня... Я знаю, Екатерина Николаевна мне говорила, надо перетерпеть... Видишь,— улыбнулась она, вставая на ноги,— я совсем не разбита, как тебе кажется, не думай так обо мне.

«Лучше бы ты жила в Иркутске»,— думал Невель­ ской.

Ее взор, казалось, спрашивал: «Ты боишься, что я буду в тягость экспедиции?»

— Мне гораздо лучше! — сказала Екатерина Ива­ новна, идя к палатке, и вдруг обернувшись, словно до­

410

гадываясь о его мыслях, взглянула настороженно.— Поверь, тебе только кажется, что мне так тяжело! Не­ много ломает ноги...

«Нет, она совсем разбита»,— думал тем временем Геннадий. Он больше не верил се словам.

Разбили палатку. Дуняша — служанка Кати — «смешная индюшка», как в шутку называла ее моло­ дая госпожа, с тех пор как в пути она надела мужское платье,— опять сказала Геннадию Ивановичу, что к ба­ рыне нельзя, а сама ушла в палатку. Они там долго пробыли одни. За Геннадием Ивановичем прислали, когда Катя легла. Видно, ей стало полегче.

— Сядь рядом,— попросила. — Расскажи мне чтонибудь. Я завтра, наверное, буду совсем здорова... Я не могу сказать тебе... Ну, словом, у меня сегодня бо­ лит живот...

Он стал рассказывать ей про Крым, Севастополь и Турцию.

Она любила слушать его рассказы о путешествиях. Разные истории, в которых поминались корабли, гиля­ ки, турки, описи и матросы, наполняли ее чувства чемто большим, необыкновенным...

Чуть свет во мгле замерцали фонари. Невельской вышел из палатки. Началась укладка, вьюченье. Зав­ трак уже был приготовлен.

И вот все снова уселись верхами. Катя немного за­ держалась в палатке.

—Сегодня поезжай в гамаке, прошу тебя,— сказал муж, когда она вышла.

Она улыбнулась:

—Да, я сегодня поеду в гамаке.

А взор ее ликовалвидя, еготревогу, и он, не пони­ мая, чему она радуется, тоже обрадовался, решив, что ей полегчало.

К тому же он надеялся, что еслиона не будет сегодня ехать в седле, то ей в самом деле станет легче.

Она взяла роман Эжена Сю, опустилась в гамак и засмеялась от удовольствия. Тут было удобно... Нака­ нуне прошли самый трудный участок через хребет. Ви­ ды — чудо. Нынче опять лес и болото.

А Невельской уселся в ее похожее на кресло сед­ ло, которое ставилось боком на лошадь, и, свесив но­ ги на одну сторону, снова обдумывал свои планы, как он возьмет в экспедицию кузнеца с «Байкала». Это

411

прекрасный кузнец! Они вдвоем с ним работали в куз­ нице у гавайского короля! В памяти являлись лица матросов, знакомых казаков.

Теперь у капитана было высочайшее повеление за­ нять Амур и бумага от губернатора, разрешающая брать в любом порту с любого корабля любого чело­ века в свою экспедицию. Теперь уж ему не мерещи­ лось по ночам, как под грозный бой барабанов с него перед строем срывают эполеты. На душе у Геннадия спокойней... И кажется ему, что Кате в самом деле лучше. «Слава богу!» — думал он.

К полудню Геннадий Иванович устал. Он почти не спал эту ночь.

— Ложись в гамак, я отдохнула и чувствую себя значительно лучше,—сказала Катя по-французски,— а ты поспи. Ведь ты не спал всю ночь.

Она села в седло, а он, счастливо улыбаясь, залез в гамак.

«Да, я мнителен,— думал Невельской, засыпая.— Мне все кажется, что ей очень тяжело, но она окрепла и прекрасно сносит все, какая умница и молодец!»

Он спал долго и, проснувшись, подумал: «Какое счастье, что она со мной... Какое это счастье — прос­ нуться и увидеть любимого человека, знать, что ты лю­ бишь и сам любим!»

А кругом болота, у самого носа грязные хвосты и крупы лошадей, забрызганных грязью. Гнилой лес, трава.

Когда-то Геннадий мечтал о морских путешествиях, о перестрелках с пиратами, абордажах, сожжении не­ приятельских кораблей. А теперь он понимает, что для того, чтобы получить настоящий широкий выход к мо­ рю, нельзя сторониться ни болот, ни грязных конских хвостов, ни вьюков; надо уметь командовать якутами и казаками так же хорошо, как матросами.

Он подумал, что в книжку надо еще записать о кирпичах. Он занимался теперь лошадьми, грузами, фуражом, кирпичами, и ко всему этому явился инте­ рес.

Кто-то догонял его, хлюпая копытами по болоту. На гнедой длиннохвостой кобыле вскачь неслась Дуняша. Ее волосы растрепались. Она сидит в седле по-мужски. Покрасневшее лицо ее полуприкрыто белым платком, закрывающим щеки и уши.

412

— Барин, Катерине Ивановне плохо. Скорей! — крикнула она и на скаку завернула коня, как лихой на­ ездник.

Невельской выпрыгнул из гамака и кинулся к же­ не. Якуты придерживали ее.

Караван встал.

—Сними меня,— чуть слышно сказала Катя. Он стал помогать ей.

—Милый мой... Мне страшно больно...— И она, кладя ему голову на плечо, горько расплакалась.

Катя не могла шевельнуть ногами, свести их вмес­ те. Тело ее — сплошной синяк. Она не могла встать.

«Боже, что я с ней сделал!!!»

Невельской приказал сейчас же разбить палатку и разводить костер.

До Охотска было недалеко.

— Холдаков!—позвал он урядника. — Сегодня больше никуда не едем.

—Тут недалеко, Геннадий Иванович, на носилках донести можно,— возразил казак.

Когда Катю уложили в палатке, она взяла руку му­ жа и прижалась к ней лицом.

Он почувствовал, что она горит.

—У тебя сильный жар,— с тревогой сказал он.

Ее губы высохли и покрылись корками.

Вдруг она услышала, что он плачет. Он опустился перед ней на колени.

— Геннадий! — приподнялась она и порывисто об­ няла его.

Она была смущена и поражена, что ее муж умеет так горевать. Его слезы придали ей силы. Екатерине Ивановне казалось, что он нуждается в ее помощи, что без нее он несчастен.

Ей стало жаль его.

«Никогда, никогда ничего не удается мне так, как

яхочу!»—в горькой досаде думал он.

—Зачем я взял тебя!

—Я самахотела этого, —проговорила она, откиды­

ваясь.

Ночью она бредила.

Утром Невельской приказал каравану идти впе­ ред. Он оставил при себе Авдотью, казака и двух яку­ тов с лошадьми, а в Охотск написал письмо, с просьбой немедленно выслать доктора.

413

В Охотске

Последние десять верст матросы, высланные из Охотска навстречу Невельским, несли Екатерину Ива­ новну на носилках. Поздно ночью переехали через озе­ ро на лодке. Слышно было, что, идя по глубокой галь­ ке, люди бухали в нее ногами. Впереди шел казак с фонарем.

Время от времени отчетливо слышался какой-то грохот.

—Что это шумит? — спросила Катя.

—Это кошка шумит,— ответил один из охотских матросов,— накат!

—Это шумит море,— сказал муж, шедший все вре­ мя рядом. — Рушится волна на берег... Вот слышишь, опять...

—Море... — слабо пролепетала она. Так вот оно, огромное, грозное, бескрайнее. Шторма нет, ветра нет, тихо, тепло, а такой грохот! — Как оно шумит! — ска­ зала Катя, прислушиваясь внимательно.

Оттого, что самого моря не было видно, а оно лишь угадывалось, его грохот казался еще грознее. Она впервые в жизни слышала шум настоящего моря. Она выросла в Петербурге и открытого моря не видела ни­ когда, как никогда не слыхала шума прибоя. Это по­ ходило на шум ветра в лесу. Это шумело «его» леген­ дарное море, о котором он так много рассказывал. Гро­ хот волн становился все отчетливее и грознее, и ей ка­ залось, что грохочет сам громадный океан, и все ве­ личие дел ее мужа и его мыслей становилось необы­ чайно понятно ей.

Этот шум прибоя возбудил в ней такой интерес, а с ним какие-то внутренние силы, которые исцеляют от всякого недуга.

Послышались голоса, из тьмы подошли люди с фо­ нарями, муж о чем-то заговорил.

Невельским была приготовлена квартира у священ­ ника. Бывший начальник порта Вонлярлярский сдал дела и уехал, а в Охотске всем распоряжался родной брат бывшего старшего лейтенанта «Байкала» — Павел Казакевич, приехавший сюда на службу. Он отправлял людей и грузы из Охотска на Камчатку. Жил он на холостую ногу.

Большой старый дом Вонлярлярского, где когда-то

414

пили, играли в бильярд, где в передней на старом плю­ шевом диване сидел лакей, назначен был теперь на слом и стоял черной безмолвной громадой без огней...

На квартире Екатерину Ивановну осмотрел врач, дал ей лекарство и наставления.

Невельской опять почти не спал ночь. Взошло солнце, ставни открыли.

Катя лежала бледная, но повеселевшая, радуясь солнцу, светившему сквозь стекла.

—Сегодня уж никуда не надо ехать! От одной этой мысли я чувствую себя здоровой!

Ей хотелось вскочить, почувствовать себя совсем здоровой, выбежать на солнце. Но она помнила, что врач велел лежать не шевелясь.

—Не беспокойся,— весело сказала она озабочен­ ному мужу, — я все вынесу... И поеду с тобой...— и меч­ тательно добавила: — Да... по морю.

Он был рассеян, без надобности хватал вещи, вер­ тел их в руках.

В душе он решил, что не возьмет ее с собой.

Позже он ушел по делам, потом она услышала, как он вернулся и кого-то бранил на улице. Наскоро по­

завтракав, он дал наставление попадье, как ухаживать за больной, что сделать, если начнутся у нее боли, ко­ го и куда послать, чтобы вызвать его, и сам, попро­ щавшись с Катей и поцеловав ее, ушел в порт.

ККате собрались местные дамы — жены офицеров

ичиновников, еще не уехавшие на Камчатку. Слух о том, что юную хорошенькую жену капитана Невель­ ского принесли ночью на руках, уже прошел по Охот­ ску, и все желали ее видеть и помочь ей. Уже извест­ но было, что она племянница иркутского гражданско­ го губернатора и только что вышла замуж. Недавно было получено письмо ее мужа к Казакевичу, и в об­ ществе еще тогда известно стало, что Невельские хо­ тят купить мебель у кого-либо из отъезжающих чи­ новников.

Дамы принесли сласти, фрукты. Оказалось, что одна из них готова продать свою мебель.

Муж пришел домой и застал целую компанию оживленно щебечущих женщин, старых и молодых. На столе он увидел ананасы, апельсины, яблоки... И тут же соленая черемша и клюква...

Когда дамы разошлись, Катя взяла пельсин и, счаст­

415

ливо улыбаясь, показала мужу. Она сказала, что здесь все распродаются и уезжают, одни в Россию, дру­ гие — на Камчатку, и что ей предложили мебель... Но ей кажется, что дорого просят.

— Пожалуйста, Геннадий, сходи и посмотри!

Она заметила, что у него сегодня какой-то стран­ ный и неодобрительный взор.

—Ах, капитан! Почему такая строгость! Ведь мне

всамом деле лучше...

Невельской увидел, что болезнь не пугает ее и она готовится к переезду и к устройству на новом месте.

Он сидел как вкопанный. Она, больная, только что перенесшая тяжелейший путь, думала о том, чтобы была мебель и письменный стол у мужа! Никто и ни­ когда так не заботился о нем! И это в то время, когда он мысленно уже отправил ее обратно к дяде...

Катя узнала в этот день массу новостей. Что тут, например, можно из-за океана заказать прекрасные вещи, и все очень недорого...

—Дамы исправляют нам нашу политику, — кокет­ ливо добавила она.

Дивясь характеру своей Кати, он пересел к ней поближе со стулом вместе.

—Но знаешь, я хочу тебе сказать... Ангел мой! Прости меня...

—Что такое? — испуганно спросила она.— Письма? Екатерина Ивановна очень тревожилась за сестру,

и по зимнему пути ты спокойно возвратишься к сво­ им.

— Как? — она вдруг расхохоталась.

Геннадий Иванович уверял, просил, умолял, Екате­ рина Ивановна смотрела с удивлением, потом снисхо­ дительно и, наконец, натянув одеяло, обиженно умолк­ ла, и ему показалось, что даже побледнела.

— Тебе хуже? — встрепенулся он.

Она тоже встрепенулась, испугавшись, что он по­ нял все по-своему.

— Я скоро выздоровлю и поеду с тобой!—властно сказала она.— Но как же ты хочешь отправить меня в Иркутск?— поднимаясь, произнесла она с чувством.—

416

Ты хочешь трясти меня снова? Да и как ты будешь один! Ты хочешь, чтобы я получала твои письма че­ рез год?

Его, моряка, чуть ли не всю жизнь проведшего в казарме и на корабле, глубоко трогало проявление ее любви и заботы.

Ему было приятно, что она, юная, красивая, умная, желает уюта для него, заскорузлого в грубой и жесто­ кой жизни человека. Он словно в детстве почувствовал нежную руку матери на своей голове. Он никогда бы прежде не подумал, что на Амуре нужна мебель крас­ ного дерева, удобный письменный стол. Но он не мог рисковать ее жизнью ради своей радости и опять про­ сил ее вернуться в Иркутск.

Екатерина Ивановна и слушать ничего не хотела.

—Кроме страданий, я тебе ничего еще не причи­ нил. Из-за меня с первых же дней ты заболела, пе­ ренесла муки.

Она молча повела головой. Руки ее протянулись к нему. Она ласково тронула его голову и склонила к себе на грудь, утешая его как ребенка.

—Скоро я буду здорова.

Утром пришел врач.

—Ну как? — спросил Невельской, когда он вышел от больной.

—Организм молодой и крепкий, поправится быст­ ро. Ей значительно легче. Но нужен длительный отдых.

Надо отлежаться... По-прежнему грелки на живот. Еще три дня полный покой, сон, опий...

Однажды Невельской вошел из соседней комнаты и сказал:

— Мой «Байкал» входит в бухту.

Екатерина Ивановна быстро поднялась и, откинув локоны, подошла к окну.

—Зачем ты встала?

—Я уже могу подниматься,— сказала она. Она уже много раз смотрела в окошко на море.

—Это удивительно! — мечтательно произнесла Ка­ тя.— Первое судно, которое я вижу в своей жизни,— твой «Байкал»... Мы пойдем на нем с тобой в залив Счастья... Я там так обставлю свое гнездышко, что ты будешь доволен. Ты не знаешь, как мне скорей хочет­ ся на твой Амур! Итак, я поплыву на «Байкале»!

Она представляла себе жизнь зимой в заливе

14 Хрестоматия по истории ДВ 417

Счастья: холод, льды, замерзшее море и грозные ска­ лы в снегу. А в глубине ущелья маленькие домики. Один из них уютный, теплый, с чудной мебелью. В нем так хорошо! Если бы еще купить рояль!

Сегодня попадья, к великой радости ее, сказала, что госпожа Козлова согласна продать фортепиано.

Катя с нетерпением ждала, когда же наконец врач разрешит ей выходить и она проверит свою покупку.

«В уютном гнездышке будет для мужа отдых, по­ кой и счастье, а весной придет сплав, к нам в гости приедут Муравьев и Екатерина Николаевна. Они меч­ тали об этом...»

«Фортепиано, фортепиано!»— ликовала душа ее. Ей чудились сонеты, романсы, вальсы и веселые мазурки в одном из домиков, занесенных снегом.

Болезнь отступила прочь, и Катя чувствовала себя совершенно здоровой.

Опять приходил доктор, сухой красноносый человек в ссевшемся морском мундире, садился рядом, трогал пульс, прощупывал живот.

—Еще полежать, достопочтенная голубушка моя Екатерина Ивановна.

—Как? Лежать?—вскидывая голубые глаза, удив­

ленно спрашивала она.— Ах, доктор, вы ошибаетесь,

ясовершенно здорова.

—Вам нельзя ходить,— бормотал он.— Да-с! У вас было воспаление кишечника... И это не проходит так быстро. Лежите.

—Мне нельзя ходить? Нельзя вставать? Но я уже второй день с утра до вечера бегаю по комнате.

—И очень дурно-с! Дурно-с, смею заметить. Вы погубите себя! Это даст осложнение...

В этот день Невельской, придя с пристани, нашел кровать пустой. Катя выбежала к нему из соседней

комнаты.

— Я здорова! — воскликнула она. — Какое чудесное фортепиано, оно совсем нерасстроенно, маленькое, из полированного красного дерева, в тон мебели. Оно вой­ дет в любую самую маленькую комнату. Это будет ве­ ликолепный ресурс в нашем уединении.

Воодушевленная представлявшимися ей картинами, она ходила по комнате. Она любила озадачить своего мужа. Он, такой умный, строгий, страшно деятельный и великий, терялся в такие минуты.

418