Филолсофия уч-пос Терентьева Михайлова

имеет никакого реального смысла, поскольку относится к понятию, которое он не в состоянии осмыслить. Мир для него состоит из людей, имеющих или не имеющих силу и власть, то есть из высших и низших. Садистско-мазохистские стремления приводят его к тому, что он способен только к господству или к подчинению; он не может испытывать солидарности. Любые различия — будь то пол или раса — для него обязательно являются признаками превосходства или неполноценности. Различие, которое не имело бы такого смысла, для него просто невообразимо. Приведенное выше описание садистско-мазохистского стремления и авторитарного характера относится к наиболее резко выраженным формам собственной беспомощности и соответственно к наиболее выраженным формам бегства от нее путем симбиотического отношения к объекту поклонения или господства.

Глава 7. Свобода и демократия

1. Иллюзия индивидуальности Мы превратились в роботов, но живем под влиянием иллюзии, будто мы

самостоятельные индивиды. Эта иллюзия помогает индивиду сохранять неосознанность его неуверенности, но на большее она не способна. В результате личность индивида ослабляется, так что неосознанное чувство бессилия и неуверенности не только сохраняется, но и крайне возрастает. Индивид живет в мире, с которым потерял все подлинные связи, в котором все и вся инструментализованы; и сам он стал частью машины, созданной его собственными руками. Он знает, каких мыслей, каких чувств, каких желаний ждут от него окружающие, и мыслит, чувствует и желает в соответствии с этими ожиданиями, утрачивая при этой свое «я», на котором только и может быть построена подлинная уверенность свободного человека. Утрата своего «я» вызывает глубокие сомнения в собственной личности и тем самым усиливает потребность в приспособлении. Если я представляю собой лишь то, чего — по моему мнению — от меня ожидают, то кто же я? Есть ли у меня доказательства собственной идентичности, кроме моего физического тела? Его ответы не похожи на ответы Декарта. Тот утверждал индивидуальную личность, Пиранделло ее отрицает: у «я» нет собственной сущности, личность является лишь отражением того, чего ожидают от нее остальные, личность — это «что вам будет угодно». Такая потеря собственной сущности превращает конформизацию в императив: человек может быть уверен в себе лишь в том случае, если живет в соответствии с ожиданиями других. Приспосабливаясь к ожиданиям окружающих, стараясь не отличаться от них, человек может приглушить свои сомнения по поводу собственной сущности и приобрести какую-то уверенность. Однако цена за это высока: отказ от своей спонтанности, индивидуальности и свободы. Психологический робот живет лишь биологически, эмоционально он мертв; он движется, как живой, но тем временем жизнь его, словно песок, уходит сквозь пальцы. Современный человек изображает удовлетворение и оптимизм, но в глубине души он несчастен, почти на грани отчаяния. Он судорожно цепляется за все индивидуальное, он хочет быть «не таким, как все», ведь нет лучшей

160

рекомендации для чего бы то ни было, чем слова «это что-то особенное». Современный человек изголодался по жизни, но поскольку он робот, жизнь не может означать для него спонтанную деятельность, поэтому он довольствуется любыми суррогатами возбуждения: пьянством, спортом или переживанием чужих и вымышленных страстей на экране. Что же означает свобода для современного человека?

2. Свобода и спонтанность До сих пор рассматривался лишь один аспект свободы: бессилие и

неуверенность изолированного индивида, который освободился от всех уз, некогда придававших жизни смысл и устойчивость. Мы видели, что индивид в состоянии вынести эту изоляцию. Как изолированное существо он крайне беспомощен перед внешним миром, вызывающим у него, страх; из-за этой изоляции для него разрушилось, единство мира, и он потерял всякую ориентацию. В результате его одолевают сомнения: он сомневается в себе самом, в смысле жизни, а в конечном итоге — в любом руководящем принципе собственного поведения. Беспомощность и сомнения парализуют жизнь, и, чтобы жить, человек старается избавиться от своей негативной свободы. Это приводит его к новым узам; но они отличаются от первичных, хотя до полного разрыва тех первичных уз он также подчинялся какому-то авторитету или социальной группе. Бегство от свободы не восстанавливает его утраченной уверенности, а лишь, помогает ему забыть, что он отдельное существо. Он приобретает новую, хрупкую уверенность, пожертвовав целостностью своего индивидуального «я». Он отказывается от своей личности, потому что не может вынести одиночества. Таким образом, «свобода от» приносит ему новое рабство.

Приводит ли освобождение от первичных уз к такому одиночеству и изоляции индивида, которые неизбежно заставляют его искать выход в новом рабстве? Обязательно ли независимость и свобода тождественны изоляции и страху? Или возможно состояние позитивной свободы, в котором индивид существует как независимая личность, но не изолированная, а соединенная с миром, с другими людьми и с природой?

Почему же спонтанная деятельность решает проблему свободы? Мы уже говорили, что негативная свобода превращает индивида в изолированное существо — слабое и запуганное, — чье отношение к миру определяется отчужденностью и недоверием. Спонтанная активность — это единственный способ, которым человек может преодолеть страх одиночества, не отказываясь от полноты своего «я», ибо спонтанная реализация его сущности снова объединяет его с миром — с людьми, природой и самим собой. Главная, важнейшая составная часть такой спонтанности — это любовь, но не растворение своего «я» в другом человеке и не обладание другим человеком. Любовь должна быть добровольным союзом с ним, на основе сохранения собственной личности. Именно в этой полярности и заключается динамический характер любви: она вырастает из стремления преодолеть отдельность и ведет к единению, но не уничтожает индивидуальность. Другая составная часть

161

спонтанности — труд. Но не вынужденная деятельность с целью избавиться от одиночества и не такое воздействие на природу, при котором человек, с одной стороны, господствует над нею, а с другой — преклоняется перед ней и порабощается продуктами собственного труда. Труд должен быть творчеством, соединяющим человека с природой в акте творения. Что справедливо в отношении любви и труда, справедливо и в отношении всех спонтанных действии, будь то чувственное наслаждение или участие в политической жизни общества. Спонтанность, утверждая индивидуальность личности, в то же время соединяет ее людьми и природой. Основное противоречие, присущее свободе,

— рождение индивидуальности и боль одиночества — разрешается спонтанностью всей жизни человека. При всякой спонтанной деятельности индивид сливается с миром. Но его личность не только сохраняется, она становиться сильнее. Ибо личность сильна поскольку, она деятельна. Обладание чем бы то ни было силы не дает, идет ли речь о материальных ценностях или о психических способностях к чувству или мысли. Присвоение неких объектов, манипулирование ими тоже не усиливают личность; если мы что-то используем, оно не становится нашим только потому, что мы его используем. Наше — только то, с чем мы подлинно связаны своей творческой деятельностью, будь то другой человек или неодушевленный объект. Только качества, которые вытекают из нашей спонтанной активности, придают личности силу и тем самым формируют основу ее полноценности. Неспособность действовать спонтанно, выражать свои подлинные мысли и чувства и вытекающая из этого необходимость выступать и перед другими и перед самим собой в какой-то роли — под маской псевдоличности — вот в чем источник чувства слабости и неполноценности.

Позитивная свобода как реализация личности подразумевает безоговорочное признание уникальности индивида. Люди рождаются равными, но разными. Основу этого различия составляют, врожденны физиологические и психические качества людей, с которыми они начинают жизнь; затем накладываются влияние тех обстоятельств и переживаний, с которыми пришлось столкнуться каждому из них. Индивидуальная основа личности так же не может быть тождественна ни одной другой, как не могут быть физически тождественны два разных организма. Подлинное развитие личности всегда состоит в развитии именно данной индивидуальной основы; это органический рост, развитие того зародыша, который характерен именно для данного человека, и только для него. Противоестественное развитие человека-робота втискивает индивидуальную основу в форму псевдоличности, которая как мы видели, по сути, состоит из важнейших шаблонов мышления и чувствования. Органическое развитие лишь при условии наивысшего уважения к особенностям личности — как чужой, так и своей собственной. Уважение к уникальности, культивирование уникальности каждого человека — это ценнейшее достижение человеческой культуры. И именно этому достижению сегодня грозит опасность. Уникальность каждой личности отнюдь не противоречит принципу равенства. Тезис, что люди равными, означает, что все

162

они обладают основным человеческими качествами, все разделяют общую трагическую судьбу и все имеют одинаково неотъемлемое право на свободу и счастье. Позитивная свобода предполагает и тот постулат, что человек является центром и целью своей жизни; что развитие его индивидуальности, реализация его личности — это высшая цель, которая не может быть подчинена другим, якобы более достойным целям.

Единственный критерий реализаций свободы — активное участие индивида в определении своей собственной судьбы и жизни общества не только формальным актом голосования, но и своей повседневной деятельностью, своей работой, своими отношениями с другими людьми. Современная политическая демократия — если она ограничена сугубо политической сферой — не в состоянии преодолеть последствия экономической ничтожности среднего индивида. Но и чисто экономический подход — как обобществление средств производства — тоже недостаточен.

Сегодня человек страдает не столько от бедности, сколько оттого, что превратился в винтик гигантской машины, в робота, оттого, что жизнь его лишилась смысла. Победа над авторитарными системами всех видов станет возможной лишь в том случае, если демократия будет не отступать, а наступать, осуществляя те цели, к которым стремились борцы за свободу в течение последних столетий. Демократия победит силы нигилизма лишь в том случае, если сможет вдохнуть в людей самую сильную веру, на какую способен человек,

— веру в жизнь, правду и свободу — в свободу активной и спонтанной реализации человеческой личности» [34].

А 7 Техника, деятельность, человек и общество

Прочтите фрагменты работ О.Шпенглера и М.Хайдеггера и ответьте на вопросы:

1)О.Шпенглер называет технику «тактикой жизни», однако указывает принципиальные особенности ее у человека. В чем состоит принципиальное отличие «техники» животных и техники человека?

2)Раскройте взаимосвязь цели и средства в человеческой деятельности.

3)Как исторически изменяется содержание понятия «техника»?

4)По Хайдеггеру, смысл техники не исчерпан ее инструментальностью. В чем заключается философский смысл техники?

5)Как связаны развитие техники и развитие естествознания?

6)Вопрошание М.Хайдеггер называет «благочестием мысли». Какие вопросы о технике возникают в настоящее время?

163

Шпенглер, О19. Человек и техника

«Чтобы понять сущность техники нужно исходить не из машинной техники, по крайней мере, не поддаваться искушению видеть цель техники в создании машин и инструментов.

Вдействительности техника принадлежит древнейшим временам. Она не является и какой-то исторической особенностью, будучи чем-то, чудовищно всеобщим. Она простирается за пределы человека, назад, к жизни животных, а именно, всех животных. В отличие от растений к жизненному типу животных принадлежит свободное передвижение в пространстве, относительная самопроизвольность и независимость от всей остальной природы, а тем самым

инеобходимость себя ей противопоставлять, что бы наделять свой вид смыслом, содержанием и превосходством. Значение техники установило только исходя из души.

Техника есть тактика всей жизни в целом. Она представляет собой внутреннюю форму способа борьбы, которая равнозначна самой жизни.

Втаком случае «техника» действительно старше человека? Нет, все же не так. Имеется

гигантское различие между человеком и всеми другими животными. Техника всех животных является техникой вида. Она и не изыскивается и не овладевается индивидом посредством обучения, и не может развиваться. Со времени своего возникновения пчела одинаково строит свои соты и будет так их строить, пока не вымрет, Они принадлежат пчеле точно так же, как форма крыла и расцветка тела. Лишь с анатомической точки зрения зоологов можно отделять друг от друга строение тел и способ жизни. Если отталкиваться от внутренней формы жизни, а не от тела, то и тактика жизни, и организация тела — оба являются выражениями органической действительности. «Вид» есть форма не того, что по видимости покоится, но того, что подвижно, не бытия, а деяния. Телесная форма, есть форма деятельного тела.

Человеческая техника, и только она, независимо от жизни человеческого вида. Это уникальный случай во всей истории жизни — индивид выходит за пределы принуждения вида. Требуется немалое усилие мысли для постижения неслыханности этого факта. Техника жизни человека сознательна, умышленна, изменчива, личностна изобретательна. Человек стал творцом своей тактики жизни. В ней заключается его величие и его проклятие. Внутреннюю форму творческой жизни мы называем культурой: говорим об обладании культурой, творения культуры, страдания от культуры. Творения человека суть проявления такого существования в личностной форме» [35].

Хайдеггер М. Вопрос о технике

...«Если допустить, что техника вовсе не просто средство, как тогда будет обстоять дело с желанием овладеть ею? Впрочем, мы же сами сказали, что инструментальное определение техники правильно. Конечно. Правильное всегда констатирует в наблюдаемой вещи что-то соответствующее действительности. Но такая констатация при всей своей правильности вовсе еще не обязательно раскрывает вещь в ее сущности. Только там, где происходит такое раскрытие, происходит событие истины. Поэтому просто правильное — это еще не истина. Лишь истина впервые дает нам свободно

19 Освальд Шпенглер (1880–1936), немецкий философ, автор оригинальной историкофилософской концепции, получивший сенсационную известность после выхода своей главной книги — «Закат Европы». Эта книга открыла тему кризиса культуры, имеющую огромное значение для современного западного самосознания. Шпенглер отрицал возможность единой общечеловеческой культуры, всемирной истории и прогресса. Он выделил восемь самостоятельных культур c определенным сроком существования. Умирая, культура перерождается в цивилизацию, и это характеризуется переходом от творчества к бесплодию, от становления к окостенению, от героических «деяний» к мертвой «работе».

164

отнестись к тому, что задевает нас самой своей сущностью. Правильное инструментальное определение техники, таким образом, еще не раскрывает нам ее сущности. Чтобы добраться до нее или хотя бы приблизиться к ней, мы должны пробиваясь сквозь правильное, искать истинного. Мы должны спросить: что такое сама по себе инструментальность? К чему относятся такие вещи, как средство и цель? Средство есть нечто такое, действием чего обеспечивается и тем самым достигается результат. То, что имеет своим последствием действие, называют причиной. Но причина — не только то, посредством чего достигается нечто другое. Цель, сообразно которой выбирают вид средства, тоже играет роль причины. Где преследуются цели — применяются средства, где господствует инструментальное, там правит причинность, каузальность.

Куда мы забрели? Мы спрашиваем о технике, а теперь добрались до «алетейи», раскрытости потаенного. Какое отношение сущность техники имеет к раскрытию потаенного? Ответ: прямое. Ибо на раскрытии потаенности стоит всякое произведение. Последнее со своей стороны собирает в себе четыре вида повода — всю причинность — и правит им. К сфере причинности относятся цель и средства, относится инструментальное. Инструментальность считается основной чертой техники. Шаг за шагом спрашивая, что такое собственно техника как средство, мы придем к раскрытию потаенного. В нем заложена возможность всякого поставляющего изготовления.

Итак, техника не простое средство. Техника — вид раскрытия потаенного. Если мы будем иметь это в виду, то в существе техники нам откроется совсем другая область. Это — область из потаенности, осуществления истины.

Открывающаяся тут перспектива кажется нам отчуждающее-странной. Так и должно быть, должно быть как можно дольше и тревожить нас, чтобы мы, в конце концов, всерьез отнеслись к простому вопросу, о чем же говорит слово «техника». Это слово идет из греческого языка. «Техника» значит относящееся к «техне». Относительно значения этого слова мы должны обратить внимание на две вещи. Во-первых, «техне» — название не только ремесленного мастерства и умения, но также высокого искусства и изящных художеств. Такая «техне» относится к произведению, к «пойэсису»; она есть нечто «поэтическое».

Второе, о чем надо вспомнить в отношении слова «техне», еще важнее. С самых ранних веков вплоть до времени Платона слово «техне» стоит рядом со словом «эпистеме». Оба слова именуют знание в самом широком смысле. Они означают умение ориентироваться, разбираться в чем-то. Знание приносит ясность. В специальном трактате («Никомахова этика» VI, гл. 3 и 4) Аристотель проводит различие между «эпистеме» и «техне», причем именно в свете того, что и как они выводят из потаенности. «Техне» есть вид «истинствования». Она обнаруживает то, что не само себя про-из-водит, еще не существует в наличии, а потом может выйти и выглядеть то так, то иначе. Человек, строящий дом или корабль или выковывающий жертвенную чашу, выводит про-из-водимое из потаенности, сообразуясь с четырьмя видами «повода». Это раскрытие

165

потаенного заранее собирает образ и материал корабля и дома воедино в свете предвидимой законченности готовой вещи и намечает, исходя из этого, способ ее изготовления. Решающая суть «техне» заключается тем самым вовсе не в операциях и манипуляциях, не в применении средств, а в вышеназванном раскрытии. В качестве такого раскрытия, но не в качестве изготовления «техне» и является про-из-ведением.

Так замечание о том, что говорит нам слово «техне» и как греки определяли сказанное в нем, ведет нас к тому же кругу обстоятельств, на который мы натолкнулись, разбирая вопрос об истинной сути инструментальности как таковой.

Техника есть вид раскрытия потаенности. Сущность техники находится в области, где имеет место открывание и его непотаенность, где сбывается «алетейя», истина.

Против подобного определения сущностной области техники могут возразить, что оно имеет силу для греческой мысли и в лучшем случае еще подходит для ремесленной техники, но для современной машинной техники уже не годится. А именно она, только она волнует нас, заставляя ставить вопрос о технике вообще. Говорят, что современная техника — нечто совершенно иное по сравнению со всей прежней, поскольку она опирается на точные науки Нового времени. Впрочем, все яснее начинают понимать, что обратное тоже имеет место: современная физика, привлекая эксперимент, зависит от технической аппаратуры и прогресса приборостроения. Констатация такого взаимообратимого соотношения между техникой и физикой верна. Но она остается голой историографической констатацией факта, ничего не говорящей о том, в чем основа такого соотношения. Решающим остается вопрос: в чем сущность современной техники, если она достигла того, что в ней применяется точное естествознание?

Что такое современная техника? Она тоже раскрытие потаенного. Лишь тогда, когда мы спокойно вглядимся в эту ее основную черту, новизна современной техники прояснится для нас.

Правда, то раскрытие, которым охвачена современная техника, развертывается не про-из-ведением в смысле «пойэсиса». Царящее в современной технике раскрытие потаенного есть производство, ставящее перед природой неслыханное требование быть поставщиком энергии, которую можно было бы добыть и запасти как таковую. А что, разве нельзя того же сказать о старой ветряной мельнице? Нет. Правда, ее крылья вращаются от ветра, они непосредственно предоставлены его дуновению. Но ветряная мельница не извлекает из воздушного потока никакой энергии, чтобы сделать из нее запасы.

Выведение из потаенности, которым захвачена современная техника, носит характер предоставления в смысле добывающего производства. Оно происходит таким образом, что таящаяся в природе энергия извлекается, извлеченное перерабатывается, переработанное накапливается, накопленное опять распределяется, а распределенное снова преобразуется. Извлечение, переработка, накопление, распределение, преобразование — виды выведения из

166

потаенности. Оно, и не растекается в неопределенности. Техническое раскрытие потаенности раскрывает перед самим собой свои собственные сложно переплетенные процессы тем, что управляет ими. Управление со своей стороны стремится всесторонне обеспечить само себя. Управление и обеспечение делаются даже главными чертами производящего раскрытия.

Какого рода открытость присуща тому, что выступило в процессе производящего предоставления? Его во всех случаях заставляют установленным образом быть в распоряжении, а именно с установкой на дальнейшее поставляющее производство. Все поставленное таким образом находится на особом положении. Назовем его состоянием-в-наличии. Этот оборот речи будет означать у нас нечто большее и более существенное, чем просто «пребывание в запасе». Слова «состояние в наличии» возводятся здесь в ранг рубрики. Они характеризуются не более и не менее как тот способ, каким присутствует все, что затронуто производящим раскрытием. Состоящее-в- наличии уже не противостоит нам как предмет.

Итак, современная техника в смысле поставляющего раскрытия не просто человеческое действие. Поэтому и тот вызов, который заставляет человека поставлять действительное как состоящее-в-наличии, мы тоже должны воспринять таким, каким он являет себя. Вызов этот собирает человека вокруг поставляющего производства. Его собирающее начало сосредоточивает человека на поставлении действительного в качестве состоящего в наличии.

То, что изначально развертывает контур берегов в береговую линию, нанизывая на себя их сложную совокупность, есть собирающее начало, которое мы называем побережьем.

Мы называем то изначально собирающее начало, из которого развертываются разнообразные способы, какими мы ведем себя, поведением.

Назовем теперь тот захватывающий вызов, который сосредотачивает человека на поставлении всего, что выходит из потаенности, в качестве состоящего-в-наличии, — по-ставом.

Слово «ставить» в рубрике «по-став» имеет в виду не только производство, оно должно одновременно сохранить в себе отзвук того «становления», от которого происходит, а именно того художественного пред-ставления и выставления, которое в смысле «пойэсиса» тоже выводит присутствующее в непотаенность. Конечно, это представляющее про-изведение, например выставление статуи в ограде храма, и продумываемое нами сейчас добывающее-поставляющее производство в корне различны — и все же сродны в своей сущности. Оба — способы раскрытия потаенного, виды «алетейи». В по-ставе осуществляется непотаенность, сообразно которой работа современной техники раскрывает действительное как состоящее-в-наличии. Она поэтому и не только человеческая деятельность, и не простое средство в рамках этой деятельности. Только инструментальное, только антропологическое определение техники в принципе несостоятельно; его нельзя восполнить, даже подключив к нему задним числом метафизическое или религиозное объяснение.

167

Правда, конечно, что человек технической эпохи каким-то особенным выдающимся образом втянут в раскрытие потаенности. Это раскрытие затрагивает, прежде всего, природу как главный резервуар состоящей в наличии энергии. Соответственно, поставляющая установка человека проявляет себя сначала в возникновении точного естествознания Нового времени. Естественнонаучный способ представления исследует природу как поддающуюся расчету систему сил. Современная физика не потому экспериментальная наука, что применяет приборы для дознания фактов о природе, а наоборот: поскольку физика, причем уже в качестве чистой теории, заставляет природу представлять себя как расчетно-предсказуемую систему сил, постольку ставится эксперимент, а именно для установления, дает ли и как дает о себе знать представленная таким способом природа.

Но ведь математическое естествознание возникло почти за два века до современной техники. Как же оно могло уже тогда быть поставлено современной техникой на службу себе? Факты говорят как будто бы о противоположном. Современная техника развернулась все-таки только после того, как смогла опереться на точное естествознание. По историографическому счету это верно. По смыслу исторических событий здесь далеко до истины.

Физическая теория природы Нового времени приготовила путь, прежде всего, не технике, а сущности современной техники. Ибо захватывающая сосредоточенность на поставляющем раскрытии потаенного царит уже в этой физике. Она только не выступает еще в ней на передний план в своем собственном облике. Физика Нового времени — это еще не познанный в своих истоках ранний вестник постава. Сущность современной техники еще долго останется потаенной даже тогда, когда уже изобретут разнообразные двигатели, разовьют электротехнику и двинут в дело атомную технику.

Все сущностное, а не только существо современной техники, вообще всего дольше остается потаенным. И все равно по своей власти оно остается тем, что предшествует всему: самым ранним. Об этом уже знали греческие мыслители, когда говорили: то, что правит первыми началами вещей, нам, людям, открывается лишь позднее. Изначально раннее показывает себя человеку лишь в последнюю очередь. Поэтому в сфере мысли усилия еще глубже продумать первые тему мысли — это не вздорное желание обновить прошлое, а трезвая готовность удивляться будущему характеру раннего.

По историографическому счету времени начало современного естествознания приходится на XVII век. Машинная техника, напротив, развивается только со второй половины XVIII века. Но более позднее для исторической фактографии — современная техника — по правящей в ней сущности есть более раннее событие.

Если современной физике в растущей мере приходится мириться с тем, что сфера ее представлений теряет наглядность, то этот ее отказ от наглядности не продиктован какой-нибудь исследовательской комиссией. Он продиктован властью по-става, требующего поставимости природы как состоящего-в- наличии. Поэтому при любом отступлении от недавно еще единственно

168

определяющего, обращенного только к объектам представления физика, никогда не сможет отказаться от одного: от того, чтобы природа давала о себе знать каким-нибудь расчетно фиксируемым образом, позволяя представлять себя в качестве системы информативных данных. Эта система определяется в таком случае очередным видоизменением причинности. Причинность не являет теперь ни черт производящего повода, ни характера causa efficiens или causa formalis. По-видимому, вся причинность сплющивается до добываемой сложными способами информации об одновременности или взаимоследовании устанавливаемых состояний. Этому, надо думать, отвечает процесс возрастания условности, впечатляющим образом обрисованный в докладе Гейзенберга.

Поскольку существо современной техники коренится в по-ставе, поскольку она вынуждена применять точное естествознание. Отсюда возникает обманчивая видимость, будто современная техника есть прикладное естествознание. Такая видимость может держаться до тех пор, пока удовлетворительным образом не поставлены под вопрос сущностные истоки наук Нового времени и сущность современной техники.

Поскольку существо техники не есть нечто техническое, сущностное осмысление техники и решающее размежевание с ней должны произойти в области, которая, с одной стороны, родственна существу техники, а с другой, все-таки фундаментально отлична от него.

Одной из таких областей является искусство. Конечно, только в случае, если художественная мысль в свою очередь не изолируется от той констелляции истины, о которой мы ставим вопрос.

Ставя так вопрос, мы свидетельствуем о бедственности положения, когда перед лицом голой техники мы еще не видим сути техники, когда перед лицом голой эстетики мы уже не можем ощутить сути искусства. Чем глубже, однако, задумываемся мы о существе техники, тем таинственнее делается существо искусства.

Чем ближе мы подходим к опасности, тем ярче начинают светиться пути к спасительному, тем более вопрошающими мы становимся. Ибо вопрошание есть благочестие мысли» [36].

Тема 4. Социальная философия и философия истории

А 1. Общество как структурированная система: каковы элементы и их взаимосвязь?

Познакомьтесь в хрестоматии с фрагментом из работы К.Маркса и ответьте на вопросы:

1)какие структурные элементы общества названы? Дайте схематическое изображение их взаимосвязи.

2)каково содержание понятий «базис» и «надстройка»? Каков характер их взаимосвязи?

3)что в концепции К.Маркса является источником развития и каков характер этого развития?

4)какие этапы общественного развития названы Марксом?

Маркс К. К критике политической экономии. Предисловие

«Общий результат, к которому я пришел и который послужил затем руководящей нитью в моих дальнейших исследованиях, может быть кратко

169