Оппозиционные культуры в обществе. Динамика культуры

1.Субкультура и контркультура

В культорологии наряду с другими гуманитарными науками используется понятие субкультуры. Субкультура — это частичная культурная подсистема «официальной» культуры, определяющая стиль жизни, ценностную ориентацию и менталитет ее носителей.

Субкультуры делятся на традиционалистские и инновационно-авангардные. Традиционалистские — это профессиональные субкультуры, являющиеся позитивной реакцией на потребности общества.

Инновационно-авангардные субкультуры отвергают «основную» культуру общества (контркультуру). Субкультурой может выступать культура какой-либо социальной или демографической группы. Можно выделить субкультуры на основании этапов человеческой жизни:

1. детскую субкультуру;

2. молодежную субкультуру;

3. культуру пожилых.

С понятием «субкультура» связано понятие маргинальная культура.

Маргинальность обозначает промежуточность положения человека между социальными группами.

Маргинальная культура — это пограничная культура, возникающая на грани культурно-исторических эпох, мировоззрений, языков, этнических культур или субкультур.

Маргинальность — современное явление. Маргинала обычно характеризует принадлежность к двум иди нескольким культурным группам.

Причины возникновения маргинальной культуры:

1. крупные социальные потрясения;

2. урбанизация;

3. эмансипация этнических меньшинств;

4. изменяющийся способ производства;

1. деятельность неформальных движений и общественных организаций.

Контркультура — это социально-культурные установки, которые противостоят фундаментальным принципам «основной» культуры. Возникновение контркультуры связано с тем, что локальные культурные ценности проникают в более широкие социальные группы, выходя за рамки собственной культурной среды.

Сложность феномена культуры

Сравнительно недавно мировая культурология обратила внимание на феномен контркультуры, на его роль в исторической динамике. В его трактовке возникли принципиально новые позиции, более того, сама тема перестала восприниматься как периферийная, частная, затрагивающая боковые сюжеты общекультурного потока. К обсуждению проблемы подключились не только социологи и культурологи, но и культурфилософы. Многие исследователи пришли к убеждению, что именно решение данной проблемы позволяет, наконец, приблизиться к постижению самой культуры как специфического явления, к распознанию механизмов ее обновления и преображения. Отсюда своеобразный исследовательский бум, первые признаки которого обнаруживаются еще в конце 80-х годов.

2.Культура и контркультура

Чем можно объяснить тот факт, что проблемы контркультуры, которая прежде интересовала главным образом социологов и психологов, стала привлекать всеобщее внимание? Почему многие философы увидели в этой теме особый научный потенциал? Для того чтобы ответить на подобные вопросы, нужно обратиться, очевидно, к опыту, который накоплен специалистами в осмыслении молодежных контркультурных движений 60-х годов.

Внимание современных культурологов удерживает на этой проблеме тот парадокс, что ценности и идеалы, рожденные на гребне антибуржуазных выступлений 60-х годов, не растворились в общественном мировосприятии последующих десятилетий. Сами молодежные движения после своего пика вскоре пошли на убыль, лево-радикальный тип сознания стал утрачивать массовую социальную опору, приобрел неожиданные модификации. Однако жизненные ориентации, приобретенные молодежью в процессе борьбы с истеблишментом, не исчезли. Они вошли в плоть и кровь современной культуры Запада.

Молодые бунтари, выступив против державных установок западной культуры, противопоставили им собственные ценности. И что же? С одной стороны, есть все основания говорить о том, что новые ориентации растворились в лоне господствующей культуры. Но, с другой стороны, сама культура, вобрав в себя множество новых компонентов, предстала во многом иной. Нельзя, стало быть, сказать, что главенствующая культура обнаружила свою замкнутость, и отвергла эксцентрические ценности.

У ряда исследователей, в частности у Д. Белла, Т. Роззака, Э. Тирьякяна, Дж. Уэбба, возникла догадка: а не обладают ли контркультуры неким культуротворческим зарядом? Не таят ли они в себе возможность преображения культуры? В более общем плане: как, вообще говоря, одна культура сменяет другую? Нет ли шанса разгадать в констелляции неожиданно воскресших святынь специфическое провозвестие грядущей культуры?

Немецкий культурфилософ В. Виндельбанд отмечал, что наша культура, как, впрочем, культура любой другой эпохи, столь бесконечно сложна, многообразна и полна противоречий, что личность не в состоянии полностью воспринять ее. «Каждый из нас, — писал философ, — прикреплен к определенному пункту великого механизма, социальной жизни, и в этом положении уже не может обозреть и воспринять всю совокупность остальных родов деятельности и их духовного содержания». Отдельные зоны культуры как бы разбросаны в ней. Внутри конкретной культуры городская среда отличается от деревенской, официальная — от народной, аристократическая — от демократической, христианская — от языческой, взрослая — от детской. Обществу грозит опасность, как подмечал тот же Виндельбанд, разбиться на группы и атомы.

Любая культурная эпоха предстает перед нами в виде сложного спектра культурных тенденций, стилей, традиций и манифестаций человеческого духа. Даже в античной культуре, которая Гёльдерлину казалась целостной и монолитной, Ницше разглядел противостояние аполлонического и дионисийского первоначал.

По мнению B.C. Соловьева, в любой культурной эпохе можно выделить нечто разное: эзотерическое и профанное, элитарное и массовое, официальное и народное, языческое и христианское. Так, в средневековом миросозерцании и жизненном строе новое духовное, т.е. христианское, начало не овладело старым, языческим. И это говорится об эпохе, когда мудрецы толковали о торжестве христианского мироощущения. «Я нахожу полезным и важным выяснить, — пишет B.C. Соловьев, — что христианство и средневековое миросозерцание не одно и то же, но что между ними есть прямая противоположность. Этим самым выясняется и то, что причины упадка средневекового миросозерцания заключаются не в христианстве, а в его извращении, и что этот упадок для истинного христианства нисколько не страшен». Весьма разнообразной в культурном отношении оказалась и следующая эпоха — Возрождение. М.М.. Бахтин, в частности, отмечал, что в эпоху Возрождения необозримый мир смеховых форм карнавального творчества противостоял официальной и серьезной культуре церковного и феодального средневековья. Народная культура предстала в предельном многообразии субкультурных феноменов, составлявших нечто относительно целостное. «При всем разнообразии этих форм и проявлений, — пишет М.М. Бахтин, — площадные празднества карнавального типа, отдельные смеховые обряды и культы, шуты и дураки, великаны, карлики и уроды, скоморохи разного рода и ранга, огромная многообразная пародийная литература и многое другое — все они, эти формы, обладают единым стилем и являются частями и частицами единой и целостной народно-смеховои, карнавальной культуры».

Таким образом, любая культура демонстрирует сложный спектр субкультурных элементов. Одни из них как бы отгорожены от магистрального пути духовного творчества. В самом деле, какое отношение имеет карнавальная атмосфера мистерий, «праздники дураков», уличные шествия к прославлению турнирных победителей, посвящению в рыцари, королевским ритуалам или священнодействию? В сложном игровом социокультурном аспекте эти компоненты, как показывает М.М. Бахтин, разумеется, взаимодействуют. Но официальная серьезная культура, отделенная от площадной культуры смеха, определяет собой главенствующее содержание эпохи. И на протяжении всей эпохи Возрождения оппозиция официальной и народной культуры не исчезает.

Культурное творчество при всей своей динамике вовсе не приводит к тому, что, скажем, народная культура вдруг оказывается более значимой или определяющей доминантой эпохи. В этом смысле важно провести различие между понятиями «контркультура» и «субкультура». Через них можно разглядеть, как мне кажется, механизмы социокультурной динамики.