Глава 18 пейзаж перед катастрофой

В городах в то время тоже не обжирались. Городские власти постоянно снижали нормы выдачи продовольствия, снимали со снабжения одну категорию населения за другой.

Марк Таугер, оценивая положение, пишет:

«Осенью 1932 г. хлебные нормы для киевских рабочих были урезаны с 908 до 608 г, а пайки служащих – с 454 до 227 г (имеется в виду сокращение с двух до полутора фунтов и с фунта до половины. Поэтому такие странные цифры. – Авт.)… В середине июля 1933 г. посольство Великобритании сообщало о страшном дефиците продовольствия, случаях гибели людей от голода и распространение связанных с этим заболеваний в провинциальных городах и в Москве».

О том, насколько адекватными были сведения, получаемые дипломатами, мы еще поговорим. А пока напомним: по карточкам можно было купить дешевые государственные продукты²²⁹. Остальное приходилось докупать уже на рынке или у спекулянтов, по непосильным для простых смертных ценам. Каким именно? Уже упомянутая семеноводческая компания «Друсаг», имевшая право свободной торговли, продавала на рынке муку по 70 рубликов за пуд. Это опт – представляете, сколько стоила розница?

В городах Украины положение было примерно одинаковым – они зависели от поставок продовольствия, и сорванная заготовительная кампания означала уменьшение снабжения городских жителей равномерно по всей республике. Где-то было лучше, где-то хуже – но это зависело уже от усилий и от размера воровства местных властей.

А вот в деревнях бывало по-разному. ОГПУ не сообщает о тотальном голоде, в донесениях чекистов говорится о голоде «гнездовом», по районам и даже кое-где по отдельным селам. Да и в этих селах далеко не всегда голодали все. Что полностью укладывается в общую картину. И надо не забывать, что районные и особенно колхозные власти (там, где они не воровали) к тому времени дошли уже до полного озверения, до того, чтобы отстоять принцип «каждому по труду» любой ценой.

Показательная история коммуны «Суданки»

В октябре 1933 года журнал «На фронте сельскохозяйственных заготовок» привел на своих страницах историю коммуны «Суданки» Петровского района Харьковской области. Это старый колхоз, появившийся еще зимой 1925 года. Тогда к весеннему севу в коммуне состояло 29 хозяйств, в которых насчитывалось 83 работника и 131 едок. Уже осенью было принято решение перебраться на новое место. Дальше слово журналу.

«В октябре 1925 года коммуна переехала на площадь ликвидировавшегося совхоза Текстильтреста… В это время тут было в степи 3 плохих жилых дома, 3 сарая и 2 амбара. На новом месте коммуна имела только 7 лошадей и никакого с.-х. инвентаря. Батраки и бедняки, строившие коммуну, не обладали с.-х. орудиями и машинами. В весеннюю посевную кампанию 1926 г. коммунары сеяли из мешков.

Однако уже осенью 1926 года коммуна имела 2 трактора, 6 плугов, 2 сеялки, 4 жатки, 2 буккера и др. с.-х. орудия. Все это удалось приобрести – большей частью в кредит – при помощи Изюмского окрколхозсоюза. Кроме того, коммуна купила молотилку у ликвидировавшегося совхоза. Через некоторое врем коммунары достали локомобиль, правда, неисправный, но они его как следует отремонтировали и он превосходно работает до настоящего времени».

Что ж, история вполне социалистическая. Удивляет количество сельхозтехники, доставшейся колхозу всего за один год. Но, во-первых, это все же была коммуна – редкий вид колхоза, особо любимый в СССР, а во-вторых, она, надо полагать, производила хорошее впечатление на местные власти. Да и, судя по истории с ремонтом локомобиля, там не обошлось без кого-то из рабочих, подавшихся от городской бескормицы в деревню, или какого-нибудь демобилизованного судового механика. Кого только не бывало в те годы на селе!

«Основное направление хозяйства “Суданки” – зерновое. Посевы зерновых культур и подсолнуха составили в 1925 – 26 году – 247,5 га, в том числе пшеницы – 93,5 га.

Коммуна собрала неплохой урожай. Государству она продала из урожая этого года 1018 цнт зерновых культур и на частный рынок – 32,4 цент. Вырученные после реализации урожая деньги позволили коммуне стать на ноги…»

Интересно, а почему это коммунары не рвутся на частный рынок, если он так выгоден для крестьянина? Напрашивается самый простой ответ: потому, что выгоден он не для крестьянина, а для перекупщика. Сейчас за окном июнь 2012 года, самый разгар так называемой «рыночной экономики» - но едва ли вы найдете на городских рынках крестьян или садоводов. На рынки их не пускают. Хочешь – продавай свой укроп за бесценок перекупщикам, не хочешь – как хочешь. Нет, ворованное продавать выгодно и за эти деньги, а вот свое – не очень…

Поэтому коммунары и предпочли сдать продукцию по гарантированным ценам государству. Оно им надо – связываться со спекулянтом, даже если тот и даст на пять копеек за пуд дороже? Основную часть продукции сдали осенью, а весной непригодившиеся остатки допродали уже на рынке. Кстати, за добрую волю наверняка получили льготные кредиты и прочую государственную помощь…

«1926 – 27 год дал увеличение посевов зерновых и подсолнуха на 35%, площадь же под пшеницей и рожью возросла на 107%. В этом году “Суданки” продала государству уже 2362 цнт. хлеба и на частный рынок – 10 цнт».

Изучение приведенной в статье таблицы развития коммуны показывает, что это не совсем обычный колхоз. В 1926 году в нем на 96 хозяйств - членов коммуны приходится 182 человека, из них 91 трудоспособный (то есть по 2 человека и по одному работнику на хозяйство). В 1933 году на 110 членов – 325 человек и 145 работников. Объяснить такие малые семьи и такое нетипичное соотношение можно только одним образом: батрацкая и бедняцкая молодежь, не видя перспектив в родном селе, голодной весной 1925 года сбилась в коммуну и рванула на новые земли. То есть, перед нами, можно сказать, идеальное хозяйство нового типа, мечта советской власти. Но даже оно в годы сплошной коллективизации не избежало проблем.

«В годы бурного роста коллективизации коммуна количественно увеличилась в два раза – и население, и посевы, и скот возросли в связи с приходом новых членов. Но в качественном отношении дело обстояло неблагополучно. Количественный рост не сопровождался организационно-хозяйственным укреплением коммуны. Мало того, - вскоре появились угрожающие признаки: сокращение посевных площадей, падение урожайности, уменьшение поголовья скота.

В коммуне орудовал классовый враг».

Надеемся, в том, что классовый враг – это реальность коллективизации, а не придуманный советской пропагандой «козел отпущения», мы сумели вас убедить?

«Дело в том, что в разгар борьбы за ликвидацию кулачества как класса на основе сплошной коллективизации в коммуну пробралось несколько кулаков. Некоторые из них вскоре заняли руководящие посты в коммуне: один, примазавшийся к партии, был членом правления и секретарем ячейки КП(б)У, другой – тоже членом правления, третий – председателем ревкомиссии.

Их хозяйничанье привело к тому, что посевная площадь зерновых культур и подсолнуха в 1931 – 32 году уменьшилась больше чем в два раза против 1930 – 31 года. Вместе с тем, плохое качество обработки земли и сева обусловили значительное понижение урожайности.

Трудовая дисциплина была сильно расшатана. Невыходы на работу участились, нормы не вырабатывались. На полях коммуны работало 200 наемных сезонных рабочих. Борьба с потерями зерна при уборке и обмолоте не велась. Много зерна оставалось в соломе. Так, например, зимой 1932 – 33 года коммуна перемолачивала солому!»

Кое-что тут недоговаривается, а именно – роль во всей этой истории районных властей. Сами по себе кулаки в старом сильном колхозе мало что могут, но если они «работают» в связке с районными властями или с ворами в хлебоприемных пунктах – тогда проще простого организовать для хозяйства «непосильные хлебозаготовки» со всеми вытекающими отсюда последствиями…

«План заготовок в 767 цнт. зерновых культур и 438 цнт. подсолнуха был, правда с большим напряжением, выполнен коммуной. Но в результате кулацкого хозяйничанья коммунары, после сдачи хлеба государству, засыпки семфонда и образования фонда для скота, получили лишь по 600 гр. на трудодень».

Сравните хотя бы с 1925 годом, когда едва родившийся колхоз, засеяв поля из мешков, сдал государству почти в полтора раза больше. Правда, в 1932 году денежная часть трудодня поднялась до рекордных высот – 1 р. 81 коп. Но что толку? Дешевого государственного хлеба в свободной продаже не было, только по карточкам, а цены на черном рынке взлетели до заоблачных высот.

Вот вам и голод. А кого винить? Основной закон работы на земле никто не отменял: как поработаешь, так и поешь. Можно, конечно, было и не выполнять план, а хлеб спрятать или списать по фальшивым актам. Но до такого шкурничества коммунары все-таки не дошли. В конце концов, виноваты в неурожае были они сами, а не государство, до сих пор исправно им помогавшее. Так что они солому перемолачивали, но хлебопоставки все же выполнили.

Мы еще вернемся в коммуну «Суданки». А пока, забегая вперед, скажем: в 1933 году государственные поставки колхоз выполнил играючи – и сам тоже не остался в обиде…

Если такое творилось в образцовом хозяйстве – то что же было в прочих?

Ярко и красочно описал это в своих показаниях в ОГПУ бухгалтер колхоза «Завет Ильича», Северо-Кавказского края, соседнего с Украиной.

«Осенью прошлого 1931 года вспашка и сев очень плохие. Вспашка была мелкой, поздней, с большим количеством огрехов, очень много было ручного сева, сеяли руками при фонарях, сев шел вплоть до снега. Все, и в первую очередь руководство колхоза… хорошо знали и говорили, что такой сев идет впустую и результатов не даст… много сеяли по неубранным площадям. Для того, чтобы освободить площадь, сжигали кукурузу, подсолнух, горох, несмотря на то, что с этих площадей можно было собрать, например, кукурузы центнеров до 10 с га… Гороха сожгли до 300 га.

Во время сева воровали много зерна… Несмотря на то, что норма часто не высевалась, в отчетности всегда показывалась установленная норма…

Весной, когда появились всходы, сельская экспертная комиссия определила, что 25 га совершенно погибли, 255 га изрежены на 70%. В конце расширенная комиссия осматривала поля и нашла, что из этих 255 га 212 га погибли на 100%... »²³⁰

На оставшихся полях урожай придушили сорняки, убирали так же, как и сеяли, да еще все, что могли, разворовали – а в отчетности опять показывалась установленная норма. И чего было после этого ожидать?

И, в общем-то, можно понять районное и областное начальство, палками выколачивавшее из колхозов хлебопоставки – хотя бы ради того, чтобы объяснить колхозникам, что ничего не изменилось: как крестьянин поработает весной и летом на поле, так и поест зимой.

Нет, в самом деле – а кого винить? А с учетом того, что во время постоянно случавшихся голодовок голодающие районы регулярно получали от государства продовольственную и семенную помощь, в порядке ссуды (не под кулацкий процент, естественно), или совсем безвозмездно – картина получается еще более неприглядной.