2. Генеалогия и статистика унаследования

Видовые качества человека унаследуются с тем же самым постоянством, как и отличительные признаки всякого другого вида органических существ. Структура и физиологические функции его организма, специфические способности его духа, социальные побуждения, дарования языка и разума унаследуются постоянно всеми членами, за исключением тех случаев, которые явно должны быть рассматриваемы как болезненные.

О роде и действительности наследственности у человека высказывались различные и часто прямо противоположные взгляды. Между тем как в настоящее время большинство антропологов убеждены в могуществе унаследования, Томас Бокль еще почти полвека назад, во введении к своей «Истории цивилизации в Англии», вообще подвергнул сомнению действительность естественного унаследования у человека, насколько дело идет о специальных явлениях. Он писал: «Мы часто слышим о наследственных талантах, наследственных пороках и наследственных добродетелях; кто, однако, подвергнет критическому исследованию такие рассказы, тот найдет, что мы не имеем никакого доказательства их достоверности. Способ, которым существование наследственности обыкновенно доказывается, в высшей степени нелогичен; обыкновенно собирают примеры душевных особенностей у отца и его детей и заключают отсюда, что эти особенности унаследованы. Мы должны спрашивать не только, сколько бывает случаев наследственных талантов, но также, сколько случаев, где такие особенности не были наследственны. Эти соображения должны нас удерживать от доверия к уверениям в существовании наследственного помешательства и наследственного самоубийства. То же самое действительно для наследственных болезней и еще более – для наследственных пороков и добродетелей, – ибо нравственные явления не так заботливо исследовались, как физиологические, и наши заключения о них, следовательно, еще менее надежны».

Удивительно, что, несмотря на это, Бокль называл свой метод исторического исследования естественнонаучным. Конечно, он был только постольку естественнонаучным, поскольку он все виды развития приписывал среде и статистической закономерности. Между тем его взгляд в высшей степени многозначителен для мощного переворота, совершившегося со времени выступления Дарвина, в понимании истории человеческого рода. В последние десятилетия явления естественной вариации и унаследования основательнее исследованы, так что унаследование должно теперь всегда рассматриваться как самая общая и необходимая функция всех органических существований, также и человеческого организма. Надо однако остерегаться видеть в унаследовании только индивидуальный и прямой случай перенесения свойств родителей на детей. Унаследование есть скорее явление генеалогическое, сложная система органических причин и влияний, над которой господствуют многочисленные правила. Большинство вышеизложенных общих законов унаследования действуют также и у человека. В особенности надо заметить, что унаследование может быть прямым, непрямым и боковым – коллятераль-ным; что сходство часто обнаруживает себя только в определенном возрасте; что оно может быть односторонним или скрещенным, полным, частичным или, наконец, смешанным, ослабляющим или усиливающим унаследованные свойства.

Унаследование специфических признаков, т.е. таких, которые дифференцируются за пределами видовых и расовых свойств, фамильно и индивидуально, бросается в глаза только в особенных и редких свойствах, между тем как в повседневных нормальных случаях это легко не замечается. Надо, однако, согласиться с Дарвином, когда он пишет, что если редкие и необыкновенные изменения телесной организации действительно унаследуются, менее необыкновенные и необычные изменения надо еще более признавать наследственными: быть может, даже, было бы правильнее признавать наследственным каждое характерное свойство и, наоборот, неунаследование этого свойства рассматривать как аномалию».

Естественные особенности и способности у человека – либо врожденные, либо приобретенные. Врожденные покоятся на наследовании от предков или на самопроизвольно выступающей вариации зародышевой ткани, которая может принять наследственный или ненаследственный характер. Последнее деление имеет величайшую важность, ибо, между тем как случайно выступающие и индивидуально приобретенные особенности едва ли играют более значительную роль в физиологической истории человеческого рода, наследственные видоизменения, напротив, имеют выдающееся значение для сохранения, прогрессирования либо вырождения органического существования рас.

Антропометрия и антропометрическая статистика исследуют посредством точных методов типичные формы и размеры в органическом существовании человеческого рода соответственно расе, полу, возрасту, классу и занятию. Антропометрическо-статистическое исследование заключается в особых измерениях высоты тела, объема грудной клетки, веса, мускульной силы и размеров тела. Полученный таким способом из возможно больших рядов индивидуумов средний тип есть так названные Кетле, «средний человек», вокруг которого все отклонения до самых крайних границ располагаются постепенно. Этим путем получается масштаб для органического постоянства поколений или группы индивидуумов, являющийся прочным исходным пунктом для суждения об унаследовании телесных признаков. Таким путем сравнения получается возможность определить, передается ли сумма особенностей от одного поколения к другому постоянно и в неизмененном виде или же в них наступили изменения, которые унасле-дуются далее. Этот метод также важен в том отношении, что при расовых смешениях он может показать, какой тип всецело или частично преобладает в своих признаках. Антропометрическая статистика должна охватывать по крайней мере три поколения – прародителей, родителей и детей, так как только во многих ступенях родства вся наследственная масса – Erbmasse – передается всецело.

В то время как статистическое изыскание открывает унаследование средних свойств замкнутой группы, метод генеалогический исследует личные – personlichen – отношения происхождения отдельных единиц. Он исследует, на основании родословных таблиц и родословных дерев, унаследование внутри более тесного круга кровного родства, в пределах семьи. Бывают в действительности семейные типы как в физическом, так и в духовном и патологическом отношении, особенности которых неизменно унаследуются. Многочисленные заблуждения в утверждении и отрицании наследственных семейных типов основываются большею частью на том, что не различают семьи как органическо-антропологической единицы, от ее социальной или юридической формы.

‹Принцип унаследования, – пишет О. Лоренц, – так, как он разъясняется различными теориями, противоположен понятию семьи. [93. В действительности не существует происхождения от одной семьи.] Каждый человек, вообще каждое половым образом возникшее индивидуальное существо, есть продукт неизвестного и неизмеренного числа составных семейных связей». [94. Lehrbuch der gesammten wissenschaftlichen Genealogie. 1898. S. 393.] Лоренц поэтому полагает, что надо отрицать вообще значение семьи с антропологической и физиологической точки зрения для законов унаследования. В этом он однако слишком далеко зашел. Фамильные связи не неисчислимы, так как посредством так называемого «редукционного деления» зародышевые клетки предковой плазмы отчасти выключаются, так что в каждом индивидууме в общем встречаются только семейные связи родителей и прародителей и только редко – более отдаленных предков.

Исходя из юридическо-социального понятия семьи, можно придти с точки зрения «отцовского права», к совершенно иным результатам в отношении унаследования семейных особенностей, чем с точки зрения материнского правового определения родства. Все исследования Ф. Гальтона о «Наследственности таланта» построены только по отцовскому правовому родству, поэтому они по меньшей мере очень односторонни. Не построение отцовского правового или материнского правового родословного дерева, но только таблица предков может доставить исследованию точный эмпирический материал унаследования, так как она восстановляет обратно родителей, четырех прародителей, восемь пра-прародителей и т.д. и этим делает возможным обзор всех, для каждого отдельного существа, действительно-наличной, совокупной наследственной массы – Erbmasse. «Только родословная таблица, – говорит Ф.Мартиус, – делает нас свободными от образованного по одностороннему отцовскому праву понятия семьи и допускает принятие в расчет наследственной массы материнского происхождения, равной также отцовской». [95. Aerztlicher Zentralanzeiger. XVI. S. 423.]

Непрерывность семейных типов в морфологическом и физиологическом смысле не идентична с социальным понятием об отцовско-правовым образом организованном семейном единстве. При оплодотворении двух зародышевых клеток возможны вообще три случая. Либо берет перевес непрерывность свойств мужского племени, либо женского, либо между обоими наступает смешение различной степени. Здесь приходит в действие закон устойчивых либо преобладающих форм. Так объясняется часто наблюдавшееся явление, что известные отличительные признаки, путем унаследования в мужском роде, сохраняются целый ряд поколений неизмененными, что вследствие совпадения с представлением об отцовско-правовой семье, совсем особенно бросается в глаза как унаследование семейного типа. Что непрерывное унаследование столь же часто наблюдается и в женском роде -это вне всякого сомнения.

Антропологическая генеалогия известных семейств правителей, художников и ученых дает наилучшим образом разъяснения относительно этих правил унаследования. Например, отцовская наследственная масса преобладает в семье Габсбургов, Бахов, Бурноралли, выдающейся английской фамилии Тревильянс, чья история допускает точное прослеживание в течение многих столетий. [96. H. Locher-Wild. Familien-Anlage und Erblichkeit. 1874. S. 279-280.]

Наиболее поучительные примеры опубликовал Т.Цихи в своих исследованиях о «семейном типе и семейном сходстве в княжеских домах». [97. Korrespondenzblatt der Deutschen Gesellschaft fur Anthropologie. Bd. XXIV.] Цихи обладает более чем 4000 эстампами, литографиями и гравюрами, которые изображают все царствующие дома Европы и генеалогически так расположены, что можно проследить отдельные семьи от поколения к поколению. Чтобы показать, как фамильный тип сохраняется или изменяется в ряду поколений, Цихи выбрал из своего богатого собрания Габсбургов и Бурбонов – два рода, которые в антропологическом отношении показывают совсем различные явления наследственности. В то время как у Габсбургов тип остается одинаковым и передается почти без исключения от отца к сыну, у Бурбонов, напротив, сходство лица надо искать в материнских семьях.

Носителем первоначального типа Габсбургов граф Цихи называет Карла V, чья узкая, длинная голова, худощавое, овальное лицо и тонкий, но сильный, несколько искривленный, ястребиный нос – чрезвычайно характеристичны; далее, бросается у него в глаза узкая верхняя губа и выдающаяся, но не отвисающая нижняя губа, что придает рту всегда сжатый вид. Совершенно тот же тип находится у его потомков, Филиппа II, Филиппа III, Филиппа IV и брата его, Карлоса. Очень замечательно лицо последнего отпрыска этого рода, Карла II испанского, черты лица которого суть простое повторение физиономии его пра-прадеда Карла V. В то же время видно, как Габсбурги испанской линии постепенно слабеют и приобретают болезненный вид, угаснув с Карлом II. Что касается второй линии Габсбургов, брата карла V, императора Фердинанда II и его потомков, то и эти – именно император Рудольф II, Матфий, затем второй сын Фердинанда I – представляют тот же тип, как их испанские кузены, но эти Габсбурги несравненно мощнее и сильнее: это – племя богатырей; и почти то же обнаруживается и у младшей линии Габсбургов, императоров Фердинанда II, III и IV. После Леопольда I разом наступает большая перемена типа Габсбургов. Его сыновья, императоры Иосиф I и Карл VI, не имеют ничего из старого габсбургского типа. Они все – как бы вылитый портрет своей матери, императрицы Элеоноры-Магдалины, дочери курфюрста Пфальц-Нойбурга. Карл VI был последним в своем роде. Его дочь, Мария-Терезия, не имела ничего из габсбургского типа: она походит на свою мать Елизавету Брауншвейгскую, и с того времени в Габсбургском доме укоренилась новая, но опять-таки постоянная черта.

Постоянство типа замечается также у Бурбонов с тем различием, что у каждого отдельного сочлена этой семьи можно доказать сходство с его материнскими предками. Так, Людовик XIII не имеет ничего из черт характерной головы Генриха IV и является портретом своей матери Марии Медичи, между тем как Людовик XIV похож отчасти на свою мать Анну Австрийскую, отчасти на свою бабку Марию Медичи. Людовик XV – опять-таки портрет своей матери, прелестной принцессы Савойской. Очень любопытно, что король-буржуа, Луи-Филипп, является копией Людовика XIV, а герцог Намюрский имеет совершенно черты Генриха IV, и, наконец, что часовщик Наундорф, который выдавал себя за сына несчастного Людовика XVI, весьма похож на него, имея в то же время красноватые веки, подобно Марии-Антуанетте.

Постоянство типа в мужском и женском поколении или смешение двух типов может наблюдаться в каждой семье. Особенно большое значение имеет господство того или другого правила унаследования во влиятельных и выдающихся семьях, которые играют решающую роль в политической и духовной жизни какой-либо нации. История наследственности царствующих фамилий показывает, что для понимания политических событий имеет большую важность вопрос, сохраняются ли в мужском поколении характерные качества семейного типа, как – плодовитость, долговечность и духовная даровитость либо болезненные предрасположения, или тип меняется с каждым новым поколением. Династическое наследование по мужской линии находят тут масштаб своей социальной и культурной ценности.

Для генеалогического исследования фамильных и расовых типов имеет большую важность то, что наблюдения над фактами и законами, равно как и над основными физиологическими положениями унаследования, показали как ошибочно обычное слово «смешение крови» – «Blut-Mischung» и как фантастична та теория унаследования, которая основывается на странном представлении, будто при расовых и фамильных скрещиваниях имеет место механическое и равномерное распределение свойств. Пробовали ведь ученые – с которыми в их исторической роли надо однако считаться – исчислить, сколько «миллионов капель крови» дедов и прадедов течет в жилах какого-нибудь правителя! Также не обоснованы, приводимые против расовой теории – Rassetheorie, арифметические доказательства, посредством которых предполагается подтвердить, что вследствие многочисленных скрещиваний в прошлом не может быть больше никакой «чистой расы». Дознано, однако, что в смешанных расах бывают всегда «очистки от примесей» – «Entmischungen», что типы сопротивляются до известной степени слиянию, и что элементы чуждых рас, когда они не слишком многочисленны, через много поколений снова могут быть совершенно выключены из расового плазматического процесса зародышевой ткани. Классическим примером этого могут служить египтяне, которые, как показал Прюнер-Бей, несмотря на преходящие смешения с неграми, семитами, греками и турками, сохранили свой старый расовый тип неизмененным.