27. Смысл немой сцены в финале комедии Гоголя «Ревизор»

Финал пьесы Н.В. Гоголя «Ревизор» – необычное и удивительное явление в русской драматургии. Так называемая немая сцена, которой заканчивается комедия, следует после того, как жандарм… объявил о прибытии в город настоящего ревизора. Потрясенные чиновники застыли в ожидании неминуемой расправы. Городничий стоит столбом посреди сцены; почтмейстер превратился «в вопросительный знак, обращенный к зрителям»; судья присел почти до земли и словно хотел сказать: «Вот тебе, бабушка, и Юрьев день!» Кто поражен, кто изумлен, кто злорадствует, – все чиновники составляют весьма живописную и выразительную группу. И эту немую сцену, служащую важным завершением комедии, и зрители, и критики, и литературоведы трактовали по-разному. Сам Н.В. Гоголь говорил, что немая сцена выражает идею «закона», при наступлении которого все «побледнело и потряслось». То есть финал комедии – это мысль о наступающем возмездии. В.Г. Белинский говорил об ограниченности немой сцены, но большинство критиков согласны все же с автором. Так, В. Гиппиус считал, что немая сцена выражает идею власти и закона, В. Ермилов видел в немой сцене «парад высеченной подлости». Особая точка зрения у М. Храпченко: он видел в немой сцене внешнюю развязку, а подлинную развязку – в словах Городничего: «Чему смеетесь? Над собой смеетесь!..» Но, пожалуй, самую интересную точку зрения высказал Ю. Мани, литературовед, много труда посвятивший гоголевскому творчеству. Он считал, что немая сцена – это завершающий аккорд произведения, в ней переживания героев получают пластическое выражение, как бы обобщая события человеческой жизни. В результате данный Гоголем намек на торжество справедливости усиливает ощущение тревоги, страха. Действительно, страх, возникший в начале сцены, а затем благополучно растаявший, когда чиновники откупились от «ревизора» и успокоились, вернулся. Но теперь чувство тревоги возрастает многократно – чиновники оказываются в еще худшей ситуации, чем в начале пьесы. Ведь бросив все силы на угождение Хлестакову, они так и не удосужились навести в своих делах хотя бы внешний порядок. Вот почему появление настоящего ревизора приводит героев к немой сцене.

28. Произошло ли духовное единение героев в финале романа «Евгений Онегин» Пушкина

Татьяна – «милый идеал» Пушкина. Поэт не идеализирует её жизнь: её воспитание, круг интересов типичны для «барышни уездной». Но Татьяна, по словам Белинского, «глубокая, страстная натура». Не случайно «она в семье своей родной казалась девочкой чужой». На неё неизгладимый отпечаток наложили преданья простонародной старины, рассказы няни, красота русской природы. Её представления о любви и долге неотделимы от этических идеалов народа.

Личная судьба Татьяны трагична: одиночество в родном доме, безответная любовь к Онегину, замужество без любви и опять одиночество среди богатства. Но страдания не сломили её: ей чужда «постылой жизни мишура», она не изменяет своим нравственным принципам. Источник её духовной силы – глубокая связь с народом, русской жизнью, с тем, чего нет у Онегина.

Встреча с Онегиным – роковая для Татьяны. Он её единственный выбор на всю жизнь. Татьяна «любит не шутя». Она не умеет судить хладнокровно.

Пушкин проводит Татьяну ещё через одно испытание. В брошенном кабинете Онегина Татьяна погружается в чтение чужой библиотеки, стараясь угадать, что творится в душе его. Он ей раскрывается уже не с романтической точки зрения, а открывается таким, каков есть. Она открывает его.

Потом её везут в Москву на «ярмарку невест». Она идёт замуж за генерала, потому что «молила мать», а Татьяне «все были жребии равны». В прекрасную светскую женщину Онегин влюбляется без памяти. Для Татьяны не страшны условности света, как для Онегина. Есть условия жизни – вот что поняла Татьяна. А это прежде всего долг. Ему этого не понять. Хотя он во многом изменился после дуэли с Ленским и после своего путешествия, но он не смог понять до конца натуру Татьяны, как она не может изменить своему долгу. Поэтому в финале романа они хоть и сближаются духовно, но не объединяются. Татьяна остаётся выше Онегина.