Другие гуманисты кватроченто

Напомним некоторые имена видных гуманистов этого века. Джанноццо Манетти (1396-1459) перевел Аристотеля и Псалтирь, но больше всего известен своим трудом "О достоинстве и превосходстве человека", которым открыл дискуссию "о достоинстве человека".

Маттео Пальмиери (1406-1475) соединял жизнь активную и жизнь созерцательную, не скрывая платонических симпатий.

Последним упомянем Гермолая Варвара (1453-1493) - переводчика Аристотеля (сделал перевод "Риторики"), возвратившего древний дух текстам Стагирита, очистив их от накипи средневековья. Стало самым известным следующее его утверждение: "Признаю только двух господ - Христа и литературу". Это обожествление слова имело курьезный характер: он предлагал прямо-таки целибат для ученых и освобождение их от гражданских обязанностей, чтобы они смогли посвятить себя полностью служению науке.

32

Неоэпикуреизм Лоренцо Балла

Одной из самых богатых и значительных фигур XV века был, конечно, Лоренцо Балла (1407-1457).

Философская позиция, которая более всего выражена в работе "Об истинном и ложном благе", отмечена критикой эксцессов аскетизма стоиков и монахов, в противовес которым он толкует "наслаждения" в самом общем смысле, а не только как плотское наслаждение. Таким образом, Балла проводит интересную попытку возобновить эпикуреизм на христианской основе.

Основные рассуждения Балла следующие: все, что создала природа, "не может быть не свято и не достойно похвалы", и наслаждение также свято и похвально; но, поскольку человек состоит из тела и души, наслаждение проявляется по-разному. Это, конечно же, чувственное наслаждение, самое низкое, потом следуют удовольствия духа, права, искусств и культуры, но выше всего - христианская любовь к Богу.

Балла, называя наслаждением то счастье, которое испытывает душа в раю, пишет: "Это блаженство кто усомнится назвать иначе, как наслаждением?" И далее уточняет: "Нужно отметить, что хотя я говорил, что наслаждение или удовольствие есть всегда благо, стремлюсь я, все же, не к наслаждению, а к Богу. Наслаждение есть любовь, и Бог дает это наслаждение. Получая - любят, полученное - любимо; любить - то же самое, что удовольствие, или наслаждение, или блаженство, или счастье или милосердие, которые есть конечная цель, и в этом свете к ней нам представляются другие предметы. Лучше говорить, что любовь Бога есть не конечная цель, но действующая причина...".

Смысл доктрины удовольствия Баллы был интерпретирован Э. Гарэном: "Провозглашенное здоровым духом наслаждение (voluptas) выступает защитой божественной природы, демонстрацией чудесного порядка и благого предусмотрения Бога. В доктрине чрезмерно откровенна антиманихейская позиция, в некоторых случаях Балла склоняется к пантеизму, сердцевиной которого является наслаждение и человеческое и божественное блаженство (hominumque divumque Voluptas). Ничто не лишено своей ценности - ни христианский опыт искупления, ни душа, ни плоть".

33

Но нужно добавить, что конечная цель этого преувеличенного voluptas - выход за рамки учения Эпикура, о чем Балла прямо говорит: "Я опроверг доктрины как эпикурейцев, так и стоиков, чтобы показать их сходство, а также то, что лишь в нашей религии высшее желаемое благо доступно не на земле, но на небесах".

Если помнить это, то нас не удивят слова Баллы из другой замечательной работы - "О свободе воли". В противоположность умозаключениям разума и знанию божественного в аристотелевском понимании, Балла исходит из живой веры, как понимал ее святой Павел, противопоставляя рассудочной добродетели теологическую, и пишет: "Так избавимся от честолюбивого стремления к познанию высшего и приблизимся к нему в смирении. Ничто не поможет христианину больше узнать великолепие и щедрость Бога, чем смирение ведь сказано: "Бог сопротивляется надменным, но благоволит кротким".

Только с этой точки зрения и можно понять "Рассуждение о подложности так называемой Дарственной грамоты Константина", где Балла на базе строгого филологического анализа обосновывает фальшивость того документа, на основании которого Церковь узаконивала свою светскую власть, ставшую источником коррупции. Правильная интерпретация "слова" возвращает к истине и охраняет ее. В конце этого достойного восхищения труда Балла пишет: "Но я не желаю в моем обращении подстрекать государей и народы к насилию, которое вынудит папу уйти. Раз услышав правду, он вернется из чужих владений в собственный дом, родной порт, устав от шторма, бури и потрясений, и ничего не желаю более, чем того, чтобы однажды папа осознал себя викарием Христа, а не кесарем".

Филологические исследования Балла продолжил в работе "Сравнения и комментарии к Новому Завету, полученные из различных списков на греческом и латинском языке". Он намеревался вернуть тексту Нового Завета первоначальную чистоту и ясность. Ученые отметили, что с помощью этой деликатной операции Балла собирался противопоставить философскому методу средневековья quaestiones - филологический метод чтения священных текстов, чтобы очистить их от накипи, отложившейся на них в течение долгого времени.

34

Балла видел перспективы этого метода. Суть его выражается латинским термином "таинство" (sacramenium). Язык для Баллы (как разъясняет Гарэн) является воплощенным духом, слово - воплощенной мыслью. Необходимо уважение к слову и понимание сакральности языка.

Стараниями Баллы гуманизм поднимается на новую ступень и занимает устойчивое положение.