Чезаре Беккариа: против пыток и смертной казни

Кроме братьев Верри к миланским просветителям с мировой известностью относится также Чезаре Беккариа (1738-1794). Его сочинение "О преступлениях и наказаниях" (1764) переводилось на разные языки, комментировалось и обсуждалось по всей Европе. Беккариа обратился к жгучей проблеме пыток и смертной казни. "Факт преступления или определен, или не определен; если определен, для наказания достаточно стабильного закона и пытки не нужны, поскольку нет нужды в признании самого обвиняемого; если же факт не установлен, то нельзя мучить невиновного, потому что, согласно закону, невиновен человек, преступление которогоне доказано".

Еще более важными были его аргументы против смертной казни. Беккариа исходит из принципа: человек - это личность, а не вещь; люди объединяются в общество на основе договора ради защиты и безопасности; преступления - ущерб обществу в том смысле, что они угражают его безопасности; наказания законны только тогда, когда они препятствуют новым бедам, новому страху и опасности. На основании этих принципов миланский просветитель заключил, что предпочтительнее предупреждать преступления, чем угрожать смертной казнью. Если предупрежденные меры оказались недостаточными и совершено преступление, соразмерное наказание должно последовать немедленно, без каких бы то ни было проволочек.

Смертная казнь, по мнению Беккариа, неприемлема по трем причинам Никто не имеет права лишать жизни и тем более отдавать жизнь на произвол судьи; жизнь - высшее благо, и ее насильственное прекращение не входит в компетенцию общественного договора. Многовековой опыт говорит, что пытки и смертная казнь не устрашает никого и никого еще не удержали от нанесения обществу ущерба; напротив, пример человека, в течение длительного времени лишенного свободы и вынужденного тяжко трудиться, удерживает от совершения преступлений, так как открывает перспективу более мучительную, чем смерть, которая, хотя и насильственна, но мгновенна. Наконец, смерть в соответствии с законом - противоречие по определению. Законы не могут запрещать убийство и одновременно предусматривать его в виде наказания: "Мне кажется абсурдным, что законы как выражение общественной воли презирают и осуждают убийство, но сами допускают его и для отвращения граждан от убийства назначают убийство публичное". Несмотря на эти три аргумента, Беккариа признает, что, по крайней мере, в одном случае смертная казнь неизбежна: когда обвиняемый обладает такими связями, что может угрожать обществу, даже находясь в заточении: "Смерть некоторых граждан необходима, когда нация теряет свою свободу, или в период анархии, когда беспорядки занимают место законов". Беккариа воспроизводит старую логику оправдания убийства тирана.

768

Беккариа (тексты) Против смертной казни

Пытка есть жестокость, освященная практикой большей части наций, тем не менее, в процессе пыток продолжают выбивать признание в совершении преступления. Загоняя в ловушку противоречий, устанавливают соучастников, под видом очищения от позора бесчестия обвиняемому вменяют преступления, к которым он мог быть причастен, но обвинение в которых ему не предъявлено.

Человек не может быть назван преступником, пока это не определено судебным решением. А общество не может лишить его своей защиты, пока решительно не выяснено, что человек нарушил соглашения, им же принятые. Каково же это право, если не право силы, которое уполномачивает судью назначить наказание гражданину при наличии сомнений в том, преступник ли он? Дилемма не нова: факт преступления установлен или не установлен. Если установлен, то не нужно иных мер наказания, чем устанавливаемые законом, тогда бесполезны пытки, поскольку нет надобности в признании преступника. Если факт не установлен, то невиновного тем более нельзя пытать, поскольку, согласно закону, он есть человек, преступления которого не доказаны.

Какова политическая цель наказаний? - Устрашение, дабы другим не повадно. Так как же мы назовем секретные приватные бойни, используемые тиранией для пыток над виновными и невиновными? Важно, чтобы ни одно из явных преступлений не осталось безнаказанным. Не так важно знать, кто совершил преступление, а кто остался в тени. Если зло уже совершено, его нельзя исправить, общество не в состоянии вернуть необратимое. Зло опасно влияет на окружающих, когда оно безнаказанно. Все же большее число граждан уважают законы из страха или из законопослушия, поэтому риск замучить невиновного намного больше, поэтому больше и вероятность, что человека при равных условиях будут скорее уважать, чем презирать.

769

Но я скажу больше. При желании можно перемешать все отношения, требовать, чтобы человек был обвинителем и обвиняемым в одно и то же время, тогда страдания можно считать горнилом истины, ведь ее критерий мы поместим в мускулы и нервы несчастного.

Закон пыточной камеры говорит следующее: "Люди, страдая, не ропщите, и, если природа внедрила в вас самолюбие и дала вам неотъемлемое право на самозащиту, то я сотворю в вас чувства противоположные, т.е. героическую ненависть к самим себе, страсть к самообвинениям, чтобы вы говорили правду только при сдавливании мышц и хрусте костей".

Позорная наковальня истины является памятником еще существующего древнего законодательства дикарей, когда пытки огнем и кипящей водой называли приговором Господа, словно кольца вечной цепочки, берущей начало с Божественного Первоначала, могут в любой момент распасться из-за людской прихоти. Единственная разница между пытками и убеждением при помощи огня и кипятка заключается, по-видимому, в том, что в первом случае эффект достигается тем, что зависит от воли преступника, а во втором - от чисто физического факта. Разница, впрочем, иллюзорная, ведь не свободны признания, когда тебя душат, даже и без помощи кипятка.

Любое действие нашей воли пропорционально силе ощущаемого впечатления, своего источника. Однако чувствительность любого человека лимитирована. Следовательно, давление боли может, нарастая, заполнить его так, что не останется более никакой другой свободы, разве что выбрать кратчайший путь к прекращению мучений. Тогда ответ преступника будет по необходимости таким же, как эффект от кипятка или огня. Любое отличие между мерами воздействия исчезает в момент, когда думают, что получили искомый результат. Это самое надежное средство оправдать и раскормить отпетых злодеев и осудить невиновных. Таковы фатальные последствия претенциозного критерия истины, критерия, достойного каннибала, именно такие пытки римляне, а также варвары применяли только к рабам, жертвам их перехваленной добродетели.

770

Из двух одинаково невиновных существ, а также из двух одинаковых преступников тот, который крепче и напористей, будет в абсолюте, а слабый и вялый будет осужден, благодаря сужденьицу: "Мне, судье, нужно осудить преступника по данному делу. Ты, сильный, сумел устоять в пытках, я тебя оправдаю, а ты, слабый, не сумел, поэтому я тебя засужу. Чувствую, что признание, вырванное в пытках, не имеет никакой силы, но я так затаскаю и замытарю, что подтвердишь любые признания. Процесс пыток - дело темперамента и расчета. У любого человека они пропорциональны порогу чувствительности. Математик, пожалуй, быстрее и точнее судьи решит эту задачку. Дана сила мускул и чувствительность нервов некоего невиновного. Найти градус боли, при котором он признает себя виновным в совершении данного преступления.

Показания преступника необходимы для раскрытия обстоятельств и установления истины. Но если эту истину трудно вычислить по облику, жестам, лицу спокойного человека, то как ее обнаружить по лицу, искаженному болью? Любое насильственное действие стирает минимальные отличия между предметами, благодаря которым истинное можно отделить от ложного.

Странно, но из пыток необходимым образом следует, что невиновный поставлен в худшее положение, чем виновный. Пытка применена к обоим, и на первого падают все комбинации. Или он признает себя виновным, тогда осужден, или его признают невиновным, тогда он напрасно страдал. Зато для преступника все обстоит благоприятным образом наоборот. Если он стойко перенес пытки, его следует считать невиновным, и он меняет большую кару на меньшую. Следовательно, невиновный, страдая, не может не потерять, а виновный вполне может выиграть.

Эта истина, наконец-то, усвоена теми, кто так от нее шарахался. Не имеет силы признание, вырванное в пытках, если оно вновь не подтверждается под присягой. Однако, преступник, не подтверждающий признание, снова идет в камеру пыток. У некоторых наций повторение этой постыдной петиции не допускается более трех раз, в других странах оставляют решать судьям.

Бессмысленно перечислять бесконечный ряд примеров самооговора невиновных в пытках, нет эпох и наций, которые не имели бы их. Но люди меняются, меняются и следствия. Нет человека, мысли которого шли бы вразрез с жизненными потребностями. Природа, ее тайный неясный призыв, не отпускают человека, а привычка - тиранша умов - его пугает и отталкивает.

771

Другой мотив неуместности пытки, когда во время дознания обвиняемые путаются в показаниях, причина этого - страх наказания, неясность обвинения, искушенность судьи, общее невежество. Казалось бы, по-разному должны путаться невиновный, который просто боится, и злодей, который пытается запутать. Противоречия в состоянии покоя и треволнений подчинены лишь желанию спастись. Так что наказание пытками того, кто виноват, как хотят доказать, в преступлениях помимо того, в котором обвинен, равносильно следующему псевдосуждению: "Ты виновен в этом преступлении, возможно, и сотни других. Сомнение тяготит меня, но, чтобы утвердиться в истине, пропишу тебе пытки, ибо ты - преступник, значит, можешь им быть, поскольку я хочу, чтобы ты был им".

Пытки прописывают обвиняемому, чтобы найти соучастников. Но если доказано, что пытки неэффективны как средство нахождения истины, то могут ли они служить для установления других лиц, что пока есть истина для поиска и нахождения? Кто винит себя, разве ему трудно обвинять других? А справедливо ли мучить одного ради выявления преступлений других? Разве соучастников не находят посредством опроса свидетелей, допроса обвиняемых, из анализа материалов дела, места преступления, всего, что служит прояснению обстоятельств? Кроме того, после задержания главаря, соучастники скрываются немедленно. Боязнь за свою судьбу в ссылке есть уже наказание, не говоря о том, что нация освобождается от опасности новых рецидивов. Наказание преступника, состоящее в применении силы, имеет единственную цель - наглядным примером отвратить других от подобных деяний.

Что пытка очищает от позора бесчестия - другая смешная выдумка. Человек, законом осужденный как бесчестный, еще раз должен подтвердить репутацию хрустом своих костей. Такого злоупотребления нельзя терпеть в восемнадцатом веке. Чувство страдания, полагают, очищает от позора, чисто морального явления! Пытка - горн, а позор - смешанное тело? Само бесчестие есть чувство, подчиненное не законам, не разуму, а общественному мнению. Но сама пытка есть уже осуществленное бесчестие жертвы. Таким способом от одного позора хотят очистить другим позором. Не сложно выявить истоки этого установления, ибо эти абсурды, принятые нацией, перекликаются с другими идеями, разделяемыми той же нацией. Похоже, у них

772

есть религиозные и духовные корни. Есть же нерушимая догма, что пятна, следы человеческой слабости, ненаказанные Творцом до сих пор, будут очищены в пламени непостижимого огня. Позор есть гражданское пятно, но, если страдания и огонь искупают бестелесные пятна, то почему бы с помощью пыток не избавиться от гражданских пятен?

Думаю, что признание собственной вины преступником, которое в некоторых судах остается главным основанием обвинения, по происхождению не так далеко от описанной догмы. Ведь и в мистически понятый судный день покаяние в собственных грехах - главная часть таинства. Вот как извращают люди самые яркие истины Откровения, а поскольку во времена невежества таким перверсиям следовали охотно, то послушное человечество прибегает к ним во всех случаях, делая их по мере ширящегося применения все абсурднее.

(Чезаре Беккариа. О преступлениях и наказаниях)