Коперниканская революция Канта

Полагаю, что пример математики и естествознания - благодаря революции они резко выдвинулись и стали тем, что есть сегодня - сам по себе замечателен и побуждает к исследованию сути перемен в образе мышления, настолько для них выгодной, что можно даже пытаться подражать им, насколько позволяет аналогия между ими и метафизикой, взятых как виды рационального знания. До сих пор думали, что наше познание должно

833

сообразовываться с предметами. Однако все попытки посредством понятий априорно расширить наши знания о них не удались. На этот раз можно испытать, нельзя ли удачнее решить задачи метафизики, предположив, что сами предметы должны сообразовываться с нашими познаниями, ведь такое предположение лучше согласуется с возможностью априорного знания, устанавливающего что-то о предметах прежде, чем они даны нам. Здесь происходит нечто, о чем впервые задумался Коперник: он открыл, что гипотеза вращения всех небесных светил вокруг наблюдателя заводит объяснение в тупик, тогда он попробовал, не лучше ли будет, если предположить, что наблюдатель двигается, а звезды остаются в покое. Так и в метафизике можно попытаться предположить нечто похожее относительно интуитивного постижения предметов. Если интуиция должна сообразовываться с природой объектов, то я не вижу, каким способом можно что-то знать априори. Напротив, если все же предмет (взятый как объект чувств) согласуется с природой нашей интуитивной способности, я прекрасно представляю себе эту возможность. Но, поскольку я не могу остановиться на этих интуициях, которые должны стать знаниями, то я, чтобы сослаться на них как на представления о предметах, обязан отнести их к чему-то предметному. Таких вариантов может быть два: либо я допускаю, что понятия, посредством которых я определяю предметы, сообразуются с ними же, тогда я снова в затруднении, как можно априори знать что-нибудь; либо наоборот, допускаю, что предметы суть то же самое, что и опыт, внутри которого они становятся постижимыми, и они таким образом согласуются с нашими понятиями. Во втором случае решение видится мне более простым, ведь сам опыт есть вид познания, он требует разумения, а у последнего есть правило, которое должно быть во мне еще до того, как предметы будут мне даны, следовательно до всякого опыта оно должно быть выражено в априорных понятиях, с которыми предметы опыта должны быть согласованы. Что же касается объектов, которые постижимы только разумом - простым, но необходимым образом - и которые не могут быть даны в опыте, то попытки осмысливать их вооружают нас отличным доказательством того, что мы считаем методом измененного мышления. С его помощью мы априорно постигаем в вещах лишь то, что сами в них вкладываем. Примечание. Этот метод, подражая

834

естествознанию, позволяет выделить элементы чистого разума в том, что находит подтверждение или опровержение экспериментальным путем. Но, когда разум выходит за пределы возможного опыта, нельзя поставить эксперимент с его предметами. Значит, мы можем испытывать только априорно принятые понятия, рассмотрев их с двух сторон: с одной, как предметы чувств и рассудка внутри опыта, с другой, как только мысленно постижимые изолированным разумом в его попытке выйти за пределы всякого опыта. Если в результате окажется, что при рассмотрении с обеих точек зрения мы найдем согласие с основоположением чистого разума, а при одностороннем взгляде впадем в противоречие, то именно эксперимент подтвердит справедливость обнаруженного различия.