2. Почему ссср сумел быстро возродиться и обеспечить свой суверенитет?

Закончилась война, Советский Союз был в руинах. Треть национального богатства было попросту уничтожено. 27 миллионов людей погибло. Разрушены города, дороги – в западных областях, в местах оккупации и боевых действий не осталось ни одного железнодорожного моста! 25 миллионов людей – население средней европейской страны – осталось без крова. Представьте: все, например, поляки и вдобавок чехи – без жилищ! Для любого государства, любой власти главной и неотложной задачей становится восстановление всего этого. Весной 1946-го года был принят 4-й пятилетний план, в котором провозглашалась задача к концу пятилетки восстановить довоенный уровень хозяйства. Вдумайтесь: за 5 лет предполагалось восстановить то, что в предыдущие 4 года интенсивнейшим образом разрушалось! То есть сроки восстановления фактически совпадали со сроками разрушения! Но известно: ломать – не строить. А здесь предполагалось с такой же скоростью строить, с какой и ломали. Вопрос: почему для возрождения экономического потенциала Советского Союза требовались такие сверхсжатые сроки? Объяснение очень простое. Дело в том, что еще в ходе войны возникает реальная угроза начала новой войны, которая будет по своим масштабам и средствам разрушения превосходить даже Вторую мировую. Известно, что еще весной 1945 года, еще до капитуляции Германии, западными союзниками, в частности, У. Черчиллем, был разработан план с красноречивым названием «Немыслимое», предполагавший новую войну, но теперь уже с Советским Союзом с использованием потенциала, в том числе, военного потенциала, Германии. Этот план по разным причинам не был реализован, но в каких-то своих формах, в «холодных» формах, то есть без применения военных средств, тем не менее, он вскоре начал-таки осуществляться. Сигналом к действиям по этому плану стала речь того же Черчилля в Фултоне в 1946 году. Началась «холодная война», и, что важно, эта «холодная война» в любой момент могла превратиться в настоящую. Советский Союз обязан был в кратчайшие сроки восстановить свой экономический потенциал для укрепления военного.

К этому можно было бы добавить еще целый ряд обстоятельств, которые заставляли государство еще более ужесточить задачи экономики. Советский Союз вынужден был помогать тем странам, которые рассматривались им как потенциальные союзники. А СССР в условиях угрозы войны, разумеется, нуждался в союзниках, иначе он, как и перед Великой Отечественной войной, оказался бы в изоляции. Но союзников необходимо было заинтересовать в этом самом союзе. Не только подтолкнуть или принудить к этому, используя какие-то политические средства или военное превосходство, но показать выгоду этого союза. А всем известно, что Соединенные Штаты Америки проводили в это самое время свой план Маршалла, план гигантской экономической помощи пострадавшим от войны странам (которая, кстати, многократно окупилась буквально через несколько лет). Поэтому СССР был вынужден осуществить что-то подобное плану Маршалла, то есть поделиться своими скудными ресурсами с другими странами – не только Восточной Европы, но и Китаем. Таким образом, чтобы решить главную историческую задачу на тот момент – подготовиться к отражению военной угрозы, Советский Союз вынужден был мобилизовать все оставшиеся после войны ресурсы для того, чтобы максимально эффективно и целенаправленно их использовать. А это означало установление максимально возможного государственного контроля над этими ресурсами.

В понятие ресурсов входят не только вещественные ресурсы или инфраструктура, но прежде всего главный ресурс – это люди. А именно этот ресурс и понес невосполнимые потери. Поэтому, волей-неволей, необходимо было производить мобилизацию и человеческих ресурсов. Единственными двумя средствами мобилизации людских ресурсов могут быть только принуждение и убеждение. В соответствие с этим и должны быть построен механизм проведения мобилизации. В ходе решения этих задач получила дальнейшее совершенствование сложившаяся уже к тому времени, сверхцентрализованная система контроля.

За непосредственным выполнением хозяйственных планов следили отраслевые министерства, которые отличались от народных комиссариатов тем, что работу этих органов возглавляли не политики – народные комиссары, а специалисты-хозяйственники, специалисты в данных отраслях. Контроль за министерствами осуществлял партийный аппарат. Партийные чиновники сами, в свою очередь находились под контролем органов госбезопасности. Всю эту систему следует рассматривать как надгосударственную, так как основу государственной власти формально составляли Советы. Все эти государственные и фактически надгосударственные органы находились под контролем лично самого И.В. Сталина. Таким образом, то, что мы называем мобилизационной системой развития, к концу правления Сталина, было полностью и целиком замкнуто на его личности.

Еще одно очень важное обстоятельство. В довоенные годы советская элита представляла собой относительно однородную прослойку общества. Ядром ее были в основном политики – партийные работники. Теперь же происходит выделение из единой прежде элиты двух, как минимум, отрядов – хозяйственной и политической, партийной. Интересы этих двух элит пока что совпадают в главном, но имеют существенные особенности. Скажем, какой-нибудь министр отвечает за состояние своей отрасли и он очень мало заинтересован в том, чтобы смежные отрасли развивались более успешно, в то время, как партийные деятели рассматривают его дело с точки зрения стратегических интересов государства, и очень может быть так, что интересы именно этой отрасли могут оказаться на последнем месте в государственных планах. Поэтому эти две элиты начинают постепенно приобретать какие-то самостоятельные свойства, создающие основы для противоречий между ними. Вот почему именно сверхцентрализация и сверхконтроль стали абсолютно необходимым условием для мобилизации.

Второй составляющей вслед за организацией контроля в мобилизационной системе является идеология. Для того, чтобы понять, какие задачи стояли в идеологической сфере, представим, каково было идеологическое состояние общества. Его можно определить как близкое к кризису. Во-первых, один из фундаментальных принципов марксистско-ленинской идеологии – принцип пролетарского интернационализма – не вполне выдержал испытания в годы Великой Отечественной войны. Сталин и в годы войны, и по окончанию ее всячески подчеркивал значение национального (а точнее, русского национального) фактора в достижении победы. Можно привести целый ряд примеров, но достаточно вспомнить его знаменитый тост в честь русского народа 24 мая 1945 года. Принцип интернационализма необходимо было наполнять новым содержанием, отказываясь при этом от многих прежних представлений. Это и понятно: ведь теперь перед советскими коммунистами не было задачи мировой революции, а была задача укрепить государственность, укрепить социализм в рамках отдельно взятой страны в содружестве с другими социалистическими странами. Использовать принцип интернационализма для мобилизации народа в решении национальных задач, для защиты своего собственного государства было не логично. В прямой связи с этим противоречием становится борьба с космополитизмом, в понятие которого пытались облечь пережившие себя теперь представления об интернационализме.

Во-вторых, война стала испытанием доверия народа к власти. А многие катастрофические неудачи в первый период войны были как раз связаны с ошибками и просчетами этой власти. В-третьих, более 70 миллионов советских граждан в годы войны оказались под непосредственным воздействием нацистской пропаганды (были в плену, в оккупации, угнаны в Германию). Геббельсовская пропаганда велась очень умело, она била в самые больные точки советской действительности: тут вспоминалась и коллективизация, и репрессии, примешивался и национальный вопрос – многое говорилось такого, что могло найти отклик и даже сочувствие. Все это еще больше подрывало доверие к власти. Наконец, такой немаловажный фактор, как тот, что советские солдаты вступив в Европу, стали сравнивать тамошнюю жизнь со своей. Доверия к социалистическому строю не прибавлялось. Все это и многое другое мешало мобилизации людей на выполнение государственных планов.

Еще одно обстоятельство, которое занимает не менее важное место среди идеологических условий – это колоссальная усталость советского народа. Победа была достигнута не только ценой невиданных жертв, но и ценой духовных, психологических травм: люди попросту устали от лишений, страха, ожиданий. Многие считали, что с победой наступит отдых, т.е. они готовились расслабиться. Но расслабление никак не согласовывалось с теми задачами, о которых велась речь. Для мобилизации необходимо было задействовать все имеющиеся средства пропаганды нужных настроений. Кроме печати и радио, которые и так находились под прямым государственным контролем, такими идеологическими средствами были кино, литература, театр, музыка. Начиная с 1946 года, эти направления культурной жизни также берутся под фактический партийный и государственный контроль. Всем известны партийные постановления 1946 – 1948 годов, в которых в жесткой, устрашающей форме определялись мерки и рамки художественного творчества. Естественно, что расценить это иначе как насилие над духовностью и свободой личности едва ли возможно. Но это грубое воздействие было вызвано необходимостью форсированного решения жизненных задач.

К началу 50-х годов ценой неимоверных усилий Советскому Союзу удалось выполнить эти задачи. СССР сумел воссоздать свою промышленность в таком виде, который позволил многократно повысить военный потенциал и тем самым решающим образом снизить угрозу нападения. На ХIХ съезде КПСС не случайно было отмечено, что фатальной угрозы новой мировой войны отныне не существует. Перестала существовать эта угроза по одной простой причине: Советский Союз обладал уже атомной бомбой (а вскоре была уже и водородная), и теперь начинать войну с Советским Союзом Соединенным Штатам Америки было очень опасно. Выполнение этой задачи, т.е. ликвидации фатальной угрозы войны, создало предпосылку будущей «оттепели»: теперь перед страной уже не стояла необходимость столь форсированного развития, можно было теперь обратиться к решению и социальных задач – жилья, уровня жизни, образования, медицины. Кроме того, исчезала необходимость столь тотального вмешательства государства в жизнь граждан. Я имею в виду как раз то, что и происходило во времена «оттепели». Но хочу подчеркнуть, что эта «оттепель» явилась порождением не мечтаний и бдений лично Хрущева, а радикальным образом изменившимися условиями существования Советского Союза. А сами эти условия поменялись, благодаря его политике, успех которой, в свою очередь, обеспечивался мобилизационной системой.

В ходе выполнения поставленных планов возникло очень отрадное для властей всеобщее убеждение, что нет ничего невозможного для советского человека, когда им мудро руководит коммунистическая партия. В самом деле, чудо свершилось: страна восстала из пепла в считанные годы, все осознавали ее возросшую военную и экономическую мощь, понимали мировое значение и авторитет СССР, которые совершенно были не сопоставимыми со всего лишь десятилетней давностью. Именно это убеждение во всесилии социалистического строя подтолкнуло Сталина придать новое звучание советской идеологии.

Основу советской идеологии составлял образ светлого будущего, призванный компенсировать те лишения и оправдать те жертвы, которые несли люди для его приближения. Надо сказать, что в этом смысле идеология СССР мало отличалась от тех мировоззренческих схем, которые использовались на более ранних, даже древних, этапах российской государственности. Собственно, идеология всегда имеет главную цель – оправдать существующий порядок вещей, примирить народ с властью. Идеология призвана наделить власть понятным и привлекательным для народа смыслом. Одним из первых, кто попытался придать идеологии конкретную и доступную форму, был Ярослав Мудрый. Возведя храм Святой Софии и Золотые Ворота в Киеве, он «объявил» тем самым на весь мир, что отныне Русь – Святая земля, именно здесь следует ожидать второго пришествия Иисуса Христа, и именно отсюда, с Руси, пойдет по всему миру Тысячелетнее Царство Господне. Так был создан образ светлого будущего, «рая на земле», а на Русь возлагалась миссия спасения мира. В этом же духе выстраивается и идеология «Москва – Третий Рим»: Москва после падения Второго Рима – Константинополя – остается единственной хранительницей истинной веры, православия, и только сохранение веры может дать надежды на спасение. Здесь так же, как мы видим, присутствует образ светлого будущего и мессианство. Сила убежденности в священной миссии России и ее царей-помазанников была столь велика, что, несмотря на все зверства и сумасбродства помазанника Ивана Грозного, в стране не было ни одного сколько-нибудь крупного народного восстания! И, наоборот, как только в конце ХVI века династия помазанников пресеклась, тут же началась Смута: все цари, включая избранных на Земских Соборах, считались самозваными. Во многом, поэтому весь последующий XVII век был «бунташным».

Образ светлого будущего и представление о мессианской роли России в вопросе приближения этого будущего для всего человечества составляли основу и советской идеологии. На первых порах роль России, Советского Союза сводилась к подготовке мировой революции. Однако к концу жизни Сталин, решивший, что возможности социалистического строя безграничны, окончательно переориентировал идеологическую концепцию: он заключил, что поворот мира к социализму произойдет, если СССР в условиях мирного сосуществования одержит победу в экономическом соревновании с капиталистической системой. В самой основе марксистской теории заложен критерий успеха исторического развития – уровень производительных сил. Социализм обязан по определению дать более высокую производительность труда. Только тогда можно вести речь о его победе над капитализмом. Сталин в своей статье «Экономические проблемы социализма в СССР» рискнул конкретизировать цель производства при социализме – удовлетворение потребностей народа. Теперь получалось, что советские люди просто обязаны жить лучше, чем кто бы то ни было. Людей ожидало великолепное будущее, ради которого стоило потерпеть! Однако одновременно люди усвоили, что успехом может считаться только превосходство над Америкой по всем статьям. Неисполнение же этих надежд сопряжено было с жестокими разочарованиями.