1. Зачем нужна новая концепция советской истории?

О необходимости нового учебника говорил еще летом 2006 г. Президент В.В. Путин, отметивший свою неудовлетворенность освещением отечественной истории в используемых на тот момент школьных учебниках. Чем вызвано неудовлетворение Президента прежними учебниками? Как я думаю, идеологической направленностью оценки советского периода. Подавляющее большинство их них рассматривают советский период с презумпцией виновности. Каждый из этих учебников в той или иной степени нацелен на то, чтобы «разоблачить» саму природу советской системы с тем, чтобы оправдать перед «цивилизованным миром» новую Россию, которая излечилась от «болезней» прошлого и намеревается жить совсем другой жизнью, по законам этого «цивилизованного мира».

Наш учебник стремится к тому, чтобы преодолеть эту самую презумпцию виновности, представить историю советского периода как органичное продолжение всей предыдущей истории России и как ту базу, на которой создается ее нынешняя история и та история, которая будет продолжаться дальше. Для нас важнее не презумпция, какая бы то ни было – виновности или невиновности, а объективный взгляд, не с целью разоблачения или оправдания, а с целью разъяснения того, почему происходило именно так, а не иначе. Только понимание причин может дать основание для исторических оценок происшедшего. Вот, собственно, та главная задача, которую мы ставили перед собой, когда нас привлекли к написанию разделов сначала в книге для учителя, а затем на ее основе и в учебнике для 11-го класса.

Чем вызвана идеологическая направленность предыдущих учебников (некоторые были написаны еще в советское время, на закате перестройки)? Почему возник тот негативистский подход, о котором я говорил? На мой взгляд, тем, в первую очередь, чтобы оправдать развал СССР, доказать не только неизбежность, но и историческую необходимость его краха. Оправдать то, что Президентом В.В.Путиным было впоследствии названо величайшей катастрофой ХХ века. Обвинительный уклон в отношении советской истории во многом задает некритически воспринятая авторами других учебников концепция тоталитаризма, созданная еще в разгар «холодной войны». В соответствие с ней мир делится на свободные демократические страны во главе с Соединенными Штатами и их ближайшими союзниками, затем – тоталитарные – это СССР и страны в сфере его влияния, и, наконец, страны 3-го мира, которым надо «помочь определиться». Главной отличительной чертой тоталитарных систем, по мнению адептов этой «концепции», является то, что государство тотально присутствует во всех сферах жизни общества: в экономике, культуре, идеологии, даже в организации быта и досуга. Таким образом, происходит подавление свободы граждан этого общества. Всего этого нет в демократических, обществах, где граждане полностью свободны. На первый взгляд, вся история Советского Союза дает подтверждение правильности такого вывода. Эта «концепция», возникшая в разгар «холодной войны» еще в 50 – 60-е гг., была призвана оправдать «священную» борьбу «цивилизованного» и «свободного» Запада с «тоталитарным» Советским Союзом. Таким образом, вся она целиком и полностью идеологична, а вовсе не научна.

Научная теория не может входить в противоречие с действительностью. Если же считать таковой «концепцию тоталитаризма», то как, например, объяснить, с точки зрения демократической природы общественного строя США, довольно частые отступления от демократии в моменты различных угроз или кризисов: достаточно вспомнить введение цензуры на все сообщения о ходе войны с Ираком? А еще раньше «маккартизм», охота на ведьм? А до этого поголовное интернирование всех японцев, в том числе – граждан США во время Второй мировой войны? Как согласуется идея демократии и свободы с поддержкой диктаторских режимов в Латинской Америке, Азии и т.д.? Получается, что при определенных условиях и обстоятельствах свободное общество может мириться с проявлениями тоталитаризма у самих себя, а также с тоталитаризмом вообще, когда это ему необходимо.

Во-вторых, нельзя не заметить, что на различных этапах советской истории степень государственного контроля была, все-таки, различной: в период войны, в послевоенное время – да, можно говорить, что советское общество было предельно подчинено государственному диктату. Но затем, в ходе хрущевской «оттепели» мы видим, что происходит заметное смягчение политики. И этот процесс не остановился на Н.С. Хрущеве, он продолжался с некоторыми откатами, правда, и в брежневский период, и в особенности – в горбачевский. Если мы говорим о советской истории как о непрерывном процессе и рассматриваем ее в целом, то почему мы должны в качестве подтверждения той или иной концепции брать только отдельный ее период, а не рассматривать историю целиком. Из этого можно сделать главный вывод, что не природа политической системы определяет степень свободы граждан, свободу слова, защиту прав человека и т.п., а условия, в которых это общество находится. В период войны и кризисов условия диктуют ужесточение политики, доминирование государственных интересов над интересами личности, в условиях стабильного существования, в отсутствие угроз, как внешних, так и внутренних, политика государства может быть смягчена и степень свободы граждан может быть повышена. Поэтому «концепция тоталитаризма», однозначно связывающая несвободу граждан с природой общественной системы, никак не может помочь в осмыслении советской истории. Во-первых, потому что она внутренне противоречива, во-вторых, не дает объяснения советскому периоду в целом, и самое главное, в-третьих, именно эта концепция изначально ставит Россию, нынешнюю Россию, в позицию оправдывающегося, в позицию ущербную. Мы как бы стремимся доказать «цивилизованному» миру, что мы сегодняшние совсем не такие, как были вчера – пусть нас возьмут в «цивилизованный» мир. Прямым следствием этого является то, что Россия, ее политика, ее местоположение в мировых отношениях привязывается к какому-то внешнему мнению. О каком, в связи с этим, суверенитете страны можно вести речь?

Концепция нашего учебника построена на совсем ином подходе. Мы признаем, что действительно на иных этапах нашей истории государство играло, может быть, чрезмерно большую роль. Но это определялось не природой общественной системы или строя, а в первую очередь условиями в которых страна оказывалась. Вся история Советского Союза протекала в очень сложных, чтобы не сказать, «чрезвычайных» условиях. Не был исключением даже самый благополучный – брежневский – период, страна была в состоянии войны. «Холодной», но, все же, войны. А потом, к слову, была и настоящая война, в Афганистане. Что же касается послевоенного времени, то на этом примере вообще достаточно просто понять суть нашего подхода, который основывается на введении понятия «мобилизационного типа развития». Прежде всего, необходимо подчеркнуть, что эта модель формируется как объективная необходимость в ответ на дефицит ресурсов развития – материальных, интеллектуальных, ресурса времени, рабочей силы и так далее. Детальные представления о мобилизационной модели можно получить из книг и статей известного политолога О.В. Гаман-Голутвиной (например, «Политические элиты России. Вехи исторической эволюции»). Как формировалась и развивалась эта модель в послевоенный период, об этом и пойдет дальше речь.