Переворот

Грохот солдатских сапог утром 28 июня 1762 года напугал обывателей Петербурга. По Невскому проспекту к собору Казанской божьей матери спешили батальоны Преображенского, Измайловского, Семеновского полков. Толпа, собравшаяся у храма, радостно кричала: «Виват императрице Екатерине!».

Столица легла спать при императоре Петре III. Проснулась при его жене. Дворянская гвардия, призванная охранять священную особу божьего помазанника, совершила очередной переворот. Без малого сорок лет назад такие же гвардейцы усадили на трон вдову Петра I. Шестнадцать лет спустя их сыновья внесли на руках во дворец его дочь. Тогда кричали о национальном духе и клялись уничтожить все немецкое, ненавистное. Теперь внуки тех первых гвардейцев присягали на верность чистокровной немке, плохо говорившей по-русски.

Свергнутый император Петр III не пользовался любовью подданных. Он вызывал всеобщее раздражение своими манерами и образом жизни. Покойная императрица Елизавета часто говорила: «Племянник мой – урод!». Ему не могли простить постыдного окончания войны с Пруссией. Русская кавалерия и пехота уже прошли победным маршем по улицам Берлина. Прусский император Фридрих II с ужасом ожидал полной катастрофы. И вдруг – неожиданный для него мир, с изъявлением любви и почтения.

Презрение к слабому государю породило заговор. Во главе его стояли гвардейские офицеры братья Григорий и Алексей Орловы, Григорий Потемкин, граф Никита Панин, княгиня Екатерина Дашкова, бывший фаворит Елизаветы – Иван Шувалов и др. Заговор был организован в пользу умной и хитрой Екатерины, нелюбимой жены Петра.

Арестованного по приказу Екатерины бывшего императора отправили в Ропшу, во дворец, построенный Растрелли, для отдыха императрицы Елизаветы по пути в Царское Село. Охранять арестованного Екатерина доверила своим любимцам, участникам заговора. Через восемь дней после переворота было объявлено, что Петр Федорович неожиданно скончался от «геморроидальных колик». Следы на теле покойного свидетельствовали о другой причине…

Век Екатерины Великой

Новая императрица – новые вкусы, новые нравы. Их проявления легко объяснимы характером и образованием Екатерины. Сменив в юности нищету захудалого немецкого княжества на размах и роскошь Петербурга, честолюбивая принцесса быстро решила стать полновластной хозяйкой Российской империи.

Для этого следовало, первым делом, найти верных приверженцев. Для этого приходилось быть приятной всем и всегда. Французский посол де Бретейль сообщал: «В больших собраниях при дворе любопытно наблюдать тяжелую заботу, с какой Екатерина старается понравиться всем…». Во имя этого она пускала в ход и женское обаяние, и хитрость, и ложь. Как отмечал позже историк Барсков, великолепный знаток этой эпохи, именно ложь была ее главным оружием: «С раннего детства до глубокой старости она пользовалась этим оружием, владея им как виртуоз, и обманывала родителей, гувернантку, мужа, любовников, подданных, иностранцев, современников и потомков».

Нелюбимая мужем жена, императрицей Елизаветой – принцесса, в течение восемнадцати лет была предоставлена сама себе. И сумела разумно воспользоваться своим временем: она увлеклась чтением. Вспоминая эти годы, Екатерина писала: «Никогда без книги и никогда без горя, но всегда без развлечений». Сначала она без разбора читала модные романы. Неожиданно ей в руки попал Вольтер и ее вкус резко изменился: романы стали неинтересны. Она принялась за философскую литературу – «Анналы» Тацита, «Дух законов» Монтескье, Дидро, Руссо и др. Тайная мечта о троне обрела реальную цель: править империей, чтобы дать подданным собственность, свободу, счастье.

С приходом на российский престол Екатерины II, для Петербурга, как и для всей России, настала пора блестящего развития. Со своими просвещенными взглядами и блестящей для своего времени образованностью, она ставила своей задачей продолжение дела Петра Великого. Она стремилась поставить Россию на уровень европейских стран не только в политическом, но и в гуманитарном отношениях. В этом смысле для нее было важно, чтобы столица ее империи не уступала по красоте и благоустройству другим европейским столицам.

То обстоятельство, что Екатерина в течение своего тридцати четырехлетнего царствования жила практически постоянно в Петербурге, переезжая только на летние месяцы в Царское Село, благоприятно отразилось на развитии столицы. Присутствие в городе двора, возрастающие удобства городской жизни, строительство больших каменных доходных домов, в которых можно было арендовать жилье, безопасность и порядок, снабжение и изобилие товаров в магазинах – все это привлекало в Петербург жителей Москвы и провинции, побуждало их селиться здесь и строиться.

При вступлении Екатерины на престол численность населения Санкт-Петербурга составляла 70 тысяч человек, причем половину из них составляли военные. К концу ее царствования в Петербурге проживали уже 200 тысяч жителей.

В декабре 1762 года Екатерина создала Комиссию о каменном строении Петербурга. Ее задача – «Привести город Санкт-Петербург в такой порядок и состояние, которое соответствовало бы столице столь пространственного государства». Возглавил Комиссию архитектор Алексей Квасов. А главным исполнителем ее постановлений стал Георг (Юрий) Фельтен, в прошлом помощник Растрелли, а после его отъезда из России – главный придворный архитектор.

Активная деятельность Комиссии скоро принесла свои плоды. К 1765 году Квасов представил проект застройки центра города. Особое внимание он уделил возведению зданий по берегам Невы – от Адмиралтейства в сторону моря, от Летнего сада вверх по течению и на Васильевском острове от Академии художеств вниз по течению. Было также указано, что на главных проспектах дома следует строить только каменные, двух и трехэтажные и ставить их «единым фасадом», то есть примыкающими друг к другу. Также установлен был порядок застройки предместий города. Их центры определяли расположение казарм гвардейских полков.

Начиная с конца 1762 года, на протяжении восемнадцати лет, Фельтен «одевал» берега Невы в гранит. Для этого пришлось разработать нарядные спуски к воде, пристани и арочные мосты через Зимнюю канавку и Фонтанку у Летнего сада. Они сохранились до наших дней и по прежнему радуют взор своим изысканным благородством. Тогда же были «одеты» камнем стены Петропавловской крепости. Правда, только те, что были видны из окон Зимнего дворца. А те, что не были видны, так и остались кирпичными.

Строительство набережной у Летнего сада потребовало нового оформления его «фасада». По предложению помощника Екатерины Ивана Бецкого было решено поставить нарядную решетку, чтобы закрыть вход в сад разным «подлым» людям. В 1770 году была изготовлена модель, а через четырнадцать лет установили саму ограду – тридцать шесть гранитных столбов, увенчанных вазами, а между ними железные кованные звенья решетки и трое ворот против главных аллей сада – в центре большие, по бокам – малые.

В 1866 году у больших ворот революционер Каракозов совершил покушение на императора Александра II. В честь чудесного спасения государя от смерти на этом месте поставили небольшую часовню, а ворота разобрали. Часовню сломали в 1930 году, и до наших дней сохранились только малые ворота.

Совершенная красота ограды привлекала многих. Рассказывают, что некий оригинал-англичанин, услышав о ней, дошел на своей яхте до Невы. Он бросил якорь напротив Летнего сада, несколько часов, не сходя на берег, любовался железной решеткой и отплыл домой…

Ивану Бецкому принадлежала идея преобразования системы обучения, с целью воспитать «новую породу» разумных и деятельных людей. По всей стране начали создавать начальные школы. В Петербурге и Москве открыли специальные Воспитательные дома, где растили и обучали несчастных сирот и подкидышей. Вместо несостоявшегося Смольного монастыря решено было открыть Институт для благородных девиц. Учебную программу для него разрабатывал французский философ, друг Екатерины, Дидро, а новое здание рядом с монастырским ансамблем Растрелли позже построил Кваренги. По иронии судьбы именно в учебном заведении, где на протяжении ста с лишним лет воспитывали почти всех фрейлин, в 1917 году разместился штаб переворота, уничтожившего и двор, и фрейлин, и многие памятники былой культуры…

При Екатерине в Петербурге воцарился иной, чем при Елизавете, архитектурный стиль: на смену вычурному барокко пришел строгий и величественный классицизм. Произошло это в ситуации конфликта. В начале 1760-х годов, выполняя поручение фаворита Елизаветы Петровны И.И. Шувалова, Растрелли спланировал в присущей ему барочной манере новый Гостиный двор на углу Садовой и Невского. Новой императрице – Екатерине проект не понравился, в чем ее поддержали купцы (именно им пришлось бы оплачивать барочные завитушки великого архитектора). Проектирование и строительство Гостиного двора было поручено Ж.-Б.-М. Вален-Деламоту. Обиженный Растрелли отошел от дел и покинул Россию. Его время прошло. Вален-Деламот работал в стиле классицизма, который отвечал вкусам императрицы и соответствовал мировоззрению Просвещения – главному течению интеллектуальной жизни страны во второй половине XVIII века. С начала царствования Екатерины он приступил к строительству Гостиного двора, Малого Эрмитажа, Академии художеств (вместе с А.Ф. Кокориновым), Новой Голландии (вместе с С.И. Чевакинским), церкви Святой Екатерины на Невском, дома И.Г. Чернышева и других зданий.

В 1780-ые годы на смену возвышенной и несколько суровой архитектуре французской школы, пришли ясные, изящные формы итальянских мастеров. В Петербурге стали популярны многочисленные постройки Джакомо Кваренги: Академия наук, Эрмитажный театр, Галерея лоджий Рафаэля, Александровский дворец в Царском селе. Позже Кваренги построил Конногвардейский манеж и Смольный институт. С Кваренги соперничал Чарльз Камерон – создатель знаменитой Галереи и других сооружений в Царском Селе, а также Павловского дворца. В этом ряду великих архитекторов, создававших уникальный облик нашего города, стоит и Антонио Ринальди – создатель Гатчинского и Мраморного дворцов, удачно сочетавший в своих творениях принципы барокко и классицизма.

Как и прежде, власти уделяли большое внимание внешнему виду улиц. Жители были обязаны мостить тротуары и проезжую часть перед своими домами, для чего они нанимали каменщиков. Обычно это были пришедшие на заработки крестьяне Ярославской, Тверской и иных губерний. В центре почти все улицы были вымощены «диким камнем» - булыжником, а в некоторых местах – каменными плитами. На окраинах было иначе: на немощеных улицах росла трава, стояли глубокие лужи в которых вязли прохожие и экипажи. Да и на центральных улицах осенью и весной была грязь и вода: сточные канавы вдоль тротуаров не образовывали единой сети, а система канализации еще не сложилась. Первые канализационные работы были проведены в 1770 году, когда под землей вдоль улиц проложили кирпичные трубы метрового диаметра. Над трубами были устроены колодцы, прикрытые чугунными решетками. Через них дождевая вода и грязь попадали в трубы и стекали в реки и каналы.

Иными становятся при Екатерине II и парки Петербурга. Императрица не любила Петергоф с его четкой геометрией дорожек и фонтанами, которые, по ее словам, только «мучат воду», не любила она и Летний сад, заброшенный после разрушившего его фонтаны и грот наводнения 1777 года. Зато наступили золотые дни для Царского Села, которое императрица полюбила всей душой. Образ природы в концепции Просвещения был далек от реальности, пейзажный парк возникал как «выстроенная природа» со специальными посадками деревьев, нарочитыми живыми изгородями. Чтобы за каждым поворотом парковой дорожки «сами собой» появлялись перед гостями интимные уголки, «журчащие ручейки», «готические руины», «мельницы» и «молочные» домики.

По заданию императрицы шотландец Чарльз Камерон в 1783 году пристроил к дворцу Камеронову галерею – бани, наподобие античных терм с террасой, украшенной колоннами и скульптурой. Здесь Екатерина любила прогуливаться и принимать гостей. Весь парк был переделан так, как хотела императрица. Здесь был разбит огромный цветник Розовое поле, здесь Фельтен построил Руину – памятник войны с турками, а Камерон – Китайскую деревню. На окраине Царского Села было устроено селение под названием София – как память о Константинополе-Стамбуле, на который с вожделением посматривала властительница Севера. В 1788 году там был построен Софийский собор, который возводился с оглядкой на Святую Софию в Стамбуле.

С новыми концепциями в парковой архитектуре связано появление подлинного шедевра – Павловска, с 1777 года ставшего резиденцией наследника престола Павла Петровича.

Империя не существует без монументов. Екатерина II была весьма внимательна к монументальному увековечиванию своего царствования. В Царскосельском парке одна за другой появлялись памятные колонны: Морейская (1771 г.), Чесменская (1771-1778 гг.), Кагульский обелиск (1771 г.), а в столице на Марсовом поле был поставлен обелиск «Румянцева победам» (1799 г.). Спустя два года – памятник А.В. Суворову. И все же самым важным монументом екатерининской эпохи надо признать знаменитый «Медный всадник», ставший на века символом имперского Петербурга. Памятник создавался по проекту французского скульптора Этьена Мориса Фальконе, приехавшего в Россию в 1766 году. Открытие памятника Петру состоялось летом 1782 года и было обставлено как триумф империи и ее повелительницы.

Во второй половине XVIII века Петербург становится городом с развитой системой самоуправления. Первым шагом стало введение с 1788 года новой должности городского головы, которого выбирали на два года все домовладельцы. В 1767 году, для участия в работе Уложенной комиссии, которая составляла новый свод законов – Уложение, от Петербурга, как и от других городов, были выбраны депутаты. Естественно, кандидатуры определялись властями, и депутатами от столицы стали брат фаворита императрицы Алексей Орлов, начальник политического сыска (Тайной экспедиции) С.И. Шешковский и др. Тем не менее купечество сумело выразить свои требования в особом Наказе, который получили депутаты от городских жителей. Требования были традиционны: защита сословных привилегий купцов перед натиском иностранных конкурентов и выходцев из крестьян, быстро осваивавших выгодный городской рынок. Требовали горожане и освобождения от тягостных налогов и разорявших их постоев войск. Жители требовали от властей улучшения системы здравоохранения, борьбы с грязью, преступностью, завышенными ценами, а также предоставления кредитов тем, кто строился.

Екатерина была сторонницей создания в обществе полноценного «среднего класса», для чего провела губернскую реформу в 1775 году и приняла «Жалованную грамоту городам» в 1785 году. Накануне губернской реформы, в 1774 году в Петербурге был учрежден Городской магистрат, который избирался из представителей купечества и мещанства. После губернской реформы появился и Губернский магистрат, в чьем ведении был не только Петербург, но и городское население губернии.

В 1782 году город получил новое административное деление. Он был разделен на десять «частей», разбитых на сорок два квартала. Тогда-то и появились в городе частные приставы (от слова «часть») – старшие полицейские чины, стоявшие во главе полиции части, и подчиненные им квартальные надзиратели (начальники над кварталами), которым в свою очередь подчинялось более пятисот ночных сторожей-будочников, дежуривших в специальных будках на оживленных перекрестках города. Полиция вошла в Управу благочиния, следившую за пожарной, санитарной и общественной безопасностью города. Управе подчинялся городской архитектор, без разрешения которого нельзя было строиться в городе. Общее руководство Управой находилось в руках петербургского генерал-губернатора.

Важные изменения в жизнь Санкт-Петербурга принесла «Жалованная грамота городам» 1785 года. Город фактически стал управляться выборными органами. Жалованная грамота привела к образованию шести категорий городского населения, которые были внесены в именную книгу и составили «общество градское». Преодолевшие имущественный ценз члены «общества градского» на общем собрании выбирали членов двух организаций самоуправления – Общей городской думы и Шестигласной (по человеку от каждой категории населения), городского главу, членов магистрата, старост. И хотя правом голоса пользовались только 12,5 тыс. человек из 200-тысячного населения Петербурга, создание самоуправления стало событием в истории Петербурга. Общая Дума ведала жизненно важными вопросами: организацией и регулированием торговли разных видов, распределением участков города под застройку, постоялыми дворами, мостами и перевозами. У города впервые появился собственный бюджет, который формировался из доходов от пошлин и продажи спиртного, платы за перевозы и налогов.

К этому времени город уже не нуждался, как раньше, в особой экономической поддержке, его не надо было искусственно «защищать» от Архангельска. Торговые потоки, теперь без принуждения, со всей страны направлялись в этот крупнейший порт. На Петербург приходилась половина внешней и две трети морской торговли страны. Торговать в Петербурге купцам стало выгодно. Торговая гавань в Кронштадте и порт в Петербурге были переполнены иностранными судами, которые приходили из 18-ти стран Европы.

Как и раньше промышленность города работала на военные, военно-морские нужды, насыщала всем необходимым двор, дворцы и дома знати, обеспечивала стройки материалами. Подсчитано, что на рынок работало около 40% предприятий, двор и знать обслуживали 28%, военные нужды – 13%, строительство – 19% от общего числа предприятий.

В те времена город снабжался, как Венеция или Амстердам, с воды: более пяти тысяч барок и столько же плотов ежегодно заполняли Неву, теснились в городских каналах. На судах привозили в город продукты, сено, дрова, строительные материалы. Огромные барки везли в Петербург живую рыбу. В город приезжали тысячи возов, с Украины и из южной России в Петербург гнали в год не менее пяти тысяч голов крупного рогатого скота, зимой же заставы города пропускали по полторы тысячи возов мороженного мяса.

Весь XVIII век Петербург строился и перестраивался. На гравюрах той поры мы всюду видим рабочих, которые мостят камнем тротуары, обрабатывают гранитные блоки набережных или тащат кирпичи по шатким строительным лесам. Весной город наполняли сезонные рабочие (зимой строительные работы не велись): плотники из Новгородской, каменотесы из Олонецкой, мастеровые из других губерний. Огромный город, с его пестрым населением, смешением разных народов и религий, лиц, сословий оставлял у наблюдателя странное впечатление. «Петербург, - писал французский дипломат С.Ф. Сегюр, - представляет уму двойственное зрелище: здесь в одно время встречаешь просвещение и варварство, следы Х-го и XVIII-го веков, Азию и Европу, скифов и европейцев, блестящее гордое дворянство и невежественную толпу. С одной стороны, модные наряды, богатые одежды, роскошные пиры, великолепные торжества, зрелища, подобные тем, которые увеселяют избранное общество Парижа и Лондона, с другой – купцы в азиатских одеждах, извозчики, слуги и мужики в овчинных тулупах, с длинными бородами, с меховыми шапками и рукавицами и иногда с топорами, заткнутыми за ременными поясами. Эта одежда, шерстяная обувь род грубого котурна на ногах напоминала скифов, даков, роксолан и готов… Но когда эти люди на барках или на возах поют свои мелодичные, хотя и однообразно грустные песни, сразу вспоминается, что это уже не древние свободные скифы, а москвитяне, потерявшие гордость под гнетом татар и русских бояр… Им, однако, не удалось истребить прежнюю мощь и врожденную отвагу этого народа».

Пугачевщина и известие о начавшейся в 1789 году революции во Франции повергли Екатерину в ужас. Страх поселился в Зимнем дворце. Иллюзии и мечты юности о социальной гармонии и справедливости умерли в ее душе. Последние годы ее царствования были предельно консервативны. Арестованы Радищев и Новиков. После казни короля Франции Людовика XVI, во избежание проникновения якобинской заразы, она издает указ о разрыве всех отношений с Францией и высылке всех французов, которые не подпишут присягу на верность русскому правительству.