Синергетические аспекты социогенеза

§1. Системно-организационный подход к изучению явлений

Социогенеза в биосфере

Концепция социогенеза, вошедшая под этим названием сравнительно недавно в естествознание и социологию, представляется нам весьма удачной в том отношении, что она позволяет перейти, при изучении синергетических процессов, на более частный уровень организации, следующий за биосферным уровнем. Сам термин «социогенез» впервые, кажется, нашел применение в работе В.Новака «Очерк принципа социогенеза» [121; 169 – 179]. Под социогенезом, читаем мы в статье Новака, понимается объединение организмов одного и того же вида в группы, колонии и сообщества, которые в течение своей эволюции постепенно интегрируются в индивидуумы более высоких ступеней. Все организмы находятся на одной из пяти ступеней социогенеза от простейшей бактериальной клетки до человеческого общества или на переходе между смежными ступенями. Вся живая материя на Земле составляет таким образом систему, которая объединяется во времени, причем каждая более высокая ступень ее составляется из более или менее интегрированных единиц (individuales) предшествующих более низких ступеней [121; 161].

История вопроса, как она представлена Новаком, такова. Теория социогенеза была сформулирована им в 1958 году. В Советском Союзе она была впервые представлена автором в лекции на кафедре дарвинизма Московского университета в 1962 году, а затем появилась в печати на венгерском (1966) и русском (1967) языках. Теория вобрала в себя, по Новаку, два направления – морфологическое и экологическое. Морфологический подход наиболее явственно проявился в геккелевской «Общей морфологии» («Generelle Morphologie» (1906)), хотя его основные идеи были уже неявно включены в клеточную теорию, предвосхищенную еще Ламарком (1809) и Пуркине (1830), а затем полноценно сформулированную Шлейденом и Шванном (1839). Второй, экологический подход, пишет Новак: «впервые появился в статье К.Ф.Кесслера, выдающегося русского эколога немецкого происхождения, который работал в Санкт-Петербурге. Он показал важность взаимопомощи с точки зрения естественного отбора» [121; 162]. Далее автор упоминает, в связи с тематикой социогенеза, еще имена П.А.Кропоткина с его книгой «Взаимная помощь как фактор эволюции» [122] и В.М.Бехтерева.

К сожалению, полновесной теории социогенеза, несмотря на удачное название данной концепции, у Новака не получилось. Не получилось уже хотя бы потому, что ее нельзя создать в отрыве – без сопоставления или противопоставления – от такого процесса, как, скажем, эмбриогенез. Ведь в эмбриогенезе сообщество организменных клеток, специализированных в своих функциях, возникает не за счет их объединения из особей, данных уже заранее в качестве существующих индивидов, а за счет пролиферации одной зародышевой клетки. Кроме того, Новаку остались, по-видимому, неизвестными фундаментальные открытия наших отечественных ученых – Н.И.Вавилова с его законом гомологических рядов, А.А.Любищева и др. Об этих открытиях здесь уместно будет вспомнить.

Все началось с того, что был подвергнут сомнению дарвиновский принцип дивергенции в эволюционной биологии. Принцип этот, грубо говоря, провозглашал, что все разнообразие живых организмов вплоть до человека представляет собой филогенетическое дерево, сучья и ветви которого суть линнеевские таксоны – виды, роды и т.п., – имеющие единый ствол, который символизирует первоначальную живую клетку или сообщество одинаковых живых клеток, породивших царство живой природы. Против этого принципа и восстал Любищев. «Любищев, – писали о нем в 1982 г. С.В.Мейен и Ю.В.Чайковский, – считал, что господство исторического подхода в морфологии обеднило морфологические понятия, и, прежде всего понятие гомологии, которое сведено к гомофилии (общности происхождения). Он перечислил семь критериев гомологии. Гомофилия была для него лишь одним из них, причем выводится она с помощью прочих критериев» [123; 7].

Анализ критериев, добавляют авторы, показывает, что ни один из них не может претендовать на универсальность и привилегированное положение. В зависимости от комбинации критериев неизбежно складываются различные виды и степени гомологичности – неполная гомология, гомофилия, гомоплазия и т.д. Поскольку исследователи используют разные критерии, понятие гомологии получает в литературе различный смысл [там же].

Смысл понятия эволюции Любищев раскрывал посредством следующих пар противоположных понятий: 1) эволюция (трансформизм) – постоянство; 2) эволюция (преформизм) – эпигенез; 3) эволюция – революция (сальтация); 4) эволюция (восхождение) – эманация (нисхождение); 5) эволюция (необратимое развитие) – инволюция (обратимое развитие). «Оказалось, – как пишут Мейен и Чайковский, – что смысл термина «эволюция» достаточно многообразен, так что можно, признавая факт эволюции в одном смысле, отрицать его в другом. Эволюционисты 20-30-х годов, по Любищеву, признавали неограниченный трансформизм, но не могли продемонстрировать факторов эволюции на конкретном материале» [123;11].

Пять критериев эволюции, указанных Любищевым, представляют собой, в общем-то, логические возможности. Но в одном Любищев не сомневался – в том, что принцип гомофилии (общности происхождение), или дивергенции, должен быть дополнен принципом конвергенции. К этому убеждению его склонял сформулированный Н. И. Вавиловым в 1920 году закон гомологических рядов. «Закон гомологических рядов в наследственной изменчивости» – это точное его название – формулируется так:

«1. Виды и роды, генетически близкие между собой, характеризуются торжественными рядами наследственной изменчивости с такой правильностью, что, зная ряд форм для одного вида, можно предвидеть нахождение тождественных форм у других видов и родов. Чем ближе генетически расположены в общей системе роды и меннеоны (т.е. виды), тем полнее тождество в рядах их изменчивости. 2. Целые семейства растений в общем характеризуются определенным циклом изменчивости, проходящей через роды, составляющие семейство» [124; 15 – 16].

Комментируя содержание закона Вавилова, Любищев отмечал следующие его характерные особенности:

1. Закон приложим не только к близким видам одного рода, но и к родам семейств, достаточно отдаленных.

2. Этому закону придается такая универсальность, что по наличию ряда изменчивости в одном роде или в семействе можно предвидеть соответствующий ряд в другом роде или семействе: это и позволило Вавилову сделать удачный прогноз.

3. Вавилов и его сотрудники не сделали всех далеко идущих выводов из закона гомологических рядов. Здесь речь идет о явлениях миметизма, отмечаемого не только у растений, но и у насекомых (см. закон Уолша (B.D.Walsh) о «равнозначащей изменчивости» у насекомых). Все эти явления, как показал Гейкертингер [125], не могут быть объяснены на основе концепции дарвиновского отбора [97; 149].

На первый взгляд может показаться, что закон гомологических рядов Вавилова свидетельствует лишь о параллелизме в развитии отдельных таксонов, которые в ходе развития вовсе не сближаются между собой. На самом деле здесь параллели следует уподоблять скорее геометрическим параллельным не в смысле Евклида, а в смысле Воображаемой геометрии Лобачевского. Монополию дивергенции, т.е. представление эволюции в форме древа, в котором ни один таксон не образован схождением ветвей, Любищев начисто отвергал [123; 13 – 14]. (Заметим, между прочим, что такая монополия до сих пор имеет место в так называемой синтетической теории эволюции, т.е. в неодарвинизме).

Таким образом, мы вправе сделать вывод, что в наиболее передовых разделах биологической науки используется, может быть, не всегда явно, синергетическое единство принципов близкодействия (эмбриогенез, дивергентный филогенез) и дальнодействие (конвергенция таксонов, зафиксированная, в частности, в законе гомологических рядов Вавилова). В явлениях гомофилии, гомоплазии, неполной гомологии и т.п. мы вправе видеть то, что представители синергетики называют аттракторами с их атрибутами странности^.

Попытаемся теперь привести примеры аттракторов в теоретических построениях самой науки – биологии, а затем и социологии. Речь может идти в данном случае о сходящихся друг к другу научных концепциях ученых, которые начинали их построения, исходя из разных начальных условий и даже, как это часто случается, не были знакомы с разработками своих коллег по профессии.

Наиболее ярким примером общности во взглядах на проблему биологической конвергенции – во взглядах, развитых с совершенно разных исходных позиций, – служат идеи А.АЛюбищева и К.Уоддингтона ([126], [127]). Ключевые понятия, которыми пользуется Уоддингтон,  «креод» и «гомеорез». Понятие креода определяется как устойчивая траектория («направление», «канал») развития любой живой системы в «пространстве биологического движения». Гомеорезом же автор назвал способность живой системы поддерживать такую траекторию. Гомеорез представляет собой таким образом экспликацию понятия морфогенеза. Без этой экспликации, по Уоддингтону, трудно было бы понять процесс эмбриогенеза. И так считает ученый, знакомый с генетикой не понаслышке, к которой он мог бы апеллировать, полагая, что все секреты развития зародыша заключены в генах первоначальной клетки. Нет, свою модель биологического становления ученый выражает в форме «эпигенетического ландшафта», где развитие организма протекает от одного неравновесного состояния к другому хотя и под генетическим контролем, но вместе с тем и под управлением фундаментальных закономерностей формообразования, которые не зависят ни от генотипа, ни от естественного отбора (по Дарвину). Сущность этого набора фундаментальных закономерностей, называемых креодом, состоит в том, что креод способен притягивать и увлекать за собой близлежащие траектории движения эволюционирующих систем, что позволяет говорить о наличии здесь дальнодействующих связей.

С учетом этих связей решение проблемы самоорганизации в морфогенезе, по Уоддингтону, видится в выявлении механизмов, обеспечивающих формирование организма как единой целостности. По существу, это – воссоздание организма по определенному идеальному плану или образу. Если физика, как правило, стремится воссоздать целое из частей (например, элементарных частиц), то в биологии – в хорошей биологии – приоритет отдается целому. Поэтому К.Уоддингтон, хотя и с известной долей осторожности, пишет: «В сущности, я бы считал, что тайна жизни запрятана именно в этом противоречии между физическим и биологическим описаниями. Она лежит у самого корня известных проблем соотношения между субъектом и объектом, детерминизмом и свободой, материей и сознанием, мертвым и живым» [126; 179].

Говорим ли мы о социогенезе в собственном (узком) смысле слова, или о таких процессах развития, как эмбриогенез или дивергентный филогенез, везде приходится иметь дело с тем, что всячески пытался преодолеть дарвинизм и неодарвинизм, – c causa teleos, или causa finalis. П.К.Анохин назвал этот феномен опережающим отражением. Любое живое существо, как отмечал Анохин, «немедленно погибло бы в результате естественного отбора, если бы оно реагировало только на наличные факторы среды, т.е. только на то, что действует в данный момент, и не реагировало бы по принципу опережающего отражения» [128;21].

Примерно такие же соображения высказаны были А.А.Ухтомским и Н.А.Бернштейном. Применительно к отдельной живой особи Бернштейн писал: «Жизнедеятельность и поведение организма обусловливается не уравновешиванием со средой, а преодолением среды на пути жизни. В самом основном его ведет модель потребного ему будущего, повинуясь которой организм, так сказать, не придает значения тому, приходится ли ему в направлении намеченной цели двигаться «по течению» или «против течения»» [129; 72].

С признанием «модели потребного будущего» или «опережающего отражения действительности» проблема causa finalis еще не решается. Встает вопрос о том, как нам понимать биологическую эволюцию того, чего еще нет и чему только предстоит быть. Пояснения, сделанные на этот счет, скажем, самим Анохиным, далеки от полной ясности. Что нам может дать для большего понимания, например, такое утверждение автора:

«Вся история мира служит наглядным примером усовершенствования этой универсальной и самой древней закономерности, которую можно было бы назвать опережающим отражением действительности, т.е. ускоренным в миллионы раз развитием цепей химических реакций, которые в прошлом отражали последовательное преобразование этой действительности» [128; 18]?

Значит ли это, что опережающее отражение действительности есть лишь перенос прошлого филогенетического опыта на будущее? Если так, тогда ни о какой causa finalis говорить не приходится. Разбором этого непростого вопроса мы специально займемся в следующем параграфе, где будет рассматриваться проблема социогенеза в человеческом обществе.