§2. Земная биосфера как наиболее содержательный объект синергетического исследования

Земная биосфера относится не просто к классу сложных эволюционирующих систем: она представляет собой наиболее типичный образец такой системы. Из всех доступных для непосредственного изучения сложных систем биосфера как целое  самый интересный и содержательный объект синергетических исследований. В ней наблюдаются такие явления, которые либо слабо изучены современной наукой, либо вообще не поддаются какому-либо рациональному объяснению в рамках современных научных парадигм. И тем не менее биосфера получила статус научного предмета благодаря целостному, комплексному подходу к ней, разработанному в трудах В.И.Вернадского.

Прежде чем обратиться к подходящему для наших целей анализу биосферного учения Вернадского, укажем на две крайние в этом отношении концепции биосферного мировоззрения, одну из которых следует назвать натурфилософской, другую – позитивистской.

Натурфилософский подход к земному бытию, к жизни нашей планеты наиболее ярко представлен в работах английского ученого Дж.Лавлока (см., например, его работы [111], [112]). В книге «Эпохи Геи. Биография нашей живой Земли» Лавлок приглашает ученых присоединиться к делу развития новой науки – геофизиологии. Гея – древнегреческая богиня Земли, сколь же отождествляемая с самой Землей, столь, например, античный бог Солнца Аполлон идентифицировался с самим этим небесным светилом. Весь земной комплекс вместе с литосферой, гидросферой, атмосферой является, согласно представлению Лавлока, живым организмом. «Имя живой планеты – Гея, – пишет он, – не есть синоним биосферы. Биосфера определяется как та часть Земли, где действуют обычно живые существа. Еще менее того является Гея биотой, которая есть просто собрание всех отдельных организмов. Биота и биосфера, вместе взятые, образуют часть, но не всю Гею. Точно так же, как кожа есть часть змеи, так горы, воздух, океаны – часть Геи» [111; 19].

Гея, как заявляет автор о своей концепции, непрерывно уходит назад в прошлое и простирается в будущее настолько, насколько простирается сама жизнь. Гея как общепланетарное существо имеет определенные свойства, которые не всегда видятся при рассмотрении отдельных биологических видов или популяций живущих вместе организмов [там же]. Как видно, все то, что мы называем обычно неживой, или косной материей (камни, песок и пр.), Лавлок считает, и в значительной мере небезосновательно, продуктами метаболизма, продуктами отходов живого организма Геи. Гея-гипотеза предполагает, что атмосфера, океаны, климат и кора Земли регулируются в том состоянии, которое удобно для жизни, посредством поведения живых организмов. Впервые эта гипотеза была сформулирована им в 1970 году, и в дальнейшем она крепла в его сознании при изучении гомеостаза в тех активных процессах, которые касаются температуры, кислотности и окисления, метаморфоза горных пород и т.п. – в процессах, управляемых обратными связями, действующими автоматически и бессознательно посредством биоты.

Солнечная энергия, читаем мы далее, поддерживает удобные условия для жизни. Эти условия, однако, постоянны только на сравнительно коротком отрезке времени. Они изменяются синхронно с изменением нужд биоты, по мере того, как она эволюционирует. «Жизнь и ее окружение так тесно связаны, что эволюция касается Геи, а не взятых отдельно организмов и их среды» [111; 19].

«Я никоим образом, – заключает автор, – не смотрю на Гею как на ощущающее существо, суррогат Бога. Для меня Гея живая и является частью невыразимой Вселенной, а я – часть ее» [111; 218].

В комментариях к труду В.И.Вернадского «Живое вещество и биосфера» дается, в частности, и оценка концепции Лавлока. В основе концепции Геи, по мнению И.И.Гительзона и Н.С.Печуркина [113], лежат представления о Земле как единой системе, в которой согласованно в течение длительного времени коэволюционируют биота и ее окружение (атмосфера, океаны, поверхность материков) таким образом, чтобы жизнь могла существовать, не прерываясь. Полагая, что представление о живой планете Земля более метафорично, чем естественнонаучно, они отмечают нужность и необходимость выработки синтезирующих концепций и гипотез типа Геи Лавлока [113; 663].

Вероятно, идея Вернадского о том, что земная биосфера представляет собой сверхбиологическую систему, остается до сих пор не до конца понятой даже среди тех, кто его изучает и комментирует. К разбору этой идеи мы подойдем после того, как скажем несколько слов о второй крайней концепции. Она вырабатывалась в русле того, что принято называть позитивными науками. В основном это механика, физика и химия, отчасти астрономия. Гипертрофированная оценка этих наук в деле постижения явлений природы привела в конце концов, как известно, к выработке того философского взгляда на мир, который называется позитивистским. Позитивизм в целом был лишен исторического подхода к изучению окружающей действительности. Для этого подхода оставалось место только при описании биологических явлений, главным образом, в рамках дарвинизма. Но и в дарвинизме, а затем, скорее даже более в неодарвинизме, господствовала механистическая доктрина селективного отбора, на которую всегда ссылались при определении направления развития живых организмов. Эта доктрина была перенесена позже и в так называемую синтетическую теорию эволюции, где объединились вместе идея селективного отбора и идея спонтанных изменений в генотипах живых организмов.

Как у позитивизма, так и у неодарвинизма (синтетической теории эволюции) имеется общий существенный недостаток: в них не ставится вопрос о трансформации второго начала термодинамики в отношении живой природы (эктропизм жизни). Кроме того, в рамках позитивного, если не позитивистского подхода, к изучению жизни в природе, существовало резкое разграничение между жизнью как сообществом живых организмов и (внешней) средой, в которой они обитают. Дальше представлений о биоте и биоценозе мысль позитивного ученого продвинуться не могла. Нельзя сказать, что отрицалось влияние жизни на устройство среды, в которой простирается жизнь, но это влияние считалось достаточно поверхностным, не сравнимым по силе с теми трансформациями географической среды, которые происходят под действием тектонических и вообще независимых от жизни геологических сил.

В условиях именно такого научного мировоззрения зарождалось биосферное учение Вернадского. В 1926 г. Вернадский писал, что среди огромной геологической литературы, отсутствует связный очерк биосферы, рассматриваемой как единое целое, как закономерное проявление механизма планеты, ее верхней области – земной коры. «Сама закономерность ее существования обычно оставляется без внимания. Жизнь рассматривается как случайное явление на Земле, а в связи с этим исчезает из нашего научного кругозора на каждом шагу проявляющееся влияние живого на ход земных процессов, не случайное развитие жизни на Земле и не случайное образование на поверхности планеты на ее границе с космической средой особой охваченной жизнью оболочки – биосферы» [114; 315].

Может быть, здесь следует, забегая несколько вперед, сразу же сказать о том, как далеко в тело планеты Земля проникают результаты жизнедеятельности живых организмов. Об этом можно прочитать, в частности, в работе Л.А.Алибекова «Полоса жизни» [115]. Глубину расхождений в самом стиле мышления Вернадского и его предшественников и оппонентов, с точки зрения Алибекова, иллюстрирует пример с гранитами. Вернадский, верный своей методологии, отметил в их составе признаки отклонения от «нормальных» физико-химических законов. Что это значит? Дело в том, разъясняет загадку образования гранитов Алибеков, что в них много окислов кремния, т.е. соединений, содержащих в связанном виде кислород. Поэтому граниты относятся, в частности, к «кислым» породам. «Кислород, как следует из логики Вернадского, свидетельствует о наличии жизни или, по крайней мере продуктов ее жизнедеятельности в среде, где формировались граниты. Раз так, то вывод ясен. «Граниты,  пишет В.И.Вернадский,  следы былых биосфер»» [115; 10].

Вернадскому за его граниты, как сообщает автор «Полосы жизни», приходилось выслушивать такие упреки со стороны других ученых коллег, которые доходили до прямых насмешек. Автор же биосферного учения настаивал на том, что еще до образования гранитов на Земле работала фабрика по производству кислорода, т.е. была жизнь. Но именно это и казалось диким его коллегам. Не понимая его логики, оппоненты не видели и смысла в его аргументах.

«Так, наверное, и оставалось бы,  пишет Алибеков,  если бы через много лет после смерти ученого с Луны не привезли многочисленные образцы горных пород. И среди них – ни одного гранита. Нет и других пород, которые Вернадский связывал с биосферным влиянием. Позже, в 1981 г. получены первые сведения о породах Венеры. Там отсутствует биосфера и тоже нет ни следа «кислых» пород … Дальше – больше. Детальные исследования углерода из обычных земных гранитов доказали, что в нем присутствуют биогенные изотопы» [115; 10].

Так что же следует из этих открытий Вернадского? Произошла, по словам Алибекова, революция, вызвавшая беспорядок в господствовавших в течение десятилетий канонах, чтобы сложиться в новый, совершенно не подозреваемый ранее порядок. Каков же его облик в целом? В нем фиксируется тот факт, что земная кора под океанами сложена бескислородными породами, изливавшимися из глубоких недр Земли. А вот материки, напротив, состоят из 30  40 – километровых наслоений гранитов, известняков, глин и других пород, преобразованных в разной степени подземными температурами и давлениями, но содержащих многочисленные окислы. Тогда, если Вернадский прав, получается так, что вся континентальная кора создана при непосредственном участии жизни. «Весь этот огромный, неподъемный вес шести континентов переработан, перелопачен нежными хлорофилловыми клеточками древних растений …» [115; 11].

Запомним для дальнейшего это емкое понятие – «полоса жизни» – в его связи с процессами кристаллической организации и посмотрим на другие, открытые Вернадским свойства биосферы, характеризующие ее как синергетическую систему. В веществе биосферы, если рассматривать ее в энергетическом разрезе, надо различать, по Вернадскому, три вещественных формы: 1) вещество косное, создаваемое вне прямого участия жизни; 2) вещество биогенное, каким являются, например, угли, нефти, большинство известняков и т.д. и, наконец, 3) вещество живое – совокупность рассеянных и раздельных организмов [116; 484]. Связь между живым веществом биосферы и лишенной жизни материей осуществляется непосредственно в форме биогенной миграции атомов. Отличия же между тем и другим определяются следующими моментами:

6. особое физико-геометрическое состояние пространства, занятого живым веществом (диссимметрия Пастера);

7. связанный с этим биогенез – живой организм происходит в биосфере только из живого организма;

8. связанная с этим необратимость явлений жизни;

9. связанное с этим – в пределах биосферы – в результате жизненного процесса накопление свободной энергии: биосфера в ходе геологического и исторического времени становится все активнее;

10. заселение биосферы жизнью совершается путем размножения, проявляющего давление на окружающую среду и регулирующего биогенную миграцию атомов. Размножением создается в биосфере накопление свободной энергии, которую можно назвать биогеохимической энергией. Она может быть точно измерена [116; 487-488].

Выделим для более детального рассмотрения два тезиса – тезис о диссимметрии Пастера и тезис об эволюционном накоплении биосферой свободной энергии. Первый тезис указывает на существенное различие, имеющее место между биосферой Вернадского с ее особым физико-геометрическим состоянием пространства-времени и той гипотезой – «Земля – живой организм», которую сформулировал Лавлок. Что касается второго тезиса, то не исключено, что такие небесные тела, как большие планеты, могут, наряду со звездами, на восходящей стадии эволюции увеличивать свою свободную энергию, используя вакуумные источники. Как известно, Н.А.Козырев связывал механизм эктропизации планетной и звездной энергии с течением времени [39], а австралийский геолог У.Кэри ставил в один ряд явлений возникновение и расширение Вселенной с фактором расширения Земли, с тем длительным процессом расширения, который сопровождается, по предположению, ростом не только земного объема, но и количественным ростом планетного вещества за счет некоторых скрытых источников (см. работы [39], [51; 157 – 226]). Если процесс рождения Вселенной находит свое продолжение в отдельных процессах зарождения и эволюции звезд и планет, тогда в этом отношении различие между биосферой Вернадского и натурфилософским проектом Геи Лавлока становится не таким уж и существенным. Однако разница между живым и неживым веществом, с точки зрения диссимметрии Пастера, остается незыблемой.

Теперь ответим более полно на вопрос, почему биосферу мы вправе называть сверхбиологическим организмом. Во-первых, потому, что, как уже сказано выше, биосфера в целом обладает способностью накапливать свободную энергию, т.е. удовлетворяет критерию эктропизма жизни. Во-вторых, потому, что вся входящая в нее совокупность живых организмов подчиняется на молекулярном уровне определенному правилу отбора – отбора из рацемической смеси тех органических молекул, которые, в зависимости от их вида, являются либо правосторонними, либо левосторонними, но не участвуют в построении всех возможных биологических организмов вместе. Это настолько существенный и важный фактор, касающийся всех известных нам форм жизни, что без его участия никакие модели образования живых структур из неживой материи не могут рассматриваться в качестве сколь-нибудь адекватных^.

Более того, в свете открытия диссимметричного пространства-времени для живой материи ставится под сомнение сама возможность возникновения живого из неживого. Жизнь, по утверждению Вернадского, могла создаться в среде своеобразной диссимметрии, отличной от обычной среды для биосферы. Под диссимметрией, как писал он, мы понимаем сложное явление, которое рисовалось несколько иначе Пастеру, чем оно рисуется нам. «После него оно было углублено П.Кюри, который выставил положение – назову его принципом Кюри – огромного теоретического значения. Этот принцип гласит: «Диссимметрия может возникнуть только под влиянием причины, обладающей такой же диссимметрией»» [116; 454]. А если этот принцип верен, тогда живое может возникнуть только из живого или из неживого при тех глобальных предпосылках, когда пространственно-временное многообразие становится диссимметричным.

Присмотримся к проблеме диссимметризации пространства-времени повнимательней. Уточним, о чем же конкретно тут идет речь. Сначала несколько слов об истории проблемы и о том, как на нее смотрят многие физики. В статье В.И.Гольданского и В.В.Кузьмина «Спонтанное нарушение зеркальной симметрии в природе и происхождение жизни», опубликованной в 1989 г., можно прочитать следующее:

«Со времени открытия Луи Пастером «демаркационной линии» между живым и неживым – зеркальной диссимметрии организмов – прошло уже более ста лет. За этот срок практически любая область исследований (в том числе и эта), казалось бы, должна быть исчерпана. Однако тот факт, что живые организмы используют лишь один из двух зеркальных изомеров таких молекул, как аминокислоты и сахара, и совершенно не используют другой (в нуклеиновых кислотах содержится лишь D – изомеры сахаров, а в ферментах – лишь L – изомеры аминокислот), до сих пор представляет собой интригующую загадку» [118; 3].

Обратимся к более подробным разъяснениям. Зеркальная изомерия органических молекул была открыта Луи Пастером в 1848 году. Оказалось, что эти молекулы могут существовать в двух структурных формах, схожих и вместе с тем отличных друг от друга, как схожи и отличны одна от другой левая и правая перчатки. Правая перчатка станет тождественной левой, если ее вывернуть наизнанку, ладонь левой руки уподобится ладони правой руки, если последнюю отразить в зеркале. Но их нельзя совместить друг с другом никакими поворотами в пространстве. Такие зеркальные антиподы, например, правосторонние (D – изомеры) и левосторонние (L – изомеры) существуют и в мире (макро)молекул. «Эта способность молекул существовать в двух зеркально-антиподных формах,  писал в другом месте В.И.Гольданский,  известна в науке под названием хиральности – от греческого слова «cheir» – рука. Этот же греческий корень определяет, кстати, и всем известное, уже давно привычное слово «хирургия». К числу органических веществ обладающих хиральностью, принадлежат и молекулярные «кирпичики» живого – аминокислоты и сахара. Так вот, оказывается, живой природе присуща практически абсолютная хиральная чистота: белки содержат только «левые» аминокислоты, а нуклеиновые кислоты – только «правые» сахара» [119; 28 – 29]. Такова важнейшая черта, которую признает и Гольданский, отличающая живое от неживого.

Но как мыслят физики решение этой уже хорошо выверенной проблемы? По мнению того же Гольданского, известно, что хирально чистые соединения предоставленные самим себе, превращаются рано или поздно в смесь, в которой имеется равное количество правых и левых изомеров. Химики называют такие смеси рацемическими, и неживой природе присуща тенденция к рацемизации, установлению зеркальной симметрии, равноправию правого и левого. Хиральная же чистота – обязательное условие возникновения и поддержания жизни: только в хирально чистой среде может возникнуть и поддерживаться саморепликация молекул жизни.

На вопрос как же произошло нарушение зеркальной симметрии предбиологической среды?  он отвечает: «Тщательнейший анализ привел нас к выводу, что реализовать такое нарушение симметрии мог лишь своеобразный фазовый переход, резкое скачкообразное изменение свойств системы в ходе постепенного изменения параметров среды» [119; 29].

Опять говорится о чем-то таком, что напоминает спонтанное нарушение симметрии вакуума. Вообще физики (многие физики) склонны видеть в симметрии закон, а в нарушении симметрии – аномальный произвол, ибо одно из значений термина «спонтанный» передается русским словом «произвольный» (совершаемый по произволу).

Величайшей научной заслугой Вернадского как естествоиспытателя было то, что он отказался строить теорию биосферы, допуская наличие в биосферных процессах каких-либо произвольных актов. Произвола в нарушении зеркальной симметрии, по Вернадскому, нет потому, что пространственно-временное многообразие, в котором происходят диссимметричные явления жизни, само диссимметрично. (Отметим здесь, между прочим, что поскольку все живое обладает одинаковой диссимметрией, это доказывает наличие единства биосферы). Такому выводу Вернадского в немалой степени способствовало обсуждение им этих вопросов с П.А.Флоренским. Флоренский же хорошо понимал – и к этому пониманию он пришел еще в первой декаде текущего столетия – что пространство-время, в котором мы живем, является одновременно и симметричным и диссимметричным. Свои идеи он старался донести до сознания научной общественности даже тогда, когда отбывал ссылку в лагерях.

В письме сыну Кириллу с Соловков, написанном в апреле 1936 г., он дал подробнейшие разъяснения относительно своего понимания диссимметрии пространства-времени и просил передать это письмо Вернадскому. «Дорогой Кирилл, – обращался он к сыну, – в виду предстоящей тебе работы по значению асимметрических соединений в процессах биосферы я хотел написать тебе об одном смысле этой работы, но начав письмо, вот уже целый месяц не могу его закончить. Попробую сказать это сегодня. Трудность – в обширности этой темы и малых размерах моего письма. Итак, речь об асимметрии, как факторе природных явлений. – Основной вопрос миропонимания – это вопрос о реальности или ирреальности (иллюзорности) пространства и времени» [120; 424].

Попытаемся в предельно сокращенном виде передать суть размышлений Флоренского об этом вопросе, чтобы стало возможным добиться лучшего понимания, мы бы сказали, синергетических оснований учения Вернадского о биосфере.

Флоренский не случайно указывает на то обстоятельство, что проблема реальности пространства-времени решается вместе с проблемой их симметрии-асимметрии, или симметрии-диссимметрии. Фундаментальный характер последней удостоверяется хотя бы тем фактом, что она не может быть сформулирована в рамках рассудочной логики, выходит за пределы рассудка. Флоренский отмечает наличие в природе таких объектов, которые не могут быть различены между собой никаким отвлеченно указуемым признаком (например, правая и левая перчатка), т.е. сведением к какому-нибудь инородному понятию, а различаемы лишь в отношении друг другу … Как это понять? «Как сказать, чем именно они различны, в чем заключается невозможность заменить один парный сапог другим, правую перчатку левой? Всякий видит их различие и легко убеждается в его неустранимости. Но никто не может дать ответ на вопрос отвлеченно» [120; 425].

Нельзя найти такой признак, говорит автор письма-эссе, который указывал бы, чего именно не хватает правой перчатке, чтобы она была левою. А что такие объекты подлинно различны, видно из факта их неконгруэнтности, т.е. пространственной несовместимости (в геометрическом смысле), невозможности вложить одну перчатку в другую. Порознь каждому элементу одной отвечает элемент другой. И, тем не менее, если попытаться сформулировать, почему же сумма одинаковых признаков дает не тождественные итоги, то это заведет либо в тупик, либо к тому, что все равно придется подставить в обсуждаемые понятия термины правый и левый, или им равноценные, т.е. то, что требовалось бы определить через другие понятия или предикаты.

Такого различия, по Флоренскому, нет, хотя и есть бесспорный факт различия, не зависящий от нашей субъективности. Отсюда он делает такой многозначительный вывод:

«Отсутствие такого признака доказывает, что пространство – не понятие; независимость от субъективных ощущений и желаний доказывает, что пространство – не психологический или психофизический комплекс. Оно реально, и утверждая его иллюзорность (или вторичность), необходимо отрицать и реальность транссубъективного мира» [120; 425].

Но то же самое относится и ко времени. Просто в одном случае приходится говорить об асимметрии, в другом – о необратимости: «По неразделимости пространства и времени надо, собственно, и эти моменты, асимметрии и необратимости, объединить одним термином, и лишь в целях дидактических говорить о них порознь» [120; 424].

Итак, пространство-время, по Флоренскому, не суть комплексы ощущений в смысле эмпиризма (махизма) или позитивизма. Но, более того, они не являются и какими-либо свойствами, абстрагированными от вещей, существующих в универсуме. Мы бы теперь сказали, что пространство-время есть нечто большее, чем совокупность всех вещей мироздания, ибо к пространству-времени относится такое его состояние, как физический вакуум, который не является вещью или явлением в привычном понимании этих терминов. Но дело не только в этом.

То, что на поверхности пространственно-временного многообразия мы отмечаем как наличие зеркальной симметрии-диссимметрии, имеет скрытые основания, нечто такое, что можно было бы назвать, грубо говоря, изнанкой пространства-времени. Эту «изнанку» Флоренский математически описал в «Мнимостях в геометрии» [45]. Сказанное означает, точнее, что пространственно-временное многообразие имеет двойственный характер. Его внешняя структура описывается вещественными параметрами, а внутренняя – мнимыми (в смысле мнимых и комплексных чисел математики).

Внешней структуре пространства-времени соответствуют энтропийные процессы, рассеяние энергии, а внутренней структуре соответствуют процессы антиэнтропийные, или эктропийные. Ведь если рассеяние материи-энергии, как пишет Флоренский, говорит о деконцентрации, т.е. выходе из внутреннего (объема – В.Ш.) во внешнее, то процесс концентрации, стекания материи-энергии в определенные места, должен указывать на обращенность мирового процесса [120; 427 – 428]. Следовательно, здесь имеется в виду обратное, антиэнтропийное, течение времени и соответствующие такому течению необратимые процессы. То есть имеется в виду то, на чем не раз акцентировал внимание Вернадский и о чем прямо писал:

«В явлениях, подчиненных законам симметрии, диссимметрия выражается неравенством количественных и физико-химических проявлений правизны и левизны, причем в таких явлениях процессы необратимы, так как диссимметрическое пространство характеризуется полярными векторами, ими будет выражаться и время. Полярный вектор времени как раз характеризует необратимость во времени. В косной природе, в ее естественных телах – в кристаллах природных и искусственных – неравенства правых и левых явлений нет. В кристаллах, выделяемых в жизненных процессах, оно выражено резко» [114;486].

Примером равенства правизны и левизны в косном веществе служат кристаллы кварца. Кристаллы эти являются как правосторонними, так и левосторонними, но природа не отдает преимущества какому-либо одному из этих видов. «Кристалл» же живого вещества не имеет своего зеркального вещественного двойника. Не случайно, поэтому в материалах Флоренского фигурирует такое понятие, как «отрицательный кристалл» [120;486]. Отрицательный кристалл, или антикристалл, или апериодический кристалл (по Шредингеру) – все это суть термины, которыми именуется структура живого вещества в том понимании, которое мы представили выше в концепции антикристаллической организации.

Вернемся снова к понятиям жизни и развития биосферы под углом зрения принципа Пастера-Кюри: «диссимметрическое явление вызывается только такой же диссимметрической причиной» и поставим, наконец, прямой вопрос: какова же та диссимметрическая причина, которая приводит к диссимметризации живых структур? Можно было бы процитировать множество всевозможных догадок и допущений, сделанных физиками на сей счет, но все они представляют лишь то, что называется гипотезами ad hoc, и не относятся к числу сколь-нибудь правдоподобных. На наш взгляд, причина диссимметризации живой материи заключается в самой жизни, в самом жизненном процессе как процессе антиэнтропийном. Ведь уменьшение энтропии того или иного объекта как раз и связано с уменьшением его разлитости по всем направлениям (в пространстве и времени), с уменьшением его симметрии – изотропности и однородности.

Жизнь перерабатывает однородный и изотропный пространственно-временной кристалл в другой кристалл, в котором двусторонняя связь симметрии-диссимметрии разрывается в пользу диссимметрии. Во второй главе мы показали, что однородное и изотропное пространство-время Вселенной структурировано так, что в нем два вида движения – инерциальное и вращательное – сосуществуют и обуславливают друг друга. В данном параграфе мы зафиксировали внимание на понятии «полосы жизни». В биосфере Земли полоса жизни устилается твердым телом земного вещества и характеризуется тем, что на всем ее протяжении происходит преобразование кристаллической организации материи в антикристаллическую. Во Вселенной полоса жизни прочерчивается между кристаллической и антикристаллической организацией пространства-времени. Для более конкретной ее характеристики у нас пока нет фактических данных. Путь к жизни проходит через единство инерциального и вращательного движений к односторонне ориентированной закрученности (макро)молекул (полимеров) живого вещества.

Синергетическая дисциплина мысли не может быть полновесной вне изучения функционирования такой сложной системы, каковой является земная биосфера. Но наш интерес к биосфере имеет не только чисто научное или академическое значение. Земная биосфера – сфера жизни человека. Вне этой среды жизни человека нет. В.И.Вернадский открыл закон, или принцип, существования биосферы как целостной развивающейся системы. Он состоит в том, что биосфера может существовать только при условии ее необратимого развития, т.е. при условии неуклонного накопления в ней свободной энергии. Этому накоплению всегда соответствовало увеличение богатства и разнообразия жизненных форм на планете.

И все это имело место до эпохи наших дней, отмеченной глобальным экологическим кризисом. Причина кризиса – индустриальная деятельность людей со всеми ее последствиями, состоящими в загрязнении и хаотизации природной среды. Отсюда дилемма – либо, при разумном и своевременном подходе к разрешению экологического кризиса, переход биосферы в новое состояние, в ноосферу, за которую ратовал Вернадский, либо деградация биосферы и уничтожение высших форм жизни. Времени для выбора того или другого пути остается совсем немного.

Г л а в а ч е т в е р т а я