§ 5. Опасность чрезмерной социологизации истории

Выдающееся значение для исторического познания катего-исторического материализма не освобождает, однако, Историков от необходимости разрабатывать собственный мето­дологический аппарат, или, говоря словами М. А. Барга, „систе-Щу категориального знания, находящуюся на „полпути" между Нищими законами и категориями исторического материализма, ф, одной стороны, и исследовательской методикой историка — Адругой"¹⁸. Эта категориальная система, разумеется, исходит фундаментальных положений исторического материализма, вместе с тем, будучи ориентированной на изучение конкрет-исторической действительности, она имеет самостоятельное вчение, не сводимое к содержанию общесоциологической Эрии. Разработка такой системы является одной из самых Дуальных задач исторической науки, составляя важную пред-<у повышения ее теоретического уровня. Но успешное пение этой задачи предполагает необходимость четкого уясне-специфики предмета истории, ибо эффективность всякой рии прямо зависит от того, насколько адекватно она отра-ет существенное содержание своей науки.

Между тем близость истории и социологии порождает здесь ри трудности. Общее между ними подчас гипертрофируется

¹⁸ Барг М. А. Категории и методы исторической науки. М., 1984.

до такой степени, что исчезает всякое качественное различие между предметами обеих наук. В заостренной форме такую точку зрения выразил известный советский ученый Б. Ф. Порш-нев, вообще отказавшийся „провести какую-либо демарка-ционную линию между историком и истматчиком-социологом в том смысле, что последний разрабатывает, исследует социо логические законы, а историк — нет". Усматривая функции исторической науки в открытии закономерностей обществе» ного развития Б. Ф. Поршнев расценивал всякое конкретно-историческое исследование как некий эксперимент на пути создания общесоциологических построений и устанавливал между учеными, занимающимися социологическими проблем мами, и теми, кто проводит конкретно-исторические исследова^ ния, такое же соотношение, какое существует между физика ми-теоретиками и физиками-экспериментаторами¹⁹.

Несправедливость такого взгляда убедительно демонстри-руют конкретно-исторические труды советских историков, в том числе и самого Б. Ф. Поршнева, которые характеризуют ся мастерским исследованием реальной исторической действ» тельности во всем ее неповторимом своеобразии и в то же время отнюдь не являются простым „экспериментом" в создания общесоциологических построений, обладая важным самостоя' тельным значением. Достаточно вспомнить его известное исате дование о Фронде, впервые в исторической литературе показав' шее действительный размах классовой борьбы во французском обществе первой половины XVII в.²⁰ Конечно, этот замечатель' ный труд внес свой вклад в обоснование и развитие общесоцио' логической теории феодализма. Но было бы ошибочным только к этому сводить его место в науке. Он имеет большое значение именно как самостоятельное исследование (а отнюдь не экспе¹ римент!), не только воссоздавшее подлинную картину народ ных движений во Франции первой половины XVII в., но и рас-крывшее социальную природу такого важного исторического явления, каким была Фронда.

Такой же характер носят и другие значительные произведе­ния марксистской историографии, убедительно свидетельствую­щие о том, что истор

ия имеет свой собственный предмет, не сво­димый к предмету никакой другой науки, в том числе и социо' логии. История не является вспомогательной дисциплиной со-

циологии, и степень ее зрелости не может измеряться одной только мерой ее „социологизации". В системе марксистского Обществоведения обе эти науки, находясь в органической связи, Маимно дополняют и обогащают друг друга. Каждая из них исследует человеческое общество в динамической совокупности Составляющих его связей и отношений. Единство объекта иссле­дования образует реальную основу плодотворного взаимодей-ОГОИя истории и социологии.

Это, однако, не означает нерасчлененность предмета этих Шук. Нельзя также искать демаркационную линию между ними до времени²¹. Подлинно научная теория общества предполагает Глубокое осмысление не только его современного состояния, НО и всего предшествующего развития вплоть до древнейших Истоков. Достаточно сказать, что открытые основоположниками тучного коммунизма законы общественного развития, как И вся их социологическая теория, явились результатом обоб­щения огромного исторического материала. Каждая категория марксистской социологии получила детальное историческое Обоснование, и в этом ее сила. Ибо запечатленная на страницах истории социальная практика человечества является критерием истинности всякой социологической теории.

С другой стороны, со времени античности историописание никогда не ограничивалось изучением прошлого. Уже Геродот Я Фукидид выдвигали в центр своего исследования современ­ность (у первого это были греко-персидские войны, у второго — Пелопоннесская война). На разных этапах развития историче­ской науки соотношение между современностью и прошлым Ш Круге научных интересов исследователей не являлось одина­ковым, но никогда в историографии не было резкой границы, ©вделявшей изучение прошлого от изучения настоящего. Инте-фК к настоящему особенно характерен для современного достояния исторической мысли, когда все больший удельный ЩЮ в исторических исследованиях занимает изучение проблем современности, а в разных языках появились специальные

fMHHbi для обозначения современной истории. Нельзя по­му согласиться с формулировками, которые, акцентируя

¹⁹ См.: История и социология. С. 153-154.

²⁰ См.: Поршнев Б. Ф. Народные восстания во Франции перед Фрондой (1623-1648). М., Л., 1948.

26¹¹ Так, польская исследовательница Ц. Бобиньская видит разлитое историком и социологом по существу лишь в том, что первый гспортирует в прошлое проблемы, которыми применительно к совре- обществу занимается последний (см.: Bobinska С. Historifcer historische Wahrheit. В., 1967. S. 85-86). Аналогичная точка зрения место и в советской литературе. См., например: Гулыга А. В. истории. М., 1974. С- 30.

внимание на прошлом как предмете истории, исключают из нее целые разделы, чье значение в современной науке все более возрастает.

Смешение предмета истории и социологии создает опасность „социологизирования" истории в дурном смысле этого слова, появления в историографической практике трудов, в которых социологическая схема омертвляет реальную историческую действительность, стирает ее красочное многообразие, инди­видуальную неповторимость ее конкретных проявлений, обес­цвечивает историю. В таких работах история становится безли­кой, а место реальных людей с их реальными чувствами, мысля­ми, делами занимают мистифицированные социологические категории, выступающие в одинаковом обличье в самых раз­нообразных исторических ситуациях.

Особенно недопустима такая схематизация истории в учеб­ном процессе, когда яркий, живой рассказ об исторических событиях и участвовавших в них людях подменяется общими рассуждениями, разбавляемыми некоторым количеством исто­рических дат, названий, имен. Даже правильные сами по себе, они не в состоянии передать все многокрасочное богатство действительного исторического процесса, создавая в то же время превратное представление об истории как дисциплине легкой, скучной и бесполезной. Реальная ткань исторического процес­са обесцвечивается, а в мышлении учащихся утверждаются сте­реотипы, подобные шаблонной трактовке крестьянских восста­ний при феодализме: крестьяне жили тяжело, их положение все ухудшалось, наконец, оно стало невыносимым и крестьяне восстали; они героически сражались, но их силы были раз­дроблены, отсутствовала четкая программа борьбы, господство­вали царистские настроения, не было класса-гегемона, вслед­ствие чего восстание было жестоко подавлено, но оно расшата­ло устои феодализма и т. д. и т. п.

Такие стереотипы в сочетании с двумя-тремя соответст­вующими датами и именами могут помочь получить поло­жительную отметку на экзамене, но они никогда Не в состоянии заменить подлинное знание истории, в которой каж­дое событие обладает своими индивидуальными особенностя­ми, придающими ему неповторимый облик. Сложность, но вместе с тем и притягательность истории как науки в том и состоит, что она, выявляя закономерности общественного развития, устанавливая моменты повторяемости в истории, вместе с тем показывает каждое историческое явление, каждую историческую личность в их индивидуальном своеобразии и уникальности. В противном случае она напоминала бы про-

28

Явйшее кибернетическое устройство, в которое социолог вкла-ДЫВал бы определенную программу, а историк производил Ш этой основе свои расчеты.

<rV