Microsoft Word - История и методология ЮН Честнов учебник

ности права и формах (адекватных и неадекватных) ее проявления»23, в ней, по сути, не содержится. В фундаментальной работе Д. А. Керимова «Методология права» гносеологическая проблематика исследуется преимущественно сквозь призму анализа методологических функций философии права, раскрываемого через изложение основных противоречий правовой реальности (историческое и логическое, конкретное и абстрактное, явление

исущность и т. д.). Однако сам механизм научного познания, структура юридического знания, критерии научности юриспруденции, перспектива новых методов юридического исследования в ней не содержатся. Этой проблематики нет, к сожалению,

ив интересных работах В. П. Малахова и А. Ф. Закомлистова. При этом складывается впечатление, что оба философа (по базовому образованию) не проводят различия между научным мышлением (и, соответственно, уровнем правосознания) и про-

фессиональным, рассуждая, например, о логике правосознания, свойствах правовых понятий24 или нормативном мышлении в

юриспруденции (объявленном как «юридическая эпистемология»)25. В весьма нетривиальном сочинении В. А. Бачинина провозглашается философский (метафизический) подход к анализу

права, противопоставляемый социологическому и, надо полагать, научному26.

Исследование В. М. Сырых, подробно и обстоятельно раскрывающее эпистемологическую проблематику юриспруденции, построено на марксистско-ленинских постулатах (чего не скрывает сам автор). В работе с позиций диалектической логики провозглашается существование объективных законов правовой материи и их истинностное познание через знание юридической практики, выступающей критерием истины и основанием юридической науки (началом познания). О том, насколько такого рода заявления адекватны современной постклассической эпистемологии, будет сказано ниже.

23Нерсесянц В. С. Философия права: Учебник для вузов. М., 1997. С. 63.

24Малахов В. П. Философия права: Учебное пособие. М.; Екатеринбург, 2002. С. 140—169.

25Закомлистов А. Ф. Юридическая философия. СПб., 2003. С. 426 и след.

26Бачинин В. А. Философия права и преступления. Харьков, 1999. С. 32—

43.Интересно, что предметом метафизического способа постижения права

объявляется «целостность метафизической сверхреальности, внутри которой социально-правовая реальность пребывает как один из ее частных модусов»

(С. 42).

13

Если суммировать многочисленные высказывания современ-

ных мыслителей о том, чем сегодняшняя эпистемологическая ситуация отличается от классической, то можно выделить следующие ее характеристики27. Во-первых, наука уже не занимает того положения, которое ей приписывалось в «эпоху сциентизма». После работ постпозитивистов (прежде всего, «методологического анархиста» П. Фейерабенда), социологов знания, социальной феноменологии и исследований Римского клуба стало очевидно, что наука не обладает привилегированным эпистемологическим статусом, не является основной формой знания, а наоборот, ответственна за многие (если не за все) глобальные проблемы современности. Во-вторых, «антропологический поворот»28, произошедший во второй половине ХХ в., привел к важнейшему (и до конца не осознанному в науковедении) изменению основного эпистемологического отношения: от субъектобъектного к субъект-субъектному, включающему в себя субъ- ект-объектное. Это говорит о том, что научное познание является социокультурно и исторически обусловленным, как сам процесс познания, так и использование знания (все элементы воспроизведения научного знания)29. Отсюда перенос интереса со-

27 О постклассической эпистемологии см.: Лекторский В. А. Эпистемология классическая и неклассическая. М., 2001; Он же. Научное и вненаучное...; Микешина Л. А. Философия познания. Полемические главы. М., 2002; Степин В. С. Научное познание и ценности техногенной цивилизации // Вопросы философии. 1989. № 10; Он же. От классической к постклассической науке (изменение оснований и ценностных ориентаций) // Ценностные аспекты развития науки. М., 1990; Он же. Теоретическое знание. М., 2000.

28Об антропо-экзистенциальной эпистемологии см.: Микешина Л. А. Философия познания… С. 52 и след.

29На это важное положение обращается внимание в социальной психологии науки и социологии знания, при этом утверждается, что на результаты

научной деятельности влияет историческая эпоха, специфика культуры среды обитания ученого, научная политика государства, биографические особенности ученого, его ближайшее окружение (малая группа) и другие социокультурные и психологические факторы. Так, на первой конференции по социологии научного знания, состоявшейся в 1972 г., утверждалось, что наука — это разновидность культурной деятельности (Social processes of scientific development / Ed. by R. Whittley. London; Boston, 1974. P. 1). Социология науки должна отказаться от образа нормативной науки в пользу интерпретативной и обратиться к изучению культурных образцов, которые детерминируют поведение ученых (Law J. Theories and methods in the sociology of science: an interpretative approach // Social science inform. P., 1974. Vol. 13, № 2). По мнению одного из лидеров социологии знания Б. Барнса, наука — не что иное, как система куль-

14

временных исследователей от знания как такового к процессу его воспроизводства и к научному сообществу — главному субъекту производства знания, а также опосредующим его социокультурным и историческим условиям (контексту).

Для постклассической эпистемологии характерна также проблематизация познаваемости мира, шире — референтности (отношения знака и означаемого)30. Отсюда вытекает знаменитый тезис Ж.-Ф. Лиотара о том, что современность (постмодерн) — это недоверие к метанарративам31, которые сегодня утратили

турно обусловленных верований, а теория представляет собой метафору по-

нимания новых объектов (Barnes B. Scientific knowledge and social theory. L.; Boston, 1974. P. 43, 49). М. Фуко редуцирует науку к отношениям власти, пронизывающим все ткани общества. Воля к знанию, по мнению одного из идеологов постмодернизма, есть выражение воли к власти, а действия науки, направленные на овладение истиной, являются одновременно и действиями власти (Foucault M. Die gesellschaftliсhe Ausweitung der Norm // Mikrophysik der Macht. Berlin, 1976. S. 87). Многие идеи представителей социологии знания и иже с ними представляются чрезвычайно радикальными, так как не учитывают относительной самостоятельности «поля науки», но это не свидетельствует о бесперспективности анализа науки в рамках историко-социокультурного контекста.

30 Постструктуралисты — предшественники постмодернистов — утверждают, что между знаком и означаемым нет и не может быть однозначной связи (Барт Р. Из книги «О Расине» // Избранные работы. Семиотика. Поэтика. М., 1989; Деррида Ж. Голос и феномен и другие работы по теории знака Гуссерля. СПб., 1999). Поэтому социальное бытие все больше и больше превращается в «игру означающих», в бытие симулякров — копий без оригиналов, существующих сами по себе, без соотнесения с оригиналом. Другими словами, это «пустая форма», которая принимает форму идеологии и заставляет человека видеть, например, государство и право как реально существующие объекты (вещи), в то время как их реальность — магически-ритуальный язык системы

(Baudrillard J. Simulations. N.Y., 1983).

31 Метанарративы — это концепции предельной общности (теории К. Маркса, Т. Парсонса, П. Сорокина и др.), которые легитимируют общественный порядок эпохи модерна (Лиотар Ж.-Ф. Состояние постмодерна. СПб., 1998). В связи с утратой ими своего легитимирующего значения радикализируется проблема «короткого замыкания» — перехода от философских конструкций к эмпирическому уровню научного исследования и практическим действиям. «Социальная прагматика, — пишет Ж.-Ф. Лиотар, — не обладает «простотой» научной прагматики. Это чудище, образованное наслоением сетей гетероморфных классов высказываний (денотативных, прескриптивных, перформативных, технических, оценочных и т. д.). Нет никаких оснований считать, что можно определить общие для всех языковых игр метапрескрипции и что один обновляемый консенсус (тот, что в определенные моменты главенствует в научном сообществе) может охватить совокупность метапрескрипций, упоря-

15

свое легитимирующее значение. На вопрос о том, существует ли объективный мир, «природа вещей», с которой должно быть соотнесено научное знание, представители постклассической эпистемологии отвечают в большинстве своем отрицательно. Образ мира для них — это скорее конвенции, соглашения научного сообщества, хотя и не произвольные, а такие, которые демонстрируют большую познавательную эффективность.

Постклассическая эпистемология акцентирует внимание на росте знаний и предлагает некумулятивную концепцию его приращения. Одним из первых такую точку зрения высказал Т. Кун в знаменитой работе «Структура научных революций», в которой показал, что нет поступательного (кумулятивного) развития научного знания, оно растет (изменяется) «революционно», в силу наукой не эксплицируемой креативности. Между научными революциями осуществляется всего лишь «подгонка» новых фактов под парадигму — образец. К. Поппер, выдвинув принцип фаллибилизма (опровержимости) в качестве критерия научности, утверждал тем самым, что наука — это собрание заблуждений, так как каждое научное открытие неизбежно когданибудь будет опровергнуто. Это заставляет критически относиться к самым, казалось бы, очевидным истинам.

Постклассическая эпистемология также развенчала догму эмпиризма, т. е. требование верификации (подтверждаемости теории опытом). Ни одна теория не является полностью верифицируемой, как и невозможна ее окончательная фальсификация, — утверждает У. Куайн32. Активное развитие синергетики привело к тому, что современное науковедение отказалось от краеугольного принципа классической науки — принципа причинности. Все это, как будет показано ниже, имеет самое непосредственное отношение и к познанию государства и права.

И еще одно различие постклассической эпистемологии и классической. Последняя основывалась на дихотомических антиномиях индивидуализм — холизм, идеализм — материализм (реализм), сущее — должное и т. д. При этом все классические теории познания исходили из принятия в качестве основания какого-либо одного из двух полюсов антиномий, доказывая недостаточность противоположной точки зрения. Современная

дочивающих совокупность высказываний, циркулирующих в обществе» (Там же. С. 155).

32 Quine V.W.O. Ontological Relativity and Other Essays. N.Y., 1969.

16

(постклассическая) теория познания в качестве своего основания берет не одну из двух противоположностей, а процесс их снятия, то, что, условно говоря, располагается между ними, демонстрируя их взаимообусловленность. Такая эпистемология может быть названа диалогической33, и ее интенции применительно к юриспруденции будут раскрыты ниже.

В общем и целом постмодернистская эпистемология34 предполагает «переоценку фундаментализма, признание многомерного образа реальности, а также неустранимой множественности описаний и «точек зрения», отношения дополнительности и взаимодействия между ними. Преодоление тотального господства одной (любой) доктрины — это, по существу, не только идеологическое, но и методологическое требование для философии познания ХХI в. Мы уже работаем в контексте многих постмодернистских принципов, не всегда осознавая, как известный герой Мольера, что «говорим прозой»»35.

Теперь, завершив обзор основных положений постклассической эпистемологии, рассмотрим как они преломляются в «юридической гносеологии», а затем — как трансформируются в конкретное юридическое исследование.

Раздел 1. МЕТОДОЛОГИЯ ЮРИДИЧЕСКОГО ИССЛЕДОВАНИЯ

Методология научного исследования — это учение о методах, включающее не только анализ познавательных средств, но и более широкую проблематику: что познается, кто проводит научное исследование, насколько оно соответствует критериям научности и др. Поэтому данные вопросы относятся к числу методологических и рассматриваются вместе с методами изучения государства и права.

33Косвенно эта проблематика раскрывается в кн.: Честнов И. Л. Право как диалог: к формированию новой онтологии правовой реальности. СПб., 2000.

34Сам термин «постмодернистская эпистемология» может показаться противоречивым, так как постмодернисты пытаются развенчать теорию познания, сбросить ее с корабля истории. Однако рассматривая (даже критикуя) пробле-

мы, относящиеся к эпистемологии, они сами становятся эпистемологами, даже не желая этого.

35 Микешина Л. А. Философия познания... С. 53—54.

17

1.1. Предмет юридической науки

Предмет любой науки, в том числе и юридической, — это то, что эта наука изучает. Так, по крайней мере, считается в классическом науковедении. Такой подход проистекает из идеи репрезентатизма и корреспондентской теории истины, сформулированной А. Тарским. Отсюда следует имеющая мифорелигиозную основу36 идея о том, что предмет науки образуют объективные законы бытия (соответствующей формы материи). Однако с позиций постклассической эпистемологии, которая ставит под сомнение эти исходные постулаты классического науковедения, предмет науки следует рассматривать как реф-

лексивное отношение субъекта и объекта, включенное в процесс интерсубъективной коммуникации. Предмет науки, следо-

вательно, это не сама по себе объективная реальность (в таком случае предмет науки не отличим от объекта) и даже не ее рефлексивный образ37, а гносеологическое отношение познания (восприятия, описания, объяснения, интерпретации и, насколько это возможно, предсказание) субъектом выделяемой из объекта его определенной части (стороны, аспекта) с последующей практической деятельностью по его использованию. Это свидетельствует о том, что предмет науки вообще и юриспруденции в частности определяется как объектом (в нашем случае — спецификой правовой реальности), так и субъектом (факторами, с субъектом связанными)38. Рассмотрим эти факторы, определяющие предмет юридической науки, подробнее.

Прежде всего, предмет юриспруденции зависит собственно от того, что изучается. Очевидно, что изучать правовую реальность — это одно, а звезды на небе — несколько иное. Однако

36Имеется в виду принимаемая на веру античная и христианская идея о том, что мир устроен разумно, гармонично.

37Одним из первых на это, казалось бы, очевидное различие объекта и

предмета применительно к теории государства и права обратил внимание В. А. Козлов (Козлов В. А. Проблемы предмета и методологии общей теории права. Л., 1989). О дискуссии по этому вопросу между Ю. И. Гревцовым и А. В. Поляковым см.: Коммуникативная концепция права: вопросы теории. Обсуждение монографии А. В. Полякова. СПб., 2003. С. 25, 102—103.

38 То, что познание (как процесс, так и результат) зависит от социокультурных и исторических, а также психологических факторов, считается доказанным в социологии знания и социальной психологии науки (и когнитивной психологии).

18

образ права формируется «позднее» (после его описания, объяснения и интерпретации) и на основе тех обстоятельств, которые были обозначены как субъективные (относящиеся к субъекту, а не к креативной воле субъекта)39.

Предмет юридической науки зависит от уровня накопленных знаний связанного с историей соответствующего общества. Очевидно, что по мере «взросления»40 социума представления о праве изменяются в сторону их уточнения41. При этом изменяется акцент субъекта познания на те или иные стороны объекта в силу их актуальности для данного социокультурного контекста — соответствующего общества. Смена актуализации той или иной стороны объекта обусловлена как объективными обстоятельствами (спецификой состояния общества), так и сменой доминант (универсалий, по терминологии В. С. Степина, или эпистем, если следовать словарю М. Фуко) культуры — господствующих в данное время в данной цивилизации представлений о мире, человеке в нем и т. д. Так, эпистема Нового времени (эпохи Просвещения) определила юснатуралистическое представление о праве и, соответственно, предмет юридической науки. Позитивистская эпистема — это ориентация на внешние признаки права, вследствие чего изменяются и границы предмета юридической науки.

Принципиальное значение для определения предмета юриспруденции играет тип цивилизации, в которой существует эта дисциплина и к которой принадлежит субъект, его конструирующий. Разные типы цивилизаций обусловливают различные образы правовой реальности42 и отличающиеся друг от друга

39 О том, как возникают представления о праве, требуется говорить отельно. Сейчас же заметим, что они формируются субъектом (на основе его креативной воли), но к ней не сводятся, так как становятся социальными представлениями на основе процессов объективации и реификации.

40 Термин «взросление» общества в эпоху постмодерна представляется более убедительным, чем традиционное слово «развитие», вследствие отсутствия на сегодняшний день общепризнанных критериев последнего.

41 В силу некумулятивности науки говорить о росте знаний достаточно проблематично. Более того, по мере накопления знаний (расширения, предположим, границ предмета науки) расширяется и граница непознанного.

42 Несомненный интерес в этой связи представляют исследования Ю. М. Лотмана, Б. А. Успенского и Ю. С. Степанова, в которых показывается специфика русской культуры и ее отличия от западной культуры, прежде всего, в восприятии социально-политических явлений (Лотман Ю. М., Успенский Б. А. Роль дуальных моделей в динамике русской культуры (до конца

19

правовые системы. В результате предмет юридической науки (как и ее существование) получает специфические именно для данной культуры (цивилизации) характерные черты. Несмотря на процессы глобализации культурные различия продолжают оказывать(а может быть, и усиливают) определяющее воздействие на научную деятельность и ее предмет43. Это доказывается тем несомненным фактом, что наука не может существовать вне научного сообщества. А последнее является носителем специфических культурных особенностей соответствующего социума. Это же касается и специфики социальной стратификации данного общества, того места, которое в нем занимает наука (и юриспруденция в частности). В социальной психологии доказано, что классовая принадлежность во многом обусловливает специфику восприятия любого социального явления44, в том числе и права. Вышеизложенное необходимо отличать от вульгарного социологизма, коим страдают наиболее радикальные концепции социологии знания. Социальный контекст, несомненно, оказывает значительное влияние как на отдельного представителя научного сообщества, так и на всю совокупность ученых. Однако это

ХVIII века) // Успенский Б. А. Избранные труды. Т. 1. М., 1996.; Степанов Ю. С. Константы. Словарь русской культуры. Опыт исследования. М., 1997). Небезынтересным является также российско-французское исследование восприятия образа права: Курильски-Ожвен Ш., Арутюнян М. Ю., Здравомыслова О. М. Образы права в России и Франции. М., 1996. См. также: Правовая культура современного российского общества // Материалы научно-практи- ческой конференции, посвященной 55-летию общества «Знание» (31 января 2002 г.). СПб., 2002; Место российской правовой системы среди правовых систем современности // Труды теоретического семинара юридического факультета СПб ИВЭСЭП / Под ред. И. Л. Честнова. Вып. 6, ч. 1—2. СПб., 2003.

43 На том, что именно культурные различия, вытекающие из религиозных оснований, являются определяющими в ХХI веке, настаивает сегодня один из основоположников теории модернизации С. Хантингтон (Huntington S. P. The Clash of Civilizations and the Remaking of the World Order. N.Y., 1996).

44 Так, в серии ставших знаменитыми экспериментов Дж. Брунера показано, что дети из разных социальных групп по-разному воспринимают размер монет одного достоинства (менее обеспеченные явно его переоценивают) (Брунер Дж. Психология познания. М., 1977). В социальной психологии также доказано, что люди с более низким социально-экономическим статусом отличаются более низким локусом контроля: склонны относить происходящее с ними на счет причин внешнего порядка и считать, что внешние обстоятельства определяют судьбу человека, а не он сам (Gurin P., Gurin G., Morrison B. M. Personal and ideological aspects of internal and external control // Social Psychology. № 41. Р. 275—296).

20

воздействие не прямое, а опосредованное, в частности, существующими ценностями и нормами науки, ее внутренней структурой, категориальным аппаратом и другими факторами, преломляющими и адаптирующими социокультурное воздействие. В то же время нельзя не обращать внимание и на процесс трансляции и даже переноса и заимствования научных знаний, как в исторической ретроспективе, так и в кросс-культурном аспекте (речь идет о навязывании образцов науки, в том числе юридической, Западом всем остальным регионам мира). В любом случае отрицать влияние социокультурного контекста на формирование предмета теории государства и права невозможно, как и не следует его переоценивать, считать, что он прямо и непосредственно его (предмет) определяет45.

На предмет юриспруденции влияет также отношение социума к данной дисциплине, выражающееся как в применимости соответствующих знаний на практике, так и в институционализации этой дисциплины. Важным показателем востребованности научной дисциплины в этой связи выступает ее престиж в общественном сознании и, как следствие, ее выбор абитуриентами. Парадоксальным образом возникновение юридической науки непосредственно было связано с преподаванием римского права в первых средневековых университетах46.

Необходимо обратить внимание и на зависимость предмета науки (а следовательно, и юридической) от господствующих социальных и научных представлений, существующих в данном обществе. Эта зависимость прекрасно показана представителями школы П. Бурдье, продемонстрировавшими, что даже статистика, казалось бы, неангажированная наука, оперирующая «объективными» данными, является «ставкой в борьбе за символическое доминирование». Выбор объекта социологического исследования, способ классификации явлений внешнего мира и их номинации всегда избирательны и зависят от позиции субъекта в поле символического капитала47.

45Следует заметить, что проблема социокультурной детерминации научного познания, несмотря на многочисленные публикации, далека от разрешения.

46См. подробнее: Берман Г. Западная традиция права. Эпоха формирования. М., 1994; Честнов И. Л. Общество и юриспруденция... Гл. 1.

47Так, в зависимости от того, каков официальный возраст выхода на пенсию, подсчитывается количество пенсионеров. То же самое касается уголовной статистики: она напрямую зависит от того, что закон объявляет преступ-

21

Предмет юриспруденции зависит и от того, какой тип правопонимания господствует в данную эпоху, в данной культуре и в данном научном сообществе48. Представитель юснатурализма основной акцент будет делать на природе человека, обусловливающей вечные и неотчуждаемые права личности; сторонник позитивизма — на внешних формах права; социолог права — на влиянии общества на право и права на общество. Между этими подходами к определению предмета юриспруденции, несомненно, существуют точки соприкосновения. Все они, например, не могут не включать в предмет этой дисциплины нормы права. Однако понимаются нормы права сторонниками различных концепций правопонимания по-разному: как «природа человека», статья нормативно-правового акта или обычай.

Таким образом, вышеизложенное позволяет сформулировать промежуточный вывод: предмет юридической науки не является заданным, но конструируется49 субъектом в рамках объек-

та. Определение предмета науки — это активная деятельность субъекта, но отнюдь не произвольная: она обусловлена как объектом, так и историческим и социокультурным контекстом, о котором речь шла выше.

После рассмотрения контекста предмета юриспруденции необходимо обратиться к анализу субъекта, конструирующего предмет. Проблема субъекта социальной (и правовой) реальности и ее познания актуализируется в конце 60-х годов ХХ в. в постструктурализме, а затем в постмодернизме и связывается с утратой субъектом социокультурной идентичности. В 1968 г. Р. Барт провозгласил «смерть субъекта (автора текста)»50, а в 1969 г. эту же мысль развил М. Фуко51. Постструктуралисты и

ным. См.: Ленуар Р., Мерлье Д., Пэнто Л., Шампань П. Начала практической социологии. М.; СПб., 2001.

48О связи правопонимания и эпистемологической проблематики см.: Поляков А. В. Общая теория права. С. 14—108.

49Характеристика и содержание социального конструирования будут даны

ниже.

50 Кто говорит посредством письма: конкретный человек, писатель, исповедующий определенные представления, или общечеловеческая мудрость? Узнать нам это никогда не удастся, утверждает Р. Барт, по той причине, что в письме как раз и уничтожается всякое понятие о голосе, об источнике (Барт Р. Смерть автора // Избранные работы. С. 384).

51 Суть знаменитого выступления М. Фуко в Коллеж де Франс не в заявлении, что автора не существует, а в том, что в современной тематике, прояв-

22